Читать книгу: «Историчка», страница 2

Приближался Новый год. Ночами столбики термометров опускались ниже сорока градусов, днем же из-за облаков выглядывало яркое солнце, дарующее слабую надежду на неизбежное лето. Но, стоило светилу ненадолго скрыться из виду, как мир снова погружался в беспросветную тоску, характерную для мрачной и холодной Сибири.

Елена Александровна и Гия Арчилович продолжали дружить. Вернее, так считали учителя, ибо они не могли себе представить, что такой колоритный красавец снизойдет до безликой неприметной женщины. Лишь Ольга Ивановна, имеющая определенный жизненный опыт, давно заметила, что Соколова испытывает к своему коллеге далеко не приятельские чувства. Что касается Гии Арчиловича, то он даже не задумывался над природой своей привязанности к историчке. Ему было интересно разговаривать с ней о музыке, слушать содержательные рассказы про Байкал, рассуждать о политике и просто о погоде. Он даже учил коллегу некоторым грузинским словам и беззлобно смеялся, когда она, краснея от смущения и запинаясь, их произносила. При этом педагог, как и сотни мужчин до него, не испытывал к Елене Алексеевне никакого физического влечения. Если быть точнее, то он даже не рассматривал учительницу истории с подобного ракурса. Для него она была надежным другом, собеседником, коллегой. Но никак не женщиной.

Примерно за неделю до первого января завхоз дядя Сережа завел старенький уазик и уехал на рынок, откуда вернулся с главным атрибутом новогоднего праздника. Живая елочка сразу же захватила внимание учеников и учителей, а неповторимый хвойный аромат разливался по школьным коридорам, проникая в классы и отвлекая от уроков. Каждую перемену ребята бегали в актовый зал, чтобы полюбоваться красавицей, занимающей пространство от пола до потолка и терпеливо ожидающей праздничного наряда.

Ольга Ивановна, наблюдая, как страдает от неразделенной любви ее молодая коллега, решила взять на себя роль вершительницы судеб и, зайдя в учительскую, громко объявила:

– Гия Арчилович и Елена Алексеевна! Останьтесь, пожалуйста, после уроков. Нужно к завтрашнему утру нарядить елку.

– Но у меня сегодня вторая смена, ― попыталась возразить Соколова. ― Мне страшно возвращаться домой так поздно.

– Думаю, Гия Арчилович вас проводит, ― таинственно улыбнулась завуч.

– Конечно! ― ответ музыканта не заставил себя долго ждать.

После занятий коллеги принесли из школьной кладовой две большие коробки с елочными игрушками и гирляндами. Перед ними лежала настоящая сокровищница, за которую готовы были бы сражаться владельцы музеев социалистического быта, ибо она вмещала в себя все образцы советской новогодней промышленности. Здесь были космонавты, герои народных сказок, персонажи мультфильмов, а также привычные шишки, звезды и разноцветные шары. Елене Алексеевне показалось, что она на мгновение вернулась в то беззаботное время, когда отец был молод, а мать еще не продемонстрировала все стороны своего истеричного характера.

Пушистая красавица примерила наряд и засверкала разноцветными огоньками. Гия Арчилович выключил свет, чтобы полностью погрузиться в новогоднюю атмосферу. Молодой учитель бросил взгляд своих черных очей на смущенную коллегу, которая, оказавшись с возлюбленным в столь интимной обстановке, не могла ни пошевелиться, ни что-либо сказать. В свете елочных огней она показалась ему совершенно другой, нежели под холодным освещением классных люминесцентных ламп. Гия Арчилович почувствовал в своей груди волнение, какое испытывал ранее лишь раз в жизни: играя экзаменационную пьесу перед комиссией в зале консерватории. Молодой человек подошел к Елене Алексеевне и нежно взял ее за руку. По телу женщины пробежал электрический ток. Она смотрела на своего любимого, при этом глаза ее наполнялись слезами. Он же посчитал промедление бессмысленным и коснулся горячими губами ее тонких обескровленных губ. В тридцать лет Елена Алексеевна впервые ощутила вкус поцелуя. Сначала бедняжка растерялась, потом же ласково погладила Гию Арчиловича по волосам, исполнив свою давнюю мечту, всего каких-то пару минут назад казавшуюся недосягаемой.

– Давай встретим этот Новый год вместе! ― тихо произнес красавец-грузин, оторвавшись от губ Соколовой.

– А как же родители? ― прошептала учительница.

– Они уезжают на дачу.

И Гия Арчилович крепко прижал к груди коллегу, молниеносно переведенную в статус возлюбленной.

Впервые за тридцать лет Елена Алексеевна встречала Новый год вне дома. Семейство Соколовых всю жизнь отмечало самый долгожданный праздник по стандартной программе: утром из румынского плена освобождались и тщательно отмывались от скопившейся за двенадцать месяцев пыли хрустальные бокалы, нарезались салаты, а в стареньком духовом шкафу запекались куриные ножки с ломтиками картошки. Ровно в шесть часов семья садилась за праздничный стол. Отец открывал шампанское, разливал напиток по бокалам и произносил торжественную речь под монотонное ворчание супруги. Затем приходил черед его жены. Последние десять лет Соколова-старшая на всех семейных застольях поднимала один единственный тост ― “За замужество дочери!”. После поздравления президента старики выключали телевизор и ложились спать, поэтому историчке приходилось продолжать празднование в одиночку. Женщина сидела в своей комнате, доедая оливье и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить родителей.

Во избежание очередного скандала, Елена Алексеевна сказала матери, что приглашена в гости к Ольге Ивановне, которую предупредила заранее. За три дня до праздника Соколова прошлась по магазинам и потратила половину зарплаты на платье из голубого атласа и простенькое ожерелье.

В назначенный день женщина накрутила свои короткие волосы на бигуди и накрасила глаза ярко-голубыми тенями.

– Ишь, вырядилась, как на панель! ― проходя мимо дочери, прихорашивающейся перед зеркалом, бросила мать.

В другое время Елену Алексеевну задели бы слова родительницы, но сейчас все ее мысли занимал красавец Гия. Впереди их ожидала сказочная новогодняя ночь, одна на двоих.

Стрелки часов показали шесть. Учительница поспешила на автобусную остановку. Через сорок минут она стояла перед добротной панельной новостройкой. Женщина вошла в подъезд и поднялась на лифте на седьмой этаж. Потратив несколько секунд на бесполезную борьбу с волнением, она позвонила в дверь. Не заставляя себя долго ждать, на пороге появился Гия Арчилович. В шелковой черной рубашке и модных обтягивающих джинсах он был еще прекраснее, чем в строгом учительском пиджаке и идеально отглаженных брюках. Елене Алексеевне даже стало стыдно за те мысли, что родились в ее голове при взгляде на красавца-грузина. Позволив себе неожиданную смелость, женщина заключила любимого в объятия.

Учительница никогда не видела столь щедрого новогоднего стола: лучшие грузинские блюда, о которых она знала только из журналов и кулинарных телепередач, чередовались с угощениями, традиционными для русского застолья. Но еда интересовала женщину в последнюю очередь: Елена Алексеевна думала только о своем возлюбленном.

Квартира, где проживал Гия Арчилович с родителями, не шла ни в какое сравнение с обителью Соколовых. Три просторные светлые комнаты разделял огромный коридор. Стены его украшали картины, изображающие великолепные пейзажи Грузии: заснеженные горные вершины, цветущие виноградники и прозрачные озера. Мебель в квартире была абсолютно новой, и Елена Алексеевна даже боялась к ней прикасаться. Еле уловимый запах обойного клея свидетельствовал о свежем ремонте. Обстановка жилища говорила если не о богатстве, то уж точно о достатке своих хозяев.

Часы пробили полночь. Гия Арчилович поднял бокал с шампанским:

– За уходящий год, подаривший мне тебя, и за будущий, где мы будем вместе!

Елена Алексеевна разрыдалась.

– Ме шен миквархар! ― выпалила женщина, когда учитель музыки нежно обнял ее, чтобы успокоить. Никогда в жизни она не была так счастлива. То, о чем бедная историчка даже не могла мечтать каких-то пару недель назад, свершилось! Судьба положила ее, некрасивую, нестройную, неуклюжую, в объятия прекраснейшего из мужчин. Женщина все сильнее прижималась к любимому, словно боялась, что перед ней призрак, который вот-вот исчезнет.

Гия Арчилович тем временем медленно расстегивал молнию на платье учительницы. Елена Алексеевна не сразу поняла, что осталась практически раздетой. Осознав этот факт, она громко воскликнула:

– Гия, что ты делаешь?

Вопрос женщины поставил грузина в тупик. При этом учитель не отложил свое занятие, и через несколько секунд платье, соскользнув с широких плеч Соколовой, упало на пол. Бедняжка в ужасе оттолкнула ничего не понимающего Гию.

Елена Алексеевна стояла посреди комнаты, стыдливо прикрыв руками грудь, спрятанную в дешевый бюстгальтер, порядком выцветший от многочисленных стирок. Гия Арчилович обвел глазами округлые бедра исторички, покрытые слоем целлюлита, и свисающий живот, присущий, скорее, счастливой многодетной матери, нежели ни разу не рожавшей молодой женщине. Но больше всего грузина удивили трусы. Огромные бесформенные трусы, сшитые из дешевого футболочного материала. Будучи белыми от рождения, они немного пожелтели в процессе продолжительной носки, а изначально красные узоры приобрели бледно-морковный цвет. Подобный предмет женского гардероба молодой человек видел лишь в глубоком детстве, когда тетя Нина, соседка по коммунальной квартире, развешивала свежевыстиранное белье на веревке, протянутой вдоль узкого общего коридора.

– Лена, что с тобой? ― спросил Гия, когда дар речи к нему все же вернулся. ― Ты ведешь себя, как пятнадцатилетняя девочка.

– Но ведь ты… ― Елена Алексеевна не могла подобрать слов. ―– Ты меня почти раздел.

– Да, а как еще люди занимаются сексом? В одежде?

– Сексом?! ― переспросила испуганная Соколова.

– Ну да, а что тебя смущает в этом слове? ― спросил все еще ничего не понимающий учитель музыки.

– Но я… Я никогда им не занималась.

Елена Алексеевна покраснела и опустила голову, чтобы возлюбленный не увидел, как горят ее щеки от стыда. Гия же подошел к женщине, взял за подбородок и доверчиво заглянул в глаза:

– Тогда разреши мне быть первым…

У Елены Соколовой началась новая жизнь. Молодые решили не скрывать свои чувства, к плохо замаскированной зависти старшеклассниц и недоумению коллег. Разумеется, преподавательский состав школы №8 считал неказистую историчку недостойной учителя музыки. Исключением стала лишь Ольга Ивановна, радующаяся за Елену Алексеевну, словно та была ее родной дочерью. Не одобряла отношений и Соколова-старшая, не забывая постоянно подкалывать дочь тем, что Гия вскоре найдет себе молодую и красивую девушку, ибо невзрачная старая дева ему не пара.

В начале апреля Елена Алексеевна, как обычно, вела урок в 11 «Б». Неожиданно раздался стук в дверь, мгновение спустя на пороге появилась завуч в сопровождении прелестного юного создания. Невысокая хрупкая девушка робко смотрела на учеников огромными голубыми глазами. Длинные светлые волосы, мягкие, словно лен, были собраны на затылке красавицы в пышный хвост.

– Ребята, познакомьтесь, ― торжественно заявила Ольга Ивановна. ― Это Тихонова Василиса, ваша новая одноклассница. Вместе с родителями она переехала из Норильска и теперь будет учиться с вами. Я надеюсь, что вы сможете подружиться, тем более, впереди у вас экзамены и выпускной…

Елена Алексеевна кинула на новенькую взгляд, полный недоверия. Прежде она любила каждого своего ученика, несмотря на постоянные насмешки и попытки срыва уроков. Но Василиса сразу же вызвала у нее какое-то непонятное предчувствие, схожее с опасением.

На перемене ребята толпой окружили Василису. Девочка оказалась настолько милой и доброй, что понравилась всем без исключения. Следующим уроком в расписании стояла музыка, и одноклассники шумной гурьбой отправились к соответствующему кабинету.

– Гия Арчилович, а у нас новенькая! ― прокричала Светка Попова, рослая и бойкая девица.

Учитель резко повернулся… и замер. Незнакомая белокурая красавица смотрела на него по-детски наивным взглядом. И почудилось ему, что свод небесный упал на землю, а океаны вышли из берегов своих. Свершилось неизбежное.

С того дня Гия Арчилович начал все больше отдаляться от Елены. Он откладывал встречи, ссылаясь то на плохое самочувствие, то на родителей, нуждающихся в помощи по хозяйству. Все его мысли занимала Василиса, оказавшаяся не только красавицей, но и прекрасной певицей. Именно ей доверили исполнение финальной песни на предстоящем выпускном вечере. Конечно, учитель музыки испытывал к Соколовой определенные чувства: ему было хорошо с историчкой и в школьной столовой, и на огромной кровати в собственной спальне. С Василисой же он мечтал разделить жизнь, чтобы видеть, как растут их дети, унаследовавшие черные, словно крыло ворона, волосы и небесно-голубые глаза.

После уроков ребята собрались в кабинете музыки, чтобы вместе с учителем подготовиться к торжественному концерту. Когда танцевальные и хоровые номера были отрепетированы, музыкант отпустил школьников домой. Остались лишь финальная песня, и исполняющая ее Василиса.

Оказавшись наедине с девушкой, Гия Арчилович почувствовал, что руки его дрожат, и он не может извлекать музыку из-под клавиш. Он также заметил, что Василиса стоит, замерев на месте и не поднимая на него своих голубых глаз. Тогда он встал из-за инструмента и нежно взял красавицу за руку. Девушка посмотрела на учителя и тотчас опустила глаза. Лицо ее покраснело. И Гия Арчилович понял, что любим.

Всю ночь молодой человек не мог уснуть, думая лишь о прелестной Василисе. Тогда же он решил, что настало самое время объясниться с Еленой Алексеевной. Перед началом уроков он столкнулся с историчкой на пороге учительской.

– Гия, доброе утро! ― лицо влюбленной женщины засияло от счастья.

– Лена, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Давай встретимся вечером в парке, что за моим домом.

Елене Алексеевна подумала, что возлюбленный наконец-то решился сделать ей предложение. Женщина достала из шкафа платье, приобретенное для выпускного вечера. Вряд ли в ее жизни будет момент, более торжественный чем тот, что наступит через несколько часов. Соколова даже соорудила некое подобие прически из своих жидких коротких волос, несмотря на то, что за окном усиливался ветер, а весеннее небо затягивало грозовыми тучами. Ровно в семь историчка подошла к назначенному месту. Гия Арчилович ждал ее, сидя на скамейке. Увидев знакомый силуэт, женщина со всех ног кинулась навстречу любимому, но, заметив печать равнодушия на родном лице, все поняла…

Елена Алексеевна никогда не забудет слов приговора, вынесенного ей голосом возлюбленного, запаха дождя, смешанного с ароматом цветущей сирени, и своего собственного крика, разрывающего пространство пасмурного майского вечера:

– Дабрунди, Гия!