Читать книгу: «Черешни растут только парами», страница 2

– Я тоже. Завтра я так побегу. – Я посмотрела на него. – Если, конечно, никто не будет меня преследовать.

– Завтра не будет, – твердо сказал он. – Точно.

* * *

Весь день я пыталась разгадать смысл его слов: его завтра вообще не будет на море или завтра он не будет за мной гоняться? Сегодня утром я еще убегала, а завтра мне уже хотелось с ним встретиться. Неожиданно для себя самой я улыбнулась при мысли, что смогу провести с ним следующий день.

Я думала, что холодным душем смою с себя эти мысли. К сожалению, не помогло.

На следующее утро я тоже вышла на пробежку. На всякий случай в то же самое время. Что скрывать: я надеялась увидеть его снова. Я определенно хотела этого.

Темп был довольно высокий. На этот раз я бежала без наушников, потому что хотела услышать его шаги прямо позади меня. Есть! Я с надеждой обернулась. Увы. За мной бежал паренек, которого я довольно часто встречала на лесных дорожках. Я приветственно махнула ему рукой и побежала на пляж.

– А значит, все-таки купание? – Марек вырос как из-под земли. Я была совершенно без понятия, как он оказался рядом со мной.

– А, это ты, привет, – улыбнулась я. – Какая встреча.

– Я же говорил, что буду. Просто я обещал, что не стану преследовать тебя.

– Точно, – подтвердила я.

– Ну так что, идем? – Он кивнул в сторону моря и стянул майку и шорты.

– Куда? Плавать? Ты с ума сошел?

– Вчера ты обещала.

– Кто, я? Ничего я не обещала! – рассмеялась я.

– Понятно, испугалась.

– Издеваешься надо мной? Ты просто придираешься к словам.

– Пока что, на первом свидании, только к словам. – Он протянул мне руку, призывая окунуться в море.

Я вздохнула еще раз.

– Ладно, отвернись, – твердо потребовала я.

Он послушно повернулся ко мне спиной.

Я быстро сняла обувь, носки, легинсы и кофту, подумала, что мой спортивный топ легко может сойти за верхнюю часть купальника, и быстро побежала к морю. За спиной я услышала смех Марека. Он бежал за мной.

– Ух, холодная! – сказал он, погружаясь в воду.

– Чуток есть! – призналась я. – Не ожидала, что сегодня придется плавать в море. Но у меня всегда было желание окунуться.

– А у меня никогда! – сказал Марек.

– Тогда зачем ты это сделал?

– Это ты меня спровоцировала. – Он явно заигрывал со мной.

– Я?

– А кто начал раздеваться и прыгать в море? Я же должен был тебя спасать! Кроме того, я не мог допустить, чтобы ты утонула на нашем первом свидании.

– Невелика проблема – не было бы второго, вот и все! – рассмеялась я и поплыла к берегу.

Я вышла из воды. Мое нижнее белье не совсем годилось для плавания, и июньское утро было не из самых теплых. Стоя спиной к Мареку, я надела одежду поверх мокрого белья.

– Простудишься.

– Я быстро добегу до дома.

– Ну так что, будет второе? – спросил он, когда я уже собиралась уходить.

– Что «второе»?

– Свидание.

Я рассмеялась.

– А ты не дашь мне утонуть?

– Никогда в жизни.

– Подумаю. – Я вопросительно посмотрела на него, притоптала песок и веточкой написала свой номер телефона. – До встречи, – сказала я и побежала домой. Мне ничто не мешало. Ни мокрое белье, ни песок, который у меня был почти везде. Я бежала, словно меня несли крылья. Любовь? Тогда я этого еще не знала. Но я чувствовала, что меня ждут приятные минуты. Если бы я знала, что произойдет со мной потом, стала бы отвечать на его звонок? Теперь уверена, что стала бы. Однако раньше бывали моменты, когда я жалела о каждой минуте нашего знакомства.

* * *

Он позвонил в тот же день. Я как раз была у пани Стефании на обеде, как, впрочем, и каждую среду. Мы, как всегда, пили кофе из фарфоровых чашек, ели пирожные с кремом. Пани Стефания не хотела ничего слышать о диете бегуна или о здоровом питании.

– Самая здоровая пища, – сказала она, протягивая мне что-то очень вкусное на блюдечке с золотой каемкой.

Заварное пирожное со взбитыми сливками. Конечно, если бы оно было покупное, можно было бы его не есть, но ведь его сделала сама пани Стефания. А ей нельзя было отказать. Во всяком случае, я не смогла бы. Я знала ее уже так долго! Она заменяла мне бабушку, которой у меня никогда не было, и маму, с которой я не могла найти общий язык.

– Вот отведай сначала моего кофейку и моей выпечки, а потом расскажешь, что произошло! – сказала она, вытирая салфеткой крем с уголков рта.

– А что-то произошло? – спросила я.

– Я уже все знаю. Единственное, чего не знаю, – до кофе или после кофе ты расскажешь мне все.

– Пани Стефания! – сказала я с напускным недовольством. – От вас ничего не скроешь!

– Э-э-э, нет. Зрение, может быть, уже не то, а интуиция у меня есть, – подтвердила она. – Как его зовут? Ну чего зарделась?

Меня бросило в жар, и щеки, видимо, стали цвета свеклы.

– Ма… Марек, – заикнулась я.

– Красиво звучит. И это все?

Я покачала головой.

– Это как? Больше ничего? Чем занимается, фамилия, сколько лет?

– Я не знаю.

Пани Стефания была недовольна. Я рассказала ей о двух наших встречах, опустив эпизод совместного купания в Балтийском море в одном, можно сказать, исподнем. Я боялась, что это уже с самого начала настроит ее против Марека. А мне этого очень не хотелось.

– Прежде, чем мило улыбаться мужчине, и до того, как у тебя в животе начнут порхать бабочки, ты должна узнать о нем больше.

Я вежливо кивнула.

– Что, поздно уже? – улыбнулась пани Стефания.

Я пожала плечами.

– Поздно, – резюмировала она. – Иди ко мне, дитя мое, я обниму тебя, потому что скоро это будет делать кто-то другой.

Я села рядом с ней и положила голову ей на колени. Пани Стефания всегда была моей опорой.

Марек позвонил, когда я собиралась домой. Мы договорились на вечер. Пани Стефания качала головой.

– Не стоит мужчине сразу показывать трусики, – пробормотала она.

– А я и не собираюсь показывать ему трусы, пани Стефания!

Действительно – тем более что их он уже видел.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю не конкретно о трусиках, а о том, что не всё сразу.

– Пани Стефания, дорогая! Вы так беспокоитесь обо мне! – обрадовалась я.

Пани Стефания отвела взгляд. Почапала к шкафу, достала маленькую коробочку, вытащила оттуда ожерелье.

– У меня нет дочери. А я всегда хотела. Надень это на свидание. К счастью. – Она протянула мне ожерелье. – Это памятная для меня вещица. От мамы осталась. Думаю, это было самое большое ее сокровище: она рассказывала мне, что когда-то давно ухаживала за одной женщиной, вроде как женой какого-то богатого фабриканта, который построил себе виллу рядом с домиком моих родителей. Потом случился большой пожар, и муж той женщины, кажется, погиб, а сама она осталась без средств к существованию. Мама приютила ее. Вскоре после того, как та женщина переехала к нам, оказалось, что она беременна, как и моя мама. Я не знаю точно эту историю, знаю только, что ребенок у той женщины умер, и она с такого большого горя утопилась где-то в прудах Стефанского. От нее осталось это ожерелье, нитка жемчуга и еще какая-то мелочь. Это единственные ценности, которые у нее были. – Она взглянула на ожерелье, погладила его. – Я бы хотела, чтобы оно осталось у тебя. Навсегда. На удачу. Передашь его потом своей дочери.

– Спасибо, – крепко обняла я ее. – Но я не уверена, что сегодняшняя моя встреча такая уж важная… Вряд ли.

– Не имеет значения. Когда-нибудь будет у тебя и самое важное свидание. Ты почувствуешь это. Наденешь, когда придет время.

* * *

В тот вечер время, видно, еще не пришло: свидание было самым рядовым. Кино, потом прогулка, невинный поцелуй на прощанье. Я не стала надевать полученное в подарок элегантное украшение. Не случилось мне надеть его и в последующие два года, когда я встречалась с Мареком. Может быть, даже и оказии были вполне подходящими, только они не казались мне достаточно торжественными, чтобы ожерелье пани Стефании могло украсить мою шею.

5

После каждой встречи с Мареком я возвращалась все более ошеломленная и все более влюбленная. Я решила, что судьба специально свела нас сначала на беговой дорожке, а потом и вообще по жизни. Марек был архитектором, у него было довольно процветающее архитектурное бюро, и он как раз искал сотрудника. Могло ли быть лучше? После нескольких вечеров, проведенных вместе, первых застенчивых поцелуев и все более смелых ласк мы оба знали, что хотим проводить как можно больше времени друг с другом. Вот он – мой мужчина на всю жизнь! Но разве мы можем знать точно, что тот, кого мы сейчас любим, дан нам навсегда? И разве это зависит только от нас? Мы мало что понимаем, когда любим. Он совершенно меня околдовал. На работе и за стенами офиса. Уже через две недели после того, как он догнал меня в лесу, я поступила на работу в его бюро – вела документацию и заодно училась на опыте лучших. А в том, что архитектор Марек Венцлавский был лучшим, я не сомневалась. Лучшим во всех отношениях. Ах, как же я тогда была влюблена!

К сожалению, пани Стефания не поддерживала меня в моем увлечении. А разве она должна была?

* * *

Да ей и не нужно было разделять мой жизненный выбор – у нее был свой собственный, о котором я, честно говоря, не имела никакого представления. У меня был Марек, и она о нем знала, но кто-то появился и у нее, но я о нем не знала ничего.

Как-то раз она сказала мне, что к ней приходил один очень важный для нее человек. Она была буквально как на крыльях. Кажется, я тогда не придала этому значения. Может, мне стоило расспросить ее поподробнее? Может… Но увлечение Мареком было таким, что я не могла думать ни о чем другом, кроме как о нашей любви.

Потом иногда в ее разговоре всплывала информация, что в выходные у нее гость. Мне это было на руку, потому что освобождало меня от угрызений совести, что я не приду ее навестить. Впрочем, никакой такой железной обязаловки навещать ее у меня не было, да и сама она никогда этого от меня не требовала.

Конечно, следовало расспросить поподробнее, что это за гость, но как-то все было не до того. Может, потому, что однажды она упомянула о дальней кузине из Варшавы, которая иногда приезжала к ней, и я была уверена, что именно она навещает пани Стефанию?

Короче, я не спрашивала.

Сейчас мне кажется, что она прекрасно меня знала, в то время как я о ней не знала почти ничего.

* * *

Первая встреча двух самых важных в то время для меня людей прошла в не слишком благостной атмосфере.

А дело было так. Пани Стефания подарила мне секретер. Небольшой, старой работы, темно-коричневый, с богатой резьбой, с множеством потайных ящичков. Видимо, он еще помнил времена ее родителей. В Гданьск его привезли из-под Лодзи. Я знала, что пани Стефания родом откуда-то оттуда, но не думала, что могло что-то остаться из ее семейного имущества. Так вот, оказалось, что осталось – этот миленький секретер-чик со множеством полочек и ящичков. Я ласкала его взглядом, гладила ладонью – была от него в восторге.

– Он твой, – сказала пани Стефания. – Я счастлива, что ты наслаждаешься им так же, как и я когда-то, давным-давно. За ним было написано столько писем…

– Вы писали на нем письма?

– Писала. И моя мама тоже. Как будет немного больше времени, я тебе расскажу. Давнишняя история, запутанная, которую я сама узнала совсем недавно. – Она тяжело вздохнула. – Попроси Марека, он поможет перевезти его к тебе. Одна не справишься. Да и я, кстати, наконец-то с ним познакомлюсь. – И она улыбнулась.

Действительно. Я встречалась с Мареком уже полгода, а еще не было случая представить его, можно сказать, самому близкому мне человеку.

Я сразу же позвонила ему.

– Марек, я получила подарок от пани Стефании. Не помог бы ты мне перенести его домой, сегодня? – спросила я.

Марек не смог сделать этого ни «сегодня», ни «завтра», ни «через неделю». Постоянно что-то случалось. Я помню, что первый раз мы поссорились именно из-за этого. Я хлопнула дверью, сказав, что если он не поможет мне, то я найду себе другого помощника. Он выбежал за мной из офиса, обнял на пороге:

– И ты допустишь, чтобы на пути к нашему счастью встала какая-то рухлядь?

– Это не рухлядь, – сердито сказала я. – Это прекрасный старинный секретер. С душой!

– И с миллионом паразитов, – ехидно добавил он.

– Я же сказала тебе, что справлюсь сама, без тебя. – И вырвалась из его объятий.

Однако он увязался за мной.

– Ладно, поехали, – сказал он, доставая ключи от машины. – Разберемся с этой твоей мебелью. Если тебе это так важно.

А мне было важно. Очень даже важно.

– Это здесь? – удивленно спросил он, когда мы подъехали к дому-волне пани Стефании.

Он поморщился при виде разрисованного лифта. Я сделала вид, что не заметила. Решительно не хотела этого видеть.

* * *

Дверь открыла улыбающаяся пани Стефания. На устах улыбка, а глаза внимательно следили за Мареком. Я почувствовала какое-то напряжение в ее взгляде.

– Ну и где та рухлядь, которую мы должны забрать? – спросил он деланно шутливым тоном.

Пани Стефания подняла брови.

– Рухлядь? – спросила она.

– Ну, этот стол, – поправился Марек.

– Секретер. – Я попыталась спасти ситуацию.

– Вещь антикварная, девятнадцатого века, – уточнила пани Стефания. – Очень ценная для меня. И я уверена, что Зося тоже ее оценит.

– Пани Стефания, разве могут быть хоть какие-нибудь сомнения по этому поводу? – спросила я.

– Никаких, – отрезала она, вызывающе глядя на Марека.

Тот, не говоря ни слова, схватил секретер с одного края, скомандовал мне поднять его за второй, и мы двинулись прямо к приоткрытой двери. Когда мы вышли из квартиры, я вернулась к пани Стефании.

Она стояла и молча провожала нас взглядом.

– Пани Стефания, дорогая, он не всегда такой, – пыталась я оправдать Марека.

Она по-прежнему ничего не говорила, только кивнула. Обняла меня и поцеловала в макушку.

– Пока, дорогая. Надеюсь, секретер будет у тебя красиво смотреться.

– У меня и место есть для него, – улыбнулась я. – Наверняка впишется.

* * *

Выйдя от пани Стефании, Марек молчал. Однако, к моему удивлению, меня это ничуть не беспокоило: меня не интересовало его мнение о ней. Зато огорчало мнение пани Стефании о Мареке.

Что ж, все в жизни не может быть идеальным. Я хотела наслаждаться подарком, но Марек постоянно пытался испортить мне эту радость.

– Как мы это – даже не знаю, как это назвать, – погрузим в машину? Ведь оно того и гляди рассыпется в труху. Не проще ли сразу выбросить?

– Марек. Я действительно надеюсь, что ты это не серьезно.

Он посмотрел на меня с упреком.

Видимо, все-таки он говорил серьезно.

– Так, эту тему мы закрываем, – решительно мотнула я головой. – Я хочу, чтобы этот секретер стоял в моей комнате. Всё.

– Ясно, – смирился он. – Разве я что-то имею против?

Он ничего не говорил. Но иногда можно молчать, и все равно все будет понятно.

* * *

Тут, что называется, нашла коса на камень. И что интересно: без видимых поводов. Пани Стефании не нравилось, что я так сильно влюблена. Она опасалась, что если я высоко порхаю, то падение на землю будет очень болезненным. Мареку тоже не нравилась моя дружба с пожилой пани.

– У тебя что, совсем нет подруг? И тебе обязательно ходить к этой… – спросил он, когда в одну из сред я наотрез отказалась от встречи с ним, потому что меня ждал ужин и чай с пирожным у пани Стефании.

– Есть у меня подруги, и никакая она для меня не «эта», а пани Стефания, и она очень для меня важна.

– Честно: чего не понимаю, того не понимаю, – пожал он плечами. – Она ведь не твоя родственница.

– Не моя. Но если подумать, она сделала для меня больше, чем родная мать. Если бы не она, наверное, я не стала бы архитектором…

– А кем тогда?

– Ну, не знаю. Пошла бы по пути, который мне наметили мои родители. Наверняка резала бы трупы в прозекторской. Во всяком случае, с этого пришлось бы начинать, следуя их примеру.

– Да, как-то не особо креативно.

– Само собой. Это пани Стефания открыла во мне творческую жилку.

Марек пожал плечами:

– Ну, ладно. Ступай. Позвони мне, когда вернешься.

– Позвоню.

Я всегда звонила. Каждый вечер. «Спокойной ночи». А потом еще несколько эсэмэсок. Таков уж был наш ежедневный ритуал. Я жила с родителями и редко ночевала вне дома. Не то чтобы я не хотела, просто Марек не слишком часто предлагал. Может, он слишком любил комфорт или не хотел, чтобы я слишком серьезно воспринимала наши отношения.

Но в ту среду я провела вечер с пани Стефанией. Зато следующая среда уже принадлежала Мареку. Он пригласил меня в театр.

– Дорогая пани Стефания, как раз премьера… – оправдывалась я. – Я не могла отказать.

Потом, в следующую среду, я тоже ее не навестила. Я уже не помню, что случилось. Но сейчас я знаю, что Марек намеренно организовывал что-то интересное именно по средам, потому что терпеть не мог, что кто-то в моей жизни мог занимать такое же важное место, как он. И не понимал, что настоящая дружба с пожилой дамой – ценность сама по себе, не представляет конкуренции ничему и может длиться всю жизнь. К сожалению, не вечность. Я понимала, что пани Стефания уже не молода. В наших разговорах преобладали в последнее время темы здоровья. Мои родители использовали свои связи, чтобы она попала к лучшим врачам, но что поделаешь – биологические часы пока никто не отменил. Пани Стефания чувствовала себя все хуже и хуже.

Все с ней было более или менее нормально, в ее глазах по-прежнему горел веселый огонек, но таблеток на тумбочке все прибывало, и пани Стефания все чаще и чаще заводила разговоры о смерти.

Однажды она попросила меня найти ей хорошего нотариуса.

– Когда найдешь, просто дай ему мой телефон. Мне нужно поговорить.

Несколько дней спустя она спросила, не съезжу ли я с ней в Лодзь.

– В Лодзь?

– Да. Мне нужно кое-что сделать.

– Кое-что – это что?

– В свое время узнаешь.

В принципе, в женщине должна быть загадка, но пани Стефания была какой-то уж очень загадочной. А я не стала вдаваться в расспросы. Решила, что если она захочет, то сама расскажет. У меня было к ней абсолютное доверие, и я знала, что все ее жизненные шаги идеально продуманы.

* * *

Марека трудно было уговорить на эту поездку в Лодзь.

– Но зачем в Лодзь? – скривился он.

– Не знаю, Марек. Пани Стефания попросила меня об этом.

– И чего? Теперь ты, как золотая рыбка, будешь исполнять любые желания какой-то старухи? Тебе действительно не на что больше время тратить?

Меня взбесили его слова. Уже сто раз пожалела, что обратилась к нему за помощью. Действительно, ведь могла же сесть в поезд, в автобус, во все что угодно, попросить машину у папы, и мы могли бы поехать вдвоем с пани Стефанией.

– Но я просила о помощи тебя, а не его, – сказала пани Стефания, когда я объявила ей, что Марек нас отвезет.

– Но Марек сделает это с большим удовольствием! – соврала я.

* * *

К сожалению, мы обе, кажется, понимали тогда, что я говорю неправду. Однако я не хотела таскать ее по автобусам или поездам. У меня было впечатление, что с пани Стефанией что-то не так. Она становилась все слабее и слабее – такое впечатление, что все в ней болело. Все чаще я ловила себя на мысли, что моя лучшая подруга уже немолода. Я даже когда-то попросила свою маму обследовать ее. Мама тогда обняла меня и сказала:

– Каждый из нас когда-нибудь обязательно будет от чего-то страдать. Так уж устроен этот мир. Придет время, и у тебя что-нибудь заболит, но это будет нескоро, а сначала – у меня и у отца.

Мы тогда купили в аптеке какие-то витамины, пищевые добавки. Радикального улучшения я не ожидала, но знала, что обязана сделать все для пани Стефании. Понятно, что на фоне всего этого я хотела, чтобы наша поездка была для нее как можно менее обременительной.

* * *

Марек, пусть и без восторга, но в Лодзь поехал. Ехал – как отбывал повинность. За всю дорогу он не проронил ни слова, за исключением уточнения места нашего путешествия. Он мчался как сумасшедший, словно хотел побыстрее скинуть с себя неприятную обязанность водителя.

Мы отвели пани Стефанию к дому с табличкой «Нотариус».

– Пани Стефания, но вы не наделаете глупостей? – спросила я тихо, открывая тяжелую, массивную дверь в здание.

– Дитя мое, о каких глупостях речь? Это, пожалуй, самое умное, что я делаю в своей жизни, – ответила она с улыбкой. – Все будет зависеть только от того, как ты этим распорядишься. – Она исчезла за дверью, но через мгновение снова выглянула. – Буду через час.

Тогда я не совсем поняла, о чем речь. А должна была.

* * *

Я не помню точно, какое было время года, но мы очень замерзли в машине, пока ожидали пани Стефанию. Марек сидел хмурый. Я искренне сожалела, что попросила его поехать с нами.

– Может, кофе тебе принести? – предложила я.

– Нет. Сегодня я уже пил кофе.

– Чай?

– Нет, – отрезал он.

– Хорошо, тогда принесу себе. – Я вышла из машины, закуталась в шарф и отправилась на поиски места, где продавали кофе навынос. Купила два кофе, чай и три печенья. Я вернулась к Мареку и подала ему чай.

– Я не просил чай, – сказал он.

– Просто я думала, что тебе станет теплее, – улыбнулась я. – Ну, улыбнись же. Я ведь и печенье принесла.

На лице Марека появилась странная гримаса.

– С этими печеньями мы только намусорим в машине.

– Не страшно, пропылесосим, – успокоила я его.

Через некоторое время я заметила, что пани Стефания выходит из здания. Следом за ней шел пожилой господин. Они задержались перед входом, о чем-то перемолвились. Мужчина протянул руку. Пани Стефания на минуту замешкалась. Наконец она сняла перчатку и пожала его руку. Так они простояли некоторое время, о чем-то разговаривая. Я вышла из машины, но чувствовала, что не должна им мешать. Увидев меня, она кивнула мужчине и направилась ко мне.

– Можем ехать, – сказала она.

– Всё в порядке?

– Да. В принципе да, – подтвердила она. – Еще только одна вещь.

– Да?

– Марек, ты можешь проехать через Руду Пабьяницкую? Мне нужно посетить один дом, – обратилась она прямо к нашему водителю.

– Сентиментальное путешествие? – улыбнулась я.

– Вроде того, – тихо сказала пани Стефания.

Марек не протестовал, ввел в джи-пи-эс адрес, который сообщила ему наша пожилая спутница, и резко рванул со стоянки.

* * *

Через несколько минут пани Стефания попросила его остановиться. Мы встали под красивым, но старым и сильно разрушенным домом недалеко от леса.

Вилла была в стиле швейцарских шале со множеством декоративных козырьков и башенок. К сожалению, мало что осталось от былой роскоши. Любой мог войти в дом через приоткрытые двери. На грязных, разбитых окнах висели рваные занавески. Снаружи пугали обшарпанные стены с осыпающейся штукатуркой. Рядом с домом был сад, и, глядя на него, можно было только догадываться о том, как красиво здесь было когда-то. Прямо у дороги рос куст. Похоже, роза.

– Это здесь, – сказала она. – Здесь. – И ее глаза наполнились слезами.

* * *

Марек не заходил внутрь. Он остался на улице и курил. Вообще-то он не курит, но иногда покуривал. В основном когда нервничал. Я не знала, что теперь может его раздражать, – наверное, только то, что он уделяет нам свое время, не получая от этого ни малейшего удовольствия.

Пани Стефания приоткрыла дверь и вошла первой. В нос ударил запах пыли и сырости. Мы прошли по темному коридору в комнату с огромным письменным столом, на который падал яркий свет из окна. У одной стены была изразцовая печь, у другой – массивный шкаф.

– Давно я здесь не была, – сказала она и села на старый стул, стоявший у письменного стола. – Кажется, эта мебель помнит все семейные секреты. А было их много.

Она встала и прикоснулась к холодной кафельной печи.

– Пани Стефча, вы в порядке? – спросила я.

– В порядке. Именно так человек чувствует себя, когда возвращается туда, где он должен быть.

– А почему вы должны быть здесь?

– Почему? Когда-нибудь я тебе расскажу. Это мой дом.

– Ваш дом? – Теперь плохо стало мне. – Как это ваш дом? С каких это пор?

– Должен быть, по идее, со стародавних пор. А на самом деле… – Она взглянула на часы. – Вот уж два часа, как он мой.

– Ничего не понимаю!

– Мужчина, с которым я сегодня встретилась, подарил мне этот дом.

– Подарил дом? Почему?

– У него были свои причины, – коротко отрезала она. – В двух словах не расскажешь. Пожалуй, и жизни не хватит, чтобы рассказать. Моей-то уж точно.

Мы прошли дальше внутрь дома. Деревянный пол сильно скрипел под ногами. И никаких других звуков. В следующей комнате была, по-видимому, спальня. Там стояла большая кровать, с другой стороны двери был камин, а у противоположной стены комод. Следующая комната была абсолютно пуста. В помещении, которое, скорее всего, было кухней, стоял буфет без стекол. В центре самой большой комнаты – большой круглый стол, а вокруг него стулья. Стены оклеены обоями под побелку. Местами из-под краски виднелись обои, помнившие, наверное, времена первых хозяев. Пани Стефания покачала головой:

– Сколько же тут всего предстоит сделать… Сегодня я не полезу наверх, на чердак, слишком много эмоций.

Всю дорогу до Гданьска она молчала. Я не спрашивала ее ни о чем. Наверное, она не хотела рассказывать о своих семейных секретах при Мареке. Я понимала это, но думала, что у меня еще очень много времени, чтобы познакомиться с этой историей.

* * *

Сегодня я знаю, почему пани Стефания приняла этот дар. Правда, знаю не от нее. Она не успела рассказать мне свою историю, хотя не раз пыталась сделать это. То у меня не было времени, то она чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы начать этот разговор. А может быть, меня слишком сильно поразила любовь – или, вернее, увлечение. Я была очень рада, что моя пожилая подруга не стала свидетелем того, что произошло потом – а впрочем, наверное, стала, наблюдая за всем сверху, оттуда.

6

Пани Стефания умерла слишком быстро. Это случилось в одно декабрьское утро. Точнее, сразу после Рождества. Она настояла на том, чтобы пойти на всенощную.

– Почему ты мне не разрешаешь? – спросила она. – Почем тебе знать, может, это моя последняя всенощная? Тебе что, жалко?

– Пани Стефания, на дворе мороз; вон – на термометр взгляните. А вы хотите на всенощную отправиться!

Пани Стефания провела рождественский вечер в моей семье, и я только что проводила ее домой.

– Не хочешь – не иди. – Она пожала плечами. – Я к вере никого насильно не призываю.

– Да при чем здесь вера, когда на дворе такой мороз!

– Ладно, ты права. Вера ни при чем, просто я хочу попеть колядки.

– Колядки мы можем попеть и здесь. – Я села за пианино и заиграла «Тихую ночь».

– Дорогая ты моя, «Тихая ночь» – прекрасная песня, но мне хочется, чтобы рядом со мной какой-нибудь бас во всю мощь гремел «Прибежали в Вифлеем пастухи» ⁴.

Я рассмеялась.

– Ну, пани Стефча, аргумент так аргумент – такой ничем не перешибешь…

Я вытащила из шкафа теплый свитер, велела ей надеть (несмотря на то, что она противилась) термобелье под юбку, и мы пошли в костел. Шел снег и было очень холодно. У пани Стефании на морозе раскраснелись щеки, она, как всегда, улыбалась, хотя трудно было это увидеть – так сильно она была замотана толстым шарфом, который я подарила ей на Рождество.

– А тебе, дитя, не холодно? – спросила она.

– Нет, все в порядке. Вы всегда заботитесь о других. Может, пришло время и о себе немножко позаботиться?

– Наверное, ты права. Уже в ближайшее время, – улыбнулась она загадочно.

– Пани Стефча, что вы задумали?

– Может, мне вернуться к своему старью? – задумчиво произнесла она. – Думаю, каждому под старость лет хочется вернуться к своим корням.

– В смысле? – встревожилась я.

– То есть поехать в Руду, – спокойно сказала она.

– Пани Стефча! Как это в Руду?!

– Дом уже отремонтирован. Ну, пусть не совсем. Но санузел уже готов, а это самое главное.

– Пани Стефания! Вы же… Вы не можете поехать! В последнее время вы не очень хорошо себя чувствовали!

– Дорогая моя. Мне уже столько лет, что лучше точно не станет, – улыбнулась она. – А там ты всегда будешь моей гостьей. Что касается моей квартиры, то, в конце концов, кому я ее отдам, как не тебе? Ведь ты для меня самый главный человек. Я уже говорила с нотариусом – все улажено.

Мне не понравились ее слова. С одной стороны, я чувствовала в ее голосе надежду на лучшее завтра, а с другой – видела, как она защищает себя от будущих неопределенностей. Пани Стефания хотела быть готовой к Тому Дню, когда Ангел Смерти осенит ее своими крылами. Вот только я совершенно не была к этому готова.

Я помню довольное выражение ее лица, когда стоявший рядом с ней бородатый молодой человек прогремел: «Прибежали в Вифлеем пастухи…»

Когда мы возвращались, она взяла меня под руку.

– Вот теперь я довольна, – сказала она.

– Пением?

– Да, этот молодой человек прекрасно спел. – Она улыбнулась. – Ради таких моментов стоит жить. Может, переночуешь у меня, дорогая? Зачем тебе возвращаться ночью домой?

– Нет, пани Стефания. Завтра утром у нас гости, послезавтра я встречаюсь с Мареком.

– А разве не завтра ты встречаешься с ним?

– Нет, завтра он едет к родителям.

– А разве вы не вместе едете? – ее удивлению не было предела.

– Нет, – коротко сказала я.

– Люблю тебя, дитя мое, – только и сказала она. – Возвращайся с Богом, береги себя.

Я проводила ее до самой двери и побежала домой в эту звездную зимнюю ночь.

* * *

На следующий день я позвонила ей. Она сказала, что чувствует себя, может быть, и не так плохо, но предпочтет остаться в постели.

– Может, что-то нужно?

– Дорогая, у меня всё есть. Ты мне столько всего принесла – кто все это будет есть?

– Пожалуйста, ни в чем себя не стесняйте, кушайте. Послезавтра приду и проверю, что осталось, а в случае чего помогу, – рассмеялась я.

Когда я появилась в доме-волне на второй день Рождества, пани Стефания все еще чувствовала недомогание – жаловалась на боль в суставах. Я была уверена, что она подхватила грипп или простыла во время нашей рождественской прогулки. Я злилась, что дала себя уговорить.

– Я вызову врача, – сказала я. – А лучше попрошу маму, она вас осмотрит.

– Да будет тебе, не утруждай себя и маму не дергай. Мне просто нужно отлежаться.

* * *

Мама осмотрела ее слишком поздно. По крайней мере, так я думала сначала – и до конца не могла простить себе, что не настояла на осмотре раньше. Я думала, что пани Стефания непотопляема. Это я всегда прибегала плакаться ей в жилетку, а она всегда была крепкой, как скала, стойкой.

Всегда. Но не на этот раз.

Я помню серьезное лицо моей мамы и диагноз. Диагноз, который я сначала не поняла. Должно быть, это было давнее заболевание, а наша вечерняя прогулка в канун Рождества усугубила это состояние. Я долго думала, что да. Ведь это было в моих силах – поддержать ее, защитить. Если бы только знать раньше.

Пани Стефанию отвезли в больницу. Я часто спрашивала себя, правильно ли мы поступили. Может быть, умирая дома, она была бы более счастлива? Она умерла на больничной койке, под утро. Я ждала ее у нее в доме. Когда на рассвете зазвонил телефон, я уже знала, что не дождусь ее здесь, что никогда больше она не скажет мне: «Люблю тебя, детка», никогда не увижу эти невероятной синевы глаза, смеющиеся за золотой оправой очков, никогда не услышу от нее: «Ты справишься, дорогая, у тебя все получится».