Читать книгу: «Ванильная смерть», страница 7

Глава 10. Швейцария отменяется

Четверо сидели за столом в китайском ресторанчике в молчании. Каждый собирал по кускам разорванный шаблон. Лиза – тот, где лучшую подругу унизила прилюдно родная сестра. Андрей – тот, где говорил Грише, что его друзья не всегда такими бывают. Вероника пыталась переварить факт, что Барс с Купер подготовились к распеканию профессионально и теперь все знали, что случилось с ее семьей. Несколько месяцев передышки и новый круг ада.

Громов пережевывал гнев вместе с китайской лапшой. Гнев от того, что был на пороге решения, что святая троица – тоже люди. Что «легкомысленные дети богатых родителей» просто ярлык, не имеющий отношения к реальности. Как же.

– Твоя сестра та еще стерва. Ты уж извини, Лиз, – Вероника не выдержала тишины, цокнула, отпила через трубочку свой латте с сиропом и сахаром.

Громов обнял ладонями чашку кофе, посмотрел на кафельный пол. «Цинь» с первого сентября стал их убежищем. Простой интерьер, диванчики вдоль линии окон, желтый тюль, телевизоры с кей-поп клипами… сейчас убежище это казалось разобранным. Потому что разобранным Гриша был изнутри. Его вера в человечество растворялась вместе с паром над кружкой. Надо же было до такого дойти – в личные дела семьи влезть, просто чтобы уколоть побольнее. И его, и Веронику.

– Она не всегда такой была, – Лиза улыбнулась виновато, на уголках ее губ повисла затаенная грусть.

Громов подумал, что Лизе, должно быть, тяжелее всего. Гриша с Вероникой могли троицу ненавидеть открыто, но Лиза была с одной из них связана кровью. Лукьянова тряхнула волосами.

– Значит, у нее вышло гребаное обновление.

Андрей рядом с Лизой нахмурил лоб. Адвокаты и прокуроры по разные стороны баррикад.

– Эмма сложный человек, – Гриша поднял скептичный взгляд на Андреева после этой фразы. Друг отчаянно цеплялся за иллюзию. – Но не плохой.

Громов не сдержался, фыркнул.

– Ты слышал какую-то другую версию грязи, что они вылили на нас с Вероникой, я не понял? – Запально взметнулся на месте он, пролив на стол кофе.

Упрямые взгляды друзей встретились, и Андрей проиграл, захрустев обиду сырной палочкой. Гриша тут же устыдился собственным резким словами, смягчился, скатал шарик из кусочка салфетки и кинул в Андрея. Тот недоуменно нахмурился, но после расплылся в улыбке, видя карикатурные брови домиком и виноватый взгляд друга. Напряжение отступило. Не хватало лучшим друзьям ссориться из-за этих стерв.

От мнения своего Гриша все-таки не отступил и был на стороне Лукьяновой – она была права, что отстаивала границы, хоть и дерзким способом. Но в самом деле! В игре, где играют нечестно, праведным способом не победить. В речи, где она говорила о столкновении с реальностью, реальностью этой была она сама.

– Они совсем берегов не видят, – Вероника прищурилась по направлению к Громову: общее валяние в грязи натянуло между ними связь, которая до этого держалась только благодаря общей компании. Только он сейчас ее полнокровно понимал. Лиза с Андреем не могли перестать оборачиваться на прошлые связи. – Смешно, что Барс думала, что может меня задеть, упомянув отца, – распрямила она гордо плечи. Гришу упоминание о матери все-таки задело. – Будто я не наслушалась и не начиталась чего похуже от журналистов за полгода. – Официант поставил перед ними новые блюда с ароматной лапшой. Громов отдавал себе отчет в том, что заедает стресс. От мысли, что он пожалел, что не терпит насилия по отношению к женщинам. Одна конкретная его вполне заслуживала. Гриша мазнул взглядом по потертому кафелю, деревянной столешнице, встретился взглядом с Вероникой. Напрягся. Понял, к чему это ведет. – А то, что она сказала про твою…– Прямолинейность Лукьяновой встала комом из лапши в горле. – Это правда? – Гриша молчал. Скрипнул зубами – хренова Барс. – Ты не обязан, если не хочешь, рассказывать…

– Не хочу.

Гриша поджал губы. Тон вышел резким, даже жестоким, но он не собирался плясать под дудку святой троицы и делиться личными делами семьи только потому, что те приоткрыли завесу злыми языками. У Лукьяновой вариантов не было: ее трагедия была достоянием общественности и даже он, чего греха таить, по пути в забегаловку уже погуглил подробности, хотя раньше старался в это не лезть.

Бывшего депутата посадили на шесть лет за растрату более трех миллиардов рублей. Новость так бы и осталась замеченной лишь заинтересованными, если бы не жена Лукьянова – бывшая светская львица и владелица благотворительного фонда, по которому в связи с приговором мужа тоже шло расследование. Причастность жены и фонда не доказали, но осадок, как говорится, остался. За счет популярности мамы Лукьяновой в двухтысячных, известность ее сделала новый виток, хоть и в неприятном свете, зацепив и дочь. На страницах сети мелькали фото Вероники с бала дебютанток Татлер, фото из альбома лицея, видео со спортивных выступлений.

Как всегда водится с подобными новостями, долго в топ-чартах они не задержались, однако листая новые и новые статьи с яркими заголовками из желтой прессы, Громов мог представить, какой толщины кожу пришлось отрастить Лукьяновой, когда подробности о ее жизни были в тренде.

Она привыкла к этому. К обсуждению. Смирилась и с гордо поднятой головой это пережила, теперь лишь отмахивалась. Но не он. Громов в новостях не светился, про маму рассказывал только Андрееву и начинать делиться с остальными не собирался.

Друзья за столом неловко замолчали от резкости, потупили глаза. Громов почувствовал укол совести, но упрямо молчал. Спохватилась Лиза.

– Конечно, это твое личное дело.

Гриша благодарно ей улыбнулся. Вероника округлила глаза на манер «какие мы нежные», но перевела тему.

– Ладно, расскажите лучше, какие у вас дополнительные занятия были? Раз уж я так влипла с командой, мне нужна моральная поддержка, – чуть нервно засмеялась она, но расслабилась, заметив, как оживились ребята. – Я занималась вокалом и черлидингом. А вы?

Андреев сербнул лапшой.

– Хоккей и немецкий. – Он очарователь тряхнул светлой волнистой шевелюрой. Гриша подумал, что адвокатство и прокурорство иронией судьбы было распределено сегодня по цвету волос. – В детстве еще гитарой в музыкалке занимался. Там с Гришей и познакомились.

Лиза удивилась.

– Правда? На чем играл? Закончил? – Ее ясные глаза помогли Грише расслабиться после непростой темы.

– Фортепиано, – кивнул он. – Семь лет, да. Интересный факт, – Гриша постарался не быть загадочным снобом, сухо рассказывая о подробностях своей жизни, – обычно все ненавидят сольфеджио, – Андреев пустил нервный смешок, согласившись, – но я был в этом хорош. Зато теперь могу смотреть на партитуру и точно напеть мелодию, даже если вижу ее первый раз, – по-ребячески вскинул подбородок и приосанился.

Лиза смущенно хихикнула, Андреев подавился бульоном лапши. Убежище с его пряными запахами, ненавязчивой музыкой и шумом кухни было восстановлено.

– Кстати, – опомнилась Лукьянова, – те ноты, что я дала, ты разобрал? – Горящие глаза ее уперлись в Гришу. – Того же композитора, что писал музыку ля прошлогоднего спектакля, – торопливо пояснила она остальным контекст.

Андрей активно закивал.

– Да, это было потрясающе. – Махнул он в воздухе вилкой. Не признавал китайские палочки, так как не умел ими пользоваться. – Я играл в оркестре.

Гриша отрешенно согласился. Смотрел на лапшу в тарелке, пересчитывал кусочки овощей, слушал разговоры друзей, но в голове его звучала музыка. Он посмотрел спектакль с флешки, которую передала Вероника. Три раза. А затем не мог уснуть от иллюзий, в которые вместе с мелодией оркестра погружался снова и снова.

Единственный сравнимый восторг при прослушивании спектакля Гриша испытывал только гуляя по центру Петербурга. Каждый раз – как в первый. Восхищение и ребяческая радость от осознания, что люди много веков создавали красоту, которой он может наслаждаться сейчас, в двадцать первом веке, бередили душу. Тоже делала и музыка.

Представление титана мысли, стоявшего за нотами партитуры оркестра, заставляло сердце биться чаще, а мысли – даже во время разговора с друзьями – улетать далеко.

В Норвежские фьорды, о которых напоминал ему еле заметный звон колокольчика в гамме оркестра. К полям Шотландии, куда уносила виолончель, на пик Эйфелевой башни вместе с флейтой, и куда-то, где он еще не был, его уносила скрипка.

Линия этого струнного инструмента трогала особенно сильно. На глаза наворачивались слезы, когда Гриша вспоминал ее. Горькая, летящая, сломанная и сильная, она заставляла его тосковать по будущему, еще его не встретившему, по человеку, в которого он ещё не влюбился, но уже бесконечно скучал.

– Гриш?..

– А, да, разобрал, да. – Громова вырвали из внутренней симфонии, он скомкано пробормотал ответ, проморгался от наваждения. – Отделаться теперь от мелодии не могу, – хмыкнул он и обвел жестом свою растерянную физиономию, – хотя, я не против – это что-то ни на что непохожее. – Глаза Гриши уперлись в гипсокартоновый потолок, но мысль полетела дальше. – Будто у Бетховена с Хансом Циммером родился ребенок, которого в лобик поцеловал сам бог. – Задумчиво пробубнил Громов, с усилием возвращаясь в реальность. – Композитор – гений. – Подытожил Гриша.

Лиза встретилась с ним взглядом, тепло улыбнулась сквозь пар над тарелкой том-яма. Громов в очередной раз увидел в ее глазах понимание, щекотавшее душу. Отсутствие осуждения за яркое восприятие реальности. Искусства.

– Я пыталась выпытать у Эммы его контакт, но она ответила в своем стиле, – Лукьянова недовольно вздохнула, откинулась на диване.

Громов с иронией улыбнулся, выдав догадку:

– «Нет»?

– А ты хорошо ее знаешь, – Вероника засмеялась.

Гриша поджал губы, чтобы не фыркнуть слишком громко.

– У меня есть подозрение, что это не трудно.

Вероника перекинулась с Гришей понимающими взглядами.

Здесь от Лизы он этого не ждал.

Громов уважал сторону защитников – Лизы и Андрея. Они правильно делали, что пытались отстоять честь подруги и сестры. Гриша сделал бы для них тоже самое. Он уважал эту позицию, но не разделял. И вопрос был в том, стоит ли считать другом человека, вынуждающего своими поступками защищать свою честь.

– Может ты ее спросишь, Андрей? – Вероника обратилась к парню, палочкой поддела рулетик с уткой, Андреев удивленно проводил эту ловкость рук взглядом.

– Нет, не думаю. – Пораженный тем, как Лукьянова управляется с китайскими палочками, заторможено произнес он, опомнился. – Если Эмма тебе отказала, на то есть причина, вряд ли она просто ерничает.

Вероника пустила непроизвольный, изумленный смешок.

– А вот ты, похоже, ее совсем не знаешь. – Гриша подавил улыбку. В точку. – Но ладно, не мне судить. – Отмахнулась она. – Громов, может ты?

Гриша моргнул.

– Что – я?

Он упустил момент, когда начался разговор на другую тему? Почему прозвучало его имя?

– Спросишь Эмму контакт композитора? – Лукьянова вскинула брови, мол, не тормози. – Можно было бы его найти в соцсетях.

Гриша нахмурился. Обернулся к Веронике, театрально потрогал ее лоб тыльной стороной ладони.

– С тобой все в порядке? Жара нет? – выразительно обеспокоенным тоном проворковал он.

Лукьянова засмеялась, отбросила от себя руку парня под смешок Андреева.

– Брось, Гриш, – закатила она глаза и вздохнула над тугодумностью парня, – она явно к тебе неровно дышит. – Пояснила Вероника. Гриша округлил глаза, Лукьянова цокнула. – Вечное «Привет, Григорий Григорьевич Громов». – Кривляясь, передразнила она Эмму. – Может с тобой она будет сговорчивее? – Ткнула она в сторону Гриши палочками. – Тебе же самому хочется узнать об этом американце больше, – пожала брюнетка плечами, повторив трюк с утиным рулетиком.

Гриша кашлянул, прочистил горло от удивления.

– Я бы с радостью, но знаешь, сколько не смотрю на часы, понимаю, что сейчас не время просить об одолжении у Эммы Купер. – Растянул он губы в саркастичной улыбке. Сербнул лапшой. – Будто она так просто согласится. – Цокнул Громов недовольно. – Не будем не замечать слона в комнате и поймем, что она ответит, раз ты спросила всех о просьбе, кроме ее родной сестры. – Многозначительно посмотрел он на Веронику.

Осекся, поняв, что Лизе могут быть неприятны его слова.

– Ну, тут думаю… – Вероника неуверенно покосилась на подругу. Была согласна с Громовым, но все же прищурила виновато один глаз. – Лиз?..

Младшая Купер подняла взгляд от тарелки с супом.

– Гриша прав. – Просто ответила она. Громов удивился, но был рад рациональному образу мыслей младшей Купер. Она не смотрели сквозь розовые очки ни на мир, ни на сестру. – С Эммой нельзя выиграть лишь подослав другого гонца, она не такая. – Уверенно проговорила Лиза. Казалась в этот момент старше на десять лет. И по сути, была единственной, кто действительно знал, о чем говорит. Позитив Андреева Гриша любил, но подозревал, что из-за этого друг часто не замечает очевидного. – Ее «нет» значит «нет», кто бы не спрашивал. – Лиза закусила изнутри щеку, посмотрела на Веронику. Мазнула взглядом по Грише. – Да и последнее время у нас отношения хрупкие, я не хочу лишний раз в спорную тему лезть. – Пожала Лиза плечиками, набрала в ложку супа, задумалась. Громов подумал, что «хрупкие» – слабо сказано, если даже безобидный вопрос в отношениях родных сестер может стать спорным. – Да и на сколько я знаю, она с тем Джорджем больше не общается. – Проговорила она. – Может, поссорились, может, еще что, может, он занят. – Лиза улыбнулась Лукьяновой, подбадривая. – С другой стороны, так даже интереснее. Создается тайна…

Голос ее утих со звоном колокольчика над входной дверью. В ресторанчик под руку с Барсом зашел предмет их разговора.

Эмма в коротком белом платье патетично откинула длинный конский хвост за спину, глаза ее блестели. Уверенным шагом пара подошла к их столу, Эмма плюхнулась на диван рядом с сестрой. Арсений учтиво взял отдельный стул.

– Обо мне разговариваете? – Эмму вовсе не волновало, кажется, на какой ноте она рассталась со всеми: рубильник переключился, теперь она лучилась теплом. – Лиз, двинься. – Недовольно сморщилась Эмма, без приглашения развалилась напротив Лукьяновой с Гришей. Подняла глаза. – Привет, Григорий Григорьевич Громов.

Гриша ощутил ее взгляд всем своим существом, прежде чем поднял на Эмму глаза. Ему казалось, восприятие должно играть роль. Громов искренне думал, что после произошедшего в следующий раз, когда он увидит Эмму, она покажется ему некрасивой. Или не такой красивой. От того, что казанные ею смыслы пропитали ее образ насквозь и начали гнить.

Но посмотрев сейчас на платиновую принцессу, несмотря на послевкусие ситуации, он не мог не признать: она по прежнему пленяла своей улыбкой. Не его, конечно. Но кого-то вроде Барса. Он мог понять, почему тот Эмму терпел.

Однако сказанного не воротишь и образ Эммы для Громова за сегодня навсегда претерпел изменения: она перестала быть навязчивой девочкой на периферии, теперь она вызывала в нем раздражение. От того, что, кажется, даже отдавала себе отчет в том, как мерзко поступала. Понимала, что приносит людям боль. И не останавливалась.

Усталость Громова от ее трепа превратилось в целенаправленное отвращение.

Повисла пауза: даже те, кто был рад появлению Эммы, этого не ожидали. Она вела себя как ни в чем не бывало, в своей обычной манере навязывалась и не видела причин обходить компанию стороной. Ее тупой уверенности можно было позавидовать.

Первой, как повелось, отмерла Вероника. С вызовом вскинула брови.

– С чего ты решила, что о тебе?

Гриша подумал, что общение с Лукьяновой лишним не будет: то, как она сегодня держалась, восхищало. Ровная осанка, гордый подбородок, огонь в глазах. Ему самому стоило бы поучиться такой открытой конфронтации.

Эмма заливисто рассмеялась на весь ресторан.

– У половины на лицах написано отвращение, у другой восхищение. – Она небрежно показала пальцем на ребят. – О ком же еще.

Вероника перекинулась с Гришей многозначительным взглядом. Непринужденный тон Эммы не влезал ни в какие рамки. Стало трудно дышать.

– О композиторе, который написал музыку к спектаклю. – Оборвала минуту самолюбования Эммы Лукьянова. – О твоем друге. – Добавила жестче она.

Безобидная, но твердо сказанная фраза вырвалась целью выбить платиновую принцессу из образа, но Эмма не поддалась.

– Ску-ка. – Эмма театрально потянулась, зевнула. Арсений, чья рука по-хозяйски лежала на ее голом бедре, усмехнулся. – И он мне больше не друг. Поговорим лучше о тебе, Вероника. – Эмма подалась вперед, с горящим интересом посмотрела на Лукьянову. – Мне понравилось, как ты сегодня держалась.

Громов с Лукьяновой поперхнулись одновременно. Зеленые и карие глаза уставились на Эмму. Возмущение поднялось по трахее и застряло в зубах, словно шпинат. Гриша метнул на Арсения взгляд: тот наслаждался ситуацией. Развалился на стуле, как царь зверей, и лениво поглаживал коленку своей платиновой принцессы.

На ум шла только нецензурщина. Но Лукьянова спохватилась с сарказмом быстрее него.

– Боже, я прошла тест? – Вероника с преувеличенной театральной радостью всплеснула руками. – Надо же, несите шампанское! – Последние слова утонули в язвительном тоне, она выстрелила в Эмму взглядом, но промахнулась.

Купер лишь улыбнулась шире.

– Не буквально, но да. – Будто подтверждая прогноз погоды за окном, уверенно кивнула она. – У нас в классе всегда была сложная атмосфера, – вздохнула Эмма, – мало кто из новеньких задерживался. Не знаю, почему, но так повелось. – Она пожала плечами, задорно толкнула сестру в плечо, Лиза несмело улыбнулась. – Старички держатся вместе, новеньких… – Эмма постучала пальчиком по подбородку, – проверяют.

– Травят, – перебила ее Вероника.

– Испытывают. – Дипломатично исказила факты Эмма. – Мы все через это прошли, даже Арс, когда пришел. – Купер старшая переплела показательно свои с Барсом пальцы. – Но он выдержал и буллером стал сам.

– Чего? Я главный пушистый котенок! – Возмутился Арсений, тут же расплылся в довольной улыбке, чмокнул Эмму в губы.

– Брось, – Эмма выгнулась кошкой, неуместно оголяя ключицы, подмигнула Андрееву, – Андрюша давно взял эту позицию, ты опоздал.

Громов с неудовольствием отменил, что друг снова поплыл. Улыбка подчинения растянула губы Андреева, он неловко засмеялся, но под взглядом Гриши смутился и закашлялся. Будто видел Эмму только в такие моменты: когда она ласкала его эго словами, очаровательно улыбалась и была душой компании.

Не замечал, как Эмма бестактно вторглась в их компанию, зажала боком сестру, на которую взглянула лишь раз. Не говоря уже о том, что творила с Лукьяновой парой часов ранее в спортивном зале. Андрей не хотел видеть, как его сокомандник Барс это одобрял.

– Ладно-ладно. – Арсений поднял руки в сдающемся жесте, сделал шутливый реверанс в сторону Андрея.

Только Гриша с Вероникой не поддались на сиюсекундное обаяние пары. Лукьянова требовательно нахмурилась.

– Тебя тоже травили? – Задала она Андрееву вопрос в лоб.

Гриша восхищался этим качеством. Когда вопросы Лукьянова задавала не ему.

– В младших классах да. – Спокойно пожал плечами тот. – Ну, не травили – так, пара драк, бойкотов, типичные детские игры в повелителя мух. – Отмахнулся он, Гриша поперхнулся воздухом.

– Типичные детские игры? – Возмущение пекло на кончике языка.

Травлю здесь считали нормой? Даже Андрей? Или некоторые так и не выбрались из позиции жертвы, поэтому как по-другому, не знают?

Громов не понаслышке знал об этом. «Типичные игры в повелителя мух» настигли его в младшей школе, как только они с сестрой переехали в Мурманск. Было не смешно. Он не смеялся, когда отдавал деньги за обед, не смеялся, когда вылавливал свои рассказы из унитаза и уж точно не веселился, когда по совету Влады вкладывал в кулак зажигалку для большей силы удара.

Драться ему так и не пришлось, разобралась с ситуацией в итоге сестра, но сама готовность к драке, преследующая тебя несколько месяцев, зажигалка в кулаке – символ тревоги и страха боли – вовсе не казались ему забавными.

– Мух? Иу. – Эмма с оттяжкой скривилась, надула губки, обернулась к Барсу. – О чем он?

Громов запрокинул голову к потолку. Жесть.

– Потом объясню, детка. – Примирительно погладил Арсений по голой ноге Эмму, улыбнулся, ничуть не смутившись.

– В общем, Вероника, – Эмма, тут же забыв о разговоре, перевела тему с энтузиазмом, – не принимай на свой счет. – Доброжелательно хмыкнула она. – Конечно, думаю, ты и так этого не делала, у тебя прям титановый стержень, я посмотрю. – в глазах Эммы загорелась искорка, но тут же потухла. – Не держи зла и приходи на осеннюю ярмарку. – Купер поднялась с места, оттопырив зад. – Андреев, Лизок, приведите этих двоих. – Она указала на Веронику с Гришей, словно на кукол. Раздражение новой волной облизало трахею. – Познакомитесь с Вальдорфской культурой, сделаете браслетики дружбы, – Эмма взяла под руку Барса. – Сваляете из шерсти по игрушке. Будет весело.

Повисла очередная, черт возьми, за день пауза. Вероника подняла взгляд исподлобья на Гришу. Умоляющий. Она не собиралась сдаваться или играть в обиженку. Вероника собиралась идти только вперед. Но ей, самостоятельной московской диве, нужна была поддержка. именно от него.

– Мы же пойдем? – она в ожидании посмотрела на Громова.

Он понимал: отказать сейчас – ввязаться в очередной спор. И бог знает, что всплывет на этот раз из его личной жизни.

– Соглашайся, Григорий Григорьевич Громов. – Эмма наклонила голову арсению на плечо, облизнулась в сторону Гриши с прежним маниакальным интересом. – Даже снобам там будет интересно.

Громов медлил с ответом. Хотелось упереться рогом, разораться и начать вокруг все крушить, но… тогда он даст Эмме ровно то, чего она хочет. Внимания.

Нужно это просто пережить. Скоро ей надоест. Гриша решил последовать примеру Вероники. Идти только вперед.

– Всенепременно. – Небрежно бросил он.

Встретился взглядами с Лукьяновой, который говорил: «Мы там обязаны будем хорошо провести время, иначе они выиграют», Вероника еле заметно кивнула и ответила за всех:

– Мы будем.

Эмма просияла. Гриша упорно смотрел в свою тарелку с лапшой.

– Супер! Тогда до встречи, – Эмма с энтузиазмом хлопнула в ладоши, на прощание прошлась невесомо пальчиками Грише по плечу. – До встречи, Григорий Григорьевич Громов, – протянула Эмма еле слышно и под руку с Барсом пошла на выход.

Громов тяжело вздохнул. Не ответил и не обернулся. Лишь услышал удаляющийся разговор.

– Не слишком много внимания новенькому уделяешь? – Барс хмыкнул весело, но с ноткой предупреждения.

Эмма нахмурилась.

– Столько же, сколько и ты – новенькой, – огрызнулась она, но затем повеселела. – Шучу. Я стебусь над ним, – проворковала Эмма и опустила ладонь Арсения со своей талии на бедро игриво.

– Я надеюсь.

Громов застонал, когда колокольчик над дверью звякнул, извещая компанию о том, что можно выдохнуть. Одним своим присутствием Эмма перемалывала его энергополе в кашу, но взглянув на друзей Гриша понял, что не один такой – она из всех высосала психические силы.

Он принялся наконец основательно за лапшу. Раз на ярмарке будет Эмма, это будет настоящая ярмарка тщеславия.