С Тинджол Цыбиков встречался редко, а когда встречался, то их робкую беседу непременно прерывала Цэрин, которая вечно звала дочь к себе. Однажды Гомбожаб вызвался помочь девушке донести корзину с хлебом до кухни, но мать сразу дала понять, что участие клиента в делах гостиницы неприемлемо. Спорить востоковед не решился – уж больно красноречиво на него смотрела Цэрин.
Снимки получались у Гомбожаба с переменным успехом – на улицах постоянно толпились люди, причем городских охранников было едва ли не больше, чем монахов в ярких одеждах. Любые манипуляции со спрятанным в барабане фотографическим аппаратом в такой обстановке казались натуральным самоубийством, и потому Цыбиков действовал еще осторожней, чем обычно. Душа его рвалась на части: востоковеду хотелось не просто привезти в Петербург серые статичные снимки – Гомбожаб мечтал передать Савельеву и другим членам академии то ощущение жизни, которое испытывал, шагая по цон-ра ранним утром или наблюдая за монахами, которые, спрятавшись под длинным навесом у западного фасада храма Большого Чжу, неистово молились. Цыбиков жалел, что не придумали еще способа снимать картинку динамическую, которую можно будет смотреть снова и снова.
«Насколько это упростило бы работу географов и других ученых…»
Время шло – минула осень, на смену ей пришла зима. В один из январских вечеров, наблюдая за танцем снежинок за окном гостиницы, Цыбиков размышлял, куда отправиться в середине февраля, когда холода станут постепенно отступать. Лхаса за без малого пять месяцев отнюдь не стала для востоковеда открытой книгой, и практически каждый новый день дарил востоковеду еще щепотку знаний о священном городе. Но верно было и то, что глаз Гомбожаба несколько замылился – ему требовалось на время покинуть Место Богов, чтобы потом, вернувшись, взглянуть на нее по-новому.
«Галдан? Сэра? С какого монастыря начать?»
Вдобавок ко всему Цыбиков еще в начале января подал прошение на аудиенцию у Далай-ламы, однако пока что ответа не было.
«А ждать его можно очень и очень долго…»
Цыбиков в очередной раз вспомнил про предсказания Лон-бо-чойчжона.
«И где же обещанная тобой славная судьба, о прорицатель? Или же для того, чтобы ее обрести, я должен прежде найти твою загадочную дихрою?»
В дверь постучали. Цыбиков нахмурился: он гостей не ждал.
«Может, это Тинджол?» – с надеждой подумал Гомбожаб и, отвернувшись от окна, сказал:
– Входите!
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Даший. Вид у него был, как у бродячего кота – потрепанный, залихватский, – а глаза горели так, словно бурят только что видел самого Будду.
– Привет, Гомбожаб! – выпалил гость, с улыбкой глядя на востоковеда.
– Привет, – кивнул Цыбиков. – Что-то случилось?
– Случилось, – энергично кивнул Даший.
Гомбожаб немного напрягся: он всегда считал, что лучшая новость – это отсутствие новостей, особенно в таком опасном путешествии. Однако радостная улыбка гостя заставила востоковеда отринуть все плохие мысли: с подобным выражением лица говорят лишь о чем-то хорошем.
– Судя по всему, вести добрые? – на всякий случай уточнил Цыбиков.
– Добрые, – снова кивнул Даший.
– Ну, так не томи, – сказал Гомбожаб, тоже позволяя себе улыбку.
– Я добился для нас аудиенции у Далай-ламы, – сияя, сообщил Даший.
Цыбиков замер.
Вопрос о том, куда отправиться в ближайшее время, отпал сам собой.
•••
4 октября 2019 года
На пути в Гьяце. Беседы с Гринбергом о фото. Поломка телефона. Чай
Переночевав в Нангтри, мы отправились на юго-запад Тибета, вдоль границы с Индией. Туда, согласно хронике, в середине прошлого века, во время той самой «культурной революции», 70-летие которой сейчас отмечают по всему Китаю, сбежали большинство лам, включая и Далай-ламу XIV. Резиденция Четырнадцатого Перерожденца по сей день находится в крохотной индийской деревушке Маклеод-Ганже, именуемой местными не иначе как «Маленький Тибет»: помимо обычных для поселков такого типа магазинов, мастерских и аптек там заново отстроены под прежними названиями многие тибетские монастыри.
– Интересно, каково это – быть навсегда изгнанным из собственной страны, где ты вырос и стал настоящим идолом, к которому приезжали на поклон буддисты со всего мира? – спросил я Ламу, когда мы остановились на одной из редких придорожных заправок.
– Даже не представляю, – честно ответил Боря. – Самое интересное, что внуки тех людей, кто пешком преодолевал сотни и даже тысячи километров ради аудиенции Далай-ламы в Потале, теперь радостно празднуют избавление от ламского ига. При этом и те, и другие считают себя настоящими буддистами…
Я кивнул, глядя на Виталия, который стоял чуть в стороне от нас с телефоном в руках – снимал окружающие холмы и взгорья. Проследив, куда я смотрю, Боря сказал:
– Слушай, надо с ним что-то делать.
– С Виталием? А что не так? – удивился я.
– Да с ним ехать вместе невозможно просто. Он то отстает, то начинает судорожно догонять, то виляет из стороны в сторону, пугает всех в колонне. Ко мне уже и Дима, и Боря подходили, жаловались. В общем, ездок-одиночка типичный, а у нас команда не маленькая, нужно что-то думать.
– Ну да, согласен…
Виталий сделал снимок и, удовлетворенно хмыкнув, побрел к своему байку.
– А если предложить ему в конец колонны встать, прямо передо мной? – спросил я, покосившись в сторону Ламы. – Учитывая, что я и так постоянно останавливаюсь, чтобы сделать фото, мне он не сильно помешает.
– Ну, давай попробуем. Потому что все равно надо что-то делать, иначе получится, как с Пашей, если не хуже, – сказал Боря.
– Сплюнь, – хмыкнул я.
– Каждый день плюю, не поверишь, – рассмеялся Лама.
Подмигнув мне, он первым пошел к Виталию, который, стоя рядом с мотоциклом, листал фотографии на телефоне. Я, помедлив, отправился следом за другом.
– Слушай, Виталий… – начал Боря. – Я тут заметил, что тебе не очень удобно в колонне двигаться…
– Ну, есть такое дело, да, – нехотя признал Виталий.
Он спрятал мобильник в карман и повернулся к нам.
– Мы с Максом хотели предложить, чтобы ты перед ним ехал, – продолжил Боря.
– Я все равно в своем темпе еду, отстаю часто, потом догоняю, как и ты, так что, если будем катить друг за другом, никому не помешаем, – добавил я.
– Ну, давай попробуем, – кивнул Виталий. – Я не против.
После нашей нехитрой рокировки сразу же наступил дзен. Колонна ехала впереди, как единый организм, а мы с Виталием замыкали, отставая и нагоняя других, никак им не мешая.
Когда около полудня мы остановились в очередном поселке, чтобы передохнуть и пообедать, Виталий сам подошел ко мне и поблагодарил:
– Спасибо! Так действительно проще и комфортней.
– Отлично. Знал, что ты оценишь. Хочешь, давай вместе останавливаться и снимать. Только делать надо все быстро, а то колонна нас будет постоянно терять и ждать.
– Ну, посмотрим, – туманно сказал Виталий: видно было, что он пока не очень хорошо представляет себе фотоохоту.
Мы пошли в кафе следом за остальными. Лама, обернувшись, поймал мой взгляд и украдкой показал мне большой палец. Я в ответ только улыбнулся: мелочь, а приятно.
Справившись с обедом раньше других, я отправился на поиски дихрои… и в одной из придорожных лавок неожиданно для себя нашел табак: зашел внутрь, задал уже привычный вопрос, дождался ответа (увы, снова отрицательного) и вдруг наткнулся взглядом на надпись, прекрасно мне знакомую. Она была сделана на латинице, вероятно, как раз для туристов вроде меня, которые знают на китайском пять-десять фраз.
Разве мог я пройти мимо табака, продающегося в предгорьях Гималаев?..
Возвращаясь на стоянку, я первым делом похвастался «добычей» Ламе.
– Надо же, – хмыкнул он, рассматривая связку табачных листов. – И сколько стоит?
– Да ерунда, несколько баксов, – ответил я.
Лама хотел спросить что-то еще, но тут его окликнул Паша:
– Боря!
– Что? – нехотя отозвался Лама.
– Олег говорит, ты просил его не давать мне новый мот, – сказал Паша, подходя к нам. – Почему?
Я бросил взгляд на джип: Джимми сидел рядом с водителем, Олег – сзади, опустив голову, – то ли дремал, то ли копошился в мобильнике.
– Потому что у них остался только GS1200, – глядя на Павла исподлобья, ответил Лама, – а он для тебя, думаю, слишком тяжелый.
– Давай я как-нибудь сам разберусь, какой мот для меня тяжелый, а какой не очень? – огрызнулся Паша.
Поняв, что все может обернуться совершенно ненужной ссорой, я предложил:
– Если хочешь, я могу на 1200-м поехать, а тебе свою восьмисотку отдать.
– В каком смысле – отдать? Зачем? – нахмурился Паша. – Я и на 1200-м нормально покатаю.
– Слушай, ну это вопрос не капризов, а элементарной безопасности, – поморщился я. – Если у тебя с восьмисоткой были проблемы, зачем испытывать судьбу и брать мот еще тяжелей?
Паша, явно недовольный, покосился на Ламу. Боря мудро хранил молчание.
– Ладно, черт с ним, пусть будет восьмисотка, – нехотя согласился Паша. – Пошли скажем Олегу.
– Ну, пошли, – сказал Лама.
Заметив, что мы идем к джипу, наш гид открыл заднюю дверь и выбрался наружу.
– Что решили? – спросил он.
– Все нормально, – поспешно, будто боясь, что мы передумаем, сказал Павел. – Макс на 1200-м поедет, а я его восьмисотку возьму.
Олег вопросительно посмотрел на меня, я кивнул.
– Что ж, ладно, – согласился гид. – Сейчас позвоню ребятам, договорюсь, чтобы пригнали в Самье последний 1200-й.
– Поехали уже, а? – сказал Джимми, приоткрыв окно. – Уже час стоим…
– Твоя правда… – пробормотал Олег.
Он забрался в машину, и Паша молча последовал за ним.
– Надеюсь, он все-таки не убьется, – сказал Лама, хлопнул меня по плечу и пошел к своему байку.
В следующий поселок, который встретился нам по пути, иностранцы, судя по всему, заезжали нечасто: услышав шум за окном, люди выходили из домов, удивленно смотрели на колонну, показывали на нас пальцами и о чем-то оживленно переговаривались.
«Самолет пролетел – разговор на неделю, если разобьется —
до правнуков пиздежа хватит», – заметил голос.
Мы проехали поселок без остановок, провожаемые хмурыми взглядами местных полицейских.
Дальше дорога шла через ущелье вдоль реки Брахмапутра. Вода в ней мутно-зеленая, очень интересным образом сочетается с мостами и тоннелями, которых здесь построили великое множество – все китайцы денно и нощно трудятся на благо будущего промышленного рывка. Масштабы впечатляли.
Мы остановились примерно в 50 километрах от блокпоста на границе уезда Гьяце, чтобы запечатлеть на фото здешние пейзажи, представляющие собой причудливый сплав естественного и искусственного. В погоне за очередным бомбическим кадром я залез на ближайшую скалу и закрепил телефон на штативе, после чего стал пристраивать себя в кадр, чтобы сделать селфи на фоне горных красот. К несчастью, то ли камень под ногой штатива поехал, то ли очередной порыв ветра оказался чересчур сильным, но в следующее мгновение мобильник уже летел вниз с высоты трехэтажного дома на встречу с асфальтом.
«Пиздец, – мелькнуло у меня в голове. – Кина не будет»
Закусив губу, я горным козлом понесся вниз.
На месте падения лежали мелкие обломки штатива и телефон – кажется, целый.
Схватив несчастный «хуавей», я первым делом полистал меню, чтобы проверить сенсор. Все работало, как часы.
«Ура?»
– Что, обошлось? – спросил Боря Гринберг.
Он стоял рядом со своим байком и возился в кофре – то ли искал что-то, то ли просто наводил порядок.
– Да вроде бы живой, – неуверенно буркнул я, подходя к нему.
– И хорошо. А то пришлось бы новый искать или этот чинить… лишняя головная боль.
– Думаю, с этим в Китае проблем бы не возникло, – улыбнулся я. – Но все равно потерял бы массу времени и множество потенциальных возможностей для фото…
Спрятав телефон в карман, я добавил:
– Знаешь, что удивительно? В 1900 году Цибиков в своем путешествии по Тибету сделал первые фотографии на фотоаппарат, спрятанный в молитвенный барабан. Потратил на это 3 года, и его 50 фотографий стали для европейцев настоящим откровением, их опубликовали в первом номере журнала National Geographic… А я спустя 120 лет буквально за неделю уже наснимал около 600 на телефон, не считая видео.
– Ну, ты же не забывай, что Цыбиков вынужден был снимать тайно, плюс тогдашняя аппаратура была довольно капризной в настройке, – напомнил Гринберг.
– Это все понятно, но какова разница: 50 фото за три года – и 600 за неделю! Скорость фотографирования за сто лет изменилась просто феноменально!
Слова о скорости фотографирования не были пустым звуком. У нас с «караваном» существовала договоренность: если меня не видно в зеркалах заднего вида больше 15 минут, все останавливаются и ждут. Разумеется, лишний раз задерживать девять байков и джип я не решался, и потому старался действовать максимально быстро. К Нангтри я наловчился делать хороший снимок за 10 минут; за это время я успевал увидеть интересный кадр, остановиться, слезть, снять шлем, дойти до нужной точки, сфотографировать и, повторив все действия в обратном порядке, догнать колонну.
– Я просто задумался о прогрессе, – продолжил я. – Насколько далеко за 120 лет техника шагнула, но до сих пор до создания фото мгновенно, прямо в движении, например, так толком и не дошла, исключая экшен-камеры, которые все равно не дают нужного качества. Просто интересно, в каком направлении фото- и видеосъемка будут двигаться дальше?
– Ну… если оставить в стороне технические какие-то аспекты, о которых рассуждать сейчас не слишком интересно… то на первый план выходит важность фотографии. К видео это тоже, безусловно, относится, но для краткости я буду все же обобщать это все словом «фотография», поскольку речь идет в первую очередь о ретроспективе фотографий Цыбикова в будущее через сегодняшний день. Тогда, 120 лет назад, учитывая скорость транспорта, скорость жизни вообще, фотоотчет за 3 года был вполне нормальным результатом. Сейчас же все гонятся за актуальностью, особенно миллениалы, для которых нет дня вчерашнего, есть только здесь и сейчас. Мы с тобой, обитающие в Фейсбуке, для них уже динозавры. Они уже в сторис «инсты» и в «снэпчате», потому что это, как и они сами, здесь и сейчас.
«Что бы я сказал о сегодняшнем человечестве? Сказал бы, что широкополосен его интернет… там он хранит свое вчера, чтобы было, что лайкнуть завтра», – усмехнулся голос в моей голове.
– В сторис ты посмотрел какое-то фото и потом можешь еще раз вернуться к нему, но эта возможность существует только на протяжении 24 часов, потом эти изображения больше нигде не находятся, они просто исчезают, становясь частью прошлого, которое уже неактуально. И, наверное, за этим будущее. Это не просто такой тренд, это мы хотим быть соучастниками чужих эмоций посторонних нам людей, проживать вместе с ними их значимые моменты. В конечном итоге не слишком важно, как было получено то или иное фото, видео, 3D-модель или другой сегмент информации. Важно, что нынешнее положение дел неизбежно приведет к возникновению обучаемых систем, которые будут понимать наши потребности и доставлять только нужные отрывки чужих жизней. И не важно, где будет находиться камера – внутри глаза, в очках, висеть, как медальон, на шее или ее встроят в какой-то девайс, всегда присутствующий в нашей жизни. Важно постоянно получать актуальную информацию, здесь и сейчас, любыми доступными способами.
– Звучит, как реквием по кинематографу и профессиональной фотографии, – заметил я.
– Профессиональная фотография, справедливости ради, уже сейчас практически мертва. Где, кроме как на выпускных, свадьбах и юбилеях, можно встретить профессионального фотографа?
– В арт-галереях?
– Поэтому я и сказал – практически мертва, – улыбнулся Боря. – Арт-галереи на то и галереи, чтобы формировать высокое искусство. А высокое искусство обыкновенно не для широких масс, иначе не такое уж оно и высокое, правда? Опять же фотохудожники, чьи работы продаются в таких галереях, как правило, не живут с этого заработка – их кормит пиар, реклама, а скорее даже участие в каких-то второстепенных, сиюминутных, актуальных проектах. Впрочем, и арт-галереи рано или поздно уйдут. Сейчас кругом столько контента, который можно получить, не вставая с дивана, так зачем брести на какую-то выставку? Остается лишь вопрос сложности выбора и актуальности. Мой обед сегодня важней, чем вчерашний? Или событие, свидетелем которого я оказался? Мы тонем в море информации, постоянно, долго и утомительно выбираем то, что нужно лично нам. А теперь представь, что за нас это будет делать искусственный интеллект. Насколько это упростит нам жизнь…
– Слушай, ну даже при том, что ты говоришь о важности здесь и сейчас, все-таки даже сиюминутное фото или видео-однодневка должны быть максимально качественными. Когда ты через те же сторис подсматриваешь за чьей-то жизнью, ты вполне осознанно предпочитаешь более качественный контент менее качественному. Следовательно, вопрос о средствах формирования этого контента в будущем, на мой взгляд, тоже весьма важен. Я согласен: все стремится к тому, что все будут создавать или смотреть актуальный жизненный срез и через минуту об этом забывать. То есть что будут смотреть – понятно. Но вопрос «как будут создавать качественный контент в условиях сжатого времени» не менее принципиальный.
– Скажи, – прищурившись, спросил Боря, – в твоем видении помимо художественного аспекта, который тяжело ловить и фиксировать, эти люди, создающие классный контент, соблюдают определенные законы кинематографа и фотографии?
– Безусловно, они пользуются фундаментальными знаниями композиции, ракурса, законами групп, правилом третей и, конечно, у них за плечами большой багаж практики. Например, мой опыт съемок видео за эти дни позволил мне серьезно улучшить качество снимаемого материала. Вчера я отправил режиссеру монтажа будущего фильма о Тибете видео с озера Басонг-Тсо, и он не поверил, что это снято на мобильный телефон. Он сказал, что это выглядит так, будто снимал профессиональный оператор на профессиональное оборудование.
– Вот видишь? Значит, проблема все-таки не в технике, – улыбнулся Боря.
– С одной стороны, не в ней, но с другой – чтобы сделать эту съемку, я потратил минут 50. Высота 4700 метров над уровнем моря, я выставляю композицию, ракурс, дожидаюсь правильного света, появляющегося в разрывах облаков… И это как раз тот вопрос, который мне интересен. Когда я еду на мотоцикле и вижу идеальный кадр конкретного места, мне приходится останавливаться и проделывать ряд обязательных манипуляций, отнимающих время. И, конечно, если бы в будущем появился функционал, который позволил бы создавать контент высокого качества, не изменяя текущей динамики перемещения в пространстве, то это было бы невероятно удобно.
– Ну, на самом деле подобный функционал уже есть. Просто, может быть, пока это недоступно рядовому обывателю, но такие технологии действительно существуют. Более того, уже есть компании, которые потихоньку делают коммерческие продукты такого рода. Есть системы, которые снимают 360 градусов, когда в пост-продакшене ты можешь выбрать тот кусочек снятого пространства, который соответствует твоему пониманию «идеального кадра»…
– Да, мне предлагали взять сюда, в Тибет, камеру на 360 градусов, в том числе и для создания видеоконтента, для виртуальной реальности, но залоговая стоимость этого оборудования была соразмерна со стоимостью самого путешествия.
– Нет, безусловно, все новые технологии на старте будут очень, очень дорогими, далеко не каждому по карману. Но если мы рассуждаем о будущем, то можно смело утверждать, что дорогие hi-tech-штуковины, доступные сегодня единицам, станут в довольно скором времени гораздо доступней. Прототипы тех компонентов, которые сейчас есть в твоем мобильном телефоне, которым ты создаешь вполне качественный фото- и видеоконтент, лет 5–10 назад вполне могли стоить несколько десятков миллионов, но, когда это стало доступно массовому потребителю, стоимость снизилась на несколько порядков. К слову о будущем видеосъемки: есть две фундаментальные новаторские технологии формирования визуального контента. Это съемка 360 градусов, которую мы уже вспомнили, и съемка Light-Field10, когда у тебя есть возможность менять точку съемки, фокусное расстояние, изменение акцентов глубины резкости и прочие параметры, что называется, на лету. Все эти вещи можно делать уже сегодня, есть компания, которая называется Vitro, которая усиленно этим занимается, и эти технологии постепенно просачиваются в обычную жизнь. Например, уже сегодня есть фичи, которые засекают момент, когда человек улыбается и не моргает, и именно в этот момент делают снимок. И уже не нужно самому ловить кадр или делать серию кадров, а потом выбирать из них идеальный. Эта технология позволяет уже сейчас экономить время, создавая идеальный снимок в означенных рамках.
– И снова твои слова подтверждают тезис о том, что профессиональный фотограф умрет, потому что уже есть сейчас и в будущем появятся еще более мощные обучаемые системы, которые, анализируя миллиарды хороших фотографий, способны понять, что в этих фотографиях идеального, и, по сути, поставить совершенные снимки на поток.
– Да, к сожалению или к счастью, все так и есть. Лозунг таких систем – «все время смотрим, все время соединяем», они учатся хорошо понимать рабочую среду. Откуда свет, как расположены объекты, где находятся границы, будь то стены, скалы или еще что-то – это все крайне важно для создания виртуальной реальности, но это также важно для вычисления момента с идеальным кадром. Когда ты едешь и на мгновение между деревьями возникает чудесная картина – желтая листва, коричневая скала со снежной шапкой на вершине и луч солнца, прорвавшийся сквозь облака там, где требуется, тебе уже не нужно останавливаться. Ты можешь сказать компьютеру, который с тобой общается, что был такой момент, пожалуйста, «расшэрь» его. И система контекстуально поймет, о чем ты просишь. В будущем вообще не нужно будет что-то там нажимать или настраивать, нужно будет только чувствовать момент и сообщать компьютеру, какое мгновение окружающего пространства тебе интересно и в каком идеальном снимке или видео его сохранить. Управление машиной станет полностью прозрачным. Тебе уже не потребуется думать, какой девайс или фичу использовать для конкретной ситуации. Машина сделает все за тебя, только попроси…
– Эй, ну чего вы там застряли? – послышался голос Ламы. – Поехали!
Мы с Борей повернулись на голос и увидели, что все наши попутчики уже в седлах, ждут только нас.
– Ладно, давай не будем народ задерживать, – сказал Гринберг. – Потом продолжим, при случае…
– Обязательно, – кивнул я и пошел к своему байку.
Мне, разумеется, не хотелось прерывать столь увлекательную беседу, но Лама был прав: дорога нам предстояла дальняя. Пару часов спустя мы проехали через хорошо укрепленный военизированный блокпост, под пристальным оком китайских силовиков, и попали в уезд Гьяце. Первой нашей целью стал одноименный город, где порядки были еще жестче, чем в Нангтри: никаких фото, даже на телефон. Я, правда, всю дорогу аккуратно отставал от колонны и малость нарушал порядок, чувствуя себя при этом немного Цыбиковым.
«Сложно сравнивать, конечно, наказания – удаление фотографий или даже возвращение в Лхасу со смертной казнью, но что-то общее в этом определенно есть…».
Судя по удивленным взглядам горожан, мы в этих краях первые иностранные туристы за очень долгое время.
«Прямо как в том безымянном поселке, в долине», – вспомнил я.
– Неудивительно, что нам маршрут согласовывали два года, – заметил Лама, когда мы, оставив вещи в отеле, отправились прогуляться по вечернему Гьяце. – Такие суровые порядки здесь…
– При этом включи на мобильнике геолокацию, и он выдаст тебе тысячи фото, – хмыкнул я. – То есть чужим фотографировать нельзя, но свои могут спокойно снимки в сеть сливать…
– Это да… Двойные стандарты как есть…
– Вон, кстати, чайный магазин, – нагнав нас, сказал Джимми. – Не хочешь зайти, Макс? Вдруг у них дихроя будет?
Он указал на коричневую вывеску, которая украшала небольшой одноэтажный домик с покатой рыжей крышей.
– Отчего бы и не зайти? – легко согласился я и первым устремился к двери.
Внутри приятно пахло самыми разными травяными сборами. На полках стеллажей, стоящих буквой «П», блестели стеклянные банки с чаем. На каждой имелась этикетка с китайским названием сорта.
Видя, что к нему пожаловали иностранцы, продавец, сухонький тибетец лет пятидесяти, поспешно выбежал из-за прилавка и вежливо поинтересовался, чего мы желаем.
– Есть ли у вас дихроя? – повторил я давно заученный вопрос.
Заслышав, что я ищу, он округлил глаза и, покачав головой, сказал, что дихрои у них, увы, не найти.
– Он предлагает помочь с выбором другого цветочного сбора, – перевел Джимми.
– Пожалуйста, скажи ему, что я ценю его рвение, но меня интересует только дихроя, – попросил я.
Джимми перевел мои слова, и продавец со вздохом развел руками – мол, и рад бы помочь, но не могу. Немного разочарованный, я вышел из магазинчика и побрел дальше; мои спутники-«паломники», не особо заинтересованные в покупке чая, отправились следом за мной.
– Ничего, найдешь, – поравнявшись со мной, сказал Лама. – Не может же ее нигде не быть, этой дихрои…
Я хотел ответить, что вполне может, когда нас нагнал чей-то оклик на китайском. Обернувшись, мы увидели, что к нам спешит продавец из чайного магазина. В руках у него была огромная банка с чаем.
«Все-таки нашел?» – мелькнула шальная мысль, которую я тут же отмел, как нереальную.
Протараторив что-то на китайском, продавец помахал в воздухе банкой.
– Он говорит, что был настолько поражен… объектом твоего поиска, что хочет подарить банку прекрасного чая в знак уважения к твоему интересу… к такой тибетской редкости, как дихроя, – перевел Джимми.
– Сесе!11 – с улыбкой поблагодарил я щедрого торговца.
Тибетец, сияя, передал банку Павлу, стоящему к нему ближе всех, и, помахав всем на прощание, ушел обратно в магазин.
– Ну что, на безрыбье и чай – дихроя? – подмигнул мне Лама.
– Ну, еще не вечер, может, это только начало везения? – хмыкнул я.
Однако Боря оказался прав: найти дихрою в тот вечер мне снова было не суждено.
•••
Февраль 1901 года
Потала. Аудиенция у Далай-ламы. Обещание
Воспользовавшись помощью друзей, находившихся в Лхасе, Даший смог добиться скорейшего рассмотрения прошений самого Дашия и, заодно, Гомбожаба.
– Поверить не могу, что ты даже не спросил меня, – честно признался Цыбиков, застегивая дорожную сумку.
Даший, стоящий в дверях комнаты, усмехнулся и сказал:
– А зачем спрашивать? Я знал, что ты хочешь аудиенции. Каждый паломник хочет, иначе зачем вообще ехать в Лхасу?
– И то верно… – пробормотал Цыбиков, закидывая сумку на плечо.
Она получилась довольно легкой: востоковед попросту не знал, что может пригодиться ему во дворце Потала.
– Держи, – спохватившись, Гомбожаб достал из кошеля восемь ланов серебра и протянул их Дашию.
Тот без вопросов забрал деньги и сказал:
– Пошли. Говорят, лучше прийти во дворец не позже полудня, а идти нам немало…
– Идем-идем, – кивнул Цыбиков и вышел из комнаты следом за товарищем.
Паломники спустились на первый этаж, кивнули Цэрин, что-то записывающей в большой журнал гусиным пером, и уже почти достигли двери, когда она открылась и в прихожую впорхнула Тинджол. Она была настолько легка и воздушна, что Цыбиков не придумал слова лучше, чтобы описать ее появление.
«Впорхнула. Как… колибри? Беззаботная пташка…»
– О, Гомбожаб, – чуть смутившись от неожиданности, робко улыбнулась Тинджол. – Привет. Ты куда-то уезжаешь?
– Мы идем в Потал, – покосившись в сторону Дашия, который с интересом рассматривал девушку, сказал Цыбиков. – На аудиенцию к Далай-ламе.
Тинджол, поколебавшись мгновение, подступила к Гомбожабу и, сжав его руку в своей, шепнула:
– Удачи.
– Спасибо, – успел ответить Цыбиков, прежде чем Цэрин за спиной воскликнула:
– Тинджол! Ты чего там застряла? Живо на кухню!
– Иду, мам, – тут же выпустив руку востоковеда, ответила девушка и, в последний раз заглянув Цыбикову в глаза, покорно поспешила прочь.
– Пойдем, – сказал Даший, придерживая входную дверь.
Цыбиков обернулся… и невольно вздрогнул, наткнувшись на тяжелый взгляд Цэрин. Когда их глаза встретились, хозяйка чинно кивнула Гомбожабу и вслед за дочкой скрылась за дверью кухни.
– Ну чего ты там? – нетерпеливо произнес Даший.
– Да иду, иду… – буркнул Цыбиков и вышел из гостиницы.
«Это, видимо, все из-за меня? – размышлял он, шагая по улице. – Но что такого мы делаем? Просто болтаем… ну, взяла она меня за руку. Из-за этого Цэрин так завелась?»
– Кто эта девушка? – спросил Даший, когда они отошли от гостиницы на достаточное расстояние.
– Дочь хозяйки, Тинджол, – ответил Гомбожаб.
– Дочь? Надо же… а я решил, что служанка… ну, тогда все понятно.
– Что тебе понятно? – недоуменно нахмурился Цыбиков.
– Ну… она так на тебя смотрит, за руку взяла… конечно, хозяйке это не понравилось.
– Стой, Даший… Я вообще не пойму, о чем ты толкуешь? Как на меня смотрит Тинджол?
– А ты сам не чувствуешь? – хмыкнул Даший. – Ты ей нравишься, а матери это не нравится – ты же паломник, сегодня здесь, а завтра уедешь к себе, и поминай как звали… Конечно, она не хочет, чтобы дочка связывалась с таким.
Слова спутника удивили Цыбикова. Ему нравилась Тинджол, но до сего дня востоковед искренне считал приветливость девушки элементарной вежливостью.
«Очевидно, я ошибался».
Теперь Цыбиков испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, его радовало, что его приязнь к Тинджол оказалась взаимна. С другой стороны, Даший прав: рано или поздно Гомбожаб вынужден будет вернуться на родину, а значит, ему действительно не стоит излишне сближаться с девушкой, чтобы потом им обоим не пришлось собирать их разбитые сердца по осколкам.
Мысли путались, и Гомбожаб решил отложить их на потом, а пока что сконцентрироваться на посещении Потала и долгожданной встрече с Далай-ламой.
«Мог ли я предположить, что дружба с Дашием позволит мне так быстро получить разрешение на аудиенцию?..»
Достигнув западного края Лхасы, путники повернули на юг, ко дворцу Тринадцатого Перерожденца.
«Интересно, он знает, что такое дихроя и где ее искать? Наверняка, да… но не могу ведь я просто его об этом спросить? Это будет против всех правил…»
Дворец Потала считался одним из самых величественных зданий Центрального Тибета. Будучи исконным замком прежних владетелей этих земель, в середине XVII века Ду-цзин-ньибий-побран12 стал резиденцией пятого Далай-ламы, знаменитого Ловсан-чжямцо. Вдохновляемые Перерожденцем, тибетские простолюдины, словно рабы, отстраивали дворец Поталы без малого три десятка лет. Поговаривали, смерть настигла пятого Далай-ламу в самый разгар строительства, и преданный помощник покойного Санчжяй-чжямцо около 16 лет скрывал факт смерти хозяина, дабы тибетцы не бросили работу.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽