Цитаты из книги «Зеленый шатер», страница 3

прошлое не лучше настоящего... Из всякого времени надо вырываться, выскакивать, не давать ему поглотить себя.

Потом он подвёл их к обшарпаному дому на первом от улицы Кирова повороте, который делал этот Кривоколенный, указал широким жестом левой руки на дом и сказал:

- Вот. а теперь представьте себе! Здесь, конечно, никакого асфальта, дорога вымощена брусчаткой, оттуда, с Мясницкой выезжает карета. Ну, скорее не карета, а такая небольшая повозка с извозчиком. Пушкин был в Москве в гостях, отчасти по делу, здесь у него было множество родни и друзей, но дома своего никогда в Москве не было, да и выезда тоже. Если не считать квартиру на Арбате, которую он снимал после свадьбы совсем недолго, а потом уехал в Петербург. Он Москвы не любил, говорил, что здесь "слишком много тёток". Вот, представьте, через сто лет после смерти Пушкина одна дама здесь проходила - после революции дело было - и вдруг с Мясницкой - цок-цок-цок! - заворачивает извозчик, останавливается вот здесь, из пролетки спрыгивает Пушкин - простучал сапогами по брусчатке и исчез в доме. Дама - ах! И тут вмиг всё пропало - и брусчатка, и пролетка, и извозчик с лошадками.

Не огорчайтесь, история - не алгебра. Точной наукой ее не назовешь. В каком-то смысле литература более точная наука. Что говорит великий писатель, то и становится исторической правдой. Военные историки нашли у Толстого множество ошибок в описании Бородинской битвы, а весь мир все равно видит ее такой, как описал ее Толстой в " Войне и мире". Пушкин тоже не стоял на заднем дворе дворца матери малолетнего царевича, Марии Нагой, где произошло - или не произошло! - убийство Димитрия. То же самое распространяется и на историю с Моцартом. Ну, "Маленькие трагедии" вы читали, надеюсь.

Речь тогда шла о Пушкине. Но рассказывал о нем Виктор Юльевич так, что возникало подозрение, не учились ли они в одном классе.

Несмышленные малыши, человеческие личинки, они потребляют всякую пищу, какую ни кинь, сосут, жуют, глотают все подряд впечатления, а потом окукливаются, и внутри куколки все складывается в нужном порядке, выстраивается необходимым образом - рефлексы отработаны, навыки воспитаны, первичные представления о мире усвоены. Но сколько куколок погибает, не достигнув своей фазы, так и не треснув по шву, не выпустив из себя бабочку. Анима, анима, душенька... Цветная, летающая, короткоживущая - и прекрасная. А какое множество так и остается личинками и живет до самой смерти, не догадываясь, что взрослость так и не пришла.

Но все-таки была одна странность в этой прекрасной литературе: вся она была написана мужчинами о мальчиках. Для мальчиков. Все о чести, о мужестве, о долге. Как будто все русское детство — мужское… А где же детство девочек? Какая у них ничтожная роль! Наташа Ростова восхитительно пляшет и поет, Кити катается на коньках, Маша Миронова отбивается от посягательств негодяя. Все юные кузины и их подруги, в которых влюблены мальчики, славны своими локонами и оборками. Остальные — несчастные жертвы: от Анны Карениной и Катюши Масловой до Сонечки Мармеладовой.

...совесть работает против выживания. Да, биологическая эволюция вида вымывает тех, у кого есть живая совесть. Выживают сильнейшие.

– Ты единственный человек в мире, кто улавливает мои мигрени.

– А ты единственный, кто улавливает… вообще.

Историческая наука вещь довольно мутная.

Наденьте лицо, мадам, изображайте скорбь. Идут перемены.

— Страшно, — прошептала она. — Страшно, Вика.

— Ничего. Хуже не будет.