Читать книгу: «Ренс уехал», страница 11

* * *

Методика, которую мы разрабатывали на проектах Жаклин, заключалась в обследовании группы людей, испытавших нужную эмоцию, и вычислении среднего результата. Его обладатель проходил более тщательное исследование, в том числе на электроэнцефалографе, а позднее и на МРТ. Вид человеческого мозга буквально на экране воодушевлял нас намного сильнее абстрактных графиков и волн. Всё это дорого, а главное, сложно было внятно объяснить врачам клиник, чем мы занимаемся и почему наши исследования важны. Медицинское образование из нас троих имела только Жаклин.

Во время исследований испытуемым в группе напоминали про увиденное ранее, например про картину, которая их сильно впечатлила. О том, что она их действительно впечатлила и они не лукавили, говорил тест на полиграфе и сложный подробный опрос. В результате мы имели множество графиков, вели видеозапись, а затем сравнивали покадрово со сказанным и закорючкой на графике, далее подбирали нужный возбудитель для имитации эмоций.

Брайан месяцами экспериментировал с методами транспортировки и диффузии, водородным показателем, степенью прессовки и новыми полимерными оболочками и наконец изобрёл главную хитрость метода – транспортную основу препарата. Все вещества в составе таблетки должны работать последовательно, с нужной интенсивностью, чтобы заново нарисовать графики, полученные нами у группы испытуемых. Это можно сравнить с фестивалем фейерверков – у каждой вспышки свой цвет и место на небе. Эксперименты Брайан проводил на мышах и на себе, поэтому с ним иногда было тяжело: мыши постепенно вымирали, а он либо находился в эмоциональной яме, либо чувствовал себя королём мира, радовался и требовал того же от остальных. Я понимал, что в целом эти качели ползут в нужную сторону и, если мы хотим достигнуть цели, нужно поддерживать Брайана, несмотря ни на что. Я придумал для нас специальные каникулы, которые назвал «неприёмные дни». Я стою у окна в гостинице и смотрю на чёрную морскую полоску. Вспоминаю, как у Брайана там, на пустынных пляжах Кале, случались нервные срывы с погромами в номерах, попытками утонуть в Ла-Манше и всё в таком духе. Я должен был развлекать его во что бы то ни стало, верил, что будет финал, вознаграждение. Позже Брайан научился держать себя в руках, но восстанавливал естественную выработку нейромедиаторов лишь для того, чтобы продолжить эксперименты. Почти всегда с нами были Жаклин и Джейн. С ними мне было не так тоскливо. Джейн не любила Брайана. Они постоянно спорили о целесообразности происходящего. Но больше всего её не устраивала в этом моя роль. Меня успокаивала мысль, что ввиду особенностей Брайана и его предрасположенности к подобным поискам он, скорее всего, занимался бы чем-то подобным и без меня. Иллюзия контроля и баланса.

Метод с записью и воспроизведением эмоций был сложен, а эмоции, получаемые испытуемыми повторно, – не такими яркими, как нам хотелось. Эффект первого впечатления повторить не удавалось. Эту проблему мы решили при помощи гипноза, что позволило работать не с конкретными вспышками эмоций, а с большими массивами и реакциями на длительные события, негативными или позитивными. Это был хороший и безвредный метод – заставить пережить событие ещё раз, понять, что там не так, и заполнить пустые ячейки. Гипноз позволял вытащить не только эмоции, но и информацию о событии – сам сюжет, заставивший пережить нечто. Важным нюансом, который сыграл нам на руку, оказалось то, что мы стали работать не с реальным явлением, а с интерпретацией. И да, человек в неё верит, так что детектор лжи покажет правду. Мы использовали интерпретацию испытуемого как каркас для новой истории – дополненной, красочной истории, рассказанной кем-то со стороны. Брайан предложил весьма экстравагантное решение. Для чего нам знать, как было? Что, если там не всё так здорово? Можно рассказать человеку новую историю, точнее, дополнить старую новыми яркими деталями. Это позволило не просто вызывать заново позитивные эмоции, но также корректировать негативные, имитировать в памяти подробности.

С Жаклин мы часто и долго обсуждали, как человек формирует воспоминания, меняя одни кирпичи на другие, приспосабливая к актуальной реальности, так что с этической точки зрения мы не делали ничего противоестественного – лишь немного ускоряли процесс, а наши кирпичи были несравнимо прекраснее.

Нашим первым клиентом должен был стать кавалер Жаклин – парень, который построил дом и возненавидел его. Мы затягивали и не решались его принять. Было страшно, но всё-таки мы поняли, что в худшем случае, если у нас не получится, испытуемый останется при своём. Дадим ему ударную дозу ноотропов, и он уйдёт счастливый. Кстати, ноотропы были хобби Брайана, и в результате он разработал идеальную комбинацию, ставшую сначала основой для фиксирующей части препарата, а потом нашими биодобавками. Биодобавки оказались настолько хороши, что мы спустя три года забыли о том, что продаём ещё что-то, кроме них. Но кажется, пришло время вспомнить.

Позже мы с Брайаном пришли к выводу, что часть активной «терапии» можно переместить в зону «обследования» без ведома испытуемого. Например, в процессе первого гипноза не только узнавать про жизнь, но и сразу подмешивать нужные воспоминания. После пробуждения клиенту тут же давался препарат, закрепляющий появившиеся эмоции. Вы видите сон, и в самом сне у вас нет эмоциональной реакции, она проявляется в первые секунды после, и вы либо закрепляете её, периодически вспоминая сам сон, либо забываете, если сон плохо вяжется с реальностью. Но ведь наш гипноз был нацелен на конкретные ячейки памяти и прекрасно встраивался в эту самую реальность. Так в итоге всё и работало. Как если вам снится, что вы едите мороженое, а при пробуждении чувствуете его вкус, холод и насыщение. Помню, как сам несколько раз засыпал на том удобном кресле между длительными процедурами.

Всё это походило на шаманский ритуал. Да, именно так это и выглядело – объект засыпал, и мы доставали бубны, маски и перья, потрошили кур, раскрашивали лица жжёной сиеной и меняли белые халаты на шкуры пум. Всё это мы представляли, когда носились с трубками, лампами и датчиками энцефалографа по кабинету, периодически роняя предметы на пол, цыкая и шикая друг на друга. Конечно же, я романтизирую, по большей части мы были возбуждены и немного безумны. Весёлое было время. И да, мы носили белые халаты, думая, что занимаемся наукой и вот-вот наше изобретение порвёт мир.

Когда всё было готово и клиент засыпал, мы звали главную звезду вечера – гипнотизёра. Особого шика и мистификации придавало то, что клиент не видел его – думал, что нас двое. Мы не скрывали, что применяем гипноз, но нам казалось, что тайный специалист добавит остроты обряду. Естественно, после этих напряжённых процедур мы втроём упивались вусмерть, и всё это становилось одним слитным актом безумия. Странное дело – этот парень, гипнотизёр, куда-то пропал, а позже Брайан сообщил, что он как-то загипнотизировал сам себя, предварительно приняв целый комплект дружественных веществ, и вышел в окно восьмого этажа. Байка это или правда, я так и не выяснил. В какой-то момент мы настолько глубоко запечатали эту историю в памяти, что и перестали вспоминать. Я тогда понимал, что промежуточным результатом наших экспериментов могла быть подобная жертва, и подсознательно рад, что это были не мы с Брайаном.

Наблюдая живого и невредимого человека в нашей пыточной, сложно было скрыть восторг. Во-первых, он проснулся и он в своём уме, уже неплохой результат. Первый испытуемый после пробуждения немного опешил от наших радостных рож, но быстро сосредоточился, вспомнил инструкции и успокоился. В инструкциях говорилось, что после пробуждения нельзя разговаривать, и делиться переживаниями, и вообще как-то контактировать с нами. О том, что нужно лежать и не беспокоиться, напоминала капельница, катетер которой торчал из вены нашей жертвы. В капельнице находился фиксирующий препарат, способствующий лучшему усвоению информации, полученной во время гипноза. Ничего не отвечая, мы таинственно оставляли бедолагу в полной темноте и тишине. Это делалось для того, чтобы никакая новая информация не помешала усвоению сна в период всасывания препарата. Всё это время человек должен был думать только об увиденном во сне. Дальше вступала официальная часть программы. Мы выпускали человека на волю и давали указания по питанию, нагрузкам и прочему – нужно было до конца отыгрывать роли серьёзных специалистов. Затем назначали дату повторного приёма и обследования, ведь испытуемый предполагал, что именно на втором сеансе произойдёт чудо. Нам это было нужно, чтобы проверить, насколько хорошо закрепилась новая история.

Спустя пару дней после окончания «курса» наш первый клиент появился, будучи на эмоциональном подъёме. Всё удалось. Он принялся рассказывать в подробностях о его доме, о родственниках, о том, насколько у него понимающие соседи и друзья, о том, как удачно всё совпало в его жизни и что теперь дом построен и всё на своих местах. Для нас эта история не была нова, ведь её придумали мы, но было интересно наблюдать, как именно в его голове всё смешалось – базовые воспоминания и подсаженные гипнотические образы. По сути, он теперь и не понимал, в чём, собственно, была проблема, но тревога и проблемы ушли, а значит, результат есть.

Работа гипнотизёра достойна отдельного рассказа. Он заранее, исходя из нужной истории, разрабатывал сложный словесный код. Но всё не просто – слова не складывались в осмысленные фразы, а произносились с разной интонацией, громкостью, паузами и нужное количество раз. Таким образом они, словно детали пазла, занимали нужное место в памяти, а манипуляции с ними – способ придать нужную форму этим деталям. В общем, это долго репетировалось и в конце концов выглядело как самый настоящий шаманский ритуал с мантрами, выкриками и странными песнями.

Через неделю после первого эксперимента мы с Брайаном получили чек на заранее оговорённую крупную сумму, но так как формирование стоимости «услуги» носило фантазийный характер, мы были приятно удивлены: нам впервые заплатили за то, что мы сами придумали и реализовали. Это было духоподъёмное, но весьма неустойчивое ощущение. Мы поняли, что придут и другие и нужно начинать развиваться, открывать лабораторию, а не арендовать кабинет зубного мастера.

Свой метод мы с Брайаном держали в тайне, иначе это казалось слишком просто – вас гипнотизировали, программировали. На фоне огромного количества шарлатанов того времени, предлагающих тот же эффект, был риск, что нашу лавочку прикроют. Но проводить исследования стандартными аппаратными методами можно сколько угодно, поэтому мы называли исследованиями всё что хотели, и никто не виноват в том, что пациент вдруг засыпал, ведь люди иногда засыпают во время процедур. Мы сняли целый этаж в небольшом офисном центре и водили клиентов из кабинета в кабинет, окутывая таинственностью и неопровержимой важностью. К слову, всё это помогало и в деле, работало на успех, так что театр перестал быть театром. Как бы сказала Джейн, носи маску, пока не станешь тем, кто на маске. Самим «продуктом» обозвали только капсулы в красивых баночках, которые выдавались после всех процедур. В них были ноотропы, прекурсоры и ещё какие-то стандартные тонизирующие добавки. Никто не подозревал, что вся суть именно в гипнозе, а содержимое баночек продаётся в любой аптеке. Я совершенно позабыл обо всех старых изобретениях Брайана, ведь теперь мы придумали простой и эффективный метод, не используя их.

Мы настолько втянулись в процесс и маркетинговые уловки, что сами начали воспринимать фиксирующий препарат в баночках как самостоятельный, отдельный продукт. По прошествии десятков процедур всё стало настолько предсказуемо, что мы наняли пару помощников, сократили своё непосредственное участие в сеансах гипноза и на этапе обследования. Нам становилось скучно, и мы поняли, что наше предприятие сложно масштабировать – страшно выпускать из поля зрения клиентов, открывать дополнительные филиалы и так далее. Многое завязано на комфортном, камерном обслуживании, клинической эстетике и хорошем сервисе. Наша услуга была чем-то вроде части оздоровительной программы санатория или курорта, но такой части, ради которой вообще-то и ехали в этот самый санаторий. Со стороны контролирующих структур это также походило на микрофилиал термальных источников Лимбурга, только вместо воды у нас внимание, депривация и самовнушение. О том, что мы конкретно пудрим людям мозги, никто не догадывался. Всё это было прекрасно, но сильно ограничивало возможности расширения, несмотря на то что многое автоматизировано, компоненты разработаны и могли производиться где угодно. Загвоздка в самих клиентах – с ними много возни, с их дурацкими историями и проблемами. Казалось, к нам приходили одни и те же персонажи и по очереди жили жизнью друг друга, не могли придумать лучше развлечений, кроме как что-то построить, купить, жениться или научиться играть в гольф. Менялись только имена жён и номера клюшек.

Брайан стал реже появляться на работе и однажды позвонил и сообщил, что скука разрушает его и он отправляется в ретрит без обратного билета. Что же, кто я такой, чтобы его останавливать. Это было апогеем – нужно было что-то менять, но сделать я это мог только с ним. Дальше всё пошло по инерции. К тому времени я привлёк Марка и Адриана к управлению фирмой. Переложил на них функции логистики, маркетинга и связей с клиентами. Сам я остался следить за исполнением инструкций во время процедур, за чистотой состава, качеством препарата и идеологической составляющей организации. В общем, ни хрена я не делал. Примерно за неделю до отъезда Брайана Марк Офнер – именно он отвечал за маркетинг и связи с общественностью – на собрании высказал идею, которая показалась мне дурацкой, но затем прижилась, стала логичной и естественной. Он предложил разработать препарат, который не потребует изнурительных тестов и сбора данных. Его аргументом было то, что все данные, которые без конца собираются, похожи друг на друга и мы будто обследуем одних и тех же людей. По сути, тратим тонны бумаги и электричества, для того чтобы получать изо дня в день схожие результаты. И что самое главное – проблемы у этих людей похожи и их не так много.

В его словах был смысл. Но как же быть с нашим секретом – гипнозом? Ведь мы с Брайаном умудрились мастерски скрыть то, как на самом деле всё работает, это было наше с ним секретное оружие и самая важная часть процедуры, без неё эта горсть таблеток превращается в обычные растительные успокоительные, которые можно купить в любой аптеке без рецепта. Тогда, услышав на собрании предложение Марка, я сделал умный вид, принял все аргументы и, пытаясь скрыть фатальность ситуации, унёс всё это домой. Оттуда я позвонил Брайану и всё рассказал, после чего, не удостоив меня ответом, он сообщил мне о своём отъезде и повесил трубку.

Примерно три месяца я строил дурака – делал вид, что напряжённо думаю над проблемой. По коридорам ходил с кипой бумаг и озадаченным видом. На каждом совещании придумывал новые отмазки – причины, из-за которых серийный продукт не получится. Но уверял всех, что буду думать дальше, и отправлялся к себе в кабинет. Там я расслаблялся и целыми днями сидел и смотрел в одну точку; по умолчанию, я был готов к разоблачению и мысленно собирал чемоданы. Это было моё основное занятие – мой кабинет тогда находился в самом конце коридора и, казалось, про меня все забывали. Так себе стратегия для основателя фирмы. А ещё я постоянно врал, что созваниваюсь с Брайаном и мы обсуждаем идеи. Рассказывал всем о его невероятных приключениях, о том, как у него дела, передавал всем приветы и всё такое. Вот был бы смех, если б потом оказалось, что его засыпало лавиной где-нибудь в Гималаях. Партнёры бы долго решали, куда меня сдать – в тюрьму или психушку.

Через два месяца этот придурок звонит мне. Как сейчас помню, первое, что я ему сказал, – какая он мразь и чтобы не вздумал приезжать, так как я сказал всем, что он умер и теперь у нас новый химик, а Коча съели капуцины и остатки тела проросли грибницей. Брайан в ответ рассмеялся и сказал, что у него два изобретения – одно ерундовое, а другое способно решить почти все наши проблемы. Я попросил начать со второго. Оказалось, это некое средство для мужчин, которое можно использовать как шампунь, жидкое мыло и пену для бритья, а самое главное – всё в одной бутылке! «Похоже, ты окончательно проторчал мозги, – отреагировал я на это. – И что, когда начнём производить это дерьмо?» Брайан не ответил, но потом уточнил, что я унылый мудак, но он вытащит меня из тьмы. После обмена дружескими комплиментами, за секунду до того, как я собирался повесить трубку, он добавил: «Сухой гипноз…» Затем попросил найти ему квартиру рядом с лабораторией и бросил трубку. Таков Брайан Коч, главный химик ERA.

…На первом этаже гостиницы есть бар. Я заметил его, проходя через холл. Вспоминая всё это, я понял, что уже не усну, и решил спуститься туда. Бар был полупустой. Я начал злиться на Брайана, на то, что он, неся этот образ вечного подростка – гения, которого все боятся обидеть, способен делать вещи, которые могут навредить людям. Откуда такое безоговорочное доверие к нему? Наоборот, неверие в то, что человек может сделать что-то на самом деле ужасное, или это привычка – видеть всё таким, каким оно было всегда? И если взглянуть на ситуацию трезво. Конечно, Брайан объяснял, он ведь любит всё объяснять, хвастаться. Конечно, он рассказывал всем и про «сухой гипноз», но что это было? Мы все так долго ждали решения проблемы, и вот появился тот, кто её решил. Важно ли как именно? Конечно, никто из нас так и не понял, что это за чёртов «сухой гипноз». Да и не пытались понять. Ну а теперь? Как вообще это возможно – почему никто не требует от него объяснений? Всё хорошо – и все забыли об этом, как о шутке сумасшедшего? Неужели всего-то и нужно – всё время прикидываться торчком и недоумком, чтобы всё сходило с рук? Всё это было странным набором несвязанных вещей, которые случайно собрались в бомбу. Я, который так устал от Брайана, что не ждал ничего нового, мои партнёры, которые считают его королём лабораторных мышей из чёрно-белого мультика, и люди, которые сами не знают, чего хотят, и готовы сожрать что угодно, лишь бы успокоиться. Последних понять можно – бедолаги были такими всегда. Прямо сейчас, пока я сижу в этом унылом баре, Брайан Коч, словно маленький ребёнок, сидит где-то в углу и тихо шкодит, пока родители, не зная беды, занимаются своими делами. Это похоже на него, и у него в руках сейчас может быть соседская кошка и папин бритвенный станок, но в роли кошки – те, кому посчастливилось приобрести ERA, а в роли бритвы – пресловутый «сухой гипноз» в недрах этой самой ERA.

10. Король Брайан

Лаборатория Брайана Коча находится на этаж ниже нашего и занимает половину его площади. Чтобы туда попасть, нужно, выйдя из лифта, насквозь пройти через пару офисов мелких фирм. Дверь в лабораторию всегда заперта, и посетитель вынужден претерпеть ряд унижений – стоять при всех, стучать в дверь, привлекать внимание окружающих, ловя возмущённые взгляды и возгласы. Иногда можно делать это минут двадцать, пока Брайан не откроет. Постепенно все привыкли, что без острой надобности в лабораторию ходить не нужно. Особенно чётко это уяснили партнёры, которые умудрились хорошенько опозориться, когда привели целую делегацию на экскурсию – хотели похвалиться оборудованием, а вместо этого получили насмешки обитателей офисных коробок. После этого, конечно, был скандал, где Брайана отчитали за безответственное поведение и подрыв корпоративного имиджа, но это только усугубило ситуацию. Для всех, кроме Брайана. С тех пор он забаррикадировался, как полковник Курц в джунглях Камбоджи, добавив к своему образу большей сюрреалистичности и злодейства. Все остальные устали с этим бороться и перестали вовсе приходить в лабораторию. Так Брайан, по сути, открыл собственный филиал со своими порядками. Чем он там занимался, известно одному богу. Одному из тех богов, чьи головы нанизаны в виде бусин у него на запястье.

И вот я, убеждённо желающий попасть к нему, уже десять минут долблюсь в дверь, изредка поглядывая на окружающих. Приложив ухо к двери, я слышу внутри музыку. Наконец моя настойчивость вознаграждена и дверь открывается. На пороге стоит бодрый и слегка дёрганый Брайан.

– Роланд – Рок-н-роланд! Какими судьбами в нашем королевстве?!

Он выглядит, как всегда, слегка неопрятно и неуместно: халат надет поверх камуфляжной куртки (как я угадал с Курцем), на которой не хватает пуговиц, в шортах и без обуви. Длинные жёлтые волосы собраны в подобие пучка на макушке. На пальцах бесконечные кольца, а в воздухе, естественно, марихуановый дух, куда без него.

– Знаешь, – не пожав руки, я толкаю его плечом и прохожу внутрь лаборатории, чтобы у него не было шансов выпроводить меня, – пока ты не отщепился в отдельное «королевство», дела у нас шли неплохо и мы даже работали вместе.

– Мы и сейчас работаем! Ты о чём? Просто ты там, – он тыкает пальцем в потолок, намекая на то, что я теперь босс и делать мне тут нечего, – а я – я тот, кто и был. Давай без негатива. Я немного занят. С чем пожаловал?

– Значит, такая постановка вопроса? – Я решаю мутузить его сразу, не дожидаясь заклинаний и превращений в оборотня. – Ты про нашу ситуацию слыхал?

– Про парочку чокнутых, которые решили выехать на нашем колесе? Эй, давай осторожнее, сюда нельзя садиться.

– Да, только их уже не парочка. – Я небрежно сдвигаю склянки и прочую ерунду на металлическом столе и сажусь. Мне высоковато и неудобно, но я понимаю, что только хамским поведением можно вывести Брайана из равновесия, а оттуда уже на нормальный разговор.

– Парочка не парочка, суть одна – чуваки хотят срубить деньжат. Они прекрасно знают, что вы ссыкуны и лучше им запла́тите, чем будете огребать по судам. Чего ты от меня-то хочешь? Я сижу работаю, идей пруд пруди. Знаешь, я такую офигенную штуку придумываю, короче…

– Заткнись, Коч! – В этот момент я, вытаскивая руку из кармана пиджака, случайно смахиваю со стола пустую склянку, и она, естественно, разбивается вдребезги. Я не специально, но получилось эффектно.

– Эй, полегче! – Брайан нервно пятится, раскинув руки.

– Короче, у меня есть пара вопросов к тебе, и чем быстрее ты ответишь, тем быстрее я покину твоё «королевство».

– Не томи. Хрен знает, чего ты там ещё не знаешь.

– Что за сухой гипноз?

– Брат, этой теме уже три года, а ты только сейчас решил спросить? Прикалываешься?

– Отвечай! – Я скрещиваю руки на груди и сверлю его взглядом. – Ты постоянно травишь какие-то байки. Конечно, все считают тебя гномом из подземелья. Партнёры до сих пор думают, что мы пищевые добавки производим!

– А что, нет? – Коч достаёт из кармана достаточно крупное печенье, вертит его, нюхает и продолжает: – Получили, что хотели. В чём проблема?

– В том, что это всё скоро закончится и нас посадят, к чертям.

– О чём ты? Всё путём – таблетка работает. Мы уже два года кормим людей этой фигнёй, и все счастливы – с чего бы им с ума сходить?

– В чём суть сухого гипноза? Как он действует? Рассказывай, чёрт тебя дери!

– Пойдём, а то эти офисные крысы… знаешь… ты зна-а-аешь… – Брайан смотрит на меня сквозь отверстие в печенье, затем заговорщически дёргает головой в сторону входной двери, хотя та закрыта.

– Ты опять? – Я решаю, что Брайан шутит, но потом, сторонясь битого стекла, он надевает тапки, а значит, дело серьёзное.

Мы проходим в глубь лаборатории, и я замечаю трёх молодых ребят.

– Я думал, ты тут один. Кто это?

– Твои сотрудники, ты им зарплату платишь, бизнесмен. – Брайан по-идиотски смеётся.

– И давно они… – Я вдруг понял, что действительно глупо предполагать, что Брайан работает тут один. Всё потому, что его образ совершенно не вяжется с наличием у него каких-либо помощников.

– Последние два года, – пожимает плечами Брайан и наконец кусает печенье. – Тебе надо чаще смотреть по сторонам. Не парься, они не знают про наши секретики. Тут так много всякой рутины, и им не до сплетен. – Крошки сыплются на пол, Брайан суетится и изображает подобие обеспокоенности беспорядком.

– Давай к делу, расскажи, в чём суть. Он правда существует?

– Сухой гипноз? Ещё как существует. Он в каждой капсуле каждой банки чёртового ERA.

– Я думал, это какая-то сложная религиозная метафора, типа твоего средства на все случаи жизни. Помнишь, мыло, шампунь – всё в одной бутылке?

– Это реальный продукт! Я его запатентовал, Ренс. Кто из нас живёт в выдуманном королевстве?

– И как же работает эта чушь?

– Специальный диспенсер. Он двигается вверх и вниз и захватывает нужный состав.

– Я не…

– А сами составы не смешиваются, потому что у них хитрая консистенция, моё ноу-хау, понял? А-а, ты думал, я шучу? Ну конечно.

– Знаешь, ты не особо стараешься быть убедительным последнее время. Откуда нормальным людям знать, где шутка, а где вымысел?

– Я такой, каким был всегда. Изменились люди вокруг, и теперь любую информацию я должен преподносить так, будто проект моста защищаю, и культивировать в себе фобию, что меня неправильно поймут или типа того. Не тут-то было! – Брайан забегал глазами, будто забыл, о чём хотел сказать. – Короче, это всё не моя тема.

– Да? А что «твоя тема»?

– Я генерирую идеи, делюсь с окружающими. Если нужно – забирайте. Если считаете, что я недостаточно серьёзен и убедителен, – идите на хер. И все дела. В какой-то момент, брат, ты, кажется, тоже примкнул к этим жопошникам, и теперь мне недостаточно поделиться с тобой прикольной идеей – теперь мне надо ещё и убедить тебя? Может, мне ещё пойти университет закончить? На хрена мне это? Кстати, вот, держи. – Брайан достаёт из шкафа бутылку из фиолетового стекла, в которой слоями налиты разноцветные жидкости. – Пользуйся. В поездках удобно. – Выдержав небольшую паузу, оглядывает меня и добавляет: – Я не осуждаю тебя. Понимаю, что у вас там бабки, враждебный мир, энергетический кризис и все готовы перегрызть друг другу глотки. Но пойми – это не моё, я работаю только в одну сторону, как вода из крана, и можно либо подставить руки, либо наблюдать, сечёшь?

– Да, главное – не утонуть. Откуда у тебя это? – Я замечаю на одном из столов журнал, как у Джейн в галерее, и беру его.

Брайан тут же подскакивает и вырывает его из моих рук.

– Погодь, возьми лучше этот, в пакете, он новый, – Брайан суетливо всучивает мне такой же в точности журнал.

– Зачем тебе два?

– Я их выписываю… некоторое количество… интересно. Раздаю друзьям, вот тебе, например. Могу я тебя ещё другом считать? Этот я уже начал читать и-и-и… сделал там кое-какие пометки. Короче, отдай.

– Небось сиськи вырезал? – Пролистав мельком, никаких пометок я там не обнаружил. – Давно ты интересуешься искусством Латинской Америки?

– Там не только про искусство… – Брайан неуверенно трёт затылок. – Там вообще про культурную жизнь. Тебе бы не повредило расширить кругозор, братан.

– Что ты несёшь? – Я складываю журнал пополам и убираю во внутренний карман пиджака.

– Ты стал слишком напряжённым, подозрительным. Ладно. Хочешь узнать про «сухого» или тебя больше журналы интересуют? – Брайан неуверенно мнётся, смотрит за моё плечо, на своих подопечных. Они самоотверженно ковыряются в дальнем углу лаборатории и нас не слышат. Потом переводит взгляд на меня, глубоко вздыхает и выпаливает: – Когда к нам приходили те богатые кретины, мы их гипнотизировали, так?

– Ну?

– По сути, пока они лежали в полном отрубе, мы сначала вытаскивали историю из их подсознания, смотрели, насколько она вяжется с их же словами, видели в этих историях пробелы и заполняли своими кусками, которые делали историю красочной и счастливой.

– Да, именно так и делали.

– Потом решили замутить всё это без непосредственного носителя истории. И вроде бы даже поняли, что истории у всех похожие и ничего не будет страшного, если мы их слепим в одну, подрихтуем и закинем в головы всем. Я придумал главное активное вещество – образы обладали невероятной детализацией, красочностью и разнообразием. Правое полушарие несколько секунд работало как чёртов атомный реактор. Это не просто кирпич – это кирпич, состоящий из тысячи крошечных кирпичей, и все они разного размера, формы, цвета и вкуса. Понимаешь? Есть даже мягкие, пушистые кирпичики…

– Брайан…

– У людей в памяти возникали образы, которые они переживали ярче, чем могли бы пережить в реальности. Но не суть… Кому это интересно – наркоманский бред. Проблемка была в том, что мы не хотели никого гипнотизировать и не могли достать из подсознания это первичное переживание. И вот я придумал эту штуку – сухой гипноз. Гипноз без гипнотизёра. Ты выпиваешь его, засыпаешь и видишь сон, но не обычный сон, а сон о том, что когда-то с тобой происходило «на самом деле».

– Короче…

– А затем, а вообще-то почти сразу, приходят видения, образы, которые ненавязчиво и бесшовно встраиваются, сходятся воедино, как молния на джинсах, как шестерёнки, аккуратно входят друг в друга и раскручивают полноценно весь образ, как тысячи пауков, плетущие…

– Брайан!

– …тысячи паутин во все три измерения из разноцветных шёлковых нитей. – Всё это он говорит на одном выдохе, бренча браслетами, пытаясь изобразить пальцами то ли шестерёнки, то ли молнию джинсов.

– Про шёлковые нити я уже где-то слышал…

– И вот, – продолжает он, не обращая внимания на комментарий, – ты видишь невероятную, красочную картину того, как «на самом деле всё было». И больше никаких сомнений, стресса и попыток вспомнить событие, мучившее своей неоднозначностью, серостью и ощущением потерянного времени.

– Слова-то красивые, но каков всё-таки механизм?

– Я же рассказал – ты слушал меня?

– Можешь объяснить без херни с пушистыми кирпичами?

– Это вещество. – Он резко соединил три пальца на правой руке, словно поймал муху. – Оно способно целенаправленно вызывать образы. – Потом так же резко эту муху отпустил. – Эти образы на все сто процентов программируемы. Мной. Находясь в определённом состоянии, человек может видеть их и воспринимать как реальные.

– Образы?

– Да. Видения. Понимаешь?

– Видения. Ты хочешь сказать – галлюцинации?

– Галлюцинации – это что-то такое… происходящее само собой. Неконтролируемое. А я сделал настоящий прорыв, понимаешь? Как простым нажатием кнопки менять день на ночь, менять погоду. Сечёшь?

– То есть правильно ли я тебя понял – мы уже три года кормим людей галлюциногенами?