Читать книгу: «Обритая орбита Бабы-Яги», страница 2

^{Глава 3. Парацельс Циркуль}

Пригревало солнышко, избушка на курьих ножках медитативно покачивалась из стороны в сторону, нагоняя на Бабу-Ягу сон. Сквозь дремоту она вспомнила, как когда-то столкнулась со странным мироощущением в себе. Тогда она была еще совсем молода и впервые влюбилась в самого обычного с виду парня.

Внешность у него была, на первый взгляд – худосочная и ботанская. Но когда болезненного вида умник снимал свои очки и распускал собранные в пучок окрашенные в черный цвет волосы, которые строгим, удлиненным каре ниспадая на плечи, обрамляли его худое, бледное лицо – то его образ тут же кардинально менялся. Да, с завидным постоянством случалось то самое сказочное превращение гадкого утенка в рокового черного лебедя, – когда вроде сложившееся представления о человеке, регулярно расщеплялось на, – до и после.

И если бы в мире Бабы-Яги существовали вампиры, то какая-нибудь кровососка, без определенного возраста, не удержавшись от искушения, – непременно обратила бы этакого ряженого гота себе на забаву, – в такую же клыкастую тварь, как и она сама. Ведь на последнем Хэллоуине, жадно наблюдая за ним, таким необычным – с подведенными глазами и смоляной помадой на губах, одетым во все черное, с цепями на шее, да шипованными кожаными браслетами на запястьях, – Яга словно параноик, не сомневалась, что все духи потустороннего мира зарятся только на него одного!

Да, Ягу привлекала не сама красота, а лицедейское изменение его наружности, именно оно бесконечно влюбляло в себя. В основном будоражил образ черного лебедя, возникающий под лирическо-готическим провансальским маринадом, сдобренным обманчивым флером высокого интеллекта. В таком вот калейдоскопе меняющихся впечатлений, иногда и гурман не отличит вкус наваристого бульона из настоящей курицы, от воды, с добавлением приправы из дешевых куриных кубиков, усиленных вкусовой добавкой, под названием – глутамат натрия. Что уж говорить о простых смертных, неискушенных любовной горячкой, да не знавших жизни.

А еще, ко всему букету внешних достоинств, ее любимый подчеркнуто-важно, причислял себя к братству метафизиков. И выглядело это в глазах Яги абсолютно крышесносно! Глядя на то, как этот начинающий, амбициозный алхимик, по-задротски усердно грыз философский камень и искал эликсир бессмертия, Баба-Яга дала ему магическое, оккультное имя – Парацельс Циркуль. Тогда она еще верила пословице “Как вы шхуну назовете, так она и поплывет”. Но в реальности, такая желанная для Парацельса – Алхимическая Амброзия, – наглухо заколотила гвоздями от него все свои двери и окна, чтобы он ни в коем случае и ни при каких условиях, не смог проникнуть в ее метафизические чертоги!

А молодая Яга в упор не видя его бесталанность, смотрела на него – как на философа, гиганта мысли, и постоянно восторгалась им, даже когда он рубался в шашки или перекидывался в картишки, со своими сопливыми дружбанами-утырками.

Яга частенько чувствовала себя недостойной его и ломала голову вопросами, отчего ей досталось такое счастье, и почему из всех окружающих его нимфеток, он выбрал именно ее своей пассией. Ведь по ее мнению – ни особым умом, ни красотой она не отличалась. Вкус в одежде у нее тоже был специфический, совершенно не гламурный. А еще она частенько любила подкрепиться сырым луком с селедкой, да чесноком с салом и черным хлебом. От этого зрелища, ее возлюбленный брезгливо морщился, и когда до него доносилось это благороднейшее, по мнению Яги, амбре, он вздрагивал от него, словно нечистая сила от ладана. Только выглядело это так, словно он – вздрагивающий ладан, а она – нечистая сила.

Но поскольку Яга была молода и тяжелой кармы наработать еще не успела, то и судьба была к ней весьма милостивой. Она ответила на вопросы Яги почему они вместе, практически не отходя от кассы. Хотя милость ее, по праву, можно было считать условной, но все же в последствии, благодарить было за что, ведь горькая правда иногда лучше сладкой лжи.

Как-то еще в начале их знакомства, Яга в порыве страсти, рассказала Парацельсу о так званой – Черной книге, которая у нее хранится. На самом деле, это были сшитые между собой три толстых тетрадки в клеточку, с засаленными, грязными от частого перелистывания, кончиками страниц. Эта семейная магическая тетрадь передавалась из поколения в поколение. В ней были записаны всевозможные ритуалы и заговоры, зарисованы “рабочие” пентаграммы и собрана житейская мудрость всех Бабусь-Ягусь, из многих поколений нашей распрекрасной Яги. И когда Парацельс услышал об этой книге, то пришел в щенячий восторг, только вот глаза отчего-то заблестели по-волчьи!

«Да ведь это же настоящий гримуар! – выпалил он, в свойственной ему пафосной манере давать громкие названия всему необычному. И настойчиво потребовал: – Дай почитать!»

И Баба-Яга вполне была готова сделать такую глупость, несмотря на все предостережения ее матери и бабушки – никому даже не рассказывать о книге, а не то, что в руки давать! Когда Яга на радостях помчалась в избушку – книги не нашлось, хотя она всегда лежала на своем обычном месте – на подоконнике, рядом с сушеной полынью, зверобоем и другими травами. Но на самом деле, Черная книга никуда не исчезала, она преспокойненько лежала на своем прежнем месте. Просто в ее защиту вмешался сам род – все поколения Бабусь-Ягусь! Да, защита книги была родовой, но молодая Яга, будучи под дурманом любовной лихорадки, не поняла этого.

Когда же она с сожалением, вперемешку с чувством вины, доложила Парецельсу о пропаже книги, то он ей не поверил – но виду не подал, а лишь улыбнулся в ответ, сверкнув холодным прищуром. А после этого, стал с Ягой ласковым, обходительным и предложил ей быть его девушкой. Яга по молодости и неопытности не поняла происшедшего и с радостью ответила ему: «Да!»

Время шло и в один прекрасный день, Парацельс выдал идею, отметить седьмой месяц как они встречаются, в загородном доме Яги, где никогда прежде не был. Предложил попить пивка, пожарить шашлычок, оттянуться с друзьями на свежем воздухе.

Он даже представить себе не мог, что его ждет дремучий лес, а в нем, избушка на курьих ножках, – огороженная частоколом увешанным черепами. Он вообще не представлял себе, кто такая Яга, и как она в действительности выглядит. Ведь Яга особым образом гримировалась, прежде чем выйди на люди, чтобы те не разбегались от нее в ужасе, как от незлобивого людоеда, из одного мультфильма. До умницы и красавицы она не дотягивала, но внешность вполне позволяла функционировать в цивилизованном мире. С липовым обличием, автоматически притуплялось и ее звериное чутье. А в этот раз – ум окончательно зашел за разум, не иначе. А как еще объяснить то, что она дала согласие пустить чужих ей по духу людей, к себе в избушку? Ах да, любооовь…

И вот, в назначенный день, подкатил Парацельс со своими дружбанами да подружанями ко входу в чащу. Яга там их встретила и по тайным тропам провела к своей избушке. Но прежде, приказала той присесть и подобрать под себя курьи ножки, чтобы их видно не было. Черепа с частокола тоже предварительно сняла, чтоб лишний раз людей не пугать. А гости все равно перепуганные стоят, глазам своим не верят и перешептываются, что мол: «Место больно уж инфернальное – ауру им всю испачкает».

Остатки шестого чувства все же у Яги остались, потому что в избушку она их решила не пускать. И чтобы на гостей не падали с деревьев клопы, да не сыпались листья, достала из сарая большой самособирающийся шатер, купленный когда-то на распродаже Алиэкспресс. Стол раскладной в центре поставила, распилила сухую сосну на пенечки и место для огня приготовила, чтоб шашлык жарить. Прекрасный выдался день, теплый, а небо вообще без единого облачка, словно на заказ!

Надарили гости подарков разных – и вовсе не беда, что бесполезных, как говорится – главное, внимание! Вечеринка в разгаре: все сыты, пьяны и счастливы! Парацельс нежен и обходителен – только вот всё в избушку напрашивается. Говорит: «Хочу мол, тебя узнать получше, а то твоя душа для меня – потемки». Яга растрогалась от такого романтического, по ее мнению, признания и решила его впустить. Вошел он вовнутрь, оглядывается по сторонам, всматривается пристально в царящий там полумрак, будто выискивает что-то. А избушка-то хоть и на курьих ножках, но мозгами – вовсе не курица! Почувствовала она что-то лихое и давай колыхаться в разные стороны, знаки Яге подавать. А та верить знакам не хочет, слишком уж мил ее сердцу Парацельс, но решила избушку не искушать и подтолкнула его мягко к выходу, мол, гости без них скучают.

Вышли они на свет божий из полумрака ее жилища. Яга пока, туды-сюды, а Парацельс будто сквозь землю провалился! Она, томимая нежностью ждала-ждала его, и не выдержав, отправилась на поиски своего ненаглядного. А искать долго и не пришлось, услышала Яга шепот за старым дубом. Напряглась отчего-то внутренне, и хотела было уйти, но будто остолбенела. Стоит как вкопанная, волосы на затылке дыбятся и уши вытянулись – в шепот вслушиваются.

И услыхала она на свою голову такое, к чему жизнь ее не готовила. Ранила ее даже не измена Парацельса с Анфиской-прошмандовкой, а то, что они задумали выкрасть ее Черную книгу… Такого Яга ни понять, ни простить не могла!

Ее сознание даже ни на минутку не успело напрячься в поисках мести лютой, – за него все сделало раздавленное, брызжущее кровью сердце, от которого покраснели даже белки глаз Яги. Это событие стало своего рода зловещей инициацией. И Черна книга, от свирепого накала страстей своей хозяйки, словно ехе-шный файл, самостоятельно распаковалась в ней, автоматически сделав Ягу носителем таких непонятных ей доселе магических премудростей.

Именно так – грязно и не романтично, происходит большинство посвящений в ведьмовское закулисье. Именно так, из доверчивой и неуверенной в себе Яги, родилась хладнокровная, ведающая Баба-Яга!

Перерождение случилось мгновенно, как и в одночасье оторванная голова Анфиски, за секунду до этого что-то замышляющая, а теперь – нанизанная на частокол. Голова мерно покачивала белобрысой косой, хотя не было и намека на ветер, но Яга даже не заметила этого. Всем ее вниманием завладела месть Парацельсу, который еще недавно, был так мил сердцу.

И теперь Яге на помощь, пришла вшитая в ее энергетическую структуру Черная книга, – призвавшая легендарный окровавленный меч богини Махакали, который та торжественно передала в руки Яги. Но меч хоть и нес на себе кровавый отпечаток, олицетворяя беспощадную резню врагов, – попав в руки новоиспеченной ведьмы, повел себя более изощренно, хоть и не менее кровожадно. Потому что в картину мира Яги непомерно страдающий Парацельс, вписывался гораздо гармоничнее, чем просто мертвый Парацельс.

Держа в руках такое мощное оружие, как меч богини Кали, Яга полностью доверилась его могуществу, и прибавив к нему свою творческую энергию, они вдвоем принялись за правое дело! Тем более, что Парацельс от страха остолбенел и стоял как вкопанный – вырезай из него что хочешь!

Не мешкая, меч прорезал энергетический кокон Парацельса по вертикали, который несмотря на субтильность его носителя, оказался на удивление объемным, плотным и светящимся. Затем, твердой рукой Яга срезала верхние волокна кокона, уходящие в его макушку, и прижгла их горящей лучиной. Проделав всё то же самое с остальными светящимися пучками энергетических нитей, Яга довольно осмотрела свою работу. Мелькнула мысль, что можно было бы подселить в него каких-нибудь вредоносных сущностей, но делать этого не стала, так как они и сами сбегутся на “сладенькое”.

Но вот уважить и отблагодарить за помощь Махакали с Махадевом, Яга сочла делом чести! Глядя, как стекает из столетней осины сок в цинковое ведерко по врезанному желобу, ей пришла в голову идея, которую она тут же принялась воплощать в жизнь. Для этого, Яга насквозь проткнула выпавшим волосом из гривы Сивки-Бурки, позвоночный столб Парацельса, и по этому волшебному волоску медленно, капля за каплей, закапала его жизненная энергия. Следом за этим, она слепила из поднебесной глины крошечный лингам и привязала его к кончику волшебного волоса, торчавшего из позвоночника, прямо под кобчиком. Он свисал в своей цилиндрической форме с полусферической вершиной, без конца омываемый жизненной энергией Парацельса, и таким образом искупались грехи, под названием – ложь и предательство.

Жертвоприношения разными бывают – и добровольными, и принудительными – но в дар, Боги принимают абсолютно любые!

^{Глава 4. Кайлаш}

От этих давних воспоминаний о Парацельсе, Бабе-Яге почему-то захотелось отмыться. Хотя еще недавно она смаковала полуистлевшими останками, тщательно перебирая их в памяти.

«Пойду, что ль, искупаюсь», – подумала Яга и направилась к речке. Но прямая тропинка, по которой она ходила до этого несчетное количество раз, вдруг своенравно выгнулась и извилистым полозом, заскользила меж сосен, берез, да елей, – по непроходимому лесу, где троп никогда не было и в помине. Долго ли, коротко ли – неведомо. Но тропинка, неся на себе ошалелую Ягу вдруг остановилась, вынесши ее на огромную пустыню у высоченной горы. Только вместо песка, там возвышались горы пепла. И только сейчас Баба-Яга заметила, что она действительно стоит на огромном змее, который осторожно выполз у нее из-под ног, а вместе с ним исчезла и иллюзорная тропинка. Не осталось даже намека на какую-нибудь дорожку, на путь, по которому можно было бы вернуться назад. Кругом простирался лишь пепел и огромная гора вдали, на которую было не забраться, и которую не обойти без запасов провизии.

«Эй, змей! Ты куда? Где я?… Как тебя зовут, имя есть?? Где путь назад?!» – требовательно кричала Яга, уползающему силуэту.

Но вместо змея, в ответ завибрировал пепел, и в его осыпающемся шепоте, она услышала: – Ваасуукиии…

«Ну, надо же! Это ведь был сам змей Васуки, живущий на шее Шивы. Как жаль, что я не поговорила с ним…” – растроганно подумала Яга, которой теперь стало ясно, что гора перед ней – это Кайлаш, а пепел вокруг – это прах всех кремированных преданных Махадева.

– Пепел! Как мне выйти отсюда, где путь назад? Как вернуться в мой лес? – обратилась она взволнованно к серой, одухотворенной массе перед собой.

– У тебя больше нет Пути, – сдавленно прошептал прах, рисуя в воздухе сыпучей анимацией былые поворотные сюжеты ее жизни. Изобразив в конце гору Кайлаш, пепел осыпался, а все пространство вокруг, приобрело темно-серебристый оттенок, и даже солнце выглядело смесью черного с белым.

То, что ей, по сути, ответили миллионы людей живших на земле в виде праха, потрясло Ягу больше самого ответа.

Но самому такому ответу, честно говоря, она отказывалась верить. Оглядевшись по сторонам, и увидев вдали огни, Яга с деланным оптимизмом направилась в их сторону. Идти было тяжело, ноги постоянно вязли в прахе, словно в болотной топи, но Яга, зажав зубы шагала к мерцающей цели. И в какой-то момент она провалилась в эту серую массу так глубоко, что стопы уперлись в человеческие кости, которыми было усеяно дно этого бескрайнего, пепельного моря мертвых. Вопросов скопилась уйма, силы заканчивались, но пятна света впереди, вселяли надежду на ответы!

Когда Яга все же подползла поближе, то оказалось, что за приветливые огоньки она приняла погребальные костры, в которых сгорали трупы новопредставившихся преданных Шивы. Закашлявшись от едкого дыма, она горько заплакала, и безысходность грубыми мазками тут же услужливо наложила поверх горячих слез на ее лице, слой пепла. И вот так, слой за слоем, лицо Яги под толщей мокрой глины, исказилось до неузнаваемости.

Яге хотелось пить, но отправляться на поиски водоема, не было ни малейших сил. Прах, будто единый живой организм – убаюкивал собой ее тело и разум, укрывая пепельным пледом. В какой-то миг, Яга явственно ощутила, что у нее действительно больше нет Пути, нет выбора дорог, и что на сей раз, камень Алатырь, всегда предлагающий три дороги на выбор – обернулся роковой и тупиковой горой Кайлаш, которую ей не объехать и не облететь, даже на своей ступе.

Решив вздремнуть, она зарылась в прах с головой и свернулась под ним в клубок. Со стороны, картина выглядела мрачной – серость создавала впечатление смертельного холода, но на самом деле, на ощупь пепел был теплым и уютным. Через какое-то время, Яга почувствовала себя будто на высоченных волнах, – она невесомо парила в полнейшей темноте. Ничего не было видно, и она в красках представляла себе, что плывет среди немыслимого скопления молчаливых душ.

Счет времени был потерян, но вместо ожидаемого облегчения сном, словно смертью, почему-то начала грызть совесть. И перед тем, как окончательно вырубиться, в нее цепко вгрызлась вина за то, что она, так и не активировала тех самых змеек… тех самых…змеек.

^{Глава 5. Двухмерный Емельян}

В жизни, если не свезет, в тебя со всей дури, может врезаться смертельная красота. Как тот самый пресловутый нож убийцы, где убийца – это судьба, а нож – красота… мужская красота.

На самом деле, Яга умышленно никому так и не описала наружность объекта своих когдатошних воздыханий. Тем самым, не посягая и не обесценивая фантазийный образ идеальной красоты всех подвергшихся любовной лихорадке, дам. Ведь у каждой воздыхающей, этот самый “краше всех на свете” – исключительно свой. Пускай даже эта красота, приукрашенная любовной горячкой, неизменно будоражит ее воображение цееелый… месяц, или быть может три года, ну или чуток подольше – незаметно истончаясь и услужливо освобождая место для другой смертельной красоты и новых воздыханий!

Емельянова неотразимость, на всех парах врезалась в Ягу на курсах под названием “Танец с бубном”. Эти занятия для всех участников, в основном, были травматичными, но никто в упор не хотел этого замечать. Ведь каждый, по крайней мере из парней-танцоров, мнил себя идущим по Пути, и мечтал саморазвиться до роли Нео в спектакле “Матрица”, в крайнем случае, выйти на уровень агента Смита.

В свои восемнадцать лет, об этом мечтал и Емельян, но Яга спутала ему все карты, и его Путь, подступно подвел его к роли “шестого подползающего” у великого злодея Мортимера, который приходился родственной душой Меровингену из «Матртицы». Но разница между ними была в том, что по сравнению с вымышленным персонажем местного театрика, Мортимер был вполне себе реальным!

В последствии, за годы проведенные в услужении этому гению зла, Емельян сделал себе почетную карьеру «Губителя девичьих сердец», и поднялся от шестого подползающего к первому. Но, чтобы занять трон Мортимера, о котором он втайне мечтал, – нужно было развить, как минимум пятимерность, а мерность Емели стояла на двоечке.

В то время из каждого утюга разносились интригующие речи, о скором переходе всех живых существ, из Третьего измерения в Четвертое, а там, глядишь и в Пятое можно просочиться! Но почему-то никто не предупреждал жителей лесов и городов о том, что процентов сорок из живущих были недоразвиты и до тройки. Ведь как только развитие и расширение личности прекращается, то в новом измерении даже на твердой троечке было весьма не просто закрепиться. Двойкам же, вообще ничего хорошего не светило, вселенная при новых исходных данных, неохотно поддерживает такую недоразвитость и может ненароком скосить стереотипных и “подвисших”. Одним словом, гарантий Емельяну на долгую и счастливую жизнь, справедливое мироздание – не давало никаких.

Когда технический прогресс посетил чащу, а «Танцы с бубном» ушли далеко в прошлое, Яга на досуге, любила поглядывать в техногенное блюдечко, да приговаривать: “Катись, катись, яблочко по серебряному блюдечку, катится, наливное по серебряному, показывай мне поля, леса да моря, гор высоту и небес красоту!” А в блюдечке, вдруг, откуда не возьмись, Емельян с глупостями всякими красуется. Да уж… современные девайсы тоже живут-поживают своей жизнью и своенравными иногда оказываются!

“Сколько ж можно оставаться таким приземленным и обедненным?! Живет, словно сорняк придорожный! А ведь потенциалом обладает – ого-го, до небес!” – глядя на Емелю, думала в такие моменты, раздосадованная Баба-Яга.

Ведь в качестве суперспособности, Емельяну была с рождения дарована экстравертная ртуть. Это когда ни уму, ни телу и суетиться не нужно – просто делаешь неспешное движение, а за это время, внутренняя энергия успевает вспыхнуть изнутри, пробежаться по поверхности кожи и явить свое сияние миру. О таких в народе говорят – сухожильями гибкий, или, – проводимость у тела хорошая, мол – транслирующее тело.

Но, кроме этого, и сама энергетическая архитектура тела была у Емельяна крайне гибкая, способная самостоятельно разворачиваться своими многоугольными гранями и демонстрировать их – распространяясь по всему периметру тела, или же концентрируясь в одном месте. Из фигур, это были, в основном, прямоугольники с трапециями, которые замысловато переплетались между собой, местами проникая друг в друга – создавая сложносочиненные геометрические формы.

В целом, его тонкотелая конструкция выглядела весьма экзотично, увеличивая объем его ауры. Этот источаемый телом ток, на подсознательном уровне мог считываться практическими всеми. Обладатели подобных тел, были будто специально созданы для танца Буто, или так званого – физического театра – театра тела. Своими движениями они были способны транслировать еле уловимый, неповторяющийся танец жизни, смерти, любви, и самой вечности.

Но что самое удивительное, носители этих встроенных по умолчанию, говорящих структур, вовсе не обязаны были досконально разбираться в глубинных вопросах экзистенциального характера. Так же как и не должны они были владеть сверхъестественной гибкостью и идеальными пропорциями тела. Через свой танец, через игру своим же телом с окружающим пространством, перформер по новому кругу простраивал его, заново узнавая собственный внутренний уклад и свой путь. Он, танцующий настоящий момент, одновременно с собой, погружал в магический танец несовершенные, зашлакованные тела и души зрителей, заставляя их в сменяющейся пляске моментов, осмысливать непостижимое.

Такого порядка жизнь, могла стать для Емельяна вечной удачей, величайшей участью во вселенской заварухе, пускай местами не такой уж и легкоподъемной. Ведь далеко не каждому по плечу, раз за разом, беспристрастно вспахивать слои как собственной, так и зрительской омертвелой пыли, – поднимая эту копоть прямо от стоп до самой макушки! А после, отказавшись от присваивания результатов своего же кудесничества – смотреть, как меняется он сам и внутреннее пространство незнакомого ему человека. Как это самое пространство, избавляется от старательно задвинутой умом на задворки сознания – гниющей, разлагающейся падали; состоящей из саморазрушительных установок и смертельно острых кривых зеркал, после некогда пережитых душевных травм. Ведь через эти треснувшие зеркала, этот самый человек изо всех сил, всю свою жизнь, пытался рассмотреть и понять окружающий его мир.

Таковой могла быть благоприятная судьба Емельяна. Но в повседневной жизни, он бездумно тратил свой талант, испуская в пространство – то обволакивающий тотальный покой, то колючими, дикобразьими иглами безразличия, отстреливался от окружающих.

Да еще и радужная перспектива его жизни будто нарочито позабыв подлить то ли цветности, то ли поддать бесхитростной форы, – маячила его удачей слишком уж издалека, и он не рассмотревши знаков на далеком горизонте, вслепую помчался ей на встречу! Но решил довериться не интуиции, а своим ногам, и они перепутав конечную цель, принесли его на “Танцы с бубном”, где ему в пару досталась Яга, а роль бубна, угораздило выполнять его славной персоне.

В те дикие времена, безбашенность Яги стабильно удерживалась на отметке десять, и любовь к Емельяну тоже лупила в десяточку! Да, это были настоящие двадцать из десяти!

Яга со всей дури колотила в него – и колотушкой, и руками с ногами, и даже билась головой! А незабвенная красота Емельяна с его врожденным током, создававшие одурманивающую атмосферу, лишь усиливали ее эйфорию. Колотила она до тех пор, пока из пространства не полилась песня Духов нижних, средних и верхних миров. А значит, цель была достигнута, и Емельян ей стал не нужен. Яга в те времена была так одержима собой и своим мироощущением, что напоследок смогла выдавить лишь единственную эмоцию к Емеле – брезгливую жалость.

Емельян же, так озлобился на нее, что когда курсы закончились, на память о себе – беспощадно резанул Ягу по горлу своим профилем, и молча удалился жить своей прежней жизнью. Но, все последующие годы его существования, были лишь дешевой имитацией этой жизни – картонной дурилкой ее нормальности.

***

Казалось бы, что после такого крышесносного приключения, по имени «Яга», у Емельяна автоматически должны были активироваться супер-сидхи, и он по щелчку пальцев смог бы заиметь, по крайней мере, Четырехмерность. Но вместо этого, с потенциальной тройки – деградировал до двойки. Ведь вселенная свой счет ведет не от врожденных, авансовых даров, а от приобретенных навыков и мастерства. Такой задаток, должен был расширить Емельяна до масштабов демиурга, творца, бога! А заодно, привить чувство созидания и бережности к окружающему его пространству.

Человеку можно практически всё, в том числе и грязные приемчики дешевого балагана могут пойти во благо, если только он идет по своему пути! А скатываться в усредненную повседневность и становиться обычным человеком, при таких исходных данных – это обесценивание божественных даров, превращающееся в тяжелую карму. И вот тогда: неудачи, тяжесть на душе, и изобилие всевозможных несчастий – это единственный способ вечной души прорубить окно к сознанию человека! Душевная боль – это маячок и единственный слышимый человеком знак, что он идет не туда!

Слабый персонаж никогда не станет, тем самым – избранным! Ведь он никогда не почувствует себя избранным, – потому и не станет. “Но чего уж так печалиться, – размышляла про себя, Баба-Яга, – Таких скарабеев – пруд пруди, которые только то и умеют, что свой нехитрый скарб перед собой катить. Вначале вкатывается раненое, уязвленное эго слепленное из битых пикселей, а следом, мельтешит человечишка, с непомерными ожиданиями и претензиями к миру – ”Дай!” ”

Хотя, несмотря на тупоумие Емельяна, с ним однажды-таки случилось некоторое прозрение. И произошло оно в разгар его бесконтрольного пьянства. Забрел он как-то вгашенным в лес и заблудился. Леший сжалился над ним, подошел, и спрашивает: – Как зовут мальчика?

– У мальчика нет имени, – беспристрастно отвечает ему Емельян.

– Если мальчик скажет свое имя, Леший покормит его и даст безопасный ночлег!

Но ответ был тот же: – У мальчика больше нет имени.

Леший обрадовался такой встрече, трубит на весь лес: “Тут какой-то хлопец чувство собственной важности потерял! И теперь он может быть кем угодно!”

Всполошились лесные жители, обступили мальчика. Баба-Яга тоже на шум прилетела, смотрит, а это Емельян, собственной персоной. “Никак белая горячка его сюда принесла, не иначе!” – подумала она, но вслух ни слова не сказала. Потом пообвыклась с мыслью, о его возможных изменениях, – подумав, что может и вправду Емельян изменился – и решила помочь ему с новой и дерзкой ролью “Быть, кем угодно”.

Не долго размышляя, призвала она из леса трех сестер-змеек – медную, серебряную и золотую. Как приползли они, Яга попросила их службу сослужить – стать для Емельяна верными наладчицами его “энергетической матрешки” состоящей из семи тонких тел. Змейки удаленно просканировали Емельяна, и подтвердив совместимость, дали согласие до конца его жизни поселиться в трех основных центрах его тела.

Медная змейка заселилась в животе, серебряная – в груди, а золотая – в голове. Но пока Баба-Яга инструкцию писала, как змеек по назначению использовать, пока собралась их активировать – времени-то с полгода уж прошло. А Емельян за это время, возьми и сдуйся, как воздушный шарик! На внешний вид, вроде – огурец! Но повеяло от него каким-то праздношатанием, да и заматерел он в выуживании из вселенной жалость к себе, мол – бееедненький я, несчааастненький я… А игрок, так чувствовать и вести себя – не должен!

Яга сочла это крайне плохим знаком, и решила подождать с месяцок-другой. Но жизнь не стоит на месте и закрутилась Яга так, что забыла и за Емельяна, и за змеек. А когда вспомнила, то было ей уже не до них!

***

Здесь нужно уточнить, что Старичок-Лесовичок начал свой стендап не в полном составе. Ассистировать ему должна была Ступа Бабы-Яги, выступая в качестве 9Д проектора данной истории. Опоздала она не так чтобы уж сильно, но в таком накале страстей, ее недолгое отсутствие заметили все присутствующие до одного! Тут можно было бы укоризненно уличить ее в безответственности к порученному ей сверхважному заданию. Но в свое оправдание она привела столь животрепещущие обстоятельства своего опоздания, что все просто ахнули в умилении, а уж о порицание за задержку, не могло быть и речи.

История такова, что перед сеансом, Ступа решила вздремнуть в тени осины. Пока она безмятежно спала, с дерева прямо на нее свалилось гнездо с тремя маленькими сойками. И покуда она на всех парах летала вокруг осины в поисках ветки, куда можно крепко-накрепко примастырить гнездо, да пока успокаивала перепуганных родителей, которые примчались на крики – время пролетело очень быстро. И естественно, добираясь к назначенному времени в городскую черту из самой Чащи, она опоздала!

Ступа очень волновалась, что задерживается, ведь Яга с помощью гаджетов, записала на нее такие сверхценные подробности из своих последних приключений, такие переживания, которые и вообразить сложно, а не то, что пересказать! Ступа не отличалась талантом рассказчика, но вот красочно визуализировать в пространство помещенную в нее информацию, могла безукоризненно! И хотя Лесовичок изо всех сил пытался передать словами пережитое Ягой в те нелегкие злополучные времена, многие тонкие нюансы могла протранслировать на полотне реальности только лишь Ступа.