Особенно обрадовались старики. У них в этом городе остались хорошие друзья. Иван Иванович служил здесь, и ему было интересно посмотреть, каким стал Ростов. Всю оставшуюся дорогу папа делился с ними воспоминаниями. Особенно позабавила всех история с мышью. Четырёхлетняя Оленька была ярая любительница животных. Всех. Особенно подранков, которых лечила и вылечивала. А тут папа, надевая утром сапоги, обнаружил в одном мышку. И выбросил с 4-го этажа. Наша Оленька вопила и орала дня три.

– Как ты мог! Как ты мог? Ведь она такая маленькая, такая хорошенькая, вся серенькая, с чёрными глазками. Что она тебе сделала?

Проезжая по мосту через Дон, они поняли всю абсурдность затеи. Гололёд задержал их в пути на полдня. Когда Сергей припарковал автобусик, все вздохнули. Ну очень тяжело дались эти последние километры.

Их уже ждали. Небольшой с виду дом вместил всех. Приехали и дружбаны по детству, Ира и Сергей. Причём у Ирины муж и сын тоже были Сергеи. На одном квадратном метре собралось море Серёжек. Посмеялись, расселись, стол ломился. Тётя Дуся очень любила и очень хорошо готовила. И любила всех угощать. И началось: "А помнишь?" Ирка рассказывала, как они любили плавать и нырять, кататься на великах, крутить мёртвые петли на качелях-лодочках, как спасали выброшенных котят, делая им искусственное дыхание, а потом искали хорошие руки для них, развешивая объявления по всему городу. И про ленкин хвостик, Ольку, вредину и ябеду. Если за Леной заходили мальчишки, она тут же прилеплялась. И в парке вся компания катала Олечку на каруселях, качелях, и даже на пони. Причём, это была единственная возможность пообщаться со старшей сестрой для её "поклонников", Олечка могла кружиться долго. Пока не заканчивались деньги. Тогда надо было идти домой. Ей же уже неинтересно. И включалась сирена: "Я устала". Вот так Лена гуляла… А, вдруг, среди этих пацанов была её судьба? Лена поймала на себе пристальный взгляд Сергея, тяжёлый, какой-то липкий. Этот вывод в виде шутки ему не понравился, совсем не смешно. И Лене, вдруг, стало так жаль его, стало так понятно, что он не может спокойно существовать, что ему тоже нелегко, что он измучен. Она улыбнулась ему, кивнула головой, как бы спрашивая: "Ну чего ты?" Её муж ответил кривой улыбочкой и заставил себя слушать дальше. Много историй вылезло на свет божий. Все смеялись, обсуждали, нацеловывали своих мамочек и тётечек.

Выключили свет, загорелись разноцветные лампочки, и внесли торты. Эти чудеса кулинарии делала только тётя Дуся. "Фидель", "Поцелуй негра" и "Мишка". Мама Зина всегда говорила своим девчонкам: "Не жрите много. Оставьте место для Фиделя". Что можно было подумать непосвящённому? Всё было так вкусно, чай обжигал, кофе пах умопомрачительно…

Лена с Ирой долго трепались о своём, о девичьем. Ирина восторгалась лениными детьми, мужем. Рассказывала о своём полковнике, о своих детях.

– Вы что, не разговариваете? – Вдруг спросила она. – Такого мужика нельзя держать в ежовых рукавицах. Уведут. Я знаю, что говорю. Пойдём уже спать, под любимый бочок.

Семье Столетовых настелили на втором этаже, вповалку. За окном ветер и мокрый снег. А у них фонарики, мандарины и куча шоколадных конфет. Так уютно. Все спали, место было только около Сергея, больше бы Елена нигде не втиснулась. И она легла, зарывшись в его тёплый свитер, вдыхая знакомый аромат серёжкиного парфюма. А утром, проснувшись от того, что он смотрит на неё, очень тихо, чтобы не разбудить детей, сказала: " Так дальше продолжаться не может. Жить с тобой как брат и сестра я не смогу."

И ушла помогать с завтраком. У мамы Зины и тёти Дуси всё было готово. Кроме хлеба.

– Лена, хлеба ни крошки. Вчера всё слупили. И молока нет, и сметаны. Сходили бы с Серёжей, пока все спят.

– Да я сама схожу, мам.

– Я готов уже, – сзади стоял Сергей.

Он как-то, как раньше, взял Елену за руку и потащил к выходу. На улице она попыталась выдернуть ладонь, но не тут-то было.

– Ты никогда руки не ломала?

– А ты не знаешь?

– Гололёд, свалишься, ещё, и ноги поломаешь.

– За собой следи, – и тут же чуть не упала, скользко было ужасно.

Сергей подтянул её к себе, обнял железной хваткой.

– Ты что? Сломаешь меня.

– Скажи мне, кто тот кавказец, который крутился вокруг тебя в Домбае? Только честно скажи. Я клянусь, уйду в сторону, если он тебе нужен, – у него в глазах стоял ужас от тех слов, которые он сейчас произнёс.

– Ты что, Сергей Андреевич! Мне на данном этапе никто не нужен. И какой кавказец? Если Абу, то он инструктор, и я давно с ним знакома, ещё со студенчества. А вот вы, уважаемый, распускали свой хвост направо и налево. И вам это доставляло огромное удовольствие. И ваш взгляд, Сергей, это было что-то. Удав на кролика. Ну вот фиг тебе! Будет удав на удава.

– Я не хочу никакого удава. Я жить хочу с тобой, с детьми. Даже если ты не простишь меня, я буду всё равно находиться в поле вашей видимости. А тётки, которые сидели со мной, это мамочки детей с зимнего бала. Мы просто ждали своих отпрысков. А я психовал, потому что хотел посидеть с тобой там, перед игровой. Но место было уже занято. И мне показалось, что ты совсем не против.

Вот почему так получается? Ведь всё элементарно просто – если есть любовь, живите, радуйтесь, а если эта же самая любовь ломается по самым разным причинам, то и чинить её тоже нужно по-разному. Чинить, возвращать, защищать, никому не отдавать и быть уверенным в своём любимом человеке. Вот этой уверенности у Елены и не было. И вера потеряна, Верой унесённая.

– Я не против нормальных человеческих отношений. Этот парень помог нам, совсем юным, помог и сейчас, не дав разбиться. Нечего обсуждать. Раньше я всегда чувствовала тебя рядом, теперь нет.

– Лена, но я не могу без тебя. Не могу. Я теряю смысл жизни, в мою жизнь проникла…

– В твою жизнь проникла Вера Венедиктовна,– не дав договорить, отрезала она, – и в мою тоже. Даже просто одна мысль, что какая-то мымра пользовалась тобой, моим любимым, моим родным человеком, что спала с тобой и целовала тебя, не даёт мне забыть этот ужас. Всё, оставь меня в покое. Не поднимай ил со дна. Пошли уже.

Вся семья отправилась на экскурсию. Сергей остался дома подготовить машину. Алёнке не здоровилось, и тётя Дуся взялась поставить её на ноги. Погода, конечно, подвела, поход закончился быстрее, чем думали. Когда они уже выехали из города, Алёнка переползла к ним из салона на переднее сидение. Ночью, когда за рулём Сергей, Елена тоже не спала, выполняя роль штурмана.

– Мамочка,– зашептала девочка матери в ухо, – эта тётка, подружка твоя, Ира, лазила к папе на второй этаж, и тётя Дуся её полотенцем побила. Она что, дура, эта Ира?

– А ты у папы спроси, он лучше знает, – сразу же пожалела, что сказала, Елена.

У Алёны на глаза навернулись слёзы, она уткнулась матери в плечо, горько всхлипывая. Сергей покрутил у виска. Слава богу, все приснули, никто не обратил внимания на них.

– Алёнушка, доча, по какому поводу слёзы? Ты что напридумывала?

– Мамочка, ты папу больше не любишь? Ты его не целуешь, отталкиваешь, всё стараешься делать сама, одна. Зато другие тётки вокруг него крутятся. Я специально наблюдала за вами последние дни. Всё не так. Папа как свободный мужчина, и к нему даже твоя тётка Ирка приставала.

А Елена думала, что её дети ещё маленькие. Алёнке 16, Серёжке – 17 лет. Она была уверена, что они со Столетовым хорошо играют свои роли. А на деле? Ну что ей сказать? Лена повернулась к Сергею: лицо как камень, освещаемое фарами встречных машин, костяшки рук побелели, так он вцепился в руль.

– Остановись, – попросила она.

Он плавно припарковался.

– Алёночка, я очень люблю твоего отца. Очень-очень. И не придумывай ничего, – наклонилась к Сергею, изловчившись, впилась в его губы.

Он ответил с таким жаром, что у Елены закружилась голова. Она еле оторвалась.

– Дочуля, мы с мамой любим тебя, сильно-сильно.

Девочка перевесилась через мать и чмокнула отца звонко. Потом Елену. И полезла назад.

– Чего стоим? – Послышалось сзади.

– Уже едем. – Сергей стартанул.

Схватил Лену за руку. Она не отдёрнула. В душе у неё был пожар, переполох и революция в одном лице. Так они и ехали. Сергей водил машины как бог. Он знал их нутро до каждого винтика. Ехать с ним можно было хоть на край света. Надёжен до мозга костей.

– Серёжа, не балуйся .

Он целовал её руку, прикладывал к своей щеке. Всё его существо говорило: "Как мне тебе помочь?"

– Не балуйся, полная машина, – и вытащила.

Повернулась лицом, поджала ноги под себя, и смотрела, смотрела на него. А Сергей поворачивался к ней и улыбался растерянно, кивая своей бестолковой башкой.

"Зачем же ты так безжалостно сломал меня, Серёжа? На что ты рассчитывал? Что я не узнаю? Или действительно хотел уйти от меня? Я, конечно, не та девочка, мир которой обрушился в одну секунду и надолго лишил возможности дышать полной грудью, безмятежно улыбаться, верить в любовь. И не та, что рожала в чужой стране и молилась за тебя с утра до вечера. И даже не та, вся в синяках, униженная и оскорблённая. Я уже взрослая тётя. Возможно, ты решил, что никуда она не денется, эта тётя. Переживёт. Нет, дорогой мой человек, заноза засела гораздо глубже, гораздо обиднее. И больше всего я боюсь одного. Моя мамочка всегда говорит: "Бойся равнодушия. Это самое страшное, что может произойти с тобой. Не дай бог ты поймёшь, что оно пришло. Вот это будет настоящее бедствие. Никогда не сдавайся и не спускай паруса,ведь как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Но не бывает плавания без штормов, рифов, пробоин… "

Нет, Елене было совсем не всё равно, как поплывёт её корабль под названием "Столетов и компания". Далеко не всё равно…

Наконец-то дома. Почти сразу зазвонил телефон, Костик попросил разрешения приехать на пять минут. Через полчаса он показывал, какой прекрасный заказ им предложили во Владивостоке. Обговорив всё, он упавшим голосом произнёс приговор.

– Условие одно. Ехать надо тебе.

– Борисов зверствует? – Шёпотом спросила Елена.

– Наверное, не знаю. В-общем, я тебе всё оставляю. Отдыхай и смотри, изучай. В понедельник встретимся.

И укатил. Даже чаю не попил.

Все уже рассредоточились. Мама делала бутерброды. Решили обойтись чаем. Ольга заваривала сразу несколько чайников, доставала варенье, мёд, цукаты. Как в гостях ни хорошо, а дома лучше.

– Мам, там тебя папа зовёт. У него что-то застряло, – проорал Денис.

– Быстрей, – добавил Данька.

– Да что там могло застрять?

Елена поднялась, зашла в комнату. Сергей стоял перед зеркалом, пытался расстегнуть молнию.

– Боюсь поломать. Такая удобная фуфаечка. Да и снять же надо.

– Ну через голову.

– Так она на шее и застряла. Не вылезаю. Эти два охламона чуть башку не оторвали.

– Надо было. Причём вместе с кое чем…

Она дёргала эту дурацкую молнию туда-сюда. Никак.

– Сядь.

Сергей присел. Её грудь оказалась прямо напротив него. Он закопался в ней лицом, обхватив Елену за талию.

– Сергей Андреевич, мы одни. Совсем не обязательно играть в любовь. – И высвободилась.

И испугалась.

Он вскочил, одним махом разорвал свою любимую олимпийку и кинул в сторону окна, видимо, хотел попасть в форточку. Но она упала на туалетный столик. Флакончики, баночки и тюбики разлетелись в разные стороны.

– Да, я виноват, – зашипел Столетов, не забывая, что в доме полно детей. – Я тебе это 1000 раз уже говорил. Виноват. Готов сделать для тебя всё, что угодно, и делать всю оставшуюся жизнь. Ну накажи меня! Не знаю, отлупи, повесь, расстреляй, наконец!

– Тихо! Успокойся! Я не умею наказывать взрослых дяденек. Тем более, расстреливать отца моих детей. Но у меня не получается забыть это страшное видение: ты на нашем пирсе целуешь какую-то швабру и собираешься что-то придумать. Ведь это не было минутное умопомрачение. Меня не было всего десять дней. С глаз долой, из сердца вон?

И сердце треснуло пополам. Сергей даже услышал это. И стал потихоньку оседать. Лицо побелело, глаза как-то встали, как часы.

– Серёжа! – Заорала Елена, сразу поняв, что это серьёзно. – Оля! Оля, скорей. Витя, аптечку.

Ольга влетела, как будто стояла за дверью (она и действительно там стояла, всё слышала, не зная чем помочь этим двум дуракам). Осмотрела, послушала и заорала: "Виктор, скорую!"

Всю ночь Елена просидела в коридоре перед палатой реанимации. Что она наделала? Почему не прочувствовала, не учуяла эту беду? Её уговаривали всем отделением ехать домой. Она никого не слышала, а только всё время спрашивала, когда её к нему пустят. Ольга не выдержала, и они с Виктором уехали, оставив Лену под присмотром ольгиных коллег. Девочки поили её чаем, водой, пытались кормить. А она только спрашивала: "Когда вы меня к нему пустите?"

Утром вышел врач. Успокоил, что инфаркт не подтвердился, что у неё муж – железный человек, но сердечная недостаточность налицо, и что к нему можно.

Елена потихоньку вошла. Сергей спал. В палате не было стула, и она присела на корточки. Он уже не был таким бледным, как вчера. Но эти капельницы… Никак не вязались с ним. Сильная мужская рука и синяя вена, из которой торчит игла. Что же она наделала… Лена положила щеку на его ладонь. Чтобы не упасть, обняла его. И затихла…

– Я так и знал, что первое, что увижу в раю, будешь ты.

Она подняла голову, Сергей улыбался.

– Всё в порядке. Немного переволновался. День-два, и я дома.

Елена не могла вымолвить ни слова.

Зашёл врач.

– Ну что, Сергей Андреевич, страшного ничего не случилось, но звоночки надо учитывать. Недельку у нас на капельницах, а потом на недельку-две восстанавливаться. Ольга Ивановна скажет куда. Причём, одному, батенька. Подальше от города, от людей. И опять на коне. А вы, ночной гость, домой, на вас лица нет. Мы вашего Сергея не съедим. Давайте, голубушка спать, спать. Вечером переведём его в обычную палату, тогда милости просим.

И вытолкал Елену.

Через три дня Сергей уже был дома. Ни в какую не соглашался ехать ни в какой реабилитационный центр. У Елены крутилось в башке, что ему надо побыть одному, что волновать нельзя. Кое-как они с Ольгой уговорили "сердечного друга", и Виктор отвёз его. А ещё через пару дней Ольга сообщила, что у Сергея всё хорошо, хоть в космос.

– А что может спровоцировать подобное? – Спросила у сестры Лена.

– Думаю, в ближайшее время ничего, мы его накачали жизнедеятельными препаратами. Пропьёт вытамины, БАДы наши любимые. В общем, лось он – твой Столетов. Ну и не видеть тебя пару месяцев, довела мужика, – споткнулась Ольга.

Вот уж язык мой – враг мой.

– Да, Оль, ему лучше меня не лицезреть. Я как раздражающий фактор.

– Ты что, сдурела? – Попыталась исправить свой ляпсус великая докторица. – Он тебя ждёт. Очень просил приехать.

– Я съезжу.

Серёжка очень любил сырники, и Лена их ему повезла. Поставив машину на стоянке, довольно далеко от входа, пошла по дорожке вдоль забора. Знакомый смех заставил остановиться. В симпатичной беседке перед молоденькой медсестричкой сидел на корточках её муж и что-то мило ей объяснял, показывая на пальцах. Девушка роняла слёзы, а Сергей их вытирал и улыбался, и даже взял её руки в свои. Оставалось только поцеловать, что он и сделал. Елена стояла почти напротив. Во всяком случае, если бы он повернул голову чуть-чуть в её сторону, то увидел бы жену. Но ему было не до неё… Лось. Просто лось. Значит, всё-таки вариант "намба ту".

Вечером Елена объявила, что забирает малышей и уезжает работать на Дальний Восток. Постарается поскорее, но не меньше месяца точно. Дома остаётся только Зинка. Дэн и Дан – в кадетке, студенты в городе. Ольга присмотрит. Да и папа у них есть. Уезжают они в ночь, уже собрались.

– Сергей знает? – Спросил Иван Иванович.

Он даже не стал выяснять что да как, его дочь – взбалмашная особа.

– Узнает. Меня отвезёт Виктор.

– А почему такая спешка?

– Я должна была быть там ещё неделю назад. Теперь меня ничего не держит. Сергей, слава богу, на ногах.

Когда Караваев повёз их в аэропорт, завязался разговор.

– Ты уже поставил Столетова в известность?

– Нет, Ольга запретила. Сказала, пусть сами разбираются.

– Но ты же всё равно будешь ему звонить? Пожалуйста, сделай это, когда мы будем в воздухе. Ну, телефон у тебя сломался. И напомни ему, что 50 лет – не шутки. Надо определиться, не мальчик уже.

– А ты уже определилась? Все нервы ему вымотала. Ну, сорвался мужик, ну виноват. Но неужели эта катавасия перевешивает все прожитые вместе годы? Вы не заигрались? Семеро детей.

– Волк и семеро козлят… И козлиха. И молодая медсестричка. Да он на меня так не смотрел, как на неё, – не выдержала Елена.

– Господи, какая ещё сестричка?

– У него спроси. Дай бог ему здоровья и счастья в личной жизни. А мне работать надо. От таких контрактов не отказываются. Всё, закрыли диспут.

Андрюшка с Надюшкой на заднем сидении притихли. Их мать разулыбалась, пошли развлекашечки.

Виктор стоял у выхода на посадку. Только что дети в замечательных комбинезончиках оранжевого и бирюзового цвета с маленькими чемоданчиками на колёсиках помахали ему рукой. Рядом шла стройная женщина, казавшаяся высокой из-за каблучков её сапожек. Она и для него уже давно родная, почти 30 лет их знакомству. Как он радовался за своего друга, когда Елена и Сергей, выяснив все свои разногласия, стали жить вместе. Он был уверен, что уж теперь никакие преграды им не страшны. И вот, куда она едет? Страшно подумать, а вдруг не вернётся? С неё станется.

Перелёт получился хлопотный. Бедные дети, как две варёные сосиски, еле волокли ноги. В аэропорту их встречала Люсьена с мужен. Григорий подхватил детей и потащил их.

– Я в машину. А вы за багажом и за мной. Бегом, девчонки.

Пока доехали, малыши уже спали. Пришлось их укладывать, почти не раздевая. Разница во времени им ещё покажет.

– Какие хорошенькие! Молодцы вы, ребята! Я вами горжусь. А кое-кто все локти сожрал уже. Но "щас" не об этом. Ты устала? Будешь отдыхать? – Поинтересовалась Люсьена.

– Да, нет, только позвонить и ноги протянуть.

– Айн момент!

Она усадила Елену в удобное массажное кресло, поднесла телефон и пошла варить кофе. Перед обедом положено. Дозвонившись до мамы, Лена расслабилась и получала удовольствие.

– Жить будете здесь, у нас. Никаких возражений. Вон то крыло само по себе. Даже маленькая кухня есть. Мы для внуков делали. Всё очень удобно устроено. И вещи ваши уже там. Ты голодная? Обед чуть попозже будет. Я могу бутер сделать.

– Люсь, да не волнуйся. Если чего захочу, попрошу.

– Да, да. Всё моё – твоё. Кроме мужа и трусов. Ха-ха… Переходи на диван, я тебе подушку под ноги положу. Позадираешь.

Елена всё-таки заснула. Проснулась от того, что по ней топталось стадо слонов, её детей.

– Мамочка, вставай! Люся зовёт кушать. У неё так интересно, столько всего. И спортивный зал, и кресло само прыгает. И ещё…

– Остановитесь. Мы идём есть. А разговоры потом.

Кухня у Люськи была замечательная. А техника… Всё-таки рядом Япония.

– Я тебя научу как управляться с этими монстрами кухонного производства. Я их сама выбирала, половина уже перекочевала к дочери. С ними готовить – одно удовольствие, быстро, красиво и вкусно. Я не стала сильно парадный стол накрывать, всё по-домашнему. Помнишь, как мы все сплетни собирали на кухнях? И ля-ля-ля…

Простой, весёлый, ни к чему не обязывающий разговор двух людей, получающих от общения одно удовольствие.

– Как я скучала первое время, Лёна (так Елену звала только Люсьена)! – Вклинила в их разговор ностальгические нотки Люся. – Ты не представляешь. Да я и сама не представляла. Здесь же не с кем отдохнуть душой. А потом появилась Валя. Помнишь главбухшу порта?

– Да, конечно. Она, по-моему, влюблена была в Игоря Николаевича тайно. Но меня не проклинала, как некоторые. Ну так казалось.

– Я тебе больше скажу. Ты ей нравилась, и она тебя очень жалела: такая молоденькая попала в руки монстра. Просто, она Игоря лучше знала. Они – одноклассники. Представляешь? Ну и сюрприз. Через три года Валя вышла замуж за Борисова. Ой-ля-ля…

– Да ты что? Я за неё рада. Она его точно любит. Да и тётка неплохая, потому что ничего плохого мне не сделала, вообще ничего не сделала, – скаламбурила Елена.

– Ха-ха-ха… Ну ты как всегда. Все у тебя хорошие, просто жизнь так сложилась. Поначалу всё было хорошо. Они выдали замуж валину дочку, весь Владик гулял. Денег у нашего Игорёчка валом. Потом они растили внуков, их часто видели на всяких детских праздниках. А потом Игорь попался на каких-то махинациях и даже сидел полгода. Но Валя его вытащила. Как? Не знаю. Но он вернул всё, но уже без Валентины. Игорь её бросил, нашёл себе молодуху лет 20-ти. Тоже Лена. Но зовёт он её Леся. А Лена у него до сих пор висит на стенке, только в мастерской под крышей. И он никому не разрешает её снимать. Вот, вкратце.

– Ну и хорошо, что вкратце. Не больно-то интересно.

– А я сколько лет мучаюсь, тайное так и не стало явным. Ну что произошло тогда? Казалось, что только смерть сможет разлучить вас, голубков, так от вас веяло счастьем и надёжностью. Во всяком случае то, что любовь существует, вы доказывали денно и нощно, вызывая у кого зависть, у кого – веру в лучшее будущее. Может, расскажешь?

– Нет, Люся, это не моя тайна.

– Значит, его. А я знаю, что у Игоря проблема с продолжением рода. И бесился он из-за этого. Я догадалась, сопоставила кое-какие факты – и ой-ля-ля. Ведь я права?

– Права, но не поэтому. Вернее, не совсем поэтому.

– Конечно, просто он решил, что это ты виновата в его бедах, вот и всё. А мамашу свою Борисов сдал в дом престарелых. А дом этот – тот самый, который он ей и построил. Очень даже комфортно и в компании старушенция доживает свой век.

– Дай бог здоровья Екатерине свет Великой.

– Всё, закрыли. Пошли спать. Тебе завтра когда в офис?

– Договорились в 10.00. Они хотят что-то с утра доделать.

– Детей оставляй.

– Нет, Люся, я первые дни их с собой потаскаю, а там видно будет. Я же не на один день приехала.

У Люсьены сжалось сердце. Она чисто по-женски поняла, по интонации, по выражению лица Елены, что это будут очень неспокойные дни для её подруги.

Девчонки встретили Елену Ивановну, как будто только вчера расстались. Стол с морепродуктами, китайский чайный столик, сладости для детей. В-общем, первый день работы не удался. Говорили, показывали свои успехи, знакомили с новыми девочками. Устроили небольшое дефиле. Радовались новым горизонтам предстоящей работы, благодарили Елену за приезд. Дети были в восторге от такого количества внимания.

Вечером позвонила Ольга и сообщила, что Сергей бросил санаторий-профилакторий и ещё вчера ночью улетел в Германию.

– Он с тобой не связывался? – Осторожно спросила сестра.

– Нет, я ведь ему тоже ничего не сказала.

– Послушай, Лен. Там, с этой девушкой…

– Не хочу ничего слушать,– перебила Елена.

– Ну почему ты такая, почему никого не слышишь?

– Оля, это не телефонный разговор.

Через час телефонный разговор вела уже Наташка. Она начала сразу, без обиняков.

– Привет! Надеюсь ты здорова.

– Да, я рада тебя слышать.

– А я нет. И не перебивай меня, а то я взорвусь. Но сначала ответь на один вопрос, – и заорала. – Ты хочешь добить своего мужа? Чего ты ему гроб с музыкой не справила? Прощать не учили?

От такого напора Лена чуть не выронила трубку.

– Или ты хочешь подарить нашего настоящего русского мужика этой Марте Гитлеровне? Ей даже войну объявлять не придётся, ты же ей такой царский подарок приготовила, свободного Сергея!

Елена молчала.

– А нечего тебе сказать. А вот я бы тебя убила, если бы не край света, куда тебя опять занесло. Лена, опомнись. Ты любишь его. И жить без него не сможешь. – И уже тихим, спокойным голосом продолжила – Ленуся! Эта девочка в санатории просто плакала, что-то там неправильно сделала. А Сергей утешал. Ну джентльмен он, это все знают. Но что в этом плохого? Я понимаю, он потерял твоё доверие, но ведь и вернуть старается. Ты же сама говорила. И реши для себя, наконец, сможешь ли ты без него жить! Молчишь? Ну помолчи, помолчи. Всё, пока. Я тебя очень-очень люблю.

То, что сейчас как-то визуализировалось, она сама себе 1000 раз проговаривала. Но услышав это от Наташки лишний раз поняла, что сдохнет здесь за месяц.

Люсьена смотрела на Елену во все глаза. Она многое услышала, сидя рядом. Но понимала, комментарии сейчас излишни.

– Люсь, я пойду погуляю.

– С ума сошла, ночь на дворе. Иди в зал, я камин разожгу, винца выпьем.

– Хорошо.

Они молчали. Люсьена понимала, что разговор должна начать гостья. Сама. И то, если ей это нужно. Хозяйка дома была очень тактичной, особенно к любимым людям. Ей было уже 55 лет, подтянутая, моложавая, лёгкая, жизнь из неё била ключом. Дважды бабушка, мать двух морских офицеров. И рядом с ней почти 25 лет её муж, младше на 12 лет. Как ей это удаётся? В чём её секрет?

Лена взглянула на Люсьену.

– Как живёшь, подруга? Ничего не рассказываешь.

– По сравнению с твоими страстями, тихо, спокойно.

– Как-то грустно говоришь.

– Да нет, правда, Лёна. Просто скучаю по детям, по внукам особенно. Моя ж умотала, живёт в Китае, занимается спортивным миссионерством вместе со своим чемпионом. Стали редко приезжать. Пацаны в море, в своей стихии. Мой очень ими гордится, а я молюсь. Чтобы чем-то себя занять, закончила курсы психологической разгрузки для женщин, получила второе образование психолога в нашем университете. Много работала.

– Как бы я хотела пройти у тебя этот курс.

– Тебе не надо, у тебя слишком независимый нрав. Тобой командовать нельзя. Я могу только что-то подсказать, но перелопачивать не возьмусь никогда. Тем более, что моя репутация подмочена. Около трёх лет у меня была любимая работа. Всё шло своим чередом, пока одна из моих девочек не покончила с собой. И в этом обвинили меня и мои курсы.

– Господи, ты ничего не рассказывала об этом.

– Лёна, о чём? Как меня таскали по всем инстанциям? Как били стёкла в доме? Как мне пришлось уехать в глушь, в деревню? О чём? Вот тогда Игорь Борисов встал на мою сторону. Он не дал делу сильно разрастись, нанял правозащитников, не дошло даже до суда. Он оказал моей семье неоценимую услугу. И это правда. Своих он не бросает. Если хочешь, я расскажу тебе всё, с самого начала, чтобы уже вся картинка перед тобой нарисовалась.

– Люсенька, я готова слушать тебя всю жизнь, если только тебе это нужно.

– Я думаю, нам обеим это нужно. Мне выговориться, чтобы окончательно отпустить восвояси это грузило, а тебе, чтобы расставить приоритеты в своей жизни. Ведь когда ты вдруг так неожиданно смылась, никто толком ничего не понял. И Игорь тоже, как мне тогда казалось. Нет, я понимала, что всё не так просто, но ничего же не знала. И мы жалели его. Ты знаешь, он пытался остановить взлёт самолёта. И у него бы получилось, если бы он чуть раньше добрался до аэропорта. Пару дней Игоря не видел никто. Мой только звонил удостовериться, что тот жив. А когда он появился у нас, на нём вместо лица была маска. Борисов известил, что едет за тобой, что сделает всё, чтобы тебя вернуть. Просил присмотреть за портом. Вернулся с фингалом под глазом. Сказал: "Я потерял Лену". И ушёл в работу. Зверствовал, поувольнял много народа, набрал других, заработал кучу денег. Ну а когда ему сообщили о беременности его жены, позеленел. Обычно, этому радуются. И, опять же, возможность вернуть жену. Вот тогда у меня и возникли первые подозрения. Как-то поздно вечером припёрся пьяный в дупель, уселся и стал вещать, лакая прямо из бутылки. Это было такое неправдоподобное зрелище: Борисов – проповедник ЗОЖ, которого я даже выпившим никогда не видела, который ввёл во всех своих владениях сухой закон – и такое… Просто жуть… А он вещал, что жизни ему без тебя нет, что простить его нельзя, что дорога ему теперь только одна – в монастырь, отмаливать грехи. Мы кое-как его утихомирили, а утром, выпив рассольчику, он с такой душевной болью произнёс приговор самому себе, просто мурашки по коже…

– Вы видите перед собой человека, нет, придурка и психа, который своими руками угробил свою же жизнь. Поздравьте меня с новым статусом. Урод Борисов, извольте познакомиться.

Ну, а когда у тебя появился ребёнок, он снял твою фотографию и перевесил её в мансарду. Там, кстати, долго ничего не трогали. Валя вообще не ходила туда. А Леся хотела там что-то своё сделать и стала выносить вещи, так он ей устроил. Это я узнала от домработницы, она ко мне на курсы ходила. Так что, Лёна, ты по его жизни прошлась кирзовым сапогом. Я так думала тогда. Но не осуждала. И со временем всё поняла.

– Люсь, я до сих пор не могу объяснить, как добралась домой. Дорогу не помню. Помню только, что маме звонила. Я была разбита и уничтожена.

– Почему ты мне ничего не рассказала? Я бы помогла тебе. Но во всяком случае не допустила бы этого.

– Стыдно было. И потом, как бы ты не допустила? Посадила бы его в тюрьму?

– Ну не знаю. Убила бы.

– Всё, Люсенька. Дела давно минувших дней…

И рассказала, как её встретил Сергей, как лечил, как обхаживал, как ненавязчиво своей нежностью и заботой вытаскивал из этой пучины. Как хотел её как женщину, но не давал себе воли, понимая, что сейчас нельзя, не по-мужски. И чем больше Люсьена слушала, тем основательнее ей становилось понятно, что эти двое совершенно точно созданы друг для друга. Она видела Сергея два раза, когда приезжала к ним, и невольно сравнивала с Борисовым. По внешним данным Сергей проигрывал. Так сказать, в эктерьере. Но в нём угадывалось настоящее мужское начало, такой кремень, сама надёжность и опора. Улыбнётся, нельзя глаз отвесть, что-то делает, любо-дорого наблюдать, как всё ладно и споро. При этом постоянно шуточки, и все ему в рот заглядывают. А главное, он любил Ленку, это было видно невооружённым глазом. Она всё время находилась в поле его зрения, он угадывал её желания на раз, легко и с удовольствием исполнял их. Его жизнь, повседневные заботы и праздники – только для неё. Как же так случилось, что в их жизнь ядовитой змеёй вползла измена? Нет, понять это невозможно. Значит, надо прощать, если есть ещё чувства и силы. Но как же их собрать в кучу? Как помочь Ленке понять, что таких мужиков уже не делают. Ведь тоже не дети: ей 43, а ему 50.

У великого психолога всех времён и народов голова шла кругом.

А на следующий день они повели детей в океанариум. Люся с Надюшкой, Лена с Андрюшкой медленно передвигались вдоль стеклянных витражей. Дети верещали от радости, всё время что-то выспрашивали, долго стояли, наблюдая за животными. В одном месте были сооружены подмостки, на которые можно было поставить детвору поближе. Они запихали туда Надюшку, а Андрея никак не получалось. Тяжеловат, батенька. Кто-то подхватил его и легко подсадил, в стекле отразилось лицо Игоря.