В некоторой сказке…

Маг хихикнул в бороду, отер от густой мясной подливы усы. Как же тогда он боялся ошибиться! Но честность Марка Шеппортта, которая читалась во всем его образе, во взгляде изумрудных глаз с вертикальными зрачками, в движениях и размышлениях не могла обмануть. Элапидеи и ложь – это вообще вещи не совместимые. Сейчас-то точно все это знают. Честь для них как ни для какой другой расы – превыше всего, даже личных переживаний.

Впрочем, не только им. Генриус взглянул на равнину. Еще один благородный, гордый и честный. Габриэль Эрлаган. Полукровка, которому суждено стать следующим великим стражем мира. Эту свою часть маг любил больше, чем судейство. И передавать охранные параллельные рубежи ему будет немного грустно, но приятно, что именно Габриэлю. Он нравился Генриусу.

Чародей прищурился, сделал ладошку козырьком, пригляделся. Воркуют. Бедный мальчик, снова ему придется хлебнуть из горькой чаши расставаний. Но изменить это не в силах Генриуса. Равновесие должно быть соблюдено. И не было в истории еще ни одного случая, чтобы после выполнения миссии путешественник не вернулся обратно в свой родной мир. Маг тяжело вздохнул и потер глаза, ставшие влажными от ярких солнечных бликов. А, может, вовсе и не от них.

***

Утро подмочило и без того сомнительному путешествию репутацию. В прямом смысле. На долину без предупреждения обрушился проливной дождь, как раз тогда, когда путники завтракали. Сенька наспех наколдовала огромный зонтик, но постоянно поддерживать иллюзию ей было тяжело, поэтому Габриэлю срочно пришлось искать альтернативу. Полуэльф соорудил подобие шалаша из больших листьев папоротника. Под ними и спрятались. Но девушке все равно пришлось визуализировать навес над лошадьми, чтобы те не промокли до нитки. С каждым разом создавать иллюзии Есении удавалось все легче и правдоподобнее. Иногда она ради забавы творила мелкие предметы. И уже спокойно могла нафантазировать, к примеру, защитную ленту. А вот с другими заклинаниями пока не выходило. Во-первых, Сенька их попросту не знала, во-вторых, даже не представляла, где этот опыт сейчас можно получить. Но твердо решила, что если вдруг по какой-то случайности ей удастся задержаться в этом выдуманном мире, она найдет хоть захудалого мага, который сможет ей разъяснить азы ворожбы. Потому что владеть силами и не уметь ими пользоваться – это не просто глупо, но и обидно. Ну, а пока Сенька довольствовалась тем, что есть.

Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Наскоро свернув лагерь, компания тронулась в путь. Дорога местами превратилась в скользкое месиво, конские копыта разъезжались в стороны хлеще пресловутых коровьих на льду. Постепенно серость сменило яркое солнышко. Белогривые лошадки-облака облачились в оранжевые, розовые, сиреневые папахи. Воздух пах свежей луговой травой, терпкой напитавшейся влагой землей и адреналином. События последних дней так быстро сменяли декорации, что держали в тонусе не только мышцы, но и головы отряда. Путники несмотря на казавшуюся расслабленную остановку прислушивались к каждому шороху, подмечали еле заметные шевеления в придорожных кустах.

Солнце уже перевалило зенит, команда решила не останавливаться на привал, а всухомятку пожевать остатки вяленого мяса, не сбавляя и без того вялый темп. Тем более, Габриэль уверил, что осталось всего ничего, и еще засветло они доберутся до хребта Смеральдо.

И, действительно, за неспешными разговорами они и не заметили, как тракт уткнулся в горную гряду. Девушка затаила дыхание от открывшейся ее взору красоты. Не сильно высокие, покрытые густой изумрудной растительностью они больше походили на нарисованные, а не на настоящие пики. Солнце, клонившееся к закату, вырисовывало на склонах удивительные теневые узоры. Острые макушки врезались в мягкие подушки облаков. Воздух, напитавший ароматы всех цветов, трав, кустарников и деревьев, растущих в горных долинах и амфитеатрах, казалось, можно было попробовать ложечкой. Так вкусно медово пахло вокруг. Сердце девушки затрепетало от эстетического удовольствия.

Но уже вскоре ухнуло вниз от ужаса. Широкая накатанная телегами и вытоптанная многочисленными конскими копытами и крестьянскими подошвами колея резко превращалась в тоненькую стежку, ведущую к подвесному мосту. Он раскачивался над пропастью и казался не очень надежной переправой. Сенька побледнела от мысли, что сейчас придется по нему переходить на вырубленную в скале дорогу. Но Габриэль остудил ее пыл, напомнил, что сделать это они собирались с утра. Девушка с облегчением вздохнула, и по классическому примеру Скарлет О’Хара подумать об этом решила тоже завтра.

К самому мосту вело ровненькое крылечко. А перед ним стояла небольшая будто сказочная избушка – вся от пола до крыши покрытая резными орнаментами.

– Это пограничный пост, – объяснил блондин. – За перевалом живут энты. Среди скал – каменоломни, каторга и шахты. Селятся там в основном тролли, гномы и орки. В горы, хоть они и принадлежат твоему отцу, просто так народ не пускают, чтобы не шалил и не терялся. И к энтам, сама понимаешь, тоже не любой путник ходит. Торговцы, артисты, дипломатические миссии – это понятно. А что остальным там делать – вопрос. Вот и решили всех учитывать документально, чтобы уберечь деревянных великанов от походов черных дровосеков, мародеров и любителей легких денег. Опять же с другой стороны и самих чарогорцев попытались защитить от тех же гномов. А красивый такой, потому что путников тут бывает не много, местным заняться нечем особо, вот и стараются, вырезают узорчики.

– Таможня, значит – сделала правильный вывод Сенька. – А как мы через нее пройдем?

– Ты княжеская дочка. А у меня грамота пропускная от твоего отца. Как раз на пограничный контроль дал. Видимо, чувствовал, что до добра не доведешь.

Сенька фыркнула. Троица спешилась. Габриэль постучал в дверь. Отворилась она не сразу. На пороге показался сгорбленный старичок:

– Ну, чавой так поздно надо кому? – недобро прошамкал он.

– Мы от князя, – громко проговорил блондин.

– Ну и чаво так орать? Не глухой же я, – зыркнул желтыми с вертикальными зрачками глазами замшелый пенек.

Габриэль напрягся. Сжал Сенькину руку.

– Ты давай не скалься тут, элапидей. Знаю я все твои ужимки, – ледяным тоном произнес мужчина. – Принимай нормальную форму, выписывай походную бумагу. Ты не лезь. И я тебя не трону. Вот княжеская грамота.

Он достал из сумки сверток и протянул плюгавому. Тот неприятно улыбнулся, обнажив меленькие острые зубки. Тонкий раздвоенный язык облизнул тонкие губы.

Есения вздрогнула. Габриэль сильнее сжал ее ладонь, не сводя твердого спокойного взгляда синих глаз с вертикальных зрачков «таможенника». Тот распечатал сверток, пробежал глазами по кудрявым буквам. Сковырнул длинным когтем крохотный кусочек печати. Попробовал на язык, посмаковал.

– Княжеская, верю, – прошуршал шепеляво.

И без предупреждения завертелся в воздухе веретеном. Сенька тихонько ахнула от такого неожиданного фуэте. А перед ними уже стоял высокий молодой человек. От давешнего старичка в нем остались только змеиные глаза, да такой же язык. Волосы были зализаны в низкий хвост. Виски покрывали ряды ровных, бликующих на закатном солнце бронзовых чашуек. Такие же шли ободками на шее и опоясывали тройным кольцом мускулистые руки. На открытом торсе красовалась ярко коричневая, словно нарисованная хной, татуировка – завернутая причудливым узлом змея. Его даже можно было назвать красивым, подумала СенькаЕсли бы не пугающая холодность.

– Посидите. Сейчас напишу походную, – глубоким бархатным голосом сказал змее-человек и указал на мягкий диванчик в глубине избушка. – Хотите чаю?

– Спасибо, мы разобьем лагерь чуть в стороне, – отозвался Габриэль, – переночуем. А рано утром отправимся в путь. Грамоту можешь оставить на крыльце, мы заберем, когда будем уходить.

– Можете остановиться у меня. Жена с детьми гостит у тестя. Кровати пустуют.

– Нет, – разбил в пух и прах Сенькину надежду на удобную ночь блондин.

– Не бойтесь, теперь уже не трону, – улыбнулся чешуйчатый.

– Знаю. И не боюсь, – выражение синих глаз в этот момент были едва ли не ужасней, чем змеиные. – У каждого свои секреты, – многозначительно закончил он.

– Хорошо. Я принесу вам грамоту. И поесть. Разбивайте пока лагерь.

Габриэль кивнул и вытолкнул оцепеневшую Сеньку на улицу. Дожидавшийся их рядом с конями Макар подскочил на встречу. Но увидев выражение лица девушки, благоразумно решил не расспрашивать. А вот у нее накопилось немало вопросов к блондину.

– Ты! Почему ты меня не предупредил, что там не человек, а вот это! – накинулась она с кулаками на Габриэля.

– Тихо, тихо. Что за привычка лупить меня при каждом случае? – он ухватил ее за кулачки. – Ты бы испугалась раньше. И это почувствовал бы пограничник. И тогда нам бы вряд ли удалось с ним так легко договориться, – проговорил он спокойным голосом.

– Ладно. Допустим. Но мог же хоть намекнуть: «Сенька, там змея!»

– Ничего себе намек, – рассмеялся полуэльф. – Да и не змея он вовсе. Ну, на две трети так точно. Больше на человека похож. И внешне, и в привычках, и по жизненному укладу. Разве только внешность умеет менять. И то, как менять? Не так, как те же камалеонти. Иллюзию напускает на настоящую личину. Ну, зубы ядовитые имеет. Но редко в ход пускает. Без надобности очень сильной не укусит. И первым вряд ли нападет. Кровь холодная. Да, как чайник чистить надо иногда, чтобы чешуйки блестели на солнце. Вот и все отличие от людской расы.

– А кто он?

– Элапидей. Почти вымершая народность. Их практически истребили сотню лет назад или около того. Уж никто толком и не помнит из-за чего. Кажется, кто-то слух пустил, что их главный хочет сместить одного из князей Семидержавья. И те по-братски объявили облаву, не разобравшись. Потом опомнились, слухи проверили. Лгуна наказали. Но было уже поздно. Это как с вампирами – все их боятся, не потому что страшные, а потому что мало знакомые. С элапидеями так же. Их самих тогда осталось очень мало, их города практически все разрушили, степи захватили. Вернуть обратно удалось только Лютую. Но селиться там захотели далеко не все представители расы. Те, кто выжил, в основном остались за пределами степи. Либо как наш таможенник долгое время селились вдали от людей, либо всю жизнь маскировались, прятались за выдуманной внешностью. Вот эти, в отличие от камалеонти – не надевают чужие личины. А придумывают новые. Сейчас, конечно, долину восстановили уже давно. Отстроили селения. Укрепили экономические связи с другим расами. Население выросло. Но осадочек, как говорится, остался.

– А почему они так себя сейчас ведут? Охота ведь закончена давно.

– Боятся совсем исчезнуть. Потому и защищаются в случае опасности лихо. А так, они вполне мирные. И, как я уже говорил, первыми никогда не нападают. Не бойся. Этот точно уже не тронет, раз пообещал. Они своему слову верны до последнего. Честные очень. За это, наверняка, и поплатились.

– Почему тогда мы не остались ночевать в его доме?

– Потому что нам надо обсудить план на завтра. До балкона, который ты описывала – через мостик перевалить и под карниз спуститься. Максимум, два часа. Я не хочу импровизировать. Мне, кажется, это не тот случай.

– Да, конечно. А почему мы не могли обсудить это под теплой крышей? – не унималась девушка.

– Потому что у элапидея хорошие слух, память и логика. Ему будет проще, чем дважды два умножить, вычислить, зачем нам на самом деле надо в горы. А мне казалось, что мы не распространяемся об истинной причине похода туда. Верно?

– Верно, – поняла девушка. – А почему ты думаешь, что он может нас выдать? И кому?

– Я не думаю. Но на всякий случай осторожничаю. Я бы не хотел, чтобы чьей-то медной головушке не поздоровилось. А кому? Не ты ли говорила про вооруженный обоз?

– Он вообще давно здесь, на окраине Чарогории, служит вдали ото всех? – попыталась перевести тему Есения.

– Не знаю, можешь спросить, когда принесет ужин и грамоту.

– А он расскажет?

– Скорее всего. Соскучился по общению, пока жена гостит у родителей. Может, и рад будет поболтать.

Чешуйчатый появился примерно через полчаса. Как и обещал, принес полную кастрюлю жаркого из кролика, салат из крупно-порубленных овощей, заправленный каким-то пряным соусом и золотистую буханку хлеба. Давно не евшие нормальной пищи путники с удовольствием уминали угощение, от души хвалили хозяина. Тот засмущался, чешуйки порозовели.

– Меня зовут Хурэл, – представился он. – И я рад, что скромный ужин вам пришелся по вкусу. Я, конечно, не такой изысканный кулинар, как моя Салхи, но готовлю вроде как сносно. А одному есть уже порядком надоело. Поэтому я абсолютно честно приветствую вас на подходах к хребту Смеральдо.

– Салхи, это ваша жена? Она тоже элапидей? – спросила Есения.

– Да, она тоже холодных кровей, из Лютых степей, что за Эльфийской Флорестой. Она уехала помочь отцу заготовить соленья в зиму. Теща прошлой зимой преставилась. А сам он никогда этого не касался. Но к нам переезжать не желает. Мол, кому обуза такая нужна, да и свое место – оно же не зря свое. Так вот, Салхи уехала с детьми туда месяц назад. Сопровождать я ее не мог так надолго, служба, – он махнул рукой в сторону резной избушки, – А в прошлый четверг посыльный принес письмо с очень странными новостями. Жена пишет, что пока не рискует одна отправляться в обратный путь. На границе с Лесом, говорят, не спокойно. Красные волки вышли из тумана. И кто-то шепчется по углам, что война будет.

Сенька перевела вопросительный взгляд на Габриэля. Тот с непроницаемым лицом барабанил пальцами по коленке.

– Хурэл, ты не похож на любителя почесать языком в городской таверне. Ваша раса вообще не болтлива.

– Ты думаешь, один тут с хорошим зрением? – цокнул элапидей. Габриэль по-доброму ухмыльнулся. – Вот то-то же. Эльф-полукровка, колдунья и наследник рапосса – гремучая смесь. И вряд ли вы просто за цветочками такой компанией решили прогуляться до скалистого мыса Смеральдо. Я давно не верю в сказки.

– Рапосса? – удивилась Есения. Не нужно было быть ясновидящим, чтобы догадаться, о ком идет речь. Но значения слова девушка не поняла.

– Ага. Оборотень-лис, – кивнул Габриэль. – Ты правда не знала, что твой прихвостень с настоящим хвостом?

Сенька открыла рот. Макар зарделся:

– Дык ить, все навроде в замке в курсе. Я ж самделишно не скрывал никогда.

Девушка нервно хихикнула. Но комментировать ничего не стала.

– Ладно, – Габриэль снова повернулся к элапидею. – Хурэл, красные волки просто так из своих нор носы не показывают, верно. Все знают, что они на скорую кровь выходят. Раз на границе с Форестером, как бы мне не прискорбно было это признать, значит, понятно, чья именно кровь прольется первой. А вот кто обнажит клинок – вопрос.

– Я ведаю только то, что приносят ветры, – развел руками человеко-змей. Отблески костра запрыгали желтыми мячиками по его чешуйчатым браслетам. – И ни один пока не рассказал, кто враг.

– Ясно.

– Это не все. В горах последние дни тоже не спокойно. Йокко, постовой с той стороны хребта, посылал весточку с кречетами. Мимо его рубежа проходил один маг. Якобы к гномам в шахту, закалять какие-то обереги. Да только последние, клянутся, что никто к ним в гости не захаживал. Следы чародея теряются у Сонной горы. И вот Йокко предполагает, что маг хочет заполучить дракона, который поселился между россыпей.

– А разве его можно приручить? – спросила Сенька.

– Не совсем. Можно его направить, пока он не вошел в силу. Натолкнуть в нужном направлении, чтобы получить определенный результат. Но такое работает только с совсем молодыми и не очень агрессивными драконами.

– Как раз про нашего, – обронила Есения.

– Про вашего, – Хурэл посмотрел ей прямо в глаза. Между лопаток девушки пробежал холодок. «Неужто знает? – испугалась она. – Да, ну нафиг! Откуда?».

– А тот маг, он не может оказаться заговорщиком? – Габриэль наклонился к костру, выкатил уголек. Вытянул из охапки принесенных от элапидея дров дощечку пошире. Начертил в центре букву М, обвел кружком.

– Нельзя обвинять без вины, – спокойно изрек Хурэл. Помолчал. – Не похоже. Скорее пешка.

Габриэль нарисовал рядом букву В – враг. И от нее провел стрелочку к М. Выше уголек вывел Ф. Очевидно, Флорента. И знак вопроса. Ниже – Д. Дракон. От него поднял стрелку к Магу. Рядом с В появилась еще одна буква – Г.

– Грэхам. Камалеонти, – пояснил блондин Хурэлу. – Работал по заданию какого-то неизвестного. Предположительно эльфа. Напал на нас в лесочке за Запустынным. Пытался украсть кое-какие бумаги.

– Важные?

– Да, не особо, – замялся Габриэль. – Письма от князя Чарогории правителю и главнокомандующему Форестера. Не знаю, насколько значимая в них информация. Не читал, – блондин замолчал на полуслове, как будто его вдруг озарил инсайт. Посмотрел на дощечку. Повернулся к элапидею. – В этом точно замешаны эльфы.

– Гражданская война? – изогнул бровь Хурэл.

– Не думаю, – ответил Габриэль. – Слишком много о ней судачат в других государствах.

Голос его казался подавленным. Есения тронула блондина за руку. Но он отстранился. Видимо, корни, которые он так отрицал, все-таки крепко его держали.

Остаток вечера провели за простой житейской болтовней. Хурэл травил байки из постовой жизни, Макар веселил россказнями о буднях чаровских селян. Даже Габриэль расслабился и немного поведал о службе у разных князей и лордов, о военных походах, в которые ему бывало помахать мечом.

Есении рассказать было нечего. Смешные моменты из ее прошлой жизни не понял бы никто из собравшихся этим вечером у небольшого костерка у подножия выдуманного ей же хребта Смеральдо. Да и сейчас все они выглядели такими пресными и бледными по сравнению с событиями сегодняшних дней. Прошлое в их свете померкло. Стало таким далеким и не родным. Яркая, насыщенная событиями реальность поглотила все мысли Сени. Она уже так привыкла к спутникам. Макар, хоть и обманул ее хитрый лис, был как младший брат. Габриэль. Есения посмаковала на кончике языка его имя. Га-бри-эль. Он уже больше, чем просто навязанный книжным отцом сопровождающий. Под тихую грустную песню прогорающих веток и ветра, затерявшегося между горных пиков, девушка, наконец, призналась себе, что впервые в жизни влюбилась.

От мысли, что избранником ее сердца стал по сути литературный персонаж, полуэльф, с которым из общего у нее – только вот этот костер сейчас и история длиной в неделю, Есении стало душно. Хотя, кто его знает, какой из миров более реальный. Тот, умытый серыми питерскими дождями, или этот – разрисованный настолько яркими красками, что глаза слепли. Может и правда существует этот пограничный фантастический мир. Иначе как еще объяснить все происходящее? И эти чувства… Габриэль перехватил запутанный взгляд девушки. Одними глазами спросил, что случилось. Она лишь улыбнулась. И этот простой жест сказал о многом. Обоим.

Есения проснулась с первыми лучами солнца. Сегодняшний день мог стать последним для нее в этом мире. О том, что не только в этом, она предпочитала не думать. Девушка хотела впитать каждый прожитый момент, не упустить ни одну даже самую маленькую деталь. Еще ночью Сеня решила, что честно расскажет Габриэлю, что так же как и его отец, она гостья из параллельной вселенной. И что возможно их знакомство закончится вот тут – среди изумрудных холмов, прямо под первым горным балконом, в пещере, которую облюбовал дракон. Судьба слишком жестока, раз послала полуэльфу повторение истории, которая до сих пор кровоточит в его душе. Девушка боялась, что ее откровение все испортит. Но перспектива расстаться без объяснений пугала еще больше. Она еле дождалась, когда блондин выберется из объятий Морфея и теплого пледа. Но как только увидела его сонную высокую фигуру, порастеряла всю уверенность и желание открывать карты.

– Привет. Тебе так не терпится укокошить маленького дракончика? – поддразнил он ее.

– Вообще-то нет, – смутилась девушка, – Мне хочется с тобой поговорить.

– Ммм… отлично. Давай поговорим. Ты завтракала уже?

– Нет, я тебя ждала, – «всю жизнь», добавила она мысленно, и щеки предательски заалели.

Мужчина присел у вчерашнего кострища, развел огонь. Дождался, пока пламя начнет чавкать толстыми березовыми бочонками. Плеснул немного воды в оставленный вчера Хурэлом чайник. Всыпал в горлышко остатки кофе из бумажного пакета. Девушка молча наблюдала за манипуляциями.

– Сень?

– Габриэль, что будет после того, как наше маленькое предприятие закончится? – выпалила девушка и до крови закусила нижнюю губу.

Он сунул язычкам пламени опустевший кулек. Подвесил на таганок чайник. Мучительно медленные секунды.

– Макар проводит тебя домой. А я отправлюсь во Флоренту. Мне надо передать письма. Кое-что разведать. И кое-кого навестить.

– И мы больше не увидимся? – сердце колотилось в висках так, что Сеня не слышала собственного голоса.

– Почему? – рассмеялся Габриэль. – Я ведь пока служу у твоего отца.

Блондин подошел к ней вплотную. Кончиком большого пальца вытер красную капельку с губ. Долго-долго смотрел своими ультрамариновыми глазами как будто в самую душу девушки. За эти мгновения она успела позабыть, как дышать. Зажмурилась. И вдруг почувствовала на своих, искусанных в кровь от волнения, его мягкие губы.

***

Какая-то крыса назойливо тырила у Стоуна провизию. Сначала исчез мешочек с гречкой. Орк подумал, что сам раззява, забыл на полянке, где готовил еду. Собирались в спешке, а потому, мог обронить и не заметить. На следующем привале он не досчитался краюхи плотного ржаного хлеба. Любимый сорт Стоун берег, оставлял напоследок, как говорила мама «самый вкусный кусочек на сладенькое». Орк проверил торбу на наличие дыр. Оных не отыскалось. Тогда закралась мысль, что кто-то в отряде подворовывает. Но озвучивать ее Стоун не решился. Выследить вора он собрался сам на следующей ночевке.

На этот раз остановились задолго до темноты. Благородная верхушка кавалькады как обычно поставила шатры поодаль. Основная часть войска кучками разместилась на небольшой полянке. Тут и там зажигались огоньки костров, дежурные кашеварили, остальные занялись конями.

Стоун выложил свою долю в общий продуктовый котел, стянул горловину сумки узелком, положил ее на видное место. Расседлал жеребца караковой масти по кличке Мармелад. Уж очень его черно-бурый окрас напоминал яблочные желейки, которые мать делала, когда Стоун еще в буквальном смысле под стол ходил. Орк почистил коня, напоил, наполнил торбу овсом, подвесил на лошадиную морду. Все это время он то и дело кидал взгляд на свою сумку. Но, когда закончил возиться с копытным напарником, и нырнул в рюкзак за солью, ее там как раз и не оказалось. От удивления Стоун даже зарычал. Добрая половина лагеря тотчас повернула на него головы.

– Хэй, Стоуни, ты чего, боевой клич репетируешь? – заржал ненавистный Шер Шель.

Голодные воины шутку не оценили и снова загремели ложками. Орку очень хотелось подойти к Шелю и вывалить содержимое миски ему на голову. Остановил взгляд сегодняшнего дежурного Майма. Пухленький гоблин сам любил от души поесть, и очень расстраивался, когда товарищи по костру переводили продукты почем зря. Стоун плюхнулся рядом с Маймом. Выудил из-за голенища высокого сапога ложку, тщательно протер ее. Пока жевал сытную перловую кашу с тушенкой, Стоун внимательно обводил костерки взглядом. Шер Шель был единственным, кто мог запустить ручищу в торбу орка. Но, когда пропала соль, он резался в карты со Слюнявым Нилом. Как последний проиграл сначала флягу с брагой, а следом и тощую кобылу, как после стенал и рвал на себе остатки и без того не густой шевелюры, выдела вся поляна.

– Майм, скажи, друг, ты не видел, у моей сумки сегодня никто не крутился? – подув на полную ложку перловки, закинул удочку Стоун.

– Не-а, – тщательно вылизывая края глубокой миски, отозвался повар.

– Я видел, – подал голос еще совсем зеленый эльф-полукровка.

Стоун выжидающе приподнял бровь.

– Сюда подходил Аэльдримиэль, тебя поспрашивал, велел передать, что искал, да ушел.

– А что ж сразу мне не передал? – почесал подбородок орк.

– Шер сбил своими шутейками, а потом забыл.

– Ясно. Спасибо. Давно искал?

– Да, когда ты за водой для своего коняги спускался.

– Понятно, – кивнул Стоун и вернулся к каше.

Отодвинул застывшие жиринки от тушенки. Желто-белесые бляхи он терпеть не мог с детства. Доел остатки разварившейся крупы и мясные паутинки. Тщательно протер ложку, снова завернул ее в тряпицу и спрятал обратно за голенище. Отхлебнул душистого чая. Заготавливать нужные травы и любить чай его научила бабушка. Когда орк был еще совсем маленьким, она часто брала его с собой на луг. Уходили на весь день искать корешки. Бабушка собирала и сушила их на всю деревню. А по зиме соседи ходили к ней просить что-нибудь от любой хвори – за лечебными сборами. Бабушка Стоуна никогда не отказывала.

Орк разомлел от тепла, идущего от костра, от горячего пряного напитка и приятных воспоминаний. И как всегда не заметил, как к нему подкатился уже изрядно захмелевший Шер Шель.

– Пссс, старичок, не угостишь дядю чаечком? – приобнял он Стоуна.

Орк скинул тяжелую руку с плеча:

– Чего тебе надо, Шер?

– Вай-вай-вай, какие мы обидчивые, а? Стоуни, я же по-дружески пришел. Говорят, у тебя кто-то сумку опустошил. Так это не я, дружище. Ручки-то вот они, – он поднял вверх обе ладошки.

– Отстань, Шер, я и не думал на тебя.

– Точно, чувачок? Дядя у ребенка последний пряник не отбирает. Это не в моих правилах, – выпятил он жирную нижнюю губу. – А что у тебя там пропало-то?

– Ничего, Шер, ничего, – с нажимом в голосе произнес орк. – Все в порядке, иди отдыхай.

– Не, ну ты смотри, че, может шуманем, поищем, а? Пощекочем, отскочим, побормочем и найдем виноватого, как два пальца о тракт.

– Спасибо. Не стоит. Все в порядке, – отчеканил Стоун.

– Ну, лады. Ты, еслив че, подходи, обращайся, – расщедрился тролль, козырнул на прощание и, шатаясь, поплелся к своему костру.

Стоун выдохнул. Как-то удивительно легко отделался от Шера. Еще разборок ему тут из-за соли не хватало. Впредь надо держать не только торбу, но и рот закрытым.

Над лагерем быстро сгустились сумерки. Воины начали размещаться на ночлег. Орк постелил себе поближе к костру. Злополучную сумку положил рядом. Сегодня он не дежурил, а значит, мог хорошенько выспаться. Но на спокойную ночь он зря надеялся. Стоун подскочил как ужаленный часа через три после того, как лег. Кто-то нагло рылся в его торбе. Еще и посвистывал! Орк потер кулаками глаза, разлепил сонные веки. Из потертой кожаной сумки торчали только бурые лапы. Стоун со всей силы дернул за одну. Кто-то недовольно пискнул, попытался отбиться от него маленькими кулачками. Потом, видимо, сообразил, что силы не равны. Сжался в комок. Когда орк попытался приблизиться, существо зашипело, раскинуло в сторону ручонки с растопыренными длинными когтистыми пальцами. Крохотные глазенки блеснули алым. На похожей на мышиную мордочке показался нездоровый оскал. Зверек заплясал вокруг Стоуна, прыгнул, пытаясь обнять орка. Тот вовремя подставил подвернувшуюся под руку корягу. И словно битой отправил нападавшего в полет. Хорек взвизгнул, кувыркнулся несколько раз в воздухе, кубарем улетел в кусты. Отряхнулся и… пошел на второй заход. Снова получил веткой. Озверел, видимо, еще больше. Из глазок вылетели две ветвистые красные молнии. Стоун в последний момент успел уклониться. Озадаченно почесал затылок. Мельком глянул назад. Одна, похоже, угодила в крышу стоявшего неподалеку фургона. Та подозрительно дымилась. Орк кинулся было спасать чужое имущество, но вовремя увидел снова летящего на него зверька. Сцепившись в клубок парочка покатилась по земле. Стоун сообразил прикрыть лицо и горло. Вовремя. Потому что крысеныш как раз, обнажив кривые острые зубы, нацелился ими на пульсирующую под подбородком венку. Наткнулся на кулак, обернутый крепкой кожаной митенкой с металлическими бляшками. Обычно Стоун снимал их и прятал в сумку, но этой ночью побоялся, что ценные полуперчатки могли пропасть вместе с едой. Хорек звякнул челюстью по бронзовым нашивкам. Металлический срежет неприятно полоснул по ушам. Удар был настолько сильный, что зубастый ненароком выбил себе передние клыки. Взвился, завизжал. Царапнул лапой. Орк наотмашь ударил рукой. Что-то со звоном хрустнуло. А потом липкое потекло по локтю. Кровь. Стоун с удивлением понял, что зверек обмяк, повис на нем и больше не рвется в бой. Кажется, сломал шею. Солдат скинул с себя тушку, убедился, что зверек мертвее некуда. Осмотрел собственное запястье. Все нормально, небольшая царапина. Откинул шкурку к ближайшим кустам, чтоб не смердела под носом. Спустился к ручью, еле отмыл густые кровавые подтеки.

Никто в лагере не заметил короткую схватку. Часовые похрапывали едва ли не громче тех, чей сон должны были охранять. Телега все еще дымила. Но, видимо, она не успела просохнуть после сегодняшнего дождика, и загореться так и не смогла. На всякий случай орк плеснул сверху еще котелок воды. Возбужденный после драки Стоун еще долго не мог уснуть. Вертелся с бока на бок. Ему чудилось, что толпы хорьков зарятся на его сумку и весь лагерь. К рассвету усталость взяла свое. И орк засопел.

Утром он проснулся под голоса собратьев по строю. Они изумленно выясняли, что за дохлая крыса воняет на всю округу.

– Это ондатра. По любому! – Экспертно выдал на удивление трезвый Шер.

– Та, не! – забасил одноглазый из едва не сгоревшей ночью телеги. – Ну ты гля, какая то ж ондатра. Це ж нутрия или сурок. На край тушканчик.

– Ой, уморил, Гектор, сам ты тушканчик! – поднял на смех гнома кто-то из толпы. – Смотри, какая она длинная. И лапищи, когтищи, как у вампиреныша. И воняет. Нет, однако нечистое здесь что-то. Может, нетопырь какой?

– Может и нетопырь. Да какая разница, ребята! Давайте его уберем отсюда. Пахучий больно мерзко. Аж аппетит пропал.

– Это у тебя-то, Майм? – загоготал Шер Шель.

Стоун стряхнул остатки сна, сполз с топчана. Толпа уже хорошая собралась вокруг тушки ночного гостя.

– Я не знаю, кто это, но он повадился лазить в мою торбу, воровать продукты, – громко сказал орк спинам товарищей. – Ночью пришел за очередной порцией, но отхватил на орехи.

– Стоун, так это ты задавил крысу? – вытянул лицо Шер. – Ну, герой, герой, дай пожму твою мужественную лапу! – Он панибратски приобнял орка, похлопал по плечам.

– Ни у кого больше ничего не пропало? – Стоун извернулся, скинул руки Шаля.

– Не-а, – замотали головами солдаты.

– Что у вас там происходит? – донеслось с середины стоянки.

Воины притихли. Аэльдримиэль, восседавший на игреневом жеребце, приблизился к кольцу, спешился. Подошел ближе к объекту внимания, пригляделся. Он хоть и не был главным в лагере, но как-то невольно вызывал у остальных какой-то внутренний трепет и уважение.