Читать книгу: ««Вагнер» – кровавый ринг», страница 4

– Человек нужен на поднос. Пойдешь без сопровождающего к той точке, которую вы проходили вчера, когда сюда шли… На фишку пойдешь, там «поднос» у нас. Усалов там старшим, – объяснил командир Люсу все то, что тот должен проделать.

– Понятно. Надолго?

– Да придешь туда и там остаешься пока, – пояснил командир.

Собрав свои вещи, а это рюкзак и спальник, Люс направился в сторону тыла. Да, на этой новой точке Люс не задержался, отправившись в подразделение «подноса». Но и такое бывает, и часто так людей на войне перекидывают с места на место. Там, на «подносе», сейчас очень нужны были люди. Понятное дело, что старый состав точки, который здесь, так образно скажем, уже пристрелялся и освоился, трогать никто не стал, а вот Люс, как новый человек, был неплохим вариантом для того, чтобы именно его отправить в подразделение «подноса».

Что такое подразделение или группа «подноса»? «Подносом» называли группу бойцов, которая стояла около этих же точек, находящихся на передке, но немного все же дальше от них, примерно за километр. Бойцы с подноса постоянно были заняты тем, что доставляли из условного места к передку пайки, воду, оружие и помогали эвакуировать раненых, а также контролировали со своей точки окружающую их местность. Занятие это также серьезное. Здесь военный труд с ответственностью сопряжен, с добросовестностью людей. Боец «подноса» должен был сходить за оружием или пайками в то место, куда с тыловых баз свозили и выгружали все необходимое для бойцов, и вот такой боец приходит на такой склад импровизированный, набирает пайков, оружия сколько сможет унести и отправляется на передовую. Затем возвращается к себе на точку «подноса» и несет там пост. Бывало, что с передовой бойцы сами доносили раненого до точки «подноса», и тогда бойцы подноса несли раненого до точки эвакуации. За день такой боец подноса мог раза два или три доставить на позиции оружие и пайки, и один раз, к примеру, участвовать в эвакуации раненого. Это как пример. Бывало, что просто помогали нести раненых, так как нести за два или три километра раненого руки устают, и здесь менять человека на носилках или на спальнике необходимо, или же попросту бойцы с передовой очень заняты, и тогда они банально передают своего раненого бойцам подноса. Однако, скажу вам, что все хождения не только на передовой, а рядом с ней, сопряжены со смертельной опасностью. Бойцы подноса ведь под прилетами арты противника часто работают… Вот так…

До точки подноса шел Люс все по тем же тропам и оврагам, в дороге уже стемнело, и потому этот километр, что пришлось пройти бойцу, был долгим. Прибыл в расположение уже в темноте, чуть ли не на ощупь, ладно вышел на тропу правильно, и…

– Краснодар! – услышал Люс голос из темноты.

– Луганск! – ответил он на пароль. Встретил Люса тот самый Усалов. Далее разобрались, что, как и почему, тем более что Усалов уже ждал пополнение, то есть ждал прихода бойца с передка к нему…

– Вон там окоп… – бросил Усалов Люсу, доведя его до земляной неглубокой и не широкой ямы. – Вещи бросай здесь и спи там. Сегодня ночью разбудим, когда заступать на фишку будешь. Тропа – это и есть фишка. Кто идет по ней, как услышал шорохи, спрашивай пароль. Если не отвечают, шей из автомата, сами виноваты, а здесь у нас украинские ДРГ лазят. Вырежут… – объясняет Люсу Усалов то дело, каким придется здесь заниматься ему сейчас.

Усалов был мужчина лет сорока пяти, носил темную бородку, был худощав, высок, даже очень высок, однако мужчина он был крепкий, нацию имел русскую, но в разговоре чувствовались какие-то южные моменты в его акценте. Лицо старшего точки имело классические, или правильные черты, что говорило, наверное, даже о его достаточно высоком происхождении. Да-да, многие из нас имеют дворянские корни, хотя даже, может быть, об этом и не догадываются… Кровь как карты, она перетасовывается и перетасовывается, и потому неудивительно даже было бы встретить на улочках Питера или Москвы, или даже Йошкар-Олы праправнучку французской королевы или прямого потомка Рамсеса Второго, так почему же в лесу под Бахмутом этого быть не может… Однако в «разговоре Усалов был прост и, как говорится, был без всякой там ерунды», как выразился сам Люс, настоящее имя которого было Марат, рассказывая мне свою историю о войне на Донбассе. Кстати, нужно отметить и тот интересный факт, что люди на войне разные совершенно попадаются, и часто просто бывают такие интересные личности, что стоит только удивляться… Вот, к примеру, этот самый Усалов был один в один похож на актера Кирилла Полухина, игравшего Шугалея. Такое мне уже встречалось, кстати, и такой же полностью реальный случай я описывал в своей первой книге про войну, и потому, рассказывая сейчас историю Люса, я не удивляюсь совпадению с Шугалеем. Дело все в том, что тот или иной актер, как правило, играют определенный типаж человека, и потому часто типажи самих актеров являются отражением десятков и десятков миллионов тех, кто смотрит в кино на их игру. Бывает и так, что и двойники попадаются, как это было с Полухиным или с Мерзликиным из первой моей книги. Но об этом не сейчас. Об этом я подумаю потом… а сейчас война и идем далее…

В это же самое время бои и штурмы идут и на других участках под Бахмутом, превратившимся в кровавый ринг.

Вот что рассказывает тот самый Чиновник, с которым мы уже встречались ранее в книге, о тех ноябрьских днях:

– В эти уже ноябрьские дни мы стояли около водосточной трубы, что проходила под проезжей частью, под дорогой. Здесь у нас были обустроены окопы. Располагались мы где-то в районе Золотаревки. Занимались все той же работой, оборудовали огневые точки, держали позиции, наблюдали. Ходили на Ноль каждый вечер. Это расстояние от нас до Ноля в два километра было. На Ноле забирали боекомплект, провизию, воду и шли обратно. Спал я очень мало, бывали моменты, что просто придешь так, сядешь, закуришь сигарету или даже не закуришь, держишь ее в руках и сидишь. Просто сидишь… и все уже, чувствуешь, как у тебя падает сигарета, падает рация из рук, и уже «рубит» конкретно. Не спал по два, по три дня бывало – всегда был начеку. Единственный раз, помню, мне удалось поспать тогда хорошо, это когда я попросил бойцов посидеть на рации, чтобы они за меня доклады делали. Ну, конечно, если уже какая-то ситуация серьезная, чтобы будили – предупредил. Вот так вот… Это у меня единственный раз так было, когда хорошо поспать удалось, а так я все время бодрствовал. А на той позиции мы трубу использовали как убежище, так как она хорошо защищала от прилетов арты, а также мы окапывались, делали огневые точки рядом с трубой, то есть работали. Днем бойцы сидели на позициях, а я часто решал задачи – пробивал часть пути в тыл по другому маршруту и немного вперед, в сторону позиций противника, насколько это было возможно. Встречал и провожал до позиций группы снайперов, а затем их забирал назад.

Шла первая половина ноября. И вот, дали нам команду продвигаться дальше. А там получалось… Местность, вот считай, эта дорога автомобильная, и если стоять лицом к западу, то будет слева дорога, далее лесополоса, грунтовая дорога, а справа поле и далее там железная дорога, за железной дорогой наши же позиции. И нам приказали продвигаться вдоль этих двух лесополос. Добрались до обозначенной позиции, окопались, подходы к позиции заминировали. С севера и северо-запада открыт был огонь со стороны вэсэушников, причем украинцы били не по нам, а по нашим соседям-вагнеровцам, и мы попали под перекрестный огонь. С одной стороны бьют наши соседи-вагнеровцы, а с двух других сторон – вэсэушники по ним. На одной волне по рации двадцать с лишним штурмовых групп работало, и мы ждали, когда перестрелка закончится. Головы поднять нельзя было, били и пулеметы, и автоматы. Словом, с трех сторон летело мимо нас и поверх нас. Мы окапываемся, а мне матом кроют по рации: «…Продвигайся вперед!» – а мы головы поднять не можем. Потерь не было… Наконец-то смогли продвинуться дальше, заняв пустующую позицию. На новой позиции заняли окопы.

«Если по рации отвечать не будете, значит, мы будем считать, что ваша позиция занята противником», – объяснил мне командир по рации.

Ладно. Обустраиваемся. Я потихоньку копаю окоп себе. Доклады делаю. Доклады делают все по одной волне штурмовые группы. Рация вдруг брать перестала у меня, и доклады мои перестали проходить до нашего командира… А это уже ночь. Отхожу метров на десять, и туда-сюда отхожу, ну не ловит рация. Нас не слышно командиру, нас не принимают они по рации. А сама наша рация принимает, все слышно. И вот слышу, как командир командует АГСникам накрыть нас, накрыть нашу позицию. «Ложитесь в окопы все», – скомандовал я своим. Прилеты начались от своих АГС по нам. Они там думают, что мы уничтожены и наши позиции заняты украинцами. Однако хорошо, что помогли нам высокие деревья… Потерь не было. Я уже потом по другим волнам выходить стал на своих и наконец достучался, смог выйти все же на командира. Объяснил ситуацию. Затем через сутки нас далее по лесополосе отправили. Заняли мы новую точку в лесополосе, окапываться начали. Нас крыло всем, и из пулеметов, и артой. Головы не поднять было. Окапывались. Кое-как вроде окопались. Еще приказ поступил продвинуться дальше.

«Я не могу двигаться дальше, видимость у меня нулевая», – объяснял я командиру. Группы наши шли другие вперед. Одна из групп накрыта была артой, у них появились трехсотые, и они запросили эвакуацию. При этом наступала пехота противника. Штаб приказал мне в срочном порядке идти на помощь группе. Я взял троих бойцов, и мы выдвинулись на помощь к своим. Идем. Повел бойцов напрямик, через поле – времени не было обходить поле по дороге, так как надо быстро вытаскивать наших ребят. Бежим, под ногами мины, то ли не рабочие, то ли повезло просто, лепестки были там, все сплошь усеяно минами… Пробежали поле, вошли в лесополосу, не знаю, как пробежали, но пробежали! Вошли в лесополосу, рассредоточились в лесополосе на покинутых позициях, и, судя по сообщениям по рации, в эту же лесополосу уже заходит пехота противника. «Заходят, на них желтые повязки», – передают мне, а нам еще надо было забрать своих трехсотых. Да, противник заходил в лесополосу, а мы быстро окапывались. Закреплялись. Я начал искать командира группы, в которой были раненые. Найти не могу. Запросил точные координаты группы – координаты группы мне выдали. Троих бойцов я рассадил по окопам, они уже определили для себя огневые точки, чтобы вот эту часть лесополосы держать. А сам пошел искать группу по полученным координатам, и через метров сто пятьдесят я все же их нашел… Оказалось, группа состояла из шести человек, из которых пять человек уже были двухсотыми, и командир их тяжело раненный. То есть пять мертвых и один живой, очень тяжело раненный. Двигаться он не мог, у него были осколками рассечены руки и ноги. Я забрал у него рацию, гаджет и азбуку, сказал ему, что вернусь за ним, так как мне по рации поступил приказ искать еще группу, в которой тоже были трехсотые, и их мне приказали забрать. Я сместился метров на пятьдесят от этого командира раненого и услышал голоса.

– Музыканты! – крикнул я и назвал позывной командира группы. Мне откликнулись, и я пошел на голос. Подбегаю, вижу – траншея, а там в траншее четыре наших дээргэшника.

– Что у вас? – спрашиваю, на что отвечают мне, что они трехсотые. Смотрю, но трехсотые не тяжелые. У одного посечена спина, у другого контузия и кровь из ушей бежит, а третий имел пулевое ранение от снайперской винтовки.

– Снайпер работает, осторожней, – говорят они мне.

Четвертый у них тоже легко ранен был. Я покурил, отдышался немного. Оказалось, что они так сидят уже часов пять. Перевязал их, что они еще на себе не довязали.

– Пошли, – говорю я им, на что они дисциплинированно встали и за мной последовали. Только встали, только вылезли из траншеи, и вдруг звук такой, как будто сработал снайпер рядом. Спрыгнули вниз в траншею. «Снайпера еще не хватало здесь», – думаю. Я же понимаю, что еще и командира группы раненого надо вытаскивать, а значит, время терять мне нельзя… Думаю, что надо как-то выходить – а там еще ход был траншейный, и все там завалено буреломом. Выбираться было трудно, но разгреб все, а потом всех убедил по-пластунски следовать за собой… Поползли. Плохо то, что позиция эта была в самой низине и хорошо простреливалась со стороны противника. С высоты вэсэушники всю позицию простреливали, с севера и с запада, опасная ситуация была. Поползли все же по-пластунски в сторону моих окопавшихся бойцов. Я пополз направляющим, а они за мной ползут. Ползем, и тут удар по спине, как будто чем-то тяжелым меня там огрели.

«Снайпер в бронежилет попал», – понимаю я.

– Давайте-ка перекатимся налево, – предлагаю я бойцам, и мы все перекатываемся влево, к бурелому, туда, где нас меньше видно с высоты. Снова ползем, ползем, ползем… Рядом с головой опять пронеслось, и звон в ушах – ни с чем не перепутаю уже. Снайпер работает… Ползем – опять звон в ушах. Бьет снайпер. Мы уползли дальше к бурелому, и вроде бы даже снайпер перестал бить. Но один из раненых бойцов, видимо, устал и отполз в канавку, зачем-то (!) уселся там… Снайпер не заставил долго себя ждать – боец получил пулю в колено. Боец падает в канаву.

– Есть чем перевязать его? – спрашиваю я одного из бойцов, и он мне отвечает, что есть чем. Его я оставил пока с раненным в колено бойцом, а сам продолжил движение вместе с остальными. Ползем. Надо было как можно быстрей мне раненых увести из опасной зоны. Доползли до бурелома и затихли там. Начали ждать, пока снайпер не успокоится. Надо было теперь довести до своих бойцов раненых, а потом еще командира группы забрать. И тут слышу шорох – раненный в колено боец сам ползет, а с ним второй тоже. Поползли вместе, выползли к полю. Ползем мимо мин. Переползли. Я отправил их дальше, к бойцам, которые были здесь же. Затем я вернулся снова через поле в лесополосу, но не один; я перевел туда еще и штурмовую группу, которая подошла к полю. После этого я еще раз шесть переходил это поле, снабдив еще и своих бойцов водой и пайками и переводя через поле штурмовые группы, которые шли занимать высоты и лесополосу. Мне поставили такую задачу командиры по рации, чтобы я группы через поле переводил как проводник и далее их доводил до позиций, где они потом должны были окапываться. Я переводил группы так: разбивал штурмовую группу по пять человек примерно, потом шел первым и за мной следом двигалась первая пятерка, затем вторая по следу… Там в траве видна была дорожка. Немного, но видна, я ее проделал. Но один раз не получилось провести как обычно людей, так как группа повела себя очень недисциплинированно, неорганизованно. Люди побежали врассыпную по полю. Я смотрел и думал: «Лишь бы не подорвались…» – но поле перебежали. Однако четырех человек не досчитались.

– Где они? – спрашиваю…

Я снова перешел поле и нашел там этих четверых. Забрал их, перевожу по полю их бегом за собой, и тут пулемет заработал. Упали, снова рванули и наконец-то добежали все. Вот когда привел этих четырех человек, то, похоже, устал… От усталости же ошибки все. Идти уже собирался за следующей группой, но уставший был. Пошел к полю, и гляжу, ногу мою подкинуло так жестко, и яркий свет в глазах, боль… Я молча падаю и так про себя терпко, негромко говорю: «Сука…» – как бы констатируя свершившийся факт. Я тогда подумал, что на лепесток⁹ наступил. «Не лежи, давай доставай жгут», – говорю я себе, заставляя себя действовать. Достал жгут, перетянул себе ногу жгутом, осматривать стал, и вроде нога целая, и вижу только входное и выходное отверстие. «Снайпер, что ли…» – рассуждаю про себя. Завязал ногу потуже бинтом. Потом я оттянулся в более безопасное место. У бойца, который ко мне подошел, взял еще бинт и перебинтовал себе ногу. Меня еще спросили, не помочь ли мне? Но я им сказал, чтобы своими делами занимались и что я сам справлюсь. Ко мне еще хищник подошел¹⁰ и сказал, что у их группы приказ занять позиции в течение получаса и что они не смогут мне помочь. На это я сказал им: «Идите, занимайтесь своим делом, и главное окапывайтесь глубоко и лежа, так как работает снайпер и потому не передвигайтесь особо там. И держитесь… Но дайте мне бинтов, и сахара, и воды…» Все дали, лежу за деревьями, за буреломом, пью воду, курю. Снайпер работает. Я выполз к краю лесополосы, потом на поле, ползу – кругом мины лежат… Ползу дальше и вижу в воронке икону Николая Чудотворца. Посмотрел я на икону, встряхнул головой и пополз дальше… Тут начал работать пулемет. Видимо, меня заметили вэсэушники, так как мои действия приводили в движение подсолнухи, траву. Заметили меня. Я затаился. Пулемет еще пострелял и перестал, затих.

Ноябрь это был, первый заморозок пошел, тогда и пальцы мои замерзли, а время было пять или шесть утра, рассветало. Надо было быстрее уходить с поля. Опять выход из украинского орудия слышу, но попадания нигде рядом не было, нигде не разорвалось поблизости. Ползу дальше. Выполз на дорогу, нашел там палку большую. Дошел до своих. «Позовите зама моего», – говорю. Пошли за замом, а я присел и… у меня растерянность. Где люди? – и тут зам выходит. Я им рассказал, как переходить поле, и приказал взять с собой столько-то боекомплекта, пайков и воды. Затем после того, как я дал последние распоряжения своей группе, я начал продвигаться своим ходом к точке эвакуации. От точки к точке шел сам. Наконец, меня двое бойцов на очередной точке подхватили под руки и помогли мне до дороги дойти. Довели до дороги и там уже положили на носилки. «Не можете нести, устали, тогда можете меня волочь просто», – говорю я им. Но они несли. Я им автомат свой не отдавал, лежал и автомат свой обнимал. Дотащили наконец-то до эвакуации. Я хотел есть и пить, замерзли руки и ноги. Там меня накормили. Машины не было долго. Пятнадцать, двадцать минут проходит, рации нет, все рации на позициях. Помогли ополченцы, проезжавшие мимо. Закинули меня в машину, и так я доехал до Лисичанска, где первую помощь мне оказали, а потом по точкам эвакуации… В Лисичанске, кстати, мне срезали всю одежду и сделали перевязку. А потом на «газели» меня по точкам эвакуации возили, пока не довезли до госпиталя в Первомайске. Там я отмыл руки от грязи и крови. Руки были опухшие, растертые все были. Потом в Луганский госпиталь ветеранов меня перевезли.

На этом закончил свой рассказ Чиновник.

Вернемся теперь снова к Люсу. Перенесемся снова в район, географически находящийся в зеленке¹¹ где-то около объекта «К-21» и Отрадовки. Итак, освоился Люс на новом месте быстро в этом пустующем окопе, который ему приказал занять командир точки подвоза Усалов. Окоп этот доходил Люсу до самого пояса, и там можно было спать, вытянув ноги. Бруствер вокруг окопа был толстым, и в том месте, где окоп смотрел на тропу, был еще и заложен двумя бронежилетами марки «Модуль-Монолит». Здесь же, кроме Усалова, было еще два бойца, окопавшихся поодаль и находящихся в зоне видимости, метрах так в пяти от окопа Люса. Днем пошли Люс с бойцом, позывной которого был «Винт», на объект К-21, где они должны были забрать пайки, воду и оружие для передовой, все то, что смогут взять с собой. Именно на этот объект, К-21, осуществлялся с тыловых баз привоз всего необходимого. К-21 – это бункер железобетонный, пять метров глубиной, и там же импровизированные склады, собранные из шлакобетонных блоков, стоящих буквой «П», в которых также находились продукты, боекомплект и оружие.

Дошли до объекта, взяв воду и пайки. Люс, распаковав баллоны с водой и сложив пластмассовые бутылки прямо в полипропиленовый мешок, закинул его за спину. Винт также набрал в такой же мешок пайков. Так можно было больше унести и удобней. Далее все это несли прямо на край передовой, где и оставляли, затем эти пайки и воду уже разбирали там бойцы из разных подразделений, доставляя все на свои позиции и уже там непосредственно распределяя между бойцами. Носили и оружие. Обычно ходили по двое, так было безопасней, но это правило тоже нарушалось в связи с разными обстоятельствами. В один из дней, примерно 11 ноября, с передовой на спальнике бойцы принесли на подвоз двухсотого и быстро ушли назад. Необходимо было двухсотого дотянуть до К-21, где его потом бы забрали. Спальник они не оставили, унесли с собой, и потому возник вопрос, как тащить убитого… Решили и это, отстегнув от автоматов по одному концу ремня и пристегнув эти концы к другим автоматам, получились носилки из четырех автоматов. Так, положа тело убитого бойца на автоматы, несли его двести метров до эвакуации. Несли? Нет, не несли, а бежали с такими носилками двести метров, так как в небе работали украинские птички.

Птички работали всегда… Так носили раненых и двухсотых, но в другие разы всегда применяли спальники. Бывало, когда Люс нес оружие на передовую, попадал под прилет такого же сапога, на каком сам учился работать когда-то. Украинский СПГ-9 часто посылал снаряды по той дороге, по которой Люс вел доставку боекомплекта и пайков бойцам. В один из ноябрьских дней, это еще шла первая декада ноября, Люс нес большой деревянный ящик с патронами калибра 5,45. Кто не знает, скажу, в ящике таком два цинка с патронами, и вместе с ящиком выходит что-то около 30 килограммов веса. Вот это все и нес двумя руками Люс на позиции, а это сотни метров до того места, где он должен был оставить бойцам этот ящик с патронами. Начался прилет от украинского СПГ-9. Разрыв за разрывом, и хорошо еще, что в стороне и где-то там сзади, иначе все, смерть. Если это осколочный снаряд и он разорвался где-то впереди тебя, то навряд ли ты спасешься от порядка двухсот осколков, летящих в твою сторону. Люс бешено бежал, крепко сжимая в руках боекомплект, ящик в 30 килограммов.

«Беги!» – приказывал мозг Люсу, напрягая весь его организм для борьбы за жизнь, для победы над смертью. «Овраг!» – пронеслось в сознании бойца. Разрыв снаряда пришелся совсем рядом, где-то там сзади, и Люс, не выпуская из рук ящика с патронами, в сумасшедшем беге, оттолкнувшись что есть мочи ногами от земли, рванул в овраг или, вернее даже сказать, нырнул в этот овражек, который сама судьба здесь послала бойцу Люсу. «Боекомплект цел, ну и я цел», – констатировал очень просто и по-обыденному мозг Люса. Он дошел и доставил ящик с патронами на позицию.

Знаешь ли, читатель, что вот благодаря таким бесстрашным и добросовестным людям «Вагнер» был настоящей боевой организацией, ведь каждый вагнеровец на своем месте старался выполнять свои обязанности на совесть. Корпоративное чувство сплоченности и преданность общему делу эту контору делали просто непобедимой организацией. Часто Люс проходил мимо АГСников, которые рядом вели свою работу. По пути на позицию стояло два вагнеровских расчета АГС, находящихся друг от друга на относительно приличном расстоянии. В один из дней, добравшись на позицию с пайками и водой для бойцов, Люс узнал, что тот расчет, который стоял недалеко от передка, за метров двести, был ночью вырезан диверсионной группой хохлов.

– Черт его знает, как это произошло… ночью весь наш расчет АГС вырезали. Оба наших двести. Смотрите там, так что… в тылу ДРГ украинская работает, – пояснил Люсу один из старших, принимавших пайки и воду.

Да, в тылу нашем работали украинские диверсионные группы. Так, в одну из ночей произошел такой случай. Вот ночь… Люс стоит на посту, а вернее, находится в своем окопе и наблюдает за тропой, даже не наблюдает, так как наблюдать в такой темени, когда и луны в небе нет, просто невозможно… Люс прислушивается ко всему, что двигается, шуршит, шевелится, ползает, прыгает и летает, то есть улавливает все то, что издает хоть какие-то звуки во тьме. Да, темные ночи, в которых где-то скрывается смертельный враг и любая твоя ошибка может для тебя быть последним мгновением твоей жизни. Каждая секунда на войне может быть последней твоей секундой. К этому человек тоже привыкает и не думает уже об этом. Но Люс бесстрашен, ведь вы помните, наверное, что я писал о нем еще в начале его истории… Психика Люса не принимает страха и трансформирует обычный человеческий страх, свойственный многим, в тревожное состояние по поводу опасности. Да, тревожное состояние вместо страха, так можно выразить психику Люса в критической ситуации. Но и это тревожное состояние не такое, как у всех, его тревожное состояние заставляет мобилизоваться, принимать необходимые меры для решения проблемы, пусть даже проблемы критической, связанной со смертельной опасностью. Однако Люс – добросовестный боец, азартный и понимающий, что вот сейчас, в данный момент, когда он стоит на посту, от его правильных действий зависит жизнь трех его товарищей по оружию. Если кому-то интересен этот момент, тот может спросить об этом больше у медиков или лучше у психологов, и они расскажут об этой организации организма человека.

А мы идем далее… Более часа уже прошло, как Люс заступил на пост, и здесь нельзя даже немного расслабить себя, так как пост хоть и не на самой передовой, но около нее, и потому враг очень близко. Сидя на вещевом рюкзаке, так, чтобы можно было из окопа только наблюдать за местностью, он всматривался в темноту, пытаясь хоть на каком-то светлом предмете зацепить свой взгляд, хоть как-то разглядеть что-то в этой темени, время от времени поднимая голову вверх, как бы сравнивая взглядом окружающую темноту и небо, которое еще хранило часть света. Тишину нарушила короткая очередь, ударившая в сторону окопа Люса, как бы порезав визгом что-то над головой. Люс метнулся ближе к брустверу, пригнул голову к нему и, подняв автомат на уровень своей каски, дал короткую ответную очередь в темноту, на звук автоматной очереди и вспышки в ночи… С той стороны снова ударили по Люсу две короткие очереди, и он, взяв ствол автомата левее, выдал в ту сторону длинную очередь, после чего ушел вниз окопа с головой… Люс после этого долго сидел, прислушивался, готовый снова уже на любой шорох выдать очередями из своего автомата. «Тихо, вроде тихо, теперь надо доложить…» – пронеслось в его голове, и организм все равно не отпускал, был начеку.

Обдумывая этот случай, можно предположить, что одна из украинских диверсионных групп, проходя мимо поста Люса, банально заметила его через ночник и то ли в качестве страховки, а то ли от кровожадности обстреляла его, получив ответный огонь.

Пока был на подносе Люс, случалось всякое, ведь проходить километры, таская на себе грузы к передовой, это значит рисковать и тянуть лямку войны, тянуть уверенно, стойко, упрямо. А ты, читатель, задумывался, откуда оружие, патроны у бойцов на передовой? Вот так… За полтора километра ходил Люс бывало и к ключу, который бил из земли, в глубоком овраге. Сначала шел по дороге километр, а затем спускался с полкилометра вниз, чтобы выйти к оврагу, где бил ключ. Там можно было и помыться. Но, главное, вода! Вода для бойцов, которые находятся на линии соприкосновения с противником… Так, придет туда Люс, наберет побольше воды в принесенные бутылки и идет назад. Сколько уносил? А 50 литров… И все это в полуторалитровых пластмассовых бутылках. Выходило что-то около 37 бутылок. В мешках нес их назад Люс. Так было дело. Проработал Люс на «подносе» после этого еще суток пять, и поступил приказ сформировать расчет СПГ-9, чтобы заменить старый расчет этого орудия, отправленный в полном составе в штурмы. Старый командир расчета не устраивал руководство «Вагнера», так как в конторе не терпели просчетов в работе, и если в чем-то хоть командир не тянул, то его могли запросто поменять на другого командира, более подготовленного, пусть даже новый командир выходил из простых специалистов. Главное здесь было рациональность и полезность. А перевели Люса на новую точку, на которой расчет под командованием нового командира Ивана уже приступил к работе, потому что одного бойца из расчета выбило из строя. То есть этот боец получил смертельное ранение, стал двести. Звали этого бойца Саня, и попал в этого Саню такой же снаряд от СПГ-9, только снаряд украинский, и разорвало Саню на части, и так разорвало, что и жетона даже не нашли…

Для Люса работа в составе расчета станкового противотанкового гранатомета была знакома, так как в учебном центре «Дружба», напомню, он и учился работать на СПГ-9.

На новой точке блиндаж располагался на самом склоне, полого уходившем вниз, что защищало сам блиндаж от попаданий украинской арты. Здесь часто по точке работал украинский СПГ-9. Дело в том, что рядом с точкой, на которой стоял вагнеровский расчет СПГ-9, работали и АГСники, которые и привлекали внимание вэсэушников. Там, где стоит «Корд», «Утес» или АГС, – опасная зона для этих расчетов, так как при выявлении указанного оружия противник старается его уничтожить. Очень старается, и потому часто «Корды», к примеру, насколько я встречался с такими ситуациями, всегда находились до поры и до времени в секрете и применяться планировались только при подходе украинской техники к нашим позициям. Иначе активные удары обеспечены. И вот так же по АГС били интенсивно хохлы, и снаряды от украинского «сапога» (СПГ-9) часто попадали и по точке вагнеровского расчета СПГ-9. Благо блиндаж находился на склоне холма, что защищало его от осколков снарядов, выпущенных из «сапога». Если же снаряды падали дальше блиндажа, перелетая холм, то они не приносили вреда блиндажу, так как снаряд «сапога», разорвавшись, посылает волну вперед вместе с осколками. Это во многом спасает часто. Речь здесь идет об осколочных снарядах.

Кстати, когда он прибыл на точку к Ивану, уже скоро начался обстрел соседей, АГСников, и один снаряд, выпущенный из украинского «сапога», упал совсем недалеко от блиндажа, в котором Иван Люсу объяснял рабочие моменты на точке. За тридцать метров до блиндажа разорвался снаряд. Для снаряда СПГ-9 это близко. Так вот, блиндаж был на склоне пологого холма устроен, и сам ландшафт укрывал бойцов от прилетов со стороны противника. Боекомплект был складирован метров за десять от блиндажа в окопе, а от этого окопа с боекомплектом до самого СПГ-9 было что-то метров двенадцать или четырнадцать. Все по правилам устроено здесь было, насколько это позволяла ситуация и местность. Координаты получал Иван по рации, и работали именно по этим координатам, поддерживая главным образом штурмовиков, при осуществлении ими штурмов. Был и еще один объект, по которому били каждый день, там у вэсэушников был какой-то бункер, одним словом, важное место.