Читать книгу: ««Вагнер» – кровавый ринг», страница 5

Стреляли так… В сутки выходило, что выпускали из «сапога» своего по украинским позициям и для поддержки наших штурмовиков примерно от двадцати до пятидесяти снарядов. Это и в день, и в ночь… работа такая. Забирали боекомплект с дороги. Скидывали с машины по два, а то и по четыре ящика. В ящиках этих убирали перегородки и упаковывали под завязку и ящики с гранатами, и ящики с порохами. Прежде на Ивана, на командира, выходило руководство и сообщало шифром по рации, что БК привезут, и тогда уже готовились идти. Сначала шли по зеленке, а затем бегом по открытке до ящиков. Быстро забирали их и с ящиками бегом назад, только бы успеть добежать до разросшейся лесополосы, только бы успеть нырнуть под деревья и отдышаться. Скидывали там боекомплект с машины по два, а то и по четыре ящика. Часто бывало выходили из штаба на Ивана по рации и хвалили за работу на СПГ. Тут главное – крыть позиции противника, когда наши штурмовики в накат¹² идут, чтобы вэсэушники головы при нашем накате поднять не могли.

По разным целям бил расчет Ивана. Часто разная информация доходила до точки, где работал теперь Люс. Эта информация поступала и по рации, и через общение с бойцами из других подразделений. Часто информация была очень даже увлекательной… Например, в этом же ноябре случай был, когда два украинских бензовоза выехали из Бахмута и, перепутав свой поворот, поехали в сторону села Отрадовка. Уничтожили бензовозы из пулеметов, когда они начали подъезжать к объекту К-21, за тридцать метров до объекта расстреляли их из пулеметов. Потом один бензовоз куда-то все же отбуксировали, а с другого долго еще горючее бойцы набирали. Кстати, объект К-21 находился недалеко от позиции расчета Люса и представлял собой, так скажем, нечто вроде поселения или того, что от него осталось. Своего рода объект К-21 был как бы перекрестком, откуда дорога шла в село Зайцево, и через этот самый К-21 дорога проходила от Бахмута до Отрадовки. Был и такой случай примерно в эти же ноябрьские дни, когда из Бахмута выпрыгнул на хорошей скорости здоровый, дорогущий черный джип, гоня на полных парах по дороге в направлении этой же Отрадовки. По рациям передали… Пытались его уничтожить еще с объекта К-21. Так, один командир выскочил из здания с гранатометом, но скорость джипа была большой, и не удалось попасть в него. Шел он на скорости двести километров в час, летел по дороге, не реагируя по пути ни на что. Одним словом, джип на скорости влетел в эту Отрадовку, смог все же доехать.

Оказалось, что за рулем джипа был украинский офицер, и по прибытии в Отрадовку он сдался нашим. Вот такая вот игра со смертью! И ведь всех переиграл «мерзавец», переиграл всех своей храбростью и безрассудством этот офицер, и своих, и наших, пролетев свои двенадцать смертельных километров на джипе. Хотя здесь трудно сказать, кто для него были наши и не наши. Вот и подумай, читатель, над этим тоже… Но, похоже, храбр, храбр, чертяка…

То есть, что происходило рядом или на других направлениях, расчет знал или хотя бы немного был в курсе происходящих событий. Расчет этот видел и прилеты от «Града» украинского, и удар «Урагана», пусть и далеко от их блиндажа, и постоянные прилеты от украинского СПГ, и совершал смертельно опасные походы за боекомплектом и пайками, одним словом, расчет бился с врагом. Пока…

Было это 28 ноября 2022 года. Командир Иван объявил в этот день расчету, что наши штурмовики отодвинули противника дальше по лесополосе и что теперь расчет со своим СПГ не всегда может достать до укров:

– Не достаем до укров, надо к передовой ближе переходить… Уже сообщили и из штаба, и с передка, что скоро совсем доставать до них не будем. Наши их все дальше выдавливают. В общем, на три точки вперед уходим, сегодня же позицию меняем. Там, куда мы били из «Сапога», теперь наши стоят. Есть еще координаты, но и оттуда их вытеснят, – объяснил ситуацию Иван.

Начали готовиться сразу к переселению, стали подматывать манатки свои… Леня и Александр начали собирать вещи, а Иван с Люсом у «сапога» своего работали, так как у расчета еще одна цель появилась, и необходимо по ней было ударить. И вот после второго выстрела, через полминуты буквально, где-то за сто метров от Ивана и Люса разорвался снаряд в поле. Расчет не обратил внимания на этот разрыв. Не подумали они тогда, что украинская арта прицеливается по их позиции, были слишком увлечены поставленной перед ними задачей и продолжили работу. Однако да, противник нащупывал вагнеровский СПГ, определяя таким образом то, как можно точнее попасть по позиции вагнеровцев.

Люс убежал за снарядом, вкрутил пороха в основной заряд и побежал к «сапогу», держа снаряд в руках… Десять метров отделяло склад боекомплекта, находящийся на склоне холма, и сам «сапог». Три, четыре метра – Люс бежит, и тут разрыв украинского снаряда прервал бег Люса… Очнулся он на земле, в руках снаряда не было, а в голове только фрагментами, как все вокруг переворачивалось и крутилось… Люс вскочил на ноги и что есть мочи побежал к склону холма, влетев в неглубокий овражек. «Ранен», – пронеслось в голове Люса. Тут же подбежал Иван. Иван был в полном порядке, его осколки не задели, и он начал осматривать Люса.

– Не вставай, только не вставай, – повторял Иван, осматривая бойца.

– Жгуты давай! – крикнул Иван Леньке, который уже эти жгуты в руках и держал, подскочив к раненому. Начали накладывать жгут у основания левой ноги и разрезать штанину на этой ноге. С внутренней стороны бедра левой ноги, оказалось, вырван был кусок мяса с целую ладонь, и хорошо, что сильного кровотечения еще не было. Затем перевязка. В это время, пока перевязывали левую ногу, Александр накладывал жгут на бедро правой ноги, разрезал ножом штанину. В правой ноге было два ранения, и похоже там внутри были осколки, поранена икра правой ноги, и видимо задета кость, а также еще была одна рана здесь же, выше колена сбоку. Перевязывали все это и тут же параллельно накладывали жгут на правую руку, разрезая рукав ножом. Здесь, на правой руке, на ее внутренней стороне, выше локтя сантиметров на десять, зияла тоже рана… Рука у Люса онемела. Еще до того, как начали оказывать первую медицинскую помощь Люсу, командир расчета сразу доложил выше:

– У нас триста. Тяжелый.

– Дотяните до дороги, там примем.

– Понял, – подтвердил Иван.

Про то, что ранен Люс, по рации услышал его друг Коля, позывной которого был «Ольховка». Ольховка стоял на соседней точке, метров за пятьсот до позиции расчета Ивана и Люса. И вот как услышал Коля-Ольховка, что ранен его друг Люс, так и пустился бежать к нему. Ольховка выглядел не как все бойцы, он был совсем не похож на богатыря, ну точно уж не богатырь, даже немного с виду-то и сухощав, и роста не высокого, но именно он несся в это самое время на помощь Люсу, когда того еще только начали перевязывать. Добежал Ольховка до него тогда, когда уже тащили на спальнике Люса к дороге. Слякоть, шел дождь, и была непролазная грязь, и по этой грязи в спальнике, стараясь бежать по скользящей слякоти, тянули Люса его товарищи по оружию до дорожного полотна.

Кстати, отвлекусь и скажу тебе, читатель… Что, может быть, у кого-то будет вопрос про Колю-Ольховку, который прибежал тогда к своему другу на помощь. Вот что я думаю по этому поводу. Тогда Ольховка совершал подвиг, подвиг во имя друга и во имя себя, а также во имя своих детей. Почему? А потому, что таким поступком сам Николай (!) будет гордиться больше, чем если бы он имел даже звезду Героя, и его дети с внуками все это будут знать и будут передавать подвиг своего отца и деда своим потомкам. Вот как! Один шаг до славы, а прояви малодушие или нерешительность, и твое имя может уйти в небытие. Да, мы живем ради того в том числе, чтобы нас помнили потомки, и потому мы не должны быть равнодушны или беспринципны. Ольховка имел принципы.

Люса на спальнике дотянули сначала до края лесополосы, а затем уже быстрым бегом через открытку, чтобы не попасть под птичек, дотягивали до дороги. У обочины дороги ждал уже мотоблок, в кузов которого и положили Люса… И так в кузове мотоблока Люс добирался до села Отрадовки, где его в полевом госпитале и принял медик Лексус. Здесь Люса уже по-человечески перевязали, затянув ему туго-туго раны и сделав там еще что-то такое особо нужное в медицине в таких случаях. Ставить обезбол Лексус Люсу не стал, объяснив это тем, что промедол может вызвать обильное кровотечение, и сказал Люсу, что тот везунчик, так как кровотечения нет и с такими тремя ранениями и не выживают вовсе, если что. «Артерия на ноге правой, на внутренней стороне бедра не задета, к счастью. Это везение», – так объяснял Лексус случай Люса.

В этот же день начали отправлять Люса в Зайцево, в госпиталь с другими ранеными. Предстояло в Зайцево ехать раненому на тракторе… Это был обычный советский «Кировец» с тележкой на прицепе. Так в тележку и подняли Люса, положили там вместе с носилками на одеяла, туда же посадили в телегу еще трех легко раненных бойцов. Поехали. Дорога в пятнадцать километров, да еще и с такими ранениями, какие были у Люса, если сказать тебе, читатель, что это было ужасно для него, то значит ничего не сказать… Нет, Люсу не было больно, но в организме ощущалась огромная тяжесть. Люса просто выворачивало наизнанку, сильно тошнило. Сравнить это состояние можно с тем разве что, как будто человек неделю без перерыва работал, и тут вдруг эта недельная усталость обрушилась на него в одну минуту, это как будто выворачивает и тошнит в десять раз сильнее, чем обычно, это как будто сразу десять «тошнот» случилось у человека. И от этой тошноты никуда не деться, никуда не спрятаться, и никуда не уйти от того, что как будто сам организм внутри тебя выдавливает все твои внутренности наружу и выдавить их никак не может…

А трактор все ехал и ехал, а кузов сотрясало от езды. Люс лежал на одеялах, и в голове его крутилась такая мысль, что, наверное, здесь и конец ему придет, и, наверное, не доедет он до Зайцева вовсе. Время растянулось в нескончаемый поток, которому не будет уже конца… Наконец-то добрались до села Зайцево. Трехэтажный обычный дом. В этом доме, рядом с которым стоит такая же трехэтажка, и находился госпиталь. Легкораненым помогли выбраться из кузова, а Люса очень бережно подняли на носилках и спустили вниз, на землю. Занесли внутрь трехэтажки, в подвал. Затем занесли его в маленькую палату, похожую на каморку, настолько маленькая была та комната. Бережно положили раненого на кушетку. Осматривать Люса пришел медик с позывным «Рентген».

– Да, задета сильно кость, малая берцовая, – констатировал Рентген, сделав еще пару замечаний насчет и других ранений, но особо по этому поводу он ничего не говорил. – Жить будешь, везение сверхъестественное, – заключил медик.

Вкалывать в мерах безопасности ничего из обезболивающих препаратов не стал, снова сделав перевязки бойцу.

Дальше Люс ехал в кузове пикапа в известную всем там Первомайку, то есть в госпиталь, находящийся в городе Первомайске, что находится в Луганской Народной Республике. Пока ехали, в кузове рядом с Люсом сидел боец и держал всю дорогу около него капельницу. В госпитале в Первомайске Люс окончательно потерял всю одежду и был хирургами несколько даже преобразован… Кусок мяса на внутренней стороне бедра правой ноги размером с ладонь, который черт знает как еще болтался на остатках того, что осталось, хирург срезал. Здесь уже было очень больно. Люс орал, резали-то без наркоза. Потом перевязки, а затем в палате четыре часа, пока снова не переложили на носилки и не понесли в машину. На этот раз везли в очень теплой «буханке», в медицинском УАЗе. Были здесь и другие раненые. Везли теперь в Луганский госпиталь ветеранов… Многие прошли через этот госпиталь, и те, кто в теме, помнят и это здание, и то самое фойе на первом его этаже, и регистратуру с безопасниками, и процедурную, которая находится сразу направо, как зайдешь в госпиталь через парадный его вход, и свои палаты… В госпиталь Люс прибыл в одном носке и лежал под тонким покрывалом на первом этаже, в фойе, чуть ли не напротив регистратуры и парадного входа. Раненых было много, и здесь же рядом с ним тоже находились неходячие, лежащие, как и он, на каталках.

Люс замерз, а состояние было у него престранное, сильно мутило, и говорить потому уже не мог он от всего этого. Через некоторое время к раненым подошел человек в белом халате, лет сорока с небольшим. Издавая звуки изо рта и шевеля пальцами поднятой в локте руки, Люс начал пытаться звать врача, который отреагировал на его действия и подошел к нему.

– Что?.. А-а-а, холодно тебе, – понял врач Люса, разобрав по его губам, что Люс силился сказать ему. Немного погодя этот мужчина в белом халате принес большой кусок фольги и накрыл голое тело Люса им. Стало тепло…

Далее судьба Люса сложилась замечательно. Он через некоторое время был отправлен в госпиталь в Свердло́вск, или, как ставят ударение в этом слове местные жители, Све́рдловск, что находится в Луганской Народной Республике.

В этой войне можно рассматривать и рассматривать судьбы людей, и кажется, что это можно делать до бесконечности, и все эти судьбы связаны с трудной военной работой в непростых условиях, которые ставят человека на грань выбора, заставляя его совершать подвиг во имя того, чтобы помнили. Ведь слово «помнили» и рождает в сердцах молодых поколений то, что называется памятью и гордостью за страну, за свой народ, за своих предков. И потому потомок наш скажет в трудную минуту: «Если прадеды наши смогли, то и мы сможем!» – вот ради этого и стоит жить и бороться нам всем.

Те роковые дни, когда под Бахмутом горела земля, как я и писал ранее здесь, нельзя описать все в одной книге, или в двух книгах, или даже в десяти толстых томах… Пусть потом историки из всего написанного нами собирают информацию и создают свои научные труды, пишут докторские диссертации по истории или психологии, а наше же дело сейчас – дать всю ту информацию, что мы получили от очевидцев, причем дать правдиво. Так вот, в те суровые дни на всех участках военных событий на Донбассе творился массовый героизм, и давайте его рассмотрим хотя бы точечно, прежде чем я перейду к своей второй командировке, рассказывая и о себе, и о тех событиях, которые шли и на других участках боев.

Случилось мне познакомиться с известным человеком, работавшим в группе «Вагнер» и участвовавшим в спецоперации на Донбассе чуть ли не с самого начала событий, когда компания вошла туда. Позывной этого человека «Салтан».

Салтан был связистом в штабе командира батальона 3-го штурмового отряда Якута. Работал с большой рацией, и были у него в подчинении люди за тремя радиостанциями. Именно этот человек корректировал со своими связистами удары по противнику вагнеровской арты. За плечами этого бойца три боевые командировки на дальних направлениях и множество ранений.

Салтан о тех днях на Донбассе вспоминал:

– Это было в мой день рождения, 19 августа 2022-го. Подразделение третьего штурмового отряда, в количестве порядка пятидесяти человек, выдвинулось к лесополосе, на самый передок, к нашим окопам и «застряло» в овраге. Они смогли перейти открытую местность, открытку, и затем попали в овраг, где их накрыла украинская арта. Тогда Якут командовал, здесь же был и командир Шаян. Они в бункере находились. Необходимо было раненых вытащить из оврага, но крыла украинская арта. Тогда Шаян, нарушив инструкцию¹³, добрался до нашей позиции, чтобы далее пробиться к оврагу за ранеными. «Забрать необходимо раненого бойца, позывной Индия, он на передке в окопах», – сообщает он нам. Шаян хотел с нами пойти, но мы все же отправили его назад, уговорили его и пошли вчетвером к оврагу. Необходимо было преодолеть овраг, и за ним в лесополосе и были окопы. Решили пробиться к раненым под огнем противника, хотя бы попытаться. Я связист, но пошел вместе с медиками за ранеными. Нас пошло четверо. Открытку преодолели, а в сам овраг попасть не можем, так как украинцы кроют из минометов по самому краю оврага, не дают нам пройти. В небе кружат дроны-разведчики, координируют по нам удар. Арта украинская накидывает и накидывает. Прорвались все же в овраг и смотрим: здесь весь состав, кто был, или убиты, или тяжело ранены. Скажу, что все эти парни, которые здесь лежали, почти все убитые. Это командиры и бойцы, превратившиеся теперь в груз двести, а я им еще утром выдавал спецсредства и рации, инструктировал их по работе с рациями, и вот сейчас уже обед, и здесь сейчас они уже лежат мертвые. Утром только они все живы были, а теперь они «груз двести». Мы, эвакуационная команда, стали заниматься тяжелоранеными, которые в овраге тоже были. Здесь же по оврагу со своей эвакуационной командой работал командир с позывным «Ботал». Его группа находилась поближе к оврагу, вот они по оврагу и работали. Я и боец с позывным «Муча» пошли дальше от оврага к окопам, что были в лесополосе, и обнаружили там Индию, которому осколки угодили в голову и в живот. Тут же, пока первую медицинскую помощь оказывали Индии, услышали крик: «Сюда, я триста, триста…» Смотрим, еще один раненый боец, он ранен в ногу и идти не может. Кладем его на спальник и тащим вместе с Мучей, а Индия, раненный в живот и в голову, с нами идет¹⁴. Дотащили до оврага, Индия с нами, и пошли по оврагу. Надо теперь открытку преодолеть – бежим со спальником, на котором раненый, с нами Индия, и тут АГС украинский заработал по нам. Ладно хоть прицеливались только по нам, нащупывали только нас по координатам, а в воздухе разведчики вэсэушные работают. Бежим, а чуть дальше в стороне прилеты от АГСа. Затем замолчал АГС, видимо потому, что наши сжечь его все же смогли из минометов. Вот так и дотянули раненых, донесли. Кстати, да, этот Индия жив. Если из оврага тяжелораненых затем всех вытащили, то двухсотых долго еще не вытаскивали, так как пройти к ним нельзя было, противник не давал. Двухсотые месяца два там точно лежали, пока их не вытащили все же.

Далее Салтан что-то долго обдумывает и наконец говорит:

– Бои шли интенсивно, и постоянно что-то новое. Если писать обо всем, то про каждого активного бойца или командира книга целая выйдет. Представляешь, по одному только командиру или военному специалисту книга! Вот сколько всего было!

И тут, после слов Салтана, я понимаю, что про самого-то Салтана можно написать не одну книгу, так как в прошлом у Салтана и командировки в Чечню, где он был серьезно ранен, и командировки в дальнее зарубежье, где также у него имеются ранения и награды за активные действия. Салтан молчит и вдруг, как бы вспомнив еще что-то давно забытое, продолжает:

– Я помню, как с Сашей из Ульяновска несли Раиля, раненного в ногу. Раиль на лепесток наступил, и ему ногу разворотило, развернуло ступню полностью в другую сторону. Раиль на носилках лежит, уже от болевого шока глаза закатывает вверх и не может терпеть боль даже после вколотого ему обезбола. Это был конец июля или самое начало августа 2022 года. Мы его несли два с половиной километра на носилках. И Сашка, чтобы хоть как-то отвлечь чем-то раненого Равиля, запел песню.

 
Зачем солнце мне Монако?
Для чего, скажи мне, луна Сен-Тропе?
Когда твой взгляд светит ярко,
В этом смысла ноль, если тебя рядом нет…
 

– И я подхватил эту песню, – рассказывает Салтан, – так и пели ее раненому, пока несли его все эти километры. Саша потом погиб, славным он был человеком… Помню, Сашка рассказывал про себя, что мама у него медик, и он вот тоже теперь медик, только военный.

Разные совершенно случаи на войне бывают. Помню, мы в лесополосе полевой штаб обустроили. Здесь же были комбат, связисты и медики, которые потом доставляли раненых на пункт эвакуации. Это было под селом Клиновым. Украинский танк каждый день по нам бил и вот так один блиндаж уничтожил. Там четыре человека обычно находилось в блиндаже, один отлучился, а других троих бойцов убило. И этот, который отлучился, тоже не долго прожил, осколок в него попал потом. Всех их смерть нашла. Командиров больших тоже убивало. До Якута командиром батальона был Тахир¹⁵. Здесь же под селом Клиновым я корректировал удары арты нашей по противнику. Тахира при мне убило. Стояли мы около штаба с Тахиром, и разрыв снаряда украинского пришелся как раз возле нас, за спиной Тахира. Осколки все в него, в тело снизу вошли, и в голову осколок. Скончался сразу. Здесь под Клиновым по нам работала не только арта украинская, но и их вертушка¹⁶. Это потом 10-й штурмовой отряд нас заменил, а ранее мы стояли под селом Клиновым.

А вот на Перекрестке – это «Вашингтон» – стояли мы в бункере, вернее, наш штаб. Здесь уже командовал батальоном Якут. Отсюда я координировал работу нашей вагнеровской артиллерии по позициям хохлов. По нам также активно работала их арта, снося нам связь. Две антенны были перебиты, оторванные провода торчали из трубы. Надо восстанавливать связь с подразделениями и корректировать работу артиллерии. Без связи конец, без связи работа будет прекращена. Все пойдет неправильно, будут потери. Управление подразделениями будет потеряно. Но выйти из бункера нельзя, разрыв за разрывом, а рядом кладет по нам украинский «сапог» интенсивно. И здесь Якут говорит: «Перезарядка сапога и все про все между ударами примерно три минуты, надо успеть выскочить и установить антенну, забросить в трубу провода». Ждем, отсчитываем минуты, все готовы. Нас двое, приготовили провода, скотч, антенну – три минуты нам – разрыв – пошли… Выбегаем, и я к дереву, залезаю на него и приделываю скотчем антенну к суку, а другой связист провода забрасывает в трубу – успели, бежим назад, и, как только забежали – разрыв за спиной. Если бы на секунду или две задержались – конец нам. Снова готовимся, ждем – выбегаем, только я примотал антенну к дереву, только слез с дерева и отскочил, и там же под деревом разрыв снаряда украинского. Это везение? – с иронией задается вопросом Салтан. – Было и такое, что связь уничтожена, и пришлось мне корректировать удары нашей артиллерии с дерева. Залез на дерево и пять часов (!), не слезая с дерева, корректировал удары нашей арты по противнику. Парни идут и слышат мой голос – удивлены были, что я там на дереве сижу под прилетами украинских мин. Да, около меня все летело: и осколки, мины, а я сидел на дереве и корректировал, – заканчивает свой рассказ Салтан.

Бойцы, о которых здесь велась речь, к марту 2023 года или были дома уже, или прибыли на базу в Молькино, чтобы отбыть в отпуска, домой. Я же в этом марте 2023 года снова собирался в свою командировку на Донбасс. А приехал я домой раненый 30 декабря 2022 года… Но все по порядку.