Упершись спиной в стену больничного коридора, Светка понуро опустила голову. Так жалко выглядела она сейчас в синем полинялом халатике с хвостиком собранных на затылке огненно-рыжих волос.

Запах медикаментов, приглушенные голоса, тихие шаги запахнутых в больничные халаты и в собственные тревоги женщин – все это разом на фоне брызжущего весельем лета отдавало казенщиной, навевающей такую тоску, что выть хотелось. Даже не верилось, что еще вчера в клубе она вместе с друзьями, которые звали ее Рыжей Кошкой, выводила своим худеньким телом немыслимые буги-вуги. Вчера она была Рыжей Кошкой, независимой и строптивой, с копной непослушных волос, с неизменными в любое время года конопушками на вздернутом носике, в зеленом топе и потертых бедровках, с множеством браслетов на запястье. Вчера было весело. Вчера у нее была еще детская жизнь. Сегодня судьба перекинула ее во взрослую жизнь, будто с одной стороны улицы на другую, резко, безо всякого перехода. Был, правда, у Светки маленький переход. Но, во-первых, появился он не так давно, во-вторых, до сего дня он был неощутимый и незаметный, вроде подземного. Поэтому Светка могла себе позволить еще оставаться в детской жизни, на той стороне улицы, где было комфортно и привычно. И рассчитывала она пробыть там еще месяцев пять-шесть, чтобы свыкнуться с мыслью, что рано или поздно ей придется перейти на другую сторону. А вот как все получилось.

Дуся, Светкина мать, вытирая платком покрасневшие от слез глаза, время от времени с упреком поглядывала на дочь. Она только что вышла из ординаторской, где молоденькая докторица с важным видом маститого эскулапа объявила ей, что она в скором времени может стать бабушкой, если дочь ее впредь будет осмотрительнее. Что слова?.. Уже сам вид этой врачихи был живой насмешкой над ней, несчастной матерью-одиночкой, вырастившей на свою голову эту кикимору. Сама родила ее в шестнадцать, и этой столько же. Проклятье какое-то, что ли? Какая из нее бабка в тридцать три года? Она, можно сказать, только-только сама из гнезда вылетела, куда все шестнадцать лет кормежку таскала, надеясь, что из дочери что-нибудь путное получится, и можно будет, наконец, со спокойной совестью заняться своей личной жизнью. Она только-только скинула из себя лягушачью кожу в виде опостылевшего за много лет имени. Взяв первые буквы своего полного имени Евдокия, она стала теперь Евой вместо Дуси. Во всяком случае, именно так она представлялась теперь новым знакомым в ресторане, куда недавно устроилась официанткой. Мечта, а не работа. Вкалывала, правда, как ломовая лошадь, но ей к такой работе было не привыкать. Зато и деньги появились, и ухажеры. Хоть Дуся на мужиков и не падкая была, но один все же запал ей в душу. Такого и не захочешь, заметишь. Уж больно красив был. И на нее глаз положил. Положил, Дуся это сходу просекала. Думала, Светка подросла, можно свою жизнь устроить. И вот, на тебе. Не успела она еще толком в образ войти, как это известие о Светкиной беременности на корню срубило все ее мечты. Дуся опять всхлипнула в платок, но, видя, что от дочери слова не дождется, начала первая:

– Что молчишь? – буравя Светку стальным укором, c опаской произнесла она. – Мать на работу, а ты и рада стараться? Где башка твоя дырявая была? Мало я в нее вдалбливала, что от этих гулянок ничего, кроме дерьма не дождешься?

Видя, что дочь снова отгородилась от нее своим ослиным упрямством, Дуся вскипела от обиды.

– Кошка она, видите ли… Курица ты глупая, и мозги у тебя куриные! Чего ты молчала, чего ждала, я спрашиваю? И аборт не сделаешь, поздно уже, – всхлипнула она в платок.

Видя, что Светку не прошибешь никакими словами, она лишь вздохнула.

– Кто отец-то хоть, знаешь?

Светка шмыгнула носом и отвернулась.

– Андрей, – коротко ответила она, да и то еле слышно.

Дуся нахмурилась. Час от часу не легче.

– Суслик, что ли? – настороженно спросила она.

Светка кивнула.

– И что он? – неопределенно спросила Дуся, так как и сама толком не знала, чего ожидать от этого пацана. – Это же умудриться надо – среди пятисот тысяч городского населения выбрать для своего ребенка именно такого папашу! – нервно хмыкнула она, хлопнув ладонями по коленям.

Но эти слова, похоже, задели Светку куда больше оскорблений матери.

– У меня вообще никакого не было, – отрезала она, снова потупив взор.

Дуся вскипела.

– Это ты мне?.. Это ты мне такое говоришь?! – тыча себя пальцем в грудь, вытянула она по-гусиному шею. – Я тебе сотни раз говорила, что зарезали твоего отца. В поезде зарезали, когда из заработков возвращался. И деньги украли, которые на свадьбу вез. И фотографию показывала, – вдруг, что-то сообразив, она сменила тон: – А на что это ты намекаешь? Думаешь, как я, одиночкой? Запомни, я твоего Суслика из-под земли достану! И посажу за совращение малолеток!

– Мне со вчерашнего дня шестнадцать, – попыталась вставить Светка. Зря попыталась.

– А вот это вот! – тыча пальцем в Светкин живот, взвизгнула от негодования Дуся. – Это он тебе уже сегодня сделал, а?! Ничего, я на него управу найду, и стервь эту, мамашу его, заставлю на тебе жениться!

От возбуждения она перепутала, кто на ком должен жениться. Но сейчас это меньше всего волновало и ее, и Светку.

Старые жильцы коммуналки до сих пор помнили, как Светкина мать Дуся Нечаева и мать Андрея Маша Суслина когда-то враждовали между собой, что твои Монтекки и Капулетти. Яблоком раздора между ними стал Суслик старший. Началось все с того, что из соседней комнаты в коммуналке Суслиха, как поговаривали соседи, выжила старшую сестру, рассчитывая таким образом расширить свою жилплощадь. То история отдельная, и долго еще смаковали бы ее жильцы, не случись тотчас после нее другая, затмившая собой первую. Вместо ожидаемого расширения жилплощади в качестве новой соседки семейство Суслиных получило языкастую задиристую Дуську Нечаеву. И все бы ничего, если бы в придачу к своему характеру молодая соседка не обладала завидной внешностью и игривым нравом, на которые вполне мог клюнуть Суслик старший. Почуяв опасность, Суслиха развернула в дебрях коммуналки партизанское движение, вследствие чего в скором времени ни для кого из соседей не было секретом, что якобы существующий Дуськин муж был плодом ее собственного воображения, а попросту – чистым враньем. Когда слух об этом дошел до Дуськи, та, с малых лет наученная детдомовской жизнью, врезала Суслихе прямо при всех на нейтральной территории – общей кухне (рассаднике тараканов, сплетен и прочей заразы), чтобы та не совала нос в чужие дела. Результатом этой перепалки стали затянувшиеся испорченные отношения не только между ними, но и между остальными жильцами, ставшими на защиту враждующих сторон. Много воды утекло с тех пор, откровенная вражда между ними сначала сменилась мелкими пакостями, а потом и вовсе сошла на нет. Теперь они воспринимали друг друга, как неотъемлемый атрибут своей жизни – вроде тараканов, сплетен и прочей заразы. Да и поумнели обе, во всяком случае, настолько, чтобы оставить в покое пестрое прошлое, больше заботясь о том, чего ожидать в обозримом будущем. Дети-то подрастали, а на его туманном небосклоне ни у той, ни у другой не спешила вырисовываться хоть какая-нибудь надежда на улучшение жилищных условий. Лишь подряхлевший Суслик старший нет-нет да и напоминал обеим о пережитом позоре. Поэтому не было ничего удивительного в том, что перспектива такого родства могла привидеться обеим женщинам разве что в ночных кошмарах.

Неизвестно, до чего бы договорилась Светкина мать, если бы из ординаторской не вышла та самая «врачиха».

– Женщина, что же вы до сих пор дочь в коридоре держите? – подходя к ним, с упреком произнесла она. – Раньше надо было выяснять отношения. А сейчас ей покой нужен и постельный режим.

Взяв Светку под руку, она повела ее в палату.

Светка покорно пошла за ней, молча кивнув матери на прощанье.

Дуся посмотрела вослед дочери, и сердце заныло от жалости.

– Доченька, я тебе соки и фрукты принесу, – крикнула она вдогонку, но Светка уже скрылась за дверью.

«Какая из нее мать?» – вздохнула Дуся, зная, как нелегка материнская ноша, под которую поспешило подставить свои неокрепшие плечи ее неразумное чадо.

Понемногу растрепанные Дусины чувства стали укладываться в определенные целенаправленные мысли. Нет нужды уточнять, против кого они были направлены. Переведя взгляд на часы, Дуся прикинула, что до начала работы еще вполне успеет заскочить домой, чтобы отыграться на ненавистном Суслике, так вероломно искалечившем жизнь дочери, да и порядком нагадившем в ее собственной жизни. В том, что Суслик бездельничает дома, Дуся не сомневалась. По отношению к Суслику сомневаться можно было лишь в том, что в скором времени он сумеет обеспечить хотя бы себя самого, не говоря уже о жене и ребенке.

2

В ожидании троллейбуса Дуся нервно мерила шагами длину остановки, прикидывая, с чего начнет разбирательство со ставшими ей сейчас ненавистными сусликами. Светкино признание – это полдела. Неизвестно еще, что сам папаша запоет. Какой-то он непонятный, этот Андрей – ни рыба ни мясо. Как он только умудрился задурить мозги ее веселой жизнерадостной девочке? В том, что Машка во всем обвинит ее дочь, Дуся тоже не сомневалась. Эта неудачница-медсестра, с трех раз не поступившая в мединститут, спала и видела, что ее любимчик – эта каланча безбашенная – станет-таки в этом году воплощением ее мечты. Знала бы она, куда он воплотился…

Солнце слепило глаза, ветер припудривал пылью и без того бедную Дусину голову. Мрачный взгляд ее смерил болтающую по мобильнику размалеванную девицу, заинтересовано прошелся по импозантному мужчине и остановился на бабке, цепко держащей за руку непоседливого внучка. Снова вспомнив о Светке, Дуся застонала, как от зубной боли. На лице импозантного мужчины промелькнуло сочувствие. Бабуля подозрительно покосилась на Дусю. Размалеванная девица продолжала болтать по телефону. Может, в другой раз Дуся и одарила бы понравившегося мужчину благодарным взглядом, но тут подъехал троллейбус.

Двери открылись, и перед ней появился собственной персоной Суслик младший. Погруженный в свои мысли, он спрыгнул на тротуар и направился к зданию больницы, мирно пощипывая травку, для большего эффекта завернутую в целлофан. Повернувшись вслед ненавистному вредителю, Дуся заметила в букете среди жидкой зелени три алые розы. Впившись взглядом в эти розы, как бык в красную тряпку, она бросилась за Андреем. В два счета настигнув его, она цепко схватила его за руку.

– Здравствуй, Андрей, – запыхавшись, глядя на него снизу вверх, сказала она.

Андрей спокойно ответил ей с высоты своего внушительного роста:

– И вам не хворать.

Видя, что Суслик бежать не собирается, Дуся ослабила хватку.

– Кому цветочки? – кивком указав на букет, спросила Дуся, буравя его острым взглядом.

– Светке, кому же, – смутившись, пожал плечами Андрей.

– Так, – снова овладев ситуацией, подбоченилась Дуся. – Цветочки, значит, – продолжала она, грудью напирая на опешившего Андрея. Но сейчас ей не было никакого дела до чужих чувств, со своими справиться бы. – Цветочками решил отделаться. А ягодки прикажешь нам собирать?

Андрей оглянулся по сторонам.

– Теть Дусь, вы чего? – отступая, продолжал он гипнотизировать ее недоуменным взглядом.

– Я-то ничего, – подойдя к нему вплотную, продолжала Дуся. – Я-то, как раз, ничего. А вот ты, что? – не мигая, уставилась она на Андрея, пытаясь выдавить из него чистосердечное признание.

– Что, – развел руками Андрей. – Скоро мамой вас называть буду.

Дуся скривилась, словно съела лимон.

– Слушай, сынок, – тихим въедливым тоном продолжала она, – ты никак и переехать ко мне собираешься в качестве нового родственника? Видно, мамаша тебе нашептала? Не получится, – помахала она пальцем перед его носом.

– При чем здесь мать? – снова на полшага отступил Андрей. – Ей вообще сейчас не до этого.

– Ах, да! – сплеснула руками Дуся. – Как же это я позабыла? Она же полгода профессорские пороги обивала, чтобы из тебя доктора сделать.

Андрей насмешливо ухмыльнулся.

– Профессора, теть Дусь, тоже болеют. Сделать человеку укол и обивать пороги – это, как говорится, две большие разницы. Вы-то здесь каким боком?

Хмыкнув, Дуся покачала головой.

– Тем самым, – сорвала она с его лица улыбку. – Зря старалась. Профессорше всю задницу исколола, а ее балбес к соседской девчонке полез в доктора играть.

Андрей неловко пожал плечами.

– Что-нибудь придумаем, – с виноватым видом ответил он.

Дуся хлопнула в ладоши.

– Час от часу не легче! – с отчаянием крикнула она. – Он придумает… Нет, ты скажи мне, – она снова начала свое наступательное движение, – что ты можешь придумать, неопределенное существо?

– Неопределившееся, – поглядывая по сторонам, Андрей попытался перевести разговор в шутку.

– Какое там! – настаивала на своем Дуся. – Сам ты очень даже шустро определился. Теперь тебя еще определить надо, чтобы было же за что кормить плоды твоего определения. А куда тебя определить? У тебя же ни образования, ни положения в обществе.

– Теть Дусь, – теряя терпение, перебил ее Андрей, – чего-то вы не в ту степь полезли. Сами-то вы тоже в коммуналку не на мерседесе из Монте-Карло прикатили. Ребенка признаю, на Светке женюсь. Чего еще? – теперь он, не обращая внимания на посторонних, пошел на Дусю. – Никто к вам переезжать не собирается. Живут люди, и мы как-нибудь обойдемся без вашей помощи. Сами не лезли бы только, – напоследок выпалил он ей в лицо и пошел своей дорогой.

Эти слова вмиг осадили ее боевой настрой. Она сдавила пальцами виски. Как-то слишком быстро все завертелось, начиная с сегодняшнего утра, когда Светку забрала скорая. Сначала огорошили ее тем, что котенок ее рыженький, оказывается, уже и не котенок вовсе, а беременная кошка. Теперь котяра этот… И у них, оказывается, любовь. Как же она проглядела-то?…

Дуся снова посмотрела на часы, прикидывая, успеет ли к Машке в больницу, находившуюся через два квартала. Но, вспомнив, что вчера вечером из соседской комнаты доносились Машкины рыдания, а сегодня сутра на кухне появился Суслик старший с пластырем на лбу, Дуся решила, что не стоит открывать Машке правду жизни на ее рабочем месте. Работает она с больным контингентом, а почему посторонние люди должны страдать от их междоусобиц? Знала она также, что после разговора с Машкой у нее самой никаких сил не хватит на свой контингент, тоже не отличающийся спокойным нравом.

«Теперь-то уж, куда спешить, – высматривая свой троллейбус, думала Дуся, – родить ей не завтра. Понемногу все утрясется. Андрюшка, ишь, каким петухом оказался! Может, Светке еще и повезет с ним».

Подъехал троллейбус. Дуся вошла и, сев у окна, взглянула на здание больницы. Сердце снова заныло. Всем своим естеством она ощущала, как что-то изменилось сегодня, что-то безвозвратно исчезло из ее жизни. Но ни перед кем в мире она не рискнула бы обнажить боль, тупо ковыряющую в душе оттого, что в соседской семье скоро появятся еще два суслика, а она, Дуся Нечаева, теперь останется одна одинешенька, может, до конца своей жизни.

3

Долгие два часа Андрей дожидался окончания рабочего дня медперсонала больницы. Потом Светка, выглянув из окна палаты, сказала ему идти к служебному входу, куда в скором времени и сама спустилась.

Стоило ему оказаться с ней наедине, как Андрей впервые почувствовал непонятную неловкость. Вроде рядом стояла все та же Светка и, вместе с тем, появилось в ней что-то чужое. Теперь вот так сходу уже нельзя было обнять ее и притянуть к себе. Целоваться тоже неудобно было. Этот детский период они давно прошли, а как вести себя во взрослой жизни, еще не знали.

– Ну, че? – спросил Андрей, протягивая Светке цветы.

– Ты, че? – с удивлением уставилась она на букет. – Что я с ними делать буду? Мне их здесь даже поставить негде.

Андрею стало обидно. Он так старательно выбирал свой первый в жизни букет, надеясь, что Светка поймет его чувства без банальных фраз. Но после Светкиных слов цветы вдруг потеряли свою значимость, и он стоял с этим веником в руке, не зная, как от него избавиться.

Он и сам толком не понимал еще, как относится к Светке, как ее воспринимает, то есть. Вместе росли с малых лет, играли. Все изменилось само собой, когда он заметил, как в озорной соседской девчонке появилось что-то новое, неуловимое. Время, словно умелый мастер, лепило ее ладную фигурку, постепенно превращая ее в хорошенькую Дюймовочку. Сама Светка была о своем малом росте невысокого мнения, потому и выбрала себе броское прозвище – Рыжая Кошка, изо всех сил пытаясь подражать этому образу. Друзья одобрили, а сам он наедине с ней называл ее Дюймовочкой, потому что был старше на два года и был гораздо выше ростом. Светке это нравилось. Им обоим нравилось играть в сказку. Даже когда Светка сказала ему: – «Кажется, я залетела», – они и тогда еще восприняли это как некое продолжение сказки. А вот сегодня утром оказалось, что это была настоящая жизнь. И этот подтвердившийся факт поставил все в их жизни с ног на голову. Были бы оба умнее, поняли бы, что расставил-то он как раз все по своим местам. Но жизни довольно и собственной мудрости – не одного уму-разуму учила, и этих научит.

– Что врачи говорят? – проглотив обиду, спросил он.

Светка потупила взгляд.

– Кончилась моя веселая жизнь, – со вздохом ответила она и провела рукой по животу.

Андрей понимающе кивнул. Какое-то время оба неловко молчали. Андрей снова первым нарушил тишину:

– Я с мамашей твоей на остановке столкнулся, – нервно теребя кончиками пальцев целлофан, ухмыльнулся он.

– И что? – напряженно спросила Светка.

– Живой, как видишь, – снова ухмыльнулся Андрей.

Но Светку явно не удовлетворил такой ответ.

– Я серьезно спрашиваю.

– Да что она может сказать? – пожал плечами Андрей с недовольным видом. – Зять такой ее не устраивает…

Светка взяла Андрея под руку и потерлась щекой о его плечо.

– Не парься, я ее знаю. Че сегодня делать будешь? – потянулся к нему ее вопрошающий взгляд.

Андрей пожал плечами.

– С пацанами пива выпьем…

– А с родаками, – осторожно поднажала Светка, – когда скажешь?

– Сегодня не получится, – покачал головой Андрей. – У матери с отцом терки какие-то.

– Че так? – спросила Светка, пытаясь скрыть чувство нарастающей тревоги.

– У них поймешь? – раздраженно бросил Андрей. – Не хочу масла в огонь подливать.

Светка совсем приуныла. «Получается, мать опасалась не зря, – впервые царапнуло закравшееся в душу сомнение, – терки у его родаков, видите ли… Сегодня терки, завтра еще что-нибудь придумает».

– Права была мать, – заговорила в ней обида, – как кататься, так мы первые, а как саночки возить, так и сама не надорвешься.

Вот только Андрей ее обиды не разделял. Ему самому обидно было, что Светка так быстро перешла на сторону матери, не задумываясь о том, что на его бедную голову-то все как раз и свалилось. А не свалилось, так свалится, какая разница? Поступление в этом году накрылось, ежу понятно. Теперь как хочешь, так с матерью и разбирайся, ведь полгода она не только профессорскую задницу колола, но и по ползарплаты отцовской туда таскала. Полгода и жили на ее зарплату да на деньги от исколотых чужих задниц. Квартиру тоже подыскивать самому надо, так как будущая теща уже сегодня показала свой змеиный нрав. Да и вкалывать придется теперь сутра до ночи, чтобы все это обеспечить. Веселенькая перспективка получается. И вместо понимания он должен стоять здесь и выслушивать Светкино фырканье.

– Да ты и сама, как твоя мать, – ответил он, задетый за живое. – Все вам в один день подавай – и квартиру, и зарплату, и положение в обществе.

Не веря своим ушам, Светка вскинула к нему кажущиеся сейчас огромными на бледном личике зеленые глаза.

Сколько страха и боли довелось натерпеться ей в этот день. И деликатная вежливость врача, и упреки матери, и любопытные взгляды соседок по палате вперемежку с их россказнями о патологии и детях-уродах – все это разом душило Светку в куцем четырехместном пространстве. Казалось, этот день раз и навсегда отрезал ее от привычного мира, игривого лета, от любимого Андрюшки. Да-да… именно сегодня она впервые почувствовала, что только с Андрюшкой сможет передвигаться в этом пугающем ее будущем, в котором она ощущала себя сейчас беспомощным слепым котенком. Друзья и подружки теперь были не в счет, они оставались детьми, продолжающими играть во взрослые игры в своей привычной детской жизни. Их же с Андрюшкой объединял сейчас общий ребенок, пусть еще не родившийся, невидимый даже, но сегодня впервые заявивший о своих правах на жизнь. Потому и ждала она долгие два часа, когда уйдет ее лечащий врач, строго настрого запретившая Светке вставать. Она так ждала его, чтобы впустить в свою новую жизнь, только вот незадача, сам он туда, как оказалось, не очень-то и рвался. Правильно, чего ждать от такого?

– А ты… ты! – взорвался в ней дождавшийся своего часа страх. – Ты – как твой отец. Такой же суслик! Цветочки он принес! – выкрикнула она ему в лицо. – Мне, может, вставать нельзя… Я, может, чтоб тебя увидеть,… – брызгала ядом Светкина обида. – Другим мужья фрукты приносят, а ты масла в огонь подлить боишься. Вот принесу вам в подоле, и гори оно все огнем! – в сердцах крикнула Светка и, обойдя его, быстро поднялась по ступенькам.

– Светка! – не успев прийти в себя, крикнул ей вдогонку Андрей.

– И никакая я тебе не Светка! – донеслось до него сверху. Потом резко хлопнула дверь, и все стихло.

Андрей замер, зачем-то продолжая смотреть на эти злосчастные ступеньки. Переведя взгляд на букет, он выругался и швырнул его под лестницу. Стало немного легче.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Дважды войдя в одну воду

ДВАЖДЫ ВОЙДЯ В ОДНУ ВОДУ

1

2

3

С этой книгой читают

Другие книги автора