Дихроя. Дневники тибетских странствий

Посреди домика находился некий шкаф и статуя Долма16. Рядом со статуей стоял пожилой монах в пестрых одеждах и набирал в дощатое ведро воду, которая лилась из среднего пальца Долма, и при этом громко пел на тибетском.

«Чем это он занят?» – подумал Цыбиков, с любопытством наблюдая за происходящим.

Набрав полное ведро воды, монах повернулся, увидел путешественников и растерянно замер.

– Таши-деле, уважаемый, – поспешно сказал востоковед, кланяясь старику.

– Таши-деле, – в тон ему ответил монах. – Кто вы и откуда держите путь?

– Меня зовут Гамбожаб Цыбиков, я прибыл из Бурятии в Тибет, дабы совершить паломничество по священным местам – таким, как монастырь Ебра.

– Достойная цель, – кивнул монах.

– Простите, что отнимаю ваше время, но… вы не скажете, что это за постройка?

– Это Мани-хан, – важно изрек старик. – Вот там, – он указал на шкаф, – хранится «мани» с формулой «ом-мани-падмэ-хум». Входите, взгляните на нее.

Цыбиков благодарно кивнул и подошел к статуе. С обратной стороны вместо глухой стенки или дверки была железная решетка, за которой находилась белая плита с письменами.

– Вода из пальца Долма поливает мантру «мани», – подступив к Цыбикову, сказал монах. – В эту воду мы потом добавляем муку и лепим мани-рилву.

– Мани-рилву? – переспросил Гомбожаб.

Это название он слышал впервые.

– Красное лекарство, – сказал монах. – Помогает для больных глазами. Бросаешь красное лекарство в воду, перемешиваешь и моешь глаза.

– А что еще есть в этом… лекарстве, кроме муки и воды? – спросил Цыбиков.

Монах не ответил на вопрос – лишь улыбнулся лукаво и сказал:

– Пойдемте, я отведу вас в монастырь.

Гомбожаб и Иондань не спорили – пошли следом за монахом.

– И все же, – не удержался Цыбиков. – Нет ли в составе вашего лекарства… дихрои?

Монах оглянулся через плечо, смерил востоковеда заинтересованным взглядом, потом хмыкнул и сказал:

– Дихрою вам лучше поискать в Галдане, Брайбуне или Сэре. У нас ее не собирают уже много лет.

Цыбикову стоило некоторых усилий, чтобы скрыть разочарование. Безусловно, главной его целью была не дихроя, а исследования и снимки местных святынь, а также подробное их описание. Но разве можно было так запросто отделаться от треклятого предсказания Лон-бо-чойчжона, которое буквально преследовало Гомбожаба. Он до сих пор отчетливо помнил стеклянный взгляд ламы из Лабранга, который сквозь транс увещевал его «найти дихрою». А вчерашняя встреча со стариком и новое упоминание диковинного растения? Как после всего, что происходило прежде, считать подобное случайностью?

Такие мысли преследовали Цыбикова весь день и добрую часть ночи, пока они бродили по тоннелям Ебра в компании с радушным монахом. Позже, когда ближе к вечеру старик оставил их вдвоем, Гомбожаб сделал дежурный снимок монастыря и в деталях описал громадную статую Майтреи, которая стояла в одной из пещер; наведался к каменной плите для небесного погребения, куда, как рассказывал добросердечный монах, привозят в основном богачей, поскольку у бедных нет денег на подношения и рисовую похлебку для духовенства монастыря числом почти двести человек. Все это было, безусловно, интересно, но поиски дихрои целиком и полностью завладели разумом Гомбожаба. Теперь он изнемогал от желания отыскать этот таинственный цветок.

«Как там говорил старик? – думал Цыбиков, когда они, покинув монастырь Ебра, отправились к Галдану. – После отвара из дихрои все становится ясно и понятно? Что это значит?»

Весь день они шли, не жалея обуви, и остановились на ночлег у самого горного мыса, рядом с мрачным храмом, в котором хранилась статуя страшного божества Гонбо17. Иондань заметно нервничал и долго не мог уснуть.

– Пойду пройдусь, – сказал он наконец. – Может, сон нагуляю…

Он выбрался из их палатки, оставив Цыбикова наедине с дневником. Закончив записи, Гомбожаб решил воспользоваться одиночеством и сменить фотографические пластины. Однако стоило востоковеду достать старые пластины, как послышались шаги и в палатку вошел Иондань. Цыбиков замер, не зная, как объяснить слуге свои манипуляции, однако тот даже не взглянул в сторону хозяина – пройдя к своему лежаку, просто рухнул на него и практически тут же захрапел. Несколько мгновений Гомбожаб выжидал, боясь, что Иондань проснется, но этого не произошло, и востоковед быстро заменил пластины и спрятал старые в дорожную сумку. Возвращаясь к своему лежаку, Цыбиков почувствовал, что от спящего слуги пахнет алкоголем.

«Самогон?» – удивился востоковед.

Впрочем, никаких хлопот выпивший Иондань не доставлял, а потому Цыбиков не придал особого значения случившемуся, улегся и быстро уснул.

На следующее утро все было, как прежде: никаких вопросов слуга не задавал, и Цыбиков быстро забыл о том, что едва не выдал себя. Однако, когда путники уже приблизились к Галдану, Иондань вдруг обратился к хозяину с просьбой:

– Давай сначала сходим к субургану ламы Намха-чжялцана, что в четырех верстах на восток?

Цыбиков нехотя согласился. Субурган Намха-чжялцана, учителя (или, скорее, главного противника) Цзонхавы, согласно преданию, был построен его учениками рядом с тем местом, где Намха-чжялцан упал замертво. Перед тем как освободить свое тонкое тело, великий лама велел ученикам не сдвигать его трупа с места, однако ученики ослушались его и, переместив его тело чуть в сторону, построили ступу. Из-за этого дурной дух, который, согласно преданию, и убил Намха-чжялцана, вырвался на свободу и с той поры чинит зло людям. Чтобы защитить себя от него, каждый паломник должен 108 раз молча обойти вокруг субургана.

Собственно, именно за этим Иондань и отправился к ступе.

Пока слуга совершал необходимое количество кругов в компании других паломников, прибывших сюда с той же целью, Цыбиков, скрываясь от чужих взглядов, сделал снимок субургана великого ламы. К тому моменту, как Иондань закончил обряд, уже начало темнеть, и потому путешественники взяли высокий темп, дабы поспеть в Лабранг к ночи. Это им удалось; около десяти вечера Цыбиков со слугой уже были на южной стороне горы Брог-ри, возле ворот, ведущих в монастырь. Устроившись на ночлег в гостинице, Цыбиков и его спутник, изможденные ритуалом, уснули безо всяких проблем.

Следующим утром Гомбожаб и его слуга отправились к главной достопримечательности Галдана – золотому субургану самого Цзонхавы, который и основал этот монастырь на заре пятнадцатого века. К началу 1410 года основные здания были закончены, и этот момент можно считать началом истории Галдана.

Теперь, столетия спустя, рядом с домом, где раньше Цзонхава жил, в большом коричневом доме с позолоченной крышей хранятся драгоценная ступа и гробница из сандалового дерева с телом великого ламы внутри. Цыбиков знал, что изначально ступа была серебряной, и лишь потом 50-й настоятель Галдана, Гэндунь-пунцог, сделал ей облицовку из чистого кованого золота. Кроме субургана Цзонхавы в монастыре находятся субурганы всех последующих наместников, но они достаточно невелики и внутри них хранится лишь пепел сожженных тел.

Любуясь статуями божеств Чжиг-чжэда (9-головый, 34-рукий и 16-ногий) и Дамчжан-чойчжяла, Цыбиков оказался возле позолоченной ступы и обнаружил возле нее двух монахов. Преклонив колени, они молились у трона. Не желая беспокоить их своим присутствием, Гомбожаб хотел уйти, когда один из монахов поднялся и направился к выходу. Взгляды его и востоковеда встретились. Монах добродушно улыбнулся Цыбикову, и тот, ответив тем же, сказал:

– Таши-деле.

– Таши-деле, – кивнул монах.

– Позволите задать вам вопрос? – осторожно поинтересовался Цыбиков.

Монах кивнул.

– Вы случайно не знаете, где я могу найти дихрою?

Улыбка на лице монаха застыла.

– Возможно, в Брайбуне или Сэре… Вероятно, в Сэре, – помедлив, сказал он. – По крайней мере в последний раз я пил ее отвар именно там.

Цыбиков удивленно смотрел на монаха. И снова судьба безошибочно свела востоковеда с человеком, который не просто слышал краем уха о диковинном цветке, но и пробовал его отвар.

– Если у вас больше нет вопросов, я, с вашего позволения, пойду, – видя замешательство Цыбикова, мягко произнес монах.

– Да, да, конечно, – отстраненно бросил Цыбиков.

Монах уже был на полпути к выходу, когда востоковед спросил:

– А какой эффект от употребления отвара из дихрои?

– Тому, кто никогда не пробовал отвар из дихрои, не опишешь его эффект. Но, если попытаться… то она, скажем так, проясняет разум.

С этими словами монах покинул монастырь, оставив Цыбикова в одиночестве.

«И снова эта ясность…» – рассматривая памятник великого Цзонхавы, размышлял востоковед.

После посещения субургана Гомбожаб отправился в дом, некогда принадлежавший великому реформатору. Со временем из скромного жилища он превратился в настоящий дворец. Находившийся внутри монах показал Цыбикову комнату, где Цзонхава скончался, показал и изображение великого ламы на стене. По легенде, оно появилось там сразу после его смерти в ответ на вопрос рыдающих учеников: «Учитель, где ты?».

«Правда это или нет? – рассматривая портрет на стене, думал Цыбиков. – Что он сам появился? Хотя после того, как дихроя преследует меня на каждом шагу, стоит ли сомневаться в чудесах?»

Потом Цыбиков вернулся в местную гостиницу, где они остановились вчерашним вечером… и с удивлением обнаружил, что его слугу и еще одного незнакомца выводят наружу охранники монастыря.

– В чем дело? – спросил Гомбожаб, подходя к хмурым служителям закона.

– Вы знаете этих людей? – осведомился один из охранников.

– Вот этого. – Цыбиков указал на Ионданя. – Это мой слуга.

– Ваш слуга и слуга другого господина, – веско произнес другой охранник, – устроили пьяную драку. По законам монастыря Галдан за это полагается штраф в пятьдесят ланов или отрезание уха.

Цыбиков тут же вспомнил аромат алкоголя, исходивший от Ионданя позапрошлой ночью.

«Значит, не всегда ты так спокоен, как был той ночью…»

Востоковед смерил слугу задумчивым взглядом. Деньги были существенные, но лишение уха казалось Гомбожабу чрезмерным наказанием.

– Я заплачу, – со вздохом сказал он.

Охранники переглянулись.

– Деньги при вас? – спросил один из них.

Когда вопрос был улажен и охранники ушли, оставив востоковеда наедине с его слугой, Иондань тут же бросился благодарить Цыбикова за его благосклонность.

– Я все… все отдам… клянусь… – заплетающимся языком заверял провинившийся.

– Иди прямо сейчас обратно в Лхасу, – велел Гомбожаб. – Для путешествия в Брайбун и Сэру я найму другого слугу.

– Но…

– Никаких но, – нахмурил брови Цыбиков. – Ты подвел меня. Из-за чего ты сцепился с тем, другим слугой?

Иондань потупился. В этот момент снаружи донесся истошный крик: похоже, хозяин второго драчуна не захотел платить штраф.

– Да мы просто… языками зацепились, ну и вот… – промямлил Иондань.

– Так я и думал. Обычная пьяная возня… Уходи, Иондань. Я вернусь через несколько дней. Постарайся к этому времени найти хотя бы часть денег, чтобы вернуть мне долг за твое… ухо.

Иондань пообещал, что найдет все, и ушел, а Цыбиков, тем же днем наняв нового слугу, на следующее утро отправился в Брайбун.

Удивительно, но Гомбожаб даже не думал о том, вернет его бывший спутник долг или нет.

Куда больше востоковеда волновала дихроя.

•••

6–7 октября 2019 года

Монастырь Самье. Страсти по страховке. Вынужденное возвращение в Лхасу. Минус два

Вечером случилось очередное открытие: памятуя о том, что мне предстоит пересесть на 1200-й, я попросил у Ребе мотоцикл, чтобы попробовать его на участке от монастыря Чангжаг до городка Санжай, что находился рядом с Самье. Прежде я уже ездил на этой модели, только старого поколения, и вот тогда она показалась излишне громоздкой и тяжелой. К моему удивлению, оказалось, что в поворотах нынешний 1200-й рулился в сравнении с 800-м даже немного легче. Видно было, что конструкторы учли прошлые ошибки. Тяжесть, конечно, присутствовала, но как только мотоцикл начинал движение, это ощущение пропадало, будто его и не было. Одной из причин, вероятно, был меньший радиус переднего колеса по сравнению с 800-м байком.

«Может, пусть тогда Паша берет 1200-й, да и все? Хотя… он хороший, только когда ездить умеешь. А если в повороты входить, поворачивая руль, а не наклоняя мотоцикл, он банально будет падать на бок или съезжать с дороги. Так что лучше обойдемся без экспериментов».

Монастырь Самье был одной из самых статусных духовных обителей Центрального Тибета. Построенный в форме мандалы, он был разрушен в годы пресловутой «культурной революции», но воссоздан практически с нуля в конце прошлого века.

– Какой план? – спросил Лама, когда мы прибыли в гостиницу в городке Санжай, которая находилась практически у стен монастыря.

– Сейчас экскурсия по Самье, потом, ближе к обеду, поедем в пещерный комплекс, где живут монахи-отшельники, – сказал Олег. – Также там находится женский буддийский монастырь Чимпху и пещера Падмасамбхавы…

Экскурсия в Самье мне запомнилась не особенно – снимки я делал, но так, скорее, для сравнения с фотографиями Цыбикова и еще из-за того, что потом планировал монтировать фильм, а не потому, что чем-то особенно заинтересовался. Единственное, что вызвало у меня любопытство, – это пещерный комплекс.

«Если уж здесь, внизу, никто толком про дихрою не знает, может, монахи-отшельники подскажут, где ее найти? Может, они ее сами собирают, сушат и пьют отвар?»

Все это были лишь мои домыслы, но я продолжал надеяться, что мои поиски увенчаются успехом.

Мы стартовали с высоты 3800 метров над уровнем моря, финиш же находился на высоте 4500 метров. Учитывая, что от монастыря до пещерного комплекса было всего 20 километров, это означало постоянный и очень крутой серпантин. Перед отправкой из гостиницы Паша подошел к Олегу и спросил, где его новый мотоцикл.

– Будет вечером у гостиницы, – ответил наш гид.

– Вечером… – разочарованно протянул Паша.

Он пошел к джипу, как вдруг увидел, что Лариса о чем-то беседует с Джимми, и, подойдя, подключился к их разговору. Девушка, выслушав, кивнула, достала что-то из кармана и передала Паше, а он с улыбкой пошел к ее байку.

– Я не понял, она ему свой мот отдала, что ли? – пробормотал Ребе.

– Похоже на то, – отозвался я.

Подтверждая нашу догадку, Паша уселся на байк Ларисы и надел шлем.

– Может, отговорим его? – спросил Ребе.

– Пусть едет, если так уверен, – со вздохом сказал Боря.

Лариса, Олег и Дмитрий остались в гостинице: нашим спутникам нездоровилось, а гид планировал встретить прокатчиков, которые должны были пригнать резервный 1200-й.

– «Горняшка»? – уточнил Лама.

Джимми кивнул и пошел к байку Дмитрия: почувствовав наши недоуменные взгляды, он бросил через плечо:

– Разомнусь после джипа, а то уже все затекло.

Подъем и без того выдался трудным, а с возвращением Паши в колонну и вовсе превратился в настоящее испытание: на поворотах он настолько снижал скорость, что казалось, вот-вот заглохнет и скатится назад – на беду тех, кто ехал следом. По счастью, обошлось без происшествий. Однако, когда мы наконец достигли пещерного комплекса, Паша незамедлительно отдал ключи от мотоцикла Джимми со словами:

– Забирайте. Не хочу я больше судьбу испытывать, нет у меня опыта по горам скакать…

– Так а с тем 1200-м…

– Не надо никакого 1200-го. Позвони Олегу, скажи, что я отказываюсь. В джипе буду катить, так… спокойней…

– Как скажешь, – удивленно ответил Джимми.

Оставив мотоциклы на парковке, мы отправились в пещеры, чтобы поговорить с живущими там монахами. Тяжелый подъем еще метров на 500. Дикая высота отзывалась в теле непривычной усталостью, но я терпел, предвкушая… что?

«Наверное, что-то вроде «если уж и здесь я не найду дихрою, то не найду ее нигде».

«Пока ищешь – типа при деле, а как найдешь, сразу скучно… Может, лучше не находить?» – предположил голос.

Я, сказать по правде, не знал ответа на этот вопрос.

Внутри пещерный комплекс мало чем отличался от монастыря Драк Йерпа – те же позолоченные статуи Майтреи, иных божеств, те же хадаки и лунгта… С другой стороны, чего еще ждать, если и там, и здесь жили люди, посвятившие жизнь одной и той же религии? Монахи улыбались нам, мы через Джимми задавали им вопросы, я продолжал интересоваться дихроей у каждого встречного…

– Ши! – ответил на мой вопрос монах в одной из пещер. Улыбчивый, с добрыми зелеными глазами и торчащими ушами, он, казалось, совсем недавно перешагнул через сорокалетний барьер.

Мы с Джимми переглянулись, и наш провожатый на всякий случай повторил мой вопрос еще раз. Монах улыбнулся и ответил ему.

– Что он сказал? – уточнил я.

– Что с первого раза все понял, – ответил Джимми.

– Можешь спросить у него, есть ли у них здесь дихроя? Я бы хотел купить немного.

– Он говорит, что дихроя в этих местах не растет… спрашивает, почему ты ее ищешь?

– Я слышал, что она продлевает жизнь, – сказал я.

Когда Джимми перевел монаху мой ответ, тот расплылся в улыбке, покачал головой и ответил, что не уверен в таком свойстве этого цветка и знает только про лечение ряда хворей. Я уже собирался попрощаться с отшельником и пойти дальше, когда он сказал еще что-то. Я вопросительно посмотрел на Джимми, и тот сказал:

– Раз в год в их монастыре проходит особый ритуал сбора целебных трав, из которых они потом делают лекарства.

Монах сунул руку за пазуху и достал оттуда холщевый мешочек, перевязанный шнурком. Я наблюдал за его действиями с интересом, хотя пока мог только гадать, что скрывается в мешочке.

«Может быть, там настоящая пилюля для продления жизни? Хотя стал бы он делиться ею с первым встречным…»

Развязав шнурок, монах вытащил из мешочка небольшой красный шарик размером с обычную аскорбинку и сказал, что это лекарство, прошедшее ритуал освящения в течение 3 лет 3 месяцев и 3 дней, точно будет полезней дихрои.

– Он предлагает тебе съесть его, – сказал Джимми. – А он прочтет молитву за успех путешествия.

Я удивленно посмотрел на монаха и коснулся рукой своей груди в знак благодарности, он в ответ чинно кивнул и протянул мне красную пилюлю. Пилюля, хоть лежала в тряпичном мешочке, оказалась холодной. Не тратя время на сомнения, я сунул ее в рот и проглотил. Монах улыбнулся и забормотал что-то себе под нос, после чего улыбнулся еще шире, чем прежде, положил руку мне на плечо и, сказав еще что-то, покинул пещеру.

– Он сказал, что ты найдешь дихрою, – перевел Джимми. – Там, где меньше всего ожидаешь найти.

«И что это должно значить?»

Мы еще долго бродили по пещерам монастыря, но я смутно помню, что именно там видел. Все мои мысли вертелись вокруг слов монаха про дихрою. Я ломал голову, пытаясь предугадать, где же находится то заветное место, о котором упомянул отшельник в конце беседы, но все было напрасно.

От моих размышлений меня отвлекла лишь перепалка между Джимми и Пашей на стоянке мотоциклов.

– И что мне с ним делать? – спросил гид.

– Да я откуда знаю? – ответил наш спутник.

Оба спорщика стояли рядом с мотоциклом Ларисы. Джимми протягивал Паше ключи, но тот не вынимал рук из карманов куртки и безразлично смотрел на гида.

– Я уже еду на мотоцикле Дмитрия, как я смогу забрать еще и второй?

– Это мои проблемы, что ли? – пожал плечами Паша. – Я тебе говорю: я за руль больше не сяду.

– А зачем тогда сюда на нем ехал? – раздраженно спросил Джимми.

– Затем, что думал, что справлюсь.

– Давай хотя бы до гостиницы спустишься, чего ты уперся?

– Я. Не. Сяду. За. Руль. Точка.

Растерянный Джимми оглянулся на нас, ища поддержки.

– Я отгоню его мот, – вдруг сказал Ребе.

Все удивленно уставились на Сашу.

– Как? – не понял Джимми.

– Спущу сначала свой, потом вернусь сюда на джипе с водителем, Паша сядет к нему, а я на его моте поеду.

– Как-то… сложно ты все придумал, – тихо заметил я.

– А иначе не выйдет, – со вздохом сказал Ребе. – Если он не уверен настолько, что даже 20 километров проехать боится, при спуске точно навернется.

Саша был прав: силком за руль мотоцикла лучше человека не сажать, иначе потом бед не оберешься. Да и Пашу в этой ситуации понять можно – он еще с тем байком не расплатился, не хватает еще мот Ларисы разбить для полноты картины.

Благополучно добравшись до парковки гостиницы, мы пошли внутрь – греться. Ребе же забрал водителя и укатил с ним на джипе за Пашей и мотом Ларисы.

Я уселся за планшет, чтобы записать в дневник разговор с монахом. В процессе работы пришла мысль запостить фотографию пещерного комплекса отшельников – было любопытно, насколько народу интересны какие-то монахи, живущие на горе… Фейсбук в Китае заблокирован, но VPN творит чудеса почище любых местных демоноборцев.

«Смерть в социальных сетях хуже тем, что обратима», – хмыкнул голос.

«Надо же, а я уже решил, что ты насовсем ушел…» – удивился я про себя.

«Мне спешить некуда. Надоест – уйду, а пока поживу еще в твоей голове», – ухмыльнулся мой незримый «диктор».

Я нахмурился.

«Так ты что… слышишь меня?»

«Ага».

«А почему раньше не отвечал? Почему молчал?»

«Звучит, как монолог из хуевой мелодрамы, Макс. Тоска…»

«Постой! Скажи, что изменилось?»

Но он снова не отвечал – не думаю, что не слышал, скорее, просто не хотел.

«Что это было?»

Пальцы застучали по столешнице: взгляд мой был устремлен через щель между занавесками на горную гряду, посыпанную снегом, словно мелким рисом.

«Может, дело в лекарстве того монаха?» – вдруг подумал я.

Почудилось, что я слышу смешок моего невидимого «собеседника», но, сколько я ни вслушивался после, ни слова, ни звука он больше не издал. Я взял в руки планшет, снова отложил и, поднявшись из-за стола, пошел на улицу: хотелось покурить сигару на свежем воздухе, прочистить мысли.

На крыльце по обеим сторонам от входа находились две длинные лавки. Усевшись на одну из них, я просидел с сигарой так долго, что Ребе и джип успели вернуться.

– Чего сидишь? – спросил Саша, подходя ко мне. – Пойдем ужинать. Я от этой беготни что-то жутко голодный…

Паша прошел мимо, даже не взглянув в нашу сторону.

– Чего это с ним? – спросил я у Ребе.

– Говорит, замерз, – сказал Саша с легким раздражением. —

Ладно, не хочу обсуждать. Пошли есть.

К этому моменту другие паломники уже были в кафе. Паша, заказав ужин, подсел к Ламе, и тот, покосившись в сторону вновь прибывшего, спросил:

– Чай не брал?

– Да нет, я в номер не поднимался, – тихо сказал Паша. – Давай в следующий раз? Лень идти…

Лама хмыкнул, но ничего не сказал.

После ужина Олег попросил нашу троицу и Пашу задержаться. Когда мы остались впятером, Олег достал калькуляцию ремонта мотоцикла и вручил ее Паше со словами:

– Вот смета, скостили, как могли, с 8000 до 5300.

– Я заплачу три, – сказал Паша, – как мы договаривались изначально.

– Но случай не страховой… – начал было Олег, но Лама его перебил:

– Как это понимать – не страховой? От чего же тогда вообще эта страховка? За что мы платим?

– Это еще не все плохие новости, – помедлив, выдавил Олег.

– Ты про Пашин мот или?..

– Про все мотоциклы. Босс сказал, что остальные страховки в связи с этой ситуацией тоже аннулированы.

Сказать, что я опешил, значит, ничего не сказать.

«Это что получается, если кто-то влетит, будет компенсировать полную стоимость ремонта? То же самое, что они хотят выжать из Паши?»

Судя по отрешенным взглядам Ламы и Ребе, они тоже по достоинству оценили сюрприз, преподнесенный мотопрокатчиками.

– Нет, так дело не пойдет, – сказал Ребе наконец. – Давай как-то решать вопрос, разговаривай с вашей прокатной компанией, такие варианты нас не устраивают.

Олег кивнул и, встав из-за стола, отошел, чтобы позвонить.

– Что будем делать, если они не продлят страховки? – спросил я.

Самому мне, признаться, на полис было плевать, но я беспокоился, что другие члены группы не захотят рисковать.

– Да ничего! – неожиданно рявкнул Лама. – Задолбало! Устал я отвечать за этот гребаный маршрут! Я и так первым качу, оно мне надо? Пусть кто-нибудь другой первым едет, а я в джипе покачу, с Пашей и с этими…

Я от таких заявлений натурально опешил, а у Ребе нижняя челюсть прямо-таки упала на стол. Понятно, что риски найти проблемы у ведущего больше, чем у тех, кто едет следом. Но мы проговаривали все эти форс-мажоры перед вылетом, и тогда Лама заявлял, что при любом раскладе будет возглавлять колонну… а теперь получалось, что он просто хочет соскочить.

– Как – в джипе? – спросил я.

– Да очень просто, блин! Или вы хотите, чтобы я тоже на 5–10 грина встрял? Вы, может, мне ремонт оплатите?! Блядь, сколько раз зарекался не организовывать подобную херню, вечно зарекаешься и опять берешься… Все, хватит. Надоело. Видал я это все…

Лама был не похож сам на себя – видимо, усталость наложилась на горную болезнь и общий невроз, связанный с ролью ведущего колоны и соорганизатора всего путешествия, отчего произошел натуральный взрыв.

К счастью, в этот момент Олег вернулся к столу, и пожар погас сам собой – мы вчетвером хмуро уставились на гида: он в этой ситуации был, по сути, единственным посредником между нами и прокатчиками.

– Ну что там? – спросил я.

– Сказали, подумают, что можно сделать, завтра около десяти утра перезвонят.

– Ну, хоть что-то, – хмыкнул Ребе.

Олег кивнул и, попрощавшись со всеми, ушел.

– Завтра будет ад, – сказал Саша грустно. – Попробуй объясни всем, почему страховку сняли.

Я покосился в сторону Паши. Он молчал.

– Человека два-три точно откажутся дальше ехать, – продолжал Ребе. – Может, и больше… Плюс кому-то из нас двоих придется колонну возглавить вместо Ламы…

– Я готов. Опыт есть, справлюсь, – сказал я.

«Правда, съемок теперь будет куда меньше…» – подумал я, но почему-то не испытал особой грусти: видимо, на самом деле не сильно переживал из-за недостатка кадров, может быть, даже подсознательно ждал, когда подвернется возможность свернуть все это.

«Кина не будет номер два. Сначала телефон спецом криво поставил, чтобы он свалился, теперь нашел возможность меньше снимать… Верной дорогой идешь, товарищ!»

«В другое время я бы задал тебе кучу вопросов, но сейчас… башка другим забита».

«Так выбей с нее эту дурь. Не стоит заполнять священную пустоту надуманным смыслом».

«Ты даже не представляешь, как мне бы хотелось этого не делать…»

Перед тем как разойтись по номерам, мы предварительно прикинули, от посещения каких мест мы откажемся, если вопрос со страховками не решится. Получалось, что к самым интересным точкам маршрута вели самые опасные дороги, которые теперь рисковали стать недоступными для нас, лишившихся столь необходимого прикрытия.

«Завтра будет драма».

«Скорее, комедия. Для искушенного зрителя».

«Стороннему зрителю, может, и комедия…»

«Так стань им. Делов-то».

«В смысле?» – удивился я, но голос смолк и больше в тот вечер со мной не заговаривал. Так я и уснул, не услышав ответа на свой последний вопрос.

Когда мы собрались за завтраком, я попросил немного тишины и рассказал нашим попутчикам про обнуление договоренностей по страховкам. Я старался говорить максимально бесстрастно, коротко и по делу, и, кажется, это сработало: все восприняли новую информацию адекватно, без возмущения, хоть, разумеется, и безрадостно.

– Олег, конечно, постарается решить вопрос с мотоциклами, но шансов мало. Поэтому надо определиться – либо мотоцикл без страховки, либо автобус, – закончил я свой спич.

«Семена гнева посеяны, скоро прорастут», – усмехнулся голос.

«Да нет, кажется, все прошло неплохо…»

«Ты не представляешь, сколько войн начиналось после таких слов дипломатов».

– Только вы хорошо подумайте, насчет езды без страховок, – вдруг вклинился в разговор Лама. – Насколько это опасно. Водители тут хреновые, дороги – яма на яме… а если пешехода собьем, вообще в китайской тюрьме окажемся!

Сказать, что мы с Ребе от этого спича опешили, значило, ничего не сказать: вместо того, чтобы лишний раз нас поддержать и успокоить группу, Лама выплеснул на тлеющий хворост всеобщих сомнений мешок пороха из страхов и негатива.

К 9 часам утра за автобус проголосовали Лариса, Рома, Боря Гринберг и Лама. Дима думал дольше всех, но в итоге тоже присоединился к большинству.

– Хотя мне, байкеру, автотуристом ехать не особо охота, – признался он. – Но на байке без страховки ехать я не дурак. Только ты, Саш, уж постарайся из них полис вытрясти!

– Да постараюсь, конечно, – заверил Ребе.

– Ну вот давай! А то знаю я эти твои «ирландские штучки»…

Я заметил, как Саша скривился: Дима уже не впервые употреблял этот оборот, которым он, как ему казалось, удачно маскировал антисемитизм, а на деле лишь раздражал Ребе.

Остались Виталик и Артем, которые все еще не решили, как им быть, а Паша затаился, дожидаясь, видимо, грядущего разговора с прокатчиками.

«Верно делает, что не высовывается… иначе точно что-то взорвется».

В десять пришел Олег, сказал, что ему только что звонили и сообщили, что мотоциклы с тибетскими номерами полностью застрахованы, а на те, что с китайскими номерами, они могут сделать только годовые полисы за 1400 долларов с франшизой в 500. Сходив на стоянку, мы выяснили, что застрахованными оказались мотоциклы Ламы, Артема и Дмитрия.

– Что будем делать? – хмуро спросил Ребе.

Я пожал плечами. Остальные молчали.

– Я, наверное, буду страховать, – наконец сказал Боря Гринберг. – Деньги большие, конечно, но лучше столько заплатить, чем потом выйдет, как с Пашей… А из автобуса оно действительно не то.

Я, не медля ни секунды, поддержал Борю, надеясь, что моя уверенность подстегнет остальных поддержать наше решение: учитывая то, что происходило с байками и страховкой, я очень сильно переживал за пермит, который из-за распада группы вполне мог обнулиться. По крайней мере, я бы уже не удивился такому развитию событий.

Лариса, Роман и Ребе тоже согласились, что деньги, конечно, немалые, но при этом и не настолько большие, чтобы портить себе отпуск.

Остался только Виталий. Окинув нас взглядом, он сказал:

– А я так поеду. Пошли они. С какого хрена вообще они начали шаманить с этими страховками?

– Из-за Паши, – сказал Ребе.

– Ну так с Пашей пусть и разбираются, мы при чем? Блин… Чтобы я еще раз ввязался в такую авантюру? Да ни в жизнь…

Продолжая ворчать, он пошел обратно в гостиницу. Я и остальные побрели следом за ним и отправились обедать, по дороге задержавшись, чтобы переговорить с Олегом. Наш гид обещал в течение часа разобраться с оформлением годовых полисов, чтобы потом мы смогли, как собирались, поехать на озеро Ямдрок-Тсо через перевал, куда иностранные туристы еще не забредали.

– Суматошный день, – заметил Ребе.

– То ли еще будет, – хмыкнул я.

Похоже, сглазил: когда мы вышли с обеда, мрачный Олег сообщил, что дорогие страховки тоже сделать невозможно. Поэтому вместо сборов мы снова уселись в фойе и около часа решали, кто готов ехать без страховки, а кто нет.