Однажды я полюбила

Марк молча встал и пошел обуваться, Крис помогла Лилии убрать со стола.

– До свидания! ― крикнул парень из прихожей. Хлопнула дверь.

– Что же ты стоишь тут? Может, он тебя проводит, так безопаснее.

Крис едва заметно покраснела и кивнула:

– Спасибо, до свидания.

После того, как дверь хлопнула ещё раз, Лилия подошла к окну и долго смотрела вдаль, поглаживая Кошку.

Марк курил, стоя у подъезда. Крис чуть не врезалась в него, выбежав на крыльцо.

– Воу, осторожнее!

– Извини. Я думала, ты бросаешь?

– Сказал же ― ещё в процессе.

Марк уткнулся в телефон, затем понял, что девушка не уходит, и вновь поднял глаза:

– Чего тебе?

– Пойдем вместе? Темнеет.

Марк хмыкнул и выкинул бычок в мусорку.

– Как скажешь, принцесса.

– Хочешь жвачку? Чтобы мать ничего не спрашивала?

– Спасибо, не откажусь. Хоть она и всё равно догадается.

– Вы с ней не ладите?

– Когда как. Если у нее хорошее настроение, то можем телек вместе посмотреть или что-нибудь вроде того. Но в основном она задолбанная своей работой и моими оценками и орет по поводу и без. Твои предки не такие?

– В последнее время порой ссоримся. С дедушкой было иначе, но он… Уже не с нами.

– Переехал?

– Нет, умер.

– О, сорян. Соболезную, типа.

– Спасибо.

На этом разговор оборвался, обсуждать Лилию было как-то неловко ― так и дошли молча до метро.

– Дальше доедешь? Я на этой станции живу, вон в том доме.

Марк взглянул на свои окна, и ему показалось, что занавеска на окне шевельнулась.

– Конечно, спасибо. Увидимся.

– Увидимся, ― Марк выплюнул жвачку и направился в сторону дома.

10

Лилечка лежит на узкой кровати, вцепившись в краешек, чтобы не свалиться. На её талии рука, теплая, по-дружески нежная. Она ощущает сонное дыхание Леши за своей спиной.

Нечего и думать о том, чтобы уснуть ― так колотится сердце. Из одежды на Лиле лишь узкие трусики, которые она собиралась снять, но смутилась, а потом момент уже прошел.

Ей хочется, чтобы Леша не спал. Чтобы он лежал так же настороженно, ловя каждый её вдох и выдох, гадая, спит ли она. Чтобы его рука притянула её ближе, скользнула по груди, животу, бедрам.

Хочется самой обернуться и, заправив прядь волос за ухо, наклониться к возлюбленному, прижаться губами к его шее, затем к подбородку, мочке уха, виску.

Хочется сбросить оцепенение, поцеловать Лешу, перекинуть через него ногу, самой вести рукой всё ниже. Возбудит ли это его? Есть ли у нее хоть малейшая власть над его телом?

Наконец Лиля решается обернуться и видит перед собой улыбающееся лицо мужа, который тут же радостно тянется поцеловать её своими омерзительно влажными губами.

Вскрикнув, Лилия открывает глаза. Один сон, год за годом, ночь за ночью. Не он ли причина того, что ей так не терпится со всем покончить?

– Я давно похоронила тебя, Герман, мать твою, ― шепчет Лилия и ей слышится звук, с которым захлопнулась дверь подвала. Пытается снова уснуть, но это ей не удается.

Вздохнув, она встает и проходит босиком по скрипучим половицам на кухню. Вода из-под крана кажется такой же вкусной, как в детстве, хоть Лиле и твердили всю жизнь, что пить её не безопасно. Не всё ли теперь равно?

Повернувшись к окну, она вздрагивает, заметив лохматое тельце прямо посреди стола. Вот чем она занимается по ночам?

– Эй, Кошка, ты что там делаешь? И не стыдно? ― ворчливо бормочет Лилия, подходя ближе.

Кошка не реагирует. Её открытые глаза неподвижно смотрят в потолок.

11

Крис позвонила в дверь, но ей не открыли. В квартире было тихо.

– Чего ждем? ― раздался за спиной голос Марка, и Крис вздрогнула.

Они уже виделись утром, но даже не поздоровались. Крис пришла в кино с подругой, на утренний ретро-показ «Титаника». Конечно, она видела его и раньше, но теперь история почему-то показалась ей похожей на рассказ Лилии. С Марком она столкнулась в холле, после фильма, как раз в тот момент, когда искала зеркальце, чтобы поправить поплывший от слез макияж.

Сейчас, привалившись к перилам, парень смотрел на Крис с легкой усмешкой, будто она была не девушкой, а цирковым тюленем как минимум.

– Так и будешь молчать?

– Ты первый начал.

– Когда?

– Утром.

– Сорян, задумался. Да и мне показалось, что это был не лучший момент для разговоров.

Покраснев, девушка предпочла сменить тему:

– Лилия не открывает.

– А вон там не она? ― указал Марк за окно.

Там и правда была их подопечная, кажется, пропалывала клумбу на другой стороне дороги перед домом.

– Я думала, она не выходит на улицу?

– Пойдем узнаем.

В руках Лилии была аккуратная лопатка, и копалась она не в клумбе, как вначале показалось ребятам, а в траве у скамейки. Рядом на земле лежал свитер, свернутый в несколько раз.

– Добрый день!

– Ох. Привет, ребятишки.

– У вас всё хорошо?

– Не вполне, ― грустно улыбнулась Лилия. ― Вот, Кошка…

Крис охнула, Марк отобрал у женщины лопатку.

– Присядьте лучше, зачем вам так напрягаться.

Опершись о скамейку, Лилия поднялась, сверток забрала с собой.

– Когда-то это был свитер Леши. Когда я надевала его, Кошка особенно любила лежать на моем животе. Это меньшее, чем я могу отблагодарить её за все годы рядом.

– Раз у вас его свитер ― история заканчивается хорошо? ― осторожно спросила Крис.

– Кто знает, точка ещё не поставлена. Ну а свитер я стащила, лет тридцать назад.

Чуть не рассмеявшись, Марк спохватился:

– Готово, можем укладывать.

Когда вернулись в квартиру, Лилия прошла на кухню прямо в обуви, тяжело опустилась на табурет у окна. Кристина поставила чайник, Марк достал пепельницу.

– Всё случилось так незаметно, ― негромко произнесла Лилия, и ребята не сразу поняли, что она уже не о Кошке. ― Леша выслушивал меня вечер за вечером, я уже об этом говорила. Ночь вообще особое время. Перед сном мы говорим только с теми людьми, которые действительно нам важны, так же, как утром вообще не хотим говорить. Мы стали гулять каждую неделю, потом ― чуть ли не каждую ночь. Обсуждали всё понемногу: прочитанные книги, планы на будущее, политику, религию… Запретных тем не было ― не то, что с Петей.

– С ним вы не гуляли ночами? ― уточнила Кристина.

– Разве что в самом начале отношений, но потом это сошло на нет. Говорить нам было не о чем, он любил показывать, что умнее меня, любил перебивать, обрывать на полуслове. Рядом с ним я всегда чувствовала себя какой-то неправильной, глупой, поверхностной. Мы были коллегами, занимались почти одним и тем же, но стоило кому-то заговорить со мной, как Петя отвечал за меня. Постепенно я приобрела ярлык «спутницы Пети» как у коллег и начальства, так и среди общих друзей.

Только много позже он сказал, что на самом деле он считал себя недостойным меня со всеми моими книгами и размышлениями об искусстве. Если бы я знала это, могла бы попробовать что-то изменить, но всё шло как шло.

Ссоры не прекращались. Меня могли отправить переодеваться, даже если я готовилась выйти из дома два часа. Со мной могли не разговаривать из-за того, что я не услышала ответа на вопрос и переспросила. Над моими переживаниями смеялись. Мои слезы презирали. День за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем. Такой была наша любовь.

Родители тем временем уже начинали беспокоиться, что мы не женимся. Петя злился, когда я пыталась обсудить наши планы на будущее, говорил, что я тороплю его. Я убеждала его, что хочу замуж, хочу детей, и только Леше могла признаться, что совершенно перестала понимать, чего мне действительно хочется.

А дальше ― одна случайная мысль, пара странных шуток, несколько интуитивных шагов ― и всё разрушилось, развалилось как карточный домик, разбилось как хрустальный кувшин, усеяв осколками не весь дом, но всю жизнь.

― Мне довольно часто снились странные, фантасмагорические сны. Я могла быть неведомым животным, солдатом на поле боя, полицейским в перестрелке, героем книги. И вот однажды мне приснилось, что Леша целует меня, а Петя отвернулся и не видит этого. Я проснулась такой счастливой, что самой не верилось.

Неужели я влюбилась в Лешу? Как я могла такое допустить? Когда стерлась грань между нашей невинной дружбой и более близкими отношениями? Была ли вообще эта грань?

Поначалу я решила, что, как и любой другой сон, этот займет мои мысли не более, чем на пару часов, а потом рутина смоет его. Но к моменту нашей субботней встречи, уже ставшей традиционной, я всё ещё не могла перестать думать о руках Леши, о его губах, о его мускулистой спине.

Он открыл дверь, прекрасный как всегда в своей небрежности. Чуть помятая рубашка, растрепанные волосы, на плече кухонное полотенце. Привычно быстро обнял меня и ушел на кухню, откуда уже пахло крепким черным кофе.

Почему-то это прикосновение, ещё неделю назад не имевшее никакого подтекста, вызвало в моих коленях дрожь. Доставая из сумки подаренную родителям на юбилей бутылку коньяка, пропажу которого они вряд ли заметили бы, я поняла, что волнуюсь ― да так, что дышать тяжело. Поправила волосы, облизнула губы, одернула слишком короткую юбку.

«Твой кофе, ― Леша выглянул из кухни и протянул мне кружку. ― Хм, или мы сегодня пьем не кофе?»

«Научишь меня играть в шахматы?» ― немного нервно хихикнула я.

Я готовилась к этому вечеру всю неделю. Стащила у мамы учебник, двигала по доске фигуры и до конца не верила, на что надеюсь.

Он приподнял брови, но кивнул.

«Значит, с коньяком думается лучше?»

«Лучше, чем с вином».

Леша ухмыльнулся и больше ничего не спрашивал, лишь вгляделся в мои глаза внимательнее обыкновенного.

Было странно что-то придумывать, держать при себе, строить планы. Да планов толком и не было никаких ― одни смутные мечты о случайных поцелуях.

С Петей мы прошли эту стадию уже много месяцев назад и наивной в любовных вопросах меня назвать было нельзя, но почему-то думать о подробностях того, куда я хочу свернуть в этот раз, было сложно. Дыхание замирало, в животе покалывало от ужаса пополам с восторгом, руки начинали подрагивать.

Конечно, я не могла смолчать ― слишком привыкла говорить всё, а уж после коньяка, да ещё в таких количествах (а я пыталась пить наравне с Лешей), мыслей просто не осталось, они сразу же превращались в слова. Уже скоро я прислонилась к его плечу и, сбиваясь на смех, рассказывала и про сон, и про неловкие мысли, преследовавшие меня на протяжении всей недели, и про глупые планы соблазнения. Леша понимающе улыбался и нежно, как казалось, обнимал меня за плечи. Когда же я закончила рассказ, сказал лишь:

«Тебе бы поспать сейчас».

«Голова кружится, ― поморщилась я. ― Давай лучше пройдемся».

И мы дошли пешком до моего дома. Я очень много ― и нервно ― смеялась, шутила о своей внезапной влюбленности, и Леша смеялся вместе со мной. В тот вечер ничего не произошло, но произошло всё.

― За несколько следующих недель мы сблизились настолько, как только возможно для друзей ― а мы именно так определяли наши отношения. Или, по крайней мере, так определял их Леша, я же считала каждое объятье, каждый раз, когда соприкасались наши локти или колени, каждый теплый взгляд.

От всех моих намеков на отношения Леша отшучивался, а если я продолжала обсуждение, повторял, что я не в его вкусе, пусть его прикосновения и говорили об обратном. Ещё он признавался, что никогда не сможет поступить так с Петей. Они были не просто соседями, а самыми близкими друзьями, и Леша этой дружбой рисковать не мог.

Тем не менее, мы держались за руки во время прогулок и даже сидели в обнимку в кино. Тогда как раз показывали «Завтрак у Тиффани», и с тех пор я люблю этот фильм, как и многие другие, что смотрела с ним. Иногда я даже представляю себя героиней одного из таких фильмов, и это сглаживает трагичность моей жизни… ― призналась Лилия.