Читать книгу: «Женские судьбы. Повести, рассказы, стихи», страница 2

Глава 3 Социализм строить надо и жениться пора

По улицам города после амнистии, назначенной Ворошиловым, неспешно проводимой Берией, ходили в ватниках отпущенные на свободу люди, готовые всего лишь «за дайте поесть» наколоть и напилить дрова, помочь впоследствии вскопать огород и выполнить любую работу по хозяйству. Дарья относилась сочувственно к ним, у самой в 1952 муж Степан пришёл из мест заключения. Осуждён был за спекуляцию, продажу телёнка от собственной коровы. А продал потому, что четверо детей было, к школе надо было много чего прикупить, да и одежду к зиме. Жили тогда в деревне Щипачи, увидел его с телёнком бдительный сосед на рынке и сообщил куда следует. Почти полтора года находился Степан в заключении. Родственники помогли Дарье с детьми перебраться в город, перевезти немудрёные вещи, обустроиться Дарья перебивалась без него, вела хозяйство, держала корову, кур, свинью. Летом собирала ягоды и грибы, продавала на рынке овощи, лесные и садовые ягоды, молоко, сметану, творог. Брали охотно, были и постоянные покупатели. Брат Григорий и его жена были первыми помощниками во всём и всегда. В город и приехал Степан после освобождения. Бывший колхозный учётчик устроился забойщиком в карьере.

Вся страна строила социализм, и Геннадий его строил. Работал старательно, норму добычи асбеста перевыполнял и от общественной работы не увиливал, но грустный какой-то был, по мнению близких.

Как-то к Дарье пришла Любаша. В город приехала с сыном повидаться и, не застав его дома, решила зайти к золовке. За чаем разговорились.

– Дружит, может, с девушкой, нет ни в общежитии, ни у вас, а сегодня выходной, – начала беседу встревоженная мать.

– У нас выходной, а он по сменам работает, пропадает на работе. Повысили его: был помощником машиниста экскаватора, сейчас машинист.

– А с девушкой не видела? Парню скоро 22, а не женат, – опять подняла тревожившую её тему Любаша.

– Что ты, парень не девушка, не засидится, выберет невесту. Видела его на днях у колонки с Таней, она в положении, воду помог ей набрать и понёс потом.

– Этого ещё не хватало! Муж-то как, если узнает?

– Плохо, Люба, она с мужем живёт. Тот и пьёт, и бьёт.

– Сама себе такую судьбу выбрала. Не хотелось бы мне, чтобы он ей воду носил, придётся потом не своих внуков нянчить.

Долгим был этот воскресный разговор, на котором решили срочно найти порядочную девушку и познакомить с ней Геннадия.

Вскоре такая девушка нашлась. За парным молоком пришла женщина, проживающая на соседней улице. У дочери ребёнок родился, а молоко не появилось, подкармливали разведённым коровьим. У дочери подружка-соседка, зовут Вера. Не красавица, 24 года, в девках засиделась, а всё потому, что скромная очень; а так образованная, бухгалтером работает, и шьёт, и вяжет, и чистоплотная. Родители обеспеченные, отец непьющий. Показывала Вера дочери моей приданое. В шкафу полно обуви, пальто не одно, шуба, а платья сама шила, все модные, шёлковые да шерстяные. Для дома там скатерти, постельное бельё, одеяла, перина. Хоть сейчас замуж, а жениха нет.

Узнав, когда Вера с работы приходит, Даша и Люба решили под предлогом посещения её соседей посмотреть на предполагаемую невесту. Дом был солидный, аккуратный. Зашли к её соседке с бидоном молока, но из-за изгороди рассматривали Веру. Стройная, худенькая, светлые с рыжинкой волосы, лицо узкое, черты его черты невыразительные, но с лица воду не пить. Всё лучше, чем ожидающая ребёнка Татьяна. И имя серьёзное, говорящее: Вера.

Познакомить удалось не сразу, причин для встречи не было. Как-то в весеннее воскресение Дарья пригласила Гену помочь по хозяйству, а подруга – Веру сходить за молоком и яйцами к Дарье. Разговорились о фильме, который шёл во Дворце культуры неподалёку от дома Дарьи, оба пока его не смотрели. Даша и предложила вечером им сходить в кинотеатр, что и сделали. Проводы, разговоры; Геннадий рассказал о кордоне, о токующих глухарях. Вера захотела посмотреть на это зрелище. Решили в следующее воскресение съездить на кордон.

На ток пришли под вечер, спрятались в шалаше, укрытом еловыми и сосновыми ветками, довольно комфортном, был там даже матрас, накрытый простынёй, одеяло с подушками – Люба постаралась. Ждали долго, но стоило того. Глухари прилетели ночью, сначала ходили по току, потом послышалось щёлканье, сначала редкое, с большим интервалом, а потом раздалась трель пощёлкивания, её заменило скрежетание.

Из шалаша Люба разглядывала забавные позы этих удивительных птиц. У кого перо к шее прижато, у кого поднято, даже вздыблено, если к нему приближается партнёр, клювы подняты, хвосты, как веер.

Сначала молчали, потом Геннадий сообщил, что во время тока птицы не слышат, складка в слуховом проходе заполняется кровью, набухает и во время пения закрывает слуховой проход. Молодые люди расслабились, стали смеяться над позами глухарей. Глухариное весеннее многоголосие, близость общения разбудили и чувства молодых людей, желание соединения, тела их сплелись, и в предрассветный час, когда сумерки начали светлеть, а на зов глухарей прилетели партнёрши, Геннадий уже обязан был жениться на Вере. Не зря Люба приготовила им в шалаше удобную постель.

Глава 3 Свадьба

Свадьбу назначили на сентябрь, очень тёплый в тот холодный год. На свадьбу Надя шла с бабушкой и дедушкой. Родители решили встретить молодых у загса. Дед вышагивал в белой рубашке, костюме, часто приглаживая прямые русые подстриженные к свадьбе волосы, щурил серо-зелёные глаза, сыпал прибаутками, пословицами, что говорило о хорошем настроении. Маленького по сравнению с дедом роста, подвижная, даже юркая, бабушка шла рядом. Как редко это бывало! Дарья в новом цветном платье и таком же платке на кудрявых светлых с седыми паутинками волосах осторожно несла шкатулку с подарком: жениху – отрез на костюм, невесте – на платье. Надька, как из пулемёта, обстреливала их вопросами:

– Почему по радио говорят каждый день, что Сталин умер, но он жив. Вот кот Митрофан задрал цыплёнка, тот не ожил, а Сталин как ожил?

– В памяти жив, – отстрелялся дед.

– А если память плохая? У меня, папа говорит, плохая, я буквы забываю, он их скажет, а я потом забуду. Сталин туда не поместится.

– Вот в школу пойдёшь через год, все буквы выучишь, – вставила Дарья.

– Он лучше всех был, а почему тогда умер, если жив?

– Сталин болел, поэтому умер, – опять дед.

– Почему не лечился? Я кашляла, меня мама лечила. А что у Сталина нет мамы?

– Мама его, наверно, ещё раньше умерла. Царствие ей небесное, – перехватила ответ на вопрос, заданный деду. Дарья побоялась, что вопрос о Сталине испортит хорошее настроение деда.

– А кто теперь лучше всех, если Сталина нет? Бабушка, а где Царствие небесное? Вот сегодня облаков нет, а его не видно. На небе только солнце, звёзды и планеты. Оно на планете?

Вопрос повис в воздухе, да и подошли к дому невесты. Во дворе и возле дома было много народа.

Ждали жениха с невестой. Те задерживались, гостей пригласили в большую комнату с расположенными у окон поперёк комнаты столами, покрытыми скатертями. Бабушка с Надей и Любашей сели на скамейку окна, повели разговор. Забежали какие-то мужики в красных рубахах с зачехлёнными топориками, стали бегать по комнате, просить садиться к столу, а кто не сядет, тому ноги отрубят. Все смеялись, а Надьке стало невесело.

– А что все смеются и ноги не прячут?

– Да шутка такая.

– Страшилка, не шутка.

Люба, которую всегда раздражали вечные вопросы Нади, повела Надю к детям, играющих с котятами, в другую комнату, чтобы не мешала беседе взрослых.

Вскоре появились молодожёны, встреченные радостными криками. На крыльце родители благословили их иконой в расшитом полотенце и караваем с солонкой. Начались традиционные свадебные забавы и розыгрыши, молодых обсыпали монетами, рисом, дарили подарки, которые сватьи складывали на поставленный для подарков стол.

Геннадий в белой рубашке и чёрном костюме держал под руку Веру. Она была в белом с ромашками расклешённом по моде того времени удлинённом платье, на обрезанных и уложенных в перманент волосах веночек с восковыми цветами, скрепляющий фату. И невеста с румянцем на лице и сияющими от любви и счастья глазами была похожа на ангела; хотя не красавица, но очень милая, нежная и обаятельная.

Даже всегда гордая своей красотой Люба сказала тихо Дарье:

– Постаралась невестушка.

Пригласили двух гармонистов, и свадьба не только ела, играла, пела, плясала, но и танцевала под подаренный молодожёнам радиоприёмник с проигрывателем и пластинками.

К вечеру наиболее нетрезвые гости подрались, их помирили рюмками водки и рядком уложили спать в сенях на кушетке. Со словами «В первую ночку сынка и дочку» героев дня отправили в спальню, и гости начали расходиться.

Глава 4 Тоска пришла, когда не ждали

Молодая семья в радостных хлопотах провела год: ждали появления ребёнка. Вера с радостью шила пелёнки из бумазеи и фланели, украшала их вышивкой и кружевами. Вязала костюмчики, пинетки и шапочки. Связала даже одеяльце.

Сынок появился через год, но прожил меньше двух недель. Ребёнок родился беспокойным, всё время был у груди днём и ночью, молока образовалось много. Измученная за день Вера ночью кормила ребёнка лёжа, уснула и грудью придавила носик младенца. Не было конца горю семьи. Геннадий не упрекал, сам страдал и винил себя, что не проснулся той ночью, ведь видел, как устала жена, а Вера стала на тень похожа. Родители и муж успокаивали, говорили, что дети ещё будут, надо принять и жить с этим.

А вот Люба после этого невзлюбила сноху. Обиды накапливались, до этого она критиковала приданое Веры. Всё при ближнем рассмотрении показалось не новым, пропахшим нафталином. Не довольна была и подарками новой родни на свадьбу: чашки да ложки с кастрюлями, утюги. Лучше бы деньги, как наша родня. И Вера какая-то неласковая, скрытная, молчаливая, вечно занята, а ведь думала, что дочкой станет. Даша всегда успокаивала золовку, что на вещи заработают, люди разные, родню не выбирают, не осуждают, надо привыкнуть, самой быть уживчивей и ласковей, всё устроится, не надо мешать им своим отчуждением. А ведь как ждала Люба внука! Как радовалась его появлению в надежде, что отношения наладятся.

Ещё до родов Веры она уговорила мужа переехать в город. Дом и всё имущество за небольшую сумму продали семье сменившего Григория егеря. Купили в фабрично-заводском районе города небольшой дом. Скотину не держали, только кур. Григорий устроился рабочим на фабрику, Люба – в фабричную столовую. Вот только зажили как-то однообразно и скучно. Любовь сначала развлекала себя посещением магазинов, радовалась приобретению новых вещей, потом загрустила.

Григорий же тосковал по Джеку, Лариске (они остались на кордоне), по лесу, чистому воздуху и речке.

– Что тут? Шлак, камни да рельсы железные и пыль вместо воздуха.

Работники столовой проходили осмотр, врач обнаружил опухоль в груди Любы, дал направление в область. Там подтвердили, предложили грудь удалить, но Люба, всегда гордившаяся своей грудью, отказалась от операции. Григорию не жаловалась, так как переезд произошёл по её инициативе. Со своей болью и пришла к Дарье. Сначала

Даша выслушала её, посочувствовала и рассказала свою историю:

– Выявили у меня это заболевание, не вслух сказано будет, в желудке, во время войны, году в 43. Подсказал местный врач-сосед метод Капустина по лечению, сказал, что ученик Капустина и в Свердловске есть. Прибыла по указанному адресу, в ноги бросилась, молила спасти. Сказала, что старший сын на Курской дуге погиб, муж воюет. С кем четверо сирот будут, если помру? Деньги ему давала, не взял. Сказал, что метод его не гарантирует излечение, но он попробует помочь. Велел привезти 10 куриных свежих яиц. Привезла. Положил в больницу.

Каждый день сестра в процедурном кабинете обрабатывала яйца спиртом, вытягивала иглой шприца белок, смешивала с какими-то лекарствами в колбе, набирала получившуюся вязкую белую смесь в шприц и ставила уколы в бедро, не в ягодицу. После десяти дней дали перерыв и снова – к врачу. Он дал выписку нашему участковому врачу, как на месте продолжать лечение, но сказал, что яйца должны быть всегда только из-под курицы, свежие, тогда эффективнее будет. И так чуть не полгода. Опухоль прошла. Выписывая, спросил, собираю ли травы, дал список трав и рассказал, как собирать, заваривать и пить их. Собираю эти травы и пью до сих пор, но не всё время, с перерывами. Бог милостив. Живу пока, как видишь.

Дарья написала адрес врача, и Люба, отпросившись на работе, поехала к нему в больницу. Но всё зря. Врач, как оказалось, давно не работает, метод посчитали не перспективным. Путь к излечению лишь один – операция.

Темнее тучи приехала домой Люба. Приходила домой – ложилась на кровать, ничто её не интересовало. Григорий пытался взбодрить жену, а когда узнал о её беде, сам впал в уныние, уверенный, как и жена, что операция не поможет, только страдания продлит. От тоски не хотелось идти домой после работы, не мог видеть осунувшееся лицо дорогого человека, слышать её стоны по ночам. Появились друзья, с которыми стал сначала заходить в пивную за кружкой пива, затем и пиво не помогало, стал пить что покрепче. Водка вначале снимала напряжение, но потом уже не помогала, ввергала в уныние и тоску, становилось жаль не только Любу, но и себя.

Глава 5 Обновление души и праздник 1Мая

Однажды ранним утром к Дарье забежал Геннадий и с болью в голосе и комком в горле сообщил:

– Тётя, батька попал под поезд, всю ночь на рельсах пролежал, помер на них от потери крови. Только что сообщили. Я похоронами займусь, а ты вместе с Верой к матери ступай, надо ей сообщить как-то осторожно, валериану возьми или ещё чего.

Трудная миссия предстояла женщинам. Равнодушная в последнее время Люба рыдала, себя не помня. После похорон Григория знакомый врач почти насильно забрал её в больницу, где, подлечив, сделали ей эту злосчастную операцию.

Когда разрешили посещение, в больницу пришла Вера. Села не на стул, а на край кровати, обняла свекровь и сказала:

– Выздоравливай, мама.

– Зачем? Кому я нужна-то теперь?

Наклонилась Вера к свекрови, шепнула на ухо, чтобы не сглазить:

– Ты нам с Геной нужна. Тяжёлая я. С первым не справилась, а как с двумя? Двойню обещают. А ещё квартиру скоро получим, как новый пятиэтажный дом на улице Ленина построят. Там и вода, холодная и горячая, и паровое отопление, топить печь не надо будет. А ещё ванная будет и туалет.

– Выздоравливай только. К нам перевезём тебя после больницы, нельзя пока одной-то. Силы копи. Вот фрукты принесла, витамины нужны, – уже громче продолжила, прощаясь.

– Какая у тебя дочь ласковая да добрая, – незлобно позавидовали соседки по палате.

– И красивая, – добавила Любаша.

После посещения невестки пропали все обиды, стало стыдно за свои придирки. Права была Дарья, не осуждать, а принимать и любить. Вот Вера приняла её, такую больную, неуживчивую, полную обид и горя. Винила себя и в гибели Григория, при переезде думала лишь о себе, не помогла мужу выбраться из тупика, не спасла лаской и добрым словом. Надо выбираться из болезни, сопротивляться ей, быть в круговороте жизни, как когда-то именно этим, а не методом Капустина, спасла себя для других Даша.

Дарья с её хвостиком Надей тоже навестили Любу, девочка заканчивала первый класс, впервые готовилась пойти на демонстрацию.

– Учительница сказала нам готовиться к празднику. Готовиться – это веточки сорвать и в воду поставить, чтобы листочки появились, сделать цветочки из тонкой папиросной бумаги и прикрепить их к веточкам. Вот я тебе три принесла, чтобы и ты, тётя Люба, праздновала, – тарахтела она.

Девочка не раздражала Любу, как это было обычно, а детский голосок только радовал и укреплял желание жить, появившееся после посещения невестки.

Демонстрация, к которой радостно готовилась Надя, утомила первоклассницу.

Долго строем ползли по Уральской улице до центральной площади. Через квартал на пересечении с улицей Осипенко находился дом бабушки. С родителями Надя за 20 минут не спеша доходила до него. Собрались у школы за час до демонстрации, строили и без конца пересчитывали детей, колонну выравнивали, потом всю дорогу снова останавливались, поправляли колонну; мальчишки всю дорогу дёргали девочек за косы, толкали друг друга. Пока дошли до площади, полопали все воздушные шары, поломали веточки.

Остановились и снова подравнялись невдалеке от построенного пленными немцами Дворца культуры, по краям которого возвышались на постаментах массивные музы, дипломная работа Эрнста Неизвестного. Дед с присущей ему усмешкой называл их мясистыми бабами.

Эрнст был тогда ещё неизвестным в прямом смысле этого слова, скульптуры как образец пролетарского искусства горожанам не нравились, но уж слишком высокими были постаменты, чтобы выразить к ним своё отношение в письменной форме.

Демонстранты проходили по площади возле трибуны и на лозунги с приветствиями отвечали криками «ура», заходили за угол, грузили транспаранты, и всё для них этим заканчивалось. Недавно вычищенные на ленинском субботнике, а теперь покрытые шелухой от семечек улицы были полны окурков, обёрток от конфет, бутылок, веточек с белоснежными цветами. До субботника чище было.

Бабушка встретила Надю у дома. Пошли стряпать пельмени, в счастливый пельмень монетку не забыли положить. Вскоре пришли родители и все члены большой семьи. Дружно сели за стол. Празднику были рады, а пельменям и общению ещё больше.

После обеда уставшую Надю по грязным улицам города вели за руки папа с мамой. Народ уже праздновал по домам. Можно было идти, растянувшись по ширине улицы, втроём.

– Понравилось тебе на демонстрации? – спросил отец.

– Нет, у бабушки понравилось, а ещё пельмени стряпать, пироги с брусникой тоже понравились.

Надя, ещё до школы научившись читать, читала всё подряд, лозунг и «Да здравствуют строители социализма» решила уяснить.

– А что такое социализм, который строят? Вон те дома, что строят, это социализм? – спросила, указывая рукой на строящиеся « хрущёвки», Надька.

– И они тоже социализм, – с улыбкой ответил отец.

– Те, кто в них переедет, будут в социализме, а мы когда там будем?

– Поживём – увидим.

– Люди станут образованные, культурные, мусор на улицу бросать уж точно не будут, – добавила мама.

– Когда этот социализм построят, что снова строить будут? Новый социализм, и тогда мы в него переедем?

– Коммунизм, но его уже ты будешь строить, – ответил отец.

– Почему я? Я не умею строить дома.

Папа с мамой засмеялись. Второго мая все отдыхали дома – ещё праздник, а вот третьего вся страна снова продолжила строить социализм.

21.03.2022

Метромалыш

Разбудил Марту даже не будильник, а мысль, что пора вставать. Кто сам не испытал, как, например, бездетная соседка Лилька, считают, что в декрете вообще лафа: и встать можно попозже, и погулять в парке, и телик посмотреть. Как же! С тремя-то детьми! Собрала анализы для женской консультации и аллюром на кухню готовить кашу, варить яйца, какао – сыновьям, дочке – чай с печенкой; затем поднять детей, принять на себя их недовольство, но обласкать, причесать, дочке косу заплести. У парней обязательно проверить, как зубы чистят, а то лишь щётки намочат. Рюкзак им на плечи, и в школу отправить, ладно, что она рядом. И так каждый день в любом состоянии: и когда токсикоз, и когда, как сейчас, 37-я неделя беременности, а от мужа ни весточки.

С тревогой отправилась с дочкой в садик. Тревога потому, что та жаловалась на боль в горле. Вечером и утром полоскали, не помогло. В садик не пустили. На бегу звонок соседке. Хорошо, что Лилька сегодня дома.

– Посиди с Маринкой. Я с анализами на приём в женскую консультацию и бегом за продуктами.

– Твой-то что, не приехал что ли?

«Твой-то» – это муж Сергей, но о нём сейчас думать некогда, тем более, что вчера, когда дети уснули, с подушкой разговаривала, поэтому-то и уснула поздно.

Марта оставила дочь с соседкой и, вызвав врача, побежала в женскую консультацию.

Пока шла очередь, отнесла баночки в бак лабораторию, сдала кровь и попала на приём.

После осмотра врач сообщила, что малыш развивается хорошо, как и положено для 37-ой недели, но беспокоит её напряжение мышц таза.

– Вам бы лечь в больницу, чтобы избежать преждевременных родов.

– Троих в срок родила, да и этого, надеюсь, тоже. Кто с детьми останется, пока тут буду?

– Тогда поберегите себя и ребёнка не напрягайтесь. Жду вас через неделю, результаты анализов отправлю на электронную почту, – сказала, выписывая рецепт и прощаясь.

Не очень-то веря в очередное лекарство для расслабления мышц таза, Марта в аптеку не зашла, а, почувствовав голод, вспомнила, что не завтракала, забежала в кафе торгового центра, а после него в продовольственный отдел.

– Пакет молока, творог, сырки, йогурт, сосиски, рыба. Морковь, картофель, капуста, греча – тоже в корзину. Вернулась за яблоками. И их туда же. Хлеб не забыть бы! Потом, сына после школы послать можно. На сегодня всё. Надо два пакета взять – подумала уже у кассы, расплачиваясь.

Легко было везти, тяжело нести. Не доходя до метро, села на скамейку, которую мигом окружили голуби и воробьи. Мартовский серенький денёк не обещал просветления, как и её теперешняя жизнь. Вчера ведь ещё улицы были чистыми и небо серо-голубое. Какая-то затяжная весна в этом году, и снег всё не кончается, опять ночью покрыл улицы. Дворники расчищают тротуары, снегоуборочные машины – дороги.

Вспомнилось, как четырнадцать лет назад, не поступив в институт, вот так же сидела на скамейке в парке, обдумывала своё житьё-бытьё, тогда и познакомилась с Сергеем. Шёл мимо недавно мобилизованный с солдатской службы сероглазый парень, потом вернулся с мороженым. Познакомились. Невестилась недолго, вскоре в загсе расписались. Один за другим трое детей. Каждому рады были, только вот проблемы с деньгами. Так-то бы хватало, но ипотека и плата за квартиру съедала чуть не половину. Сергей тогда и решил работать вахтовым методом, уезжал на север, долго тянулись дни без него. Друг посоветовал стать дальнобойщиком, возить товары в Германию, а обратно стройматериалы. Всегда волновалась, когда был в пути, хотя и звонил постоянно. Мысли от прошлого перешли к настоящему:

– Взять такси дорого будет, на метро быстрее и дешевле. Деньги ой как нужны. Муж уже второй месяц не появлялся дома, денег не посылает и по телефону не звонит. Где он? Жив ли? Почему не звонит? Когда узнал, что отцом в четвертый раз будет, вообще аборт предложил сделать.

– Как аборт! Он ведь наш, живого убить? Вспомни, как первого долго не было! Как ждали его! Он ведь право жить имеет! – убеждала тогда. Спорить не стал, но что-то треснуло в их отношениях. По телефону, когда он разговаривал со своей матерью, случайно услышала обидное слово «как свиноматка». Догадалась, что о ней, наверное, но конфликтовать не стала. А вот Лильке, когда та к ней зашла, рассказала, хотя сор из избы выносить не любила, но тут обиду пережить не успела, вот и вынесла. Своеобразная психотерапия.

Всегда выглядевшая счастливой и уверенной, Лилька на эти откровения удивила:

– Знаешь, подруга, а ты рожай. Никогда никому не говорила, как мы с мужем мечтаем о ребёнке, сколько денег на лечение потратили, в какие только церкви ни ездили, каким только иконам ни молились – не получается. В детском доме от незнакомых людей как-то боязно взять, а вы свои, детей твоих знаю. Он нам в радость, счастливыми сделает, как родного, полюбим и у тебя под боком, на виду. Подумай, но аборт точно не делай. И если и не нам, то не мы одни такие.

Отдавать Лильке ребёнка Марта, естественно, не хотела, но укрепилась в решении родить.

В феврале муж отправился с колонной в Германию, приехать должен в начале марта. Как-то холодно простились на этот раз. Звонил редко. Нет ли у него кого? Не зря говорят, что у дальнобойщиков жена в каждом городе. Теперь себя винила за эти мысли. Как отрубило 24 февраля, когда началось военное вторжение. Где он? Жив ли? Почему не звонит?

Марта тяжело поднялась, пошла к метро, очень тянуло низ живота. Подумала: «Похоже, ложные схватки». Схватки были не ложными, уже на эскалаторе почувствовала, что воды отходят. Села на ступени, почувствовав какие-то быстро нарастающие схватки, а за ними и потуги. Задышала глубоко. Как ещё помочь малышу? Поскакали по лестнице яблоки, словно мячики, впереди них капуста. Застрял на горизонтальной площадке мешок, из порванного пакета вытекало молоко.

Выскочила из стеклянной будки дежурная у эскалатора, старалась прикрыть роженицу. Прибежал с платформы полицейский, а за ним и рабочий метрополитена с теплоизолирующей фольгой, первой пелёнкой новоявленному горожанину. А малыш громко, как мог, приветствовал и этот мир, и этот странный роддом, и незнакомых людей, которые помогли ему появиться на свет. Какая-то женщина нерусской национальности, сняв с головы платок, протянула, чтобы укрыть малыша. Вскоре он замолчал, почувствовав, что всем он нужен и ему рады. Он, потому что это был мальчик.

Спустились с носилками работники Скорой помощи, забрали Марту с сынишкой. В больнице до свекрови не дозвонилась, попросила это сделать Лильку. Палочка-выручалочка пообещала, уверив, что и они с мужем присмотрят за домом и детьми.

На другой день Лилька навестила роженицу Лильки, в квартире, по её словам, жила с детьми свекровь. О Сергее ей тоже ничего неизвестно, волнуется.

– Подумала о моей просьбе про ребёнка? Как жить-то будешь? Пока поможем, а потом одной с четырьмя детьми, – как-то робко, с надеждой в глазах спросила Лилька и передала приобретённый недавно красивый комплект для новорожденных, постиранный, проглаженный и приятно пахнущий.

Марта не ответила, соседка упорствовать не стала, но погрустнела.

В больнице пролежали две недели, потому что Славик (назвала именем полицейского, который принял роды) родился недоношенным. Он быстро набирал вес, чем радовал мать, а через 14 дней…

Марта с младенцем вышла из дверей роддома, вспорхнули вверх гелиевые шары, выпущенные встречающими её полицейскими, работники метро принесли в подарок огромного медведя, Лилька с детьми тоже была с ними.

До дома доехали на микроавтобусе, и там тоже ждал сюрприз. С букетом цветов её встретил Сергей. Он смотрел на неё и сына с любовью такими же серыми глазами, как тогда, когда в первый раз её увидел. Хлопотала в доме свекровь, заканчивая накрывать праздничный стол, дети ей помогали. Маленький Славик уснул, а его взрослый тёзка попросил позволения стать крёстным. Марта с мужем радостно согласились.

За столом Сергей рассказал, как фуры с товарами несколько дней стояли на таможне, как исчезла сумка с документами и телефоном, когда ненадолго вышел из машины. Возникли проблемы и с заправкой машины, и с пропитанием, поэтому задержался. Но добрые люди есть везде, даже если с ними не знаком. Помогли в этой ситуации.

Проснулся малыш, требовательно просил и себе пищи, гости разошлись. Марта подошла к Лильке и спросила:

– А ты не согласишься стать крёстной мамой? Ведь крёстная тоже мама. Вместе и воспитывать будем Метромалыша. О согласии и спрашивать не следовало. Лилька радостно улыбалась.

16.04.22