Привидения живут на литорали. Книга вторая

САМЫЕ СТРАШНЫЕ

У большинства людей далёких от моря, не связанных с ним, совершенно превратное представление о действительных и мнимых опасностях, подстерегающих пловцов-ныряльщиков в тропических водах. После возвращения из первых экспедиций едва ли не каждый второй спрашивал, как нам удалось остаться в живых после встреч с акулами, осьминогами и другими морскими чудовищами, поражаясь нашей невероятной храбрости!

Между тем не акулы, не барракуды и мурены, которых мы видели на палубе извлечёнными из тралов, да и под водой не раз встречались с ними; не мифические кракены и морские змеи; и даже не геометрические фигуры типа известного всем Бермудского треугольника, а обыкновенные морские ежи семейства диадемовых, по свидетельству непререкаемого авторитета в области изучения моря Жака-Ива Кусто являются самыми страшными морскими обитателями. Да, ежи. Опасность не смертельная, слава Богу, но постоянная и реальная; при случае неприятностей доставят предостаточно.

Поработав в океане и познакомившись с колдовски прекрасными его обитателями, я увлёкся коллекционированием раковин моллюсков. И потому при каждой возможности сойти на берег стремился на самый удалённый, труднодоступный и оттого редко посещаемый участок так называемого пляжа, изобилующий скалами, кораллами и, конечно же, ежами, чтобы без помех заняться поисками морских чудес. В собирательстве, в коллекционировании, как в охоте, рыбалке, сборе грибов и других охотах – сам процесс поиска, выслеживания, именно потому, что он в охоту – часто интереснее находки.

Если бы только было возможно, то не очень обращая внимание на мурен, акул, бородавчаток и скорпен, огненные кораллы и ежей, я целые дни проводил бы на рифах, настолько там всё захватывающе интересно! Как ни странно, но почти все опасности – за исключением, конечно, ежей – до сих пор благополучно миновали меня.

Ну, а ежи, что ж, ежи, как и кораллы или разноцветные рыбы-бабочки – равноправные обитатели подводного мира любого тропического острова, рифа, отмели. Вряд ли найдётся хоть один ныряльщик, ни разу не встречавшийся с ними, точно так же, как у нас, собирая шиповник, крыжовник или ежевику, мудрено не напороться на колючки.

В одной из моих экспедиций в Аденский залив в должности гидролога находился студент-практикант Ростовского университета Вадим Щеблыкин. Это был его первый рейс в тропики, и он рвался под воду, чтобы увидеть красоты рифа. По дороге к берегу моря я рассказал ему о технике безопасности: как входить в воду, чего опасаться, не трогать голыми руками… Вадим согласно кивал головой, обещая следовать моим советам.

Найдя удобную бухточку, показывая, что и как надо делать, я первым ступил в воду, прилёг на откатывающую волну и вместе с ней преодолел ежиную преграду. Достигнув песчаного участка дна, где ежей нет, встал на ноги и оглянулся, чтобы откорректировать, если понадобится, действия Вадима. Но то, что я увидел, никакой коррекции уже не подлежало.

В низшей точке отлива камни, недавно находившиеся под водой, а сейчас лишь смачиваемые, обросшие бархатом микроводорослей, были естественно скользкими, словно намыленными, вдобавок большая часть их густо утыкана гроздьями острых, как бритва чашечек усоногих рачков балянусов. Смело ступив на плоский камень, покрытый водорослями, Вадим тут же поскользнулся, рухнул на спину, отходящая волна потащила его на ежей, а следующая за ней, прибойная – бросила на балянусы… Всё это повторялось несколько раз, так что когда он встал наконец на четвереньки и выбрался на берег, кровь с разных частей его тела текла ручьями.

– Ничего, – только и оставалось утешить Вадика, – теперь тебе будет о чём рассказывать девушкам. Скажешь – акулы покусали…

А ежиные колючки он до конца рейса добывал из своего тела, недоступные ему филейные части обрабатывал я.

КАК ОНИ УСТРОЕНЫ

Проплывая на безопасном расстоянии, разглядываю сверху чёрноиглых красавцев диадем, припоминаю всё, что читал о ежах.

С давних времён человек обожествлял или придавал магическое значение некоторым числам – тринадцать, двенадцать, семь, три. А «дьявольское» число – шесть или не дай Бог сочетание шестерок. У различных народов и цивилизаций это были разные числа, не обойдено вниманием и число пять. Ещё у древнегреческих последователей Пифагора пятиконечная звезда считалась священным символом, она была знаком микрокосма и представлялась как стилизованное изображение человека, простирающего голову, руки, ноги до пределов космического круга.

Пользуется вниманием это число и у природы. Вспомним хотя бы пятилепестковые цветы, «счастливые» пятёрки в соцветии сирени, кто их не глотал перед школьными экзаменами!? До сих пор памятен поцелуй школьной красавицы – она благодарила меня за ветку сирени с «пятёрками». А приверженность пчёл к этому числу! И это не случайно, дело здесь в том, что фигура, образуемая пятиугольником, механически самая прочная и устойчивая. Даже поверхность солончака растрескивается не на квадраты или шестиугольники, а в основном на пятиугольники.

Английский исследователь М. Бредер обратил внимание, что пятиугольник – пентагон – единственный правильный многоугольник, у которого число сторон равно числу диагоналей. Это делает радиальный рост в пяти направлениях более лёгким, чем в трёх, четырёх или шести.

Коллагеновые швы, соединяющие известковые пластинки морских ежей, наиболее слабые участки скелета. И лишь в случае пятеричной симметрии плоскость напряжения не совпадает с линией швов. На ранних стадиях роста иглокожих природа предпочитает самую прочную конструкцию. А времени, чтоб прийти к такому решению, перебрав варианты, у неё было предостаточно.

В мире морских ежей, роющих червей, звёзд, офиур кроме пяти встречается лишь десятеричность как комбинация пятимерных структур, но почти нет трех – семи – девяти. Пятеричная структура связывается со свойствами известковых кристаллов, хотя в неживой природе пятеричных структур этих кристаллов не встречается. От каких факторов зависит возникновение структуры такого типа в живых тканях, пока неизвестно.

Но зато самих носителей пятеричных структур, не подозревающих о столь любопытном строении своего тела, более чем достаточно в водах всех океанов на любых глубинах.

И это ещё что! Дотошные наблюдатели, изучатели и постигатели тайн природы – премудрые учёные, не прошли мимо и такого факта, знакомого практически каждому, кто хоть раз заваривал чай не в заварном сосуде, а в стакане.

Мы, обыкновенные потребители изобретённого не нами – хоть ложки, хоть компьютера, нам то что: заварили, выпили настой, выплюнули чаинки, да и пошли по своим делам. А мудрец учёный (пошёл бы двор подмёл или картошку окучил), вызывая праведный гнев жены, смотрит на чаинки, и лезут к нему в голову разные мысли…

В ту пору, когда я бодался с ежами, академик С. П. Капица демонстрировал по телевизору любознательным зрителям поведение чаинок в стакане. Он, как и мы, для быстрейшей передачи чаинками теина и растворения сахара, размешивает содержимое ложечкой. Чаинки, тесня одна другую, концентрируются в центре сосуда. Интересно, но в чём фокус? Терпение, терпение.

Опыт продолжается. Стакан водружают на вращающийся диск, и эти окаянные чаинки мгновенно разбегаются к стенкам стакана. Почему, как, зачем?

Этим же вопросом задавался ещё Исаак Ньютон, ломал над ней свою премудрую голову Эйнштейн, время от времени задумываются над этим и наши современники, но с тех пор вразумительного, всё проясняющего ответа так и не получено… Хотя гипотез, объясняющих нравы чаинок, выдвинуто немало, единой, с которой были бы согласны все, пока нет.

А каким боком к чаю пристёгнуты морские ёжики? А вот каким.

Есть такая детская игрушка – юла, или волчок. В детстве у меня была деревянная юла, которую для увеличения скорости оборотов надо было подстёгивать кнутом. И есть её родная сестра – юла гидродинамическая, то есть заполненная жидкостью, сыпанем в нее чаинок. Крутанём, а затем выровняем, потому что всякая приличная юла крутится на боку, и резко затормозим руками. Теперь удивляйтесь и думайте. Может быть, именно вам и доведётся превзойти великих Исаака и Альберта. Чаинки в центре юлы образуют пятиугольник! Пусть и не столь чётко выраженный, как у ежей или пчёл, но пятиугольник!

Я намеренно, чтобы не подсказывать, не сбивать с мысли и направления, будущих гениев, не привожу эти гипотезы.

Дерзайте, ребята. Глядишь, и появится в отечестве еще один Перельман…

СРЕДИ ЕЖЕЙ

Сквозь колеблющуюся поверхность моря ежи трудно различимы, и направляясь под воду на каменистом участке прежде необходимо преодолеть естественную преграду, создаваемую ежами. Наиболее опасный из них и часто встречающийся – ёж диадема. Словно охраняя вход в море, эти ежи в некоторых местах сплошным ковром устилают коралловый полипняк, длинными извивистыми шеренгами один к одному располагаются они параллельно берегу как многорядные заграждения из колючей проволоки перед траншеями линии обороны.

Ежей нет только на илистом или песчаном дне, в опреснённых устьях даже небольших речушек, в проходах между рифами. Наиболее верный способ избежать контакта с ежами – входить в воду и купаться именно здесь. Но, к сожалению, эти места не представляют интереса для того, кто хочет познакомиться со всем разноцветным богатством вод тропиков.

Если же предстоит входить в воду на каменистом участке, то следует ещё на берегу наклониться и сквозь стекло маски осмотреть дно, затем, если нет сильного волнения, чуть ли не на животе вползти в воду и, оттолкнувшись чем-либо от дна преодолеть мелководье. На ноги лучше надеть ботинки или хотя бы кроссовки, ибо ласты для ежиных игл – препятствие не прочней газеты!

Моё внимание привлёк громадный, величиной со шляпу, ёж с тёмно-фиолетовыми, почти чёрными иглами, кончики которых, словно покрытые инеем, отливали серебром. Он занимал обширную персональную выемку у подножия отмершего коралла-мозговика. Сферическое тело его напоминало перевёрнутый дуршлаг, только вместо дырочек топорщилось великое множество разноразмерных игл. Ёж, очевидно, чувствует по изменению света, по колебанию воды моё присутствие: самые длинные иглы, растущие на макушке, возбуждённо шевелятся, как будто перебирая невидимые чётки; те, что короче и потолще, составляют второй ряд защиты, а у самого тела подстриженной чёрной шерстью щетинятся гибкие, как восточные танцовщицы, несколько изменённые иглы, заканчивающиеся маленькими трёхпалыми пальчиками-щипчиками. Это педициллярии – иглы, приспособленные не только для удаления разного мусора, экскрементов, но также для охраны, так как часть их снабжена ядовитыми железами.

В случае опасности ёж защищается по-разному: он может сдвоить, строить иглы, но может и развести их в стороны, давая возможность вступить в действие главному калибру – педицилляриям, находящимся по всем правилам обороны в глубине её.

Все типы игл хитро укреплены на небольших возвышениях тела в своего рода суставчатых сумках и снабжены шарнирным устройством, позволяющим ежу вращать ими в сфере на сто восемьдесят градусов и даже больше.

Я взял обломок коралла и бросил на ежа. Коралл плавно опустился на длинные иглы, сломав у некоторых острые кончики и насмерть перепугав стайку кривохвосток – плоских, словно лезвие ножа, рыбёшек, приспособившихся жить хвостами вверх между иглами ежей. Ошеломлённые невиданной напастью рыбки, выскочив из подвергшегося нападению ежа-укрытия, хвостом вперёд-вверх дружно развернулись в нормальное рыбье положение, мигом нашли другого ежа и снова всей стайкой головами вниз уткнулись между его колючек. Проследив за ними взглядом, в другом еже я увидел рыбок – кардиналов, также нашедших убежище среди игл.

А вот других рыбок, обитателей межиглового пространства – ежовых уточек или диадемихтисов – я так и не обнаружил. И не удивительно, они не только удлинённые, как и кривохвостки, но имеют и покровительственную зеброидную раскраску – перемежающиеся длинные белые и чёрные полосы, идущие через всё тело.

Кроме этих рыбок, среди игл часто прячутся совершенно беззащитные, прозрачные, как медузы, мальки каракатиц, не больше ногтя мизинца; маленькие офиуры стараются держаться у его нижней части, питаясь тем, что просыплется у подслеповатого едока-иглоносца мимо рта.

Пока я следил взглядом за эволюциями этих любопытных сожителей, мой ёж склонил иглы набок, и коралл, соскользнув с них, улёгся на дно, не причинив ему заметного урона. Но мелкие, довольно шершавые осколки коралла и песчинки просыпались между игл на тело. Тогда к работе по очистке и охорашиванию приступили педициллярии и амбулакральные ножки, ещё один орган ежа, представляющий собой как бы систему разновеликих гибких хоботков, заканчивающихся миниатюрной присоской. Кстати сказать, ежи не только чуть ли не мировые рекордсмены по количеству ног, собранных в так называемые амбулакральные ряды, но и большие оригиналы по способу расположения органов зрения – глазных пластинок. Они у ежей в конце этих рядов, на ногах! Что, конечно, очень правильно: прежде чем ступить, надо посмотреть, куда.

Особенно много ножек на нижней части тела ежа, где они радиально, по пяти направлениям, подходят ко рту. Здесь снизу ножки служат по прямому назначению – для передвижения, и отчасти для дыхания, а те, что расположены по бокам, приспособлены также для очистки тела и захвата пищи.

С брезгливостью щёголя, перед свиданием обсыпанного невесть откуда взявшимся мусором, ёж неторопливо и внимательно принялся ощупывать себя: как по конвейеру, от педициллярии к педициллярии, от ножки к ножке передавать мельчайшие песчинки и кусочки коралла, избавляясь от обломков. Освободившись от мусора, он, словно не веря, ещё долго в волнении ощупывал и оглаживал все участки тела между иглами, и лишь тщательно очистив всё, успокоился.

И всё же, несмотря на различные оборонительные ухищрения и неподступный вид, ежи – лакомая добыча не только для многих рыб, для своих ближайших родственников – хищных морских звёзд, но и для человека. В пищу идут зрелые гонады, «икра» некоторых видов североатлантических и тихоокеанских ежей.

Лучший способ собрать рыб вокруг себя – раздробить ежа. Правда, рыбы пожирают его с такой скоростью, что не успеваешь не то, что определить всех участников калейдоскопического хоровода, а и просто отметить собравшихся на пиршество.

У ежа, оторванного прибоем от субстрата, мало шансов уцелеть, угнездиться на новом месте, особенно если дно песчаное, поэтому они малоподвижны, как деды-пенсионеры перед телевизором. При попытках отделить ежей от грунта они изо всех сил упираются иглами в стены укрытия, присасываются к ним ножками, а перекочёвки совершают в тёмное время суток под прикрытием камней, чтобы всегда можно было занять круговую оборону.

В случае крайней ежиной необходимости сменить место, они каким-то образом договариваются и, собравшись большой группой, ощущая кончиками игл друг друга, неторопливо и плавно, словно хоровод из ансамбля «Берёзка», перебираются на другой край подводной поляны. Это умение передвигаться определённым строем и всем разом присуще только ежам диадемам.

Уж не у ежей ли переняли римляне, приморские жители, свой знаменитый непобедимый воинский строй – когорту? Он ведь тоже уникален в мире древних воителей. Континентальные обитатели до этого не додумались…

Движение амбулакральных ножек осуществляется следующим образом: жидкость в полости тела, близкая по составу к морской воде закачивается в специальные ампулы, лежащие в основе каждой ножки. После сокращения мускулатуры ампулы она поступает в ножку, та вытягивается и напрягается, а присоска на конце её прикрепляется к субстрату. Теперь уже сокращается мускулатура ножки, и к ней подтягивается всё тело ежа. Любопытно, что ёж может передвигаться и на коротких иглах, словно на ходулях.

При взгляде со стороны такое кочевье трудно назвать ходьбой, так как ползут ежи чрезвычайно медленно, несколько сантиметров в минуту. Да и римская когорта тоже не ставила рекордов по бегу, её задача была победить. Вот и ежи; даже разбойничья ватага их врагов, настырных балистид-спинорогов или губанов, способна выхватить одного-двух бойцов, остальная компания благополучно достигает цели, то есть побеждает.

На ровном илистом или песчаном грунте, где ежу не за что уцепиться, он чаще всего подвергается атаке спинорогов или губанов. Губаны даже приспособились молодых ежат глотать вместе с доспехами. Происходит это только днём, ночью ежиные враги спят. Чтобы добраться до уязвимого беззащитного брюшка, эти вёрткие рыбы наваливаются всей шайкой и вымывают из-под него грунт струёй воды, набранной в рот, ею же переворачивая ежа на спину, непрерывно и слаженно атакуя со всех сторон; согласованность их поведения воистину волчья.

Любопытно, что даже если рядом нет балистиды, стоит выбить ежа из сплочённых рядов, оборотив вверх брюшком, как неведомо откуда появляются эти любители ежатины и мгновенно разрывают добычу на части.

Звёзды поступают по-другому. Встретив ежа одиночку, что бывает очень редко, они просто выворачивают свой объёмистый желудок через рот, находящийся у них, как и у других иглокожих, в том числе и у ежей, в нижней, обращённой к грунту части тела, обволакивают им жертву и, выпуская пищеварительные соки, переваривают её. Вот почему ежи держатся сплочённой группой, вычленить из которой отдельного индивидуума чрезвычайно трудно. Какой бы ни был безразмерный желудок, объять им несколько квадратных метров поселения ежей невозможно, да и пищеварительные соки потребуется выделять вёдрами.

«ПЫЛИНКА ДАЛЬНИХ СТРАН»

Ежи довольно мирные и безвредные создания, из-за малоподвижного образа жизни им не приходится быть переборчивыми в еде, и потому немногие обитатели моря сравнятся с ними во всеядности. В зависимости от вида и местообитания они пропускают через желудок ил, извлекая из него остатки органических веществ. Редкий ёж побрезгует животной пищей. А уж микроводоросли – это обычная их пища, соскрёбывай себе потихоньку их с кораллового полипняка…

Таким образом вместе с водорослями они выедают и коралл, образуя при этом в монолите целую систему траншей – своеобразных убежищ, в которых потом живут.

Кроме того, ежи не брезгуют и бетонными сваями, а попадутся, не погнушаются и стальными, есть среди них и такие оригиналы-гурманы.

Исследуя животный мир скал и рифа, мы с Чуковым не теряем из виду шлюпку: кто-то ещё бултыхнулся за борт и направляется к нам. Это матрос Толя Аблаев, он без маски и без трубки. Ничем не защищённые голые ступни его, размером под сорок пять, то приближаются к ежам, то отдаляются, когда он, подхваченный волной, взлетает вверх.

– Тебе что, жить надоело, тут ведь кругом ежи! – сорвав маску, захлёбываясь водой, пытается вразумить Толика Чуков.

– Ты мне… только покажи… где они… – имея в виду конечно раковины, сплёвывая воду, отвечает Толя, – а остальное не твоё дело… ежи! Подумаешь, в гробу я их…

Мне кажется, Толя не совсем понимает, с кем предстоит иметь дело.

Глаз как таковых у ежей нет, имеются крайне примитивные так называемые глазки – светочувствительные пластинки, лишь способные отличать свет от тьмы. Но, тем не менее, ежи очень быстро реагируют на затемнение, а возможно и на сумбурное неритмичное колебание воды вокруг пловца, настороженно пошевеливая иглами. Между ними на теле ежей трепетно искрятся неизъяснимой красоты серебристо-перламутровые и голубовато-синие глазки-пятна. Могучая фигура Толи как зонтик затеняет и открывает их. В центре верхней части тела ежей в предчувствии беды нервно сжимается и расширяется сине-фиолетовая порошица – орган, служащий для выделения переваренной пищи, она оторочена, словно губами, ярко-оранжевой переливчато сияющей каймой.

«Безумец, предупреждали же, вразумляли, чтобы обували что-нибудь на ноги», – успеваю подумать я; возможности для объяснений нет. Мне хорошо видно, как, удерживаясь на плаву благодаря энергичным движениям рук и ног, Толя задевает ежа…

Так мы и не узнали, что он будет делать с ними в гробу.

Помочь ему и даже предостеречь от следующих ошибок, которые он теперь делает одну за другой, никто не в силах. Очередная волна придавливает меня, ожидая пока она прокатится, цепляюсь за скалу и беспомощно наблюдаю за Толей. От боли он, видимо, взвивается над водой, потому что внезапно исчезает из поля зрения, но тут же, в пене и пузырях воздуха, возникает снова. Теперь он окончательно забыл о всех наставлениях и, вцепившись в левую ногу, рассматривает её так, словно никогда не видел ничего интересней собственной подошвы.

А удивляться, конечно, было чему, из ступни торчало не менее десятка чёрных ежиных игл, а сколько обломано! Ещё удар волны и теперь уже правой ногой Толик отталкивается от ежей…

Под водой не слышно, но я догадываюсь, что он на самых высоких нотах выпевает гласные буквы, сам не раз так пел. Улавливаю момент поспокойней, подплываю к Толе – он как раз добрался до буквы «у» и выпевает её, а глаза, побелевшие от боли, ищут место, где бы выбраться на берег. Сейчас он начнёт произносить разные слова… пора.

Всё это происходит очень быстро. Чуков, нырявший в стороне, ничего не замечает, пытаясь показать Толику какую-то раковину, но страдальцу уже не до того, сквозь стиснутые зубы он бормочет: «К чёрту… ать…»

Трудно не согласиться с народным словотворчеством: «Среди ежей отдыхать – только чёрта поминать…»

С трудом отбуксированный на берег, Толя не может даже сидеть, ежи оставили свои иглы и там, в пятой точке.

– Болит? – участливо спрашиваем у него, но он, лёжа на животе, лишь водит глазами и нечленораздельно мычит. Я осматриваю ступни, – м-мда! – коллекцию он собрал что надо, пятки и свод стопы напоминают небрежно выкошенную стерню. Большинство игл уже сломалось, да если и не сломалось, в чём и заключается коварство игл морских ежей, вытащить их из тела совершенно невозможно. Точно стекловата они крошатся и обламываются. Теперь уже сам процесс выковыривания доставляет большую боль. Некоторые иглы пронзили подушечки размякших в воде пальцев ноги и синеют сквозь ногти, с какой стороны их доставать?

Вот какой совет даёт по этому поводу всё знающий фолиант «Жизнь животных»: «… часто такая заноза осложняется тяжёлым нагноением, поэтому освободиться от неё лучше сразу, вырезав иглу из тела». Мы не могли воспользоваться этим советом, следуя которому надо было бы обрезать Толику пятки вместе с пальцами и значительно обстрогать то самое место, которое задумчиво исследовал с булавкой в руках Чуков. Страдалец, поскуливая и вздрагивая, выполнял работу солнца, ветра и волн – крошил в кулаках створки раковин, пемзу, обломки кораллов, а, если попадались, то и породы потвёрже.

Я думаю, насчёт вырезания игл ежа диадемы «Жизнь животных» пошутила, а по поводу нагноения преувеличила. Вероятно, автора статьи уколол больной ёж. Хотя… возможно имелся в виду совсем другой ёж – токсопнеустес?

У этого ежа хоть и нет игл, но и лысым его не назовёшь. Ёж размером с небольшую дыню Колхозницу обладает только мягкими щипчиками-педицилляриями, колышущимися под действием волн. Коварство их в том, что они снабжены ядом и мгновенно вцепляются в любое существо, коснувшееся их, так как щипчики постоянно раскрыты. Если нападающий мал, он парализуется, и через некоторое время те же педициллярии доставят его в рот. Если же ненароком дотронется большая рыба или часть тела человека, то они отрываются, и как превредные маленькие собачонки висят на враге, периодически впрыскивая яд. И тут всё зависит от количества педициллярий и быстроты действий пострадавшего и сотоварищей. Их-то – педициллярии – и надо вырезать, да побыстрей. Иначе скорое онемение, паралич и кранты. Только и радости, что этих ежей мало, но знайте – они есть.

Иглы морских ежей устроены таким образом, что верхняя треть их оснащена обратно направленными зазубринами. Пронзив с необычайной лёгкостью мышцы, кончики игл мгновенно обламываются внутри и остаются в них. Всё, что происходит потом, требует, очевидно, дальнейших исследований; так как, по некоторым данным, железистые клетки, имеющиеся в покровах ежа вокруг игл, выделяют ядовитый секрет, усиливающий боль и вызывающий нагноение. По личному опыту других и по-моему ничего подобного не происходит. То есть секрет, усиливающий боль, возможно и выделяется, но никакого нагноения нет.

Толик некоторое время ходил босиком, походкой кавалериста неделю не вылезавшего из седла – на внешней стороне стоп, а потом притерпелся и запамятовал об этом приключении.

Часов пять боль чрезвычайно острая, временами невыносимая, но потом проходит. Можно получить изрядную порцию игл, помучиться около суток, а затем благополучно забыть о них. Часть игл, очевидно, рассасывается, другие, постепенно капсулируясь, долго ещё синеющими сквозь кожу и мышцы точками будут напоминать вам о неосторожном движении под водой. У меня самого с тыльной стороны большого пальца правой ноги – ну чем не блоковской «пылинкой дальних стран» – темнеет такое напоминание о рифе Андромака в окрестностях Момбасы. А вы говорите, – акулы, скорпены…

Хоть и знаю, что призыв мой напрасен, но всё-таки – дайверы, берегитесь ежей!