Класс замирал, кого-то теряли, кто-то выглядывал из-под парты, некоторые ложились на стол, прячась за впереди сидящими, а кое-кто и просто прощался с жизнью…

– К доске пойдёт Люся!

Возглас облегчения проносился по всему кабинету. Кому незнакомо это чувство? Особенно, если не знаешь урок, и оценок маловато. Оно не знакомо ей, Люсе Градовой. Она никогда не боялась отвечать у доски, язык молол без передыха и обязательную, и произвольную программу. Поэтому её старались посадить на место почти сразу, чтобы оставить время для других учеников. А лучшая подружка Люськи, троечница и первая красавица школы в одном лице, Маргарита Гладкова, вообще не понимала, зачем спрашивать Градову, если она и так всё знает. Нет, вундеркиндом девочка Люся не была, просто хорошая память и внимание на уроках делали своё дело. И если кому-то пятёрки доставались пятой точкой, просиживая часами за зубрёжкой, то ей было достаточно прослушать урок. Поэтому, когда к ним уже в последнем классе пришёл новый математик, он сделал акцент на ней, позволяя объяснять решения задач и уравнений вместо него. Сам же сидел в телефоне, назначал свидания и уточнял часы работы тренажёрных залов. А ученицы сходили по нему с ума. И она, и Ритка, и ещё пол школы, как минимум. Ну ещё бы! Высокий красавец, спортивного телосложения, черноволосый, голубоглазый, улыбчивый, всегда в новой чистой рубашке, расстёгнутой на пуговичку, из-под которой торчали чёрные волоски, и в тёмных джинсах, подчёркивающих длинные крепкие ноги… Он отрабатывал обязаловку после института, чтобы потом уже начать работать по-настоящему, где-нибудь на айтишной ниве. Поэтому знания учеников были ему по барабану. Люсю он называл коллегой, Ритку – будущей роковой женщиной, а мальчишек, причём всех – потенциальным мясом для армии. Что её и отворотило от него, он ей разонравился. Люся росла в семье офицера и очень уважала военную службу. Но Ритка… Она умирала, таскала подругу за собой, а сама таскалась за ним, Максимом Эдуардовичем. Гладкова узнала про него всё: где живёт, куда ходит есть, когда посещает спортзал, с кем общается, ну разве только расписание посещения им туалета оказалось для неё недоступно. Уроки Люся давно не делала, а вот Маргарита летела в тар-та-ра-ры, хвост двоек в одиннадцатом классе обещал большие неприятности. Надо было что-то делать, что-то предпринять, спасать подружку.

И она решилась. Подкараулила математика после школы и высказала своё фи.

– Уважаемый педагог! Вам не стыдно просиживать место около окна все школьные часы? Нам экзамены сдавать, а вы…

– Нет, ну ни в какие рамки! – Возмутился Максим Эдуардович. – Мало того, что ты не даёшь мне прохода ни днём, ни ночью, так ещё и нашла способ достать таким образом? Мне что, позаниматься с тобой? Но учти, я дорого стою, ты не потянешь.

Люська чуть не захлебнулась от возмущения, сглотнув слюну. Хорошо хоть не отравилась, ядовитых словечек на языке крутилась уйма. Она? Не даёт прохода? Он перепутал её с Риткой, хотя как это возможно, они совсем не похожи, только фамилиями созвучны. Ну и что делать, выдать подружку? Она хватала ртом воздух, так ничего и не придумав. "Педагог", посмеиваясь, двинул прочь от школы, пружиня накаченными ногами. Ну ладно, война так война, напыщенный индюк.

На следующий день Люся не пошла к доске, пусть сам объясняет. И получила первую в своей жизни двойку, жирную, красную, на пол листа дневника. На следующем уроке ситуация повторилась, появилась вторая пара. А после третьей её вызвали к директору. Татьяна Ивановна, "вобла" в простонародье, посмотрев на неё поверх очков, грустно улыбнулась.

– Ничего не понимаю, Градова! Первое полугодие близится к концу, а у тебя – двойки. Я даже четвёрок не помню в твоём исполнении, а тут… Сейчас придёт Максим Эдуардович, будем разбираться. Но пока его нет, не хочешь ли ты что-нибудь сказать в своё оправдание? Я чего-то не знаю?

Девчонка только открыла рот, как в кабинет, не постучавшись, впёрся математик, деловой, с папочкой под мышкой, в толстом свитере-поло, блеснув в её сторону голубыми стрелами. А она так и стояла с гримасой буквы «О» на лице, не успев сказать даже "а".

– Максим Эдуардович! Потрудитесь, пожалуйста, объяснить появление двоек у нашей Люси, идущей на золотую медаль все одиннадцать лет. Нонсенс какой-то.

– Никакого нонсенса нет. Она не отвечает на уроках, не выходит к доске, ведёт себя дерзко. За что и получает.

– Люся? Дерзко? Ничего не понимаю. Да что происходит, девочка? Так, я пойду возьму себе кофе, голова кругом. А вы пообщайтесь, выработайте консенсус, дальнейшую линию поведения.

Люся как стояла посреди кабинета, так и осталась стоять, а "педагог" уселся в кресло директрисы и уставился на ученицу, очень нагло и откровенно. У них в школе не отменили форму, но разрешили некоторые вольности: мини, складочки, разную длину рукавов, более современные воротнички. Мама Люси, швея от бога, одевала своих девочек сама. И Люське было пошито короткое форменное платьице со складочками по низу и у-образным вырезом, по краю которого пришивались очень красивые, тонкие, кружевные прошвочки. И застёгивалось оно спереди, прикрывая застёжку лаконичным фартучком. Но сегодня вместо фартука на Люсе был пояс, это тоже разрешалось. Тонкая талия, стройные ножки, руки с длинными пальчиками, переплетёнными в замок под животиком, и грудь, выпирающая в вырезе явно маловатого в том месте платья. А главное, волосы чистого светло-серого цвета, пушистые, длинные, собранные в высокий хвост и такого же цвета глаза, хлопающие длинными ресницами и немного близко посаженные, что очень быстро исправляется макияжем, которого на девушке не было ни грамма. Да, она обещает быть красоткой, необычной, не такой как все. Сколько ей, шестнадцать? Макс явно загляделся на девчонку…

– Мы таким образом вырабатываем консенсус?

– Каким?

– Вы раздеваете меня взглядом, прямо как наш физрук. Даже глаза пожелтели, как у него. – Она сама от себя не ожидала такой наглости, но уж очень раздражал её этот пингвин, чем развязывал Люське язык, обычно она не дерзила взрослым. – Вы посоветуйтесь с ним, он за оценки предлагает переспать. – Её несло в "открытое море". – За гимнастику – два раза, за лёгкую атлетику – три, а за волейбол – ничего, потому что наша школьная команда выиграла первенство в этом году. Мне не повезло, я же капитан сборной. Прям даже не знаю, как жить дальше, если и вы выкатите свой прейскурант.

Макс обалдел. Ни один мускулик не дрогнул на лице этой дерзкой капитанши. А он думал, что она влюбилась в него вместе с другой красоткой, Ритой, кажется. Или это такая маска? Ей, явно, не всё равно. Да о чём он? Всё, не всё – ему-то что?

– Насчёт прейскуранта надо подумать, но в его пользователи ты точно не попадёшь. А что касается двоек, мой тебе совет – никогда не спорь с преподавателями, себе дороже.

– Вывод: чтобы попасть в пользователи, надо проглотить свой язык. Это точно не для меня. Я могу идти?

– Логика у тебя хромает, тяжело будет идти. Найди провожатого! – Уже вдогонку великий математик попытался исправить положение…

Макс видел, как она выходила со школьного двора в сером пуховике и розовой шапочке. А сзади шли два одноклассника, один с её розовым рюкзачком, а второй – с волейбольным мячом. Да, с провожатыми проблем нет.

Лёшка и Арсений, лучшие друзья Люськи, жили с ней в одном дворе, даже в одном подъезде. Их родители приятельствовали, вместе отмечали праздники, ездили на дачу к Лешкиным родителям. Дети сдружились, у Арсения была ещё сестра, Бэлла, немного старше их, и чудили и развлекались они вчетвером. Их так и называли – Люськин квартет. Потому что Люся постоянно отмазывала своих друзей от наказаний и разбирательств, имея, явно, адвокатские способности. За что пацаны её очень ценили и ходили за ней по пятам. На волейбольной площадке не было более рьяных болельщиков, чем они, на школьных дискотеках танцевали втроём, а в строительном лагере, куда летом ездили все девятые классы, мальчишки чуть не расположились на раскладушках рядом со своей дамой. Конечно, были выгнаны с позором из девичьей опочивальни, но око держали востро, чем очень развлекали одноклассниц, постоянно визжащих при виде их физиономий в окне, в двери или выглядывающих из-за какого-нибудь угла, за которым скрылась Люся.

– Ну вот что! – Не выдержала девочка. – Это переходит все границы. Ещё раз позволите себе эдакое – прокляну!

– А ты сделай, уже, выбор, кто тебе больше нравится…

– Ой, не начинайте, сто раз сказано, говорено-переговорено… Вам как лучше: кто мне больше нравится или, кто больше не нравится? Мы – друзья. Или пошли лесом, надоели.

– Тогда, с кем ты хочешь дружить больше?

– У-у-уф! Я вас сейчас убью, отвалите и не ходите за мной, у меня свидание.

Пацаны онемели. Вот так раз. Появление третьего ничего хорошего не предвещало. А Люська уже ускакала, Ритка ждала. На свидание. Ха-ха…

Градовы уже седьмой год жили в этом городе, и мама предрекала скорый переезд к новому месту службы отца. Что-то они и так задержались. Расстраивало одно: у старшей дочери последний класс школы, так не хотелось срывать в середине года. Может, пронесёт? Не пронесло.

И когда до Люськи дошло, что отец ни в какую не соглашается оставить её у родителей Алёшки, чтобы она смогла закончить школу в своём любимом классе, белый свет померк. Она ревела с утра до ночи, помогая маме собирать вещи. Они уже перепробовали все способы убеждения главы семьи. Ноль, броня, никаких возражений не принималось. За неделю от девочки осталась одна тень, она ничего не ела, почти не разговаривала, в школу ходила как робот.

Как-то вечером, засидевшись в школьной библиотеке, домой совсем не хотелось, она напоролась на Максима Эдуардовича. Он выходил из учительской, застёгивая на ходу джинсы. А следом вылетела училка по биологии, растрёпанная и раскрасневшаяся, в полу-расстёгнутой кофточке и задравшейся юбочке. Они, явно, не ожидали кого-нибудь встретить в такой неурочный час. Люся, сразу сообразившая, в чём тут дело, ну не совсем дитя неразумное, отпрянула к стенке, чуть не сбитая математиком. Биологичка попыталась принять приличный вид, застёгиваясь и одёргиваясь. Получилось ещё хуже, пуговицы поскакали по полу, а шевелюра сползла набок… Люське стало так смешно: с одной стороны пингвин с расстёгнутыми штанами, а с другой – биологичка в разорванной кофте, с торчащими антеннами шпилек. И оба дышат, как будто пробежали стометровку. Девчонка расхохоталась, звонко, от души.

– Вы что? Подрались? Чего не поделили? Двучлен или пестик? – Её переживания на время улетучились, и она была даже благодарна своим учителям за это. – Может, вам нужен рефери? Я готова. Итак…

– Ты что себе позволяешь, Градова? – Заорала биологичка. – Какое твоё дело? И что ты, вообще, тут делаешь? Следила за нами? Или за Максимом?.. Эдуардовичем?

– А что за ним следить, он весь как на ладони, семикрылый восьмичлен. Ничего нового и интересного. Всё старо как мир. Ну, сами разберётесь, видимо. Мне пора домой. – Что-то она последнее время не похожа на себя совсем…

– Ах ты, мелкая пакостница. Смотри-ка, какая смелая стала перед отъездом-то. Ну я тебе устрою аттестат, будет тебе золотая медаль. Да я…

– Захлебнись уже, Ираида! – Математик вспомнил, что он умеет говорить. – Иди Градова, иди.

И сам пошёл по коридору на выход. В гардеробе висел только пуховик Люськи. Он снял его и картинно предложил поухаживать.

– Надеюсь, вы не успели подложить мне в карман тротила? Или яду в капюшон накапать?

– Хватит, Люся! Не переусердствуй, тебе ещё двойки исправлять по…

– Что? Двойки? Да пошли вы к чёрту со своими угрозами. Плевать я хотела на ваши инсинуации. Дорвался до власти, педагогишко, и решил, что имеет право изгаляться над людьми. Шишка на ровном месте! – И рванула на улицу, в чём была, в платье и туфельках.

Видимо, передряги последних дней совсем довели отличницу…

Было уже темно, двор школы освещался, а за поворотом – темень. Люська влетела в эту тьму и со всего маху въехала по льду в большой сугроб, сильно разбив об ледяную глыбу коленку. Кровь брызнула фонтаном, девушка вскрикнула и свалилась на лёд, он стал красным мгновенно. Господи, что делать? Орать бесполезно, до ближайших домов далеко, а в роще перед школой пусто. Слёзы залили лицо, боль пульсировала, кровь толчками выплёскивалась наружу.

Её подхватили. Она не сразу поняла, что математик тянет «раненую» к своей машине.

– Потерпи, Люся, у меня аптечка хорошая, сейчас всё сделаем и поедем в травмпункт. Потерпи, девочка, ну как же ты так?

Она молчала, зажав зубами нижнюю губу. Ей было очень плохо. Душевная боль переплелась с физической, делая девочку очень уязвимой, слабой и послушной… Она слышала только голос учителя, комментирующего свои действия, и ей становилось спокойнее, она доверилась ему полностью. Максим Эдуардович, закончив, пересадил совсем обессилившую девчонку на заднее сидение, укрыл пледом и повёз… Куда? Люське было всё равно, она почти сразу засопела, согревшись. И проснулась, когда он заносил её в городскую больницу. Врач, осмотрев, похвалил за грамотно наложенную повязку, но объявил, что рана глубокая, надо зашивать. У Люськи от ужаса позеленели глаза, и душа ушла в пятки.

– Молодой человек, несите вашу девушку в пятый кабинет. Я сейчас.

– Не надо меня в пятый, и в десятый не надо, – прошептала она. – Я домой хочу. Пожалуйста.

– А ходить ты хочешь, разбойница? Вот что за безрассудство, в минус двадцать летать по сугробам в одном платьишке? Молчи теперь уже. Я тебя в обиду не дам. Сейчас обезболивающий сделают, ничего не почувствуешь.

И он, правда, во время процедуры не отходил от неё, держал за руку, ласково успокаивал. А когда Люська уткнулась носом в его плечо, погладил по голове, по щеке и, даже, поцеловал в макушку, чтобы не ойкала.

– Ну что, домой? Говори адрес.

В машине было тепло и пахло лимоном. Люська любила этот плод в любом виде, даже целиком могла слупить. Вдыхая аромат цитруса, она расслабилась и не расслышала вопрос.

– Тебе больно, девочка? Что ты молчишь?

– Я очень люблю лимоны. Балдею. И ничего не болит, лекарство ещё действует.

– Кстати, нужно таблетки купить, врач посоветовал. Где тут аптека?

– У меня денег нет, копейки остались.

– Где аптека, я спрашиваю.

– Вон там, голубая вывеска кафе, а рядом аптека.

– Ну вот и прекрасно. Ты в кафешке посидишь, кофейку попьёшь с лимонным сиропом, а я схожу.

– Спасибо вам большое, но вы не обязаны…

– Так, Градова, люди должны помогать друг другу. Разве нет? – И он выволок её из машины, занёс, посадил за стол.

– Какие сладости мы любим? Люся, отвлекись немного от своих дум, полакомись. Ну, честное слово, не стоит даже благодарности такой пустяк. А может, ты есть хочешь?

– Здесь так вкусно пахнет… А можно мне пирожок с капустой и корзиночку с киви?

– Принято. – Он заказал и ушёл в аптеку.

Из угла кафе за ними во все глаза наблюдала первая сплетница и ябеда их школы. Но Люська её не заметила. Они с математиком наелись, напились и таким же «макаром» вернулись в машину.

А утром вся школа гудела. В обед прискакала Ритка.

– Это правда? Ты вчера была в кафе с Максимом? Как ты могла? Тем более, что уезжаешь!

– Да, подожди, не верещи. – И рассказала всю свою эпопею.

– А целовались, тогда, зачем? А обнимались?

– Ты что, обалдела? Ходить я не могу, пока. Вот он меня и занёс, за стол посадил. Ну стала бы я на виду у честного народа так подставляться? Ритуль, опомнись. И кто это такую ерунду разносит?

– Да наша всезнайка и доносчица. Я тебе больше скажу, Максиму досталось от директрисы, она так вопила! Давно такого ора не было. Правда, потом, ручку ему жала, улыбалась, расшаркивалась. Теперь понятно, почему. Так ты до конца полугодия не придёшь в школу? И когда вы отбываете?

– Папа уже уехал. Мы, видишь, на солдатских кроватях спим. Как только квартиру обустроит, отзвонится. В любом случае, скоро.

Через два дня Люся уже ходила, мама бегала с какими-то документами, а девочка принялась за обед. Она любила это дело. Правда, с удовольствием готовила что-нибудь этакое, необычное, для гурманов. Но в холодильнике пусто, только набор для борща. Поставив бульон, потихоньку спустилась в магазин, в соседний дом. Идя назад, несколько раз поскользнулась и остановилась. Вот зачем набрала полный пакет продуктов, как теперь дотащить? Сзади кто-то обнял её за талию и выдернул тяжёлую ношу из рук.

– Ох, и девчонка, бестолковая. Я тебя из окна увидел, у друга был в гостях. Да ты его знаешь, у Витьки-гитариста. Он мне много чего интересного рассказал про тебя. Ну пошли, я тебя держу.

И они двинулись "тихой ногой".

– Во-первых, здравствуйте. А во-вторых, что это он натрепал, разгильдяй, про меня? Он – Мишка Квакин, а я – Тимур, или Тимуриха, или Тимуренция. Мы с ним не совпадаем. Только поём вместе летом, под гитару, тут ему равных нет.

– Я бы градацию провёл наоборот: Люська Квакина и Витька-тимуровец. Он у нас в армии и за маму, и за папу был. За правду бился до конца.

– А вы были в армии? А как же пушечное мясо из наших мальчишек? – Люська дёрнулась, нога поехала не в нужном направлении, уволакивая за собой и все остальные органы, и оказалась зажата между пакетом и кольцом рук.

И глазами, голубыми-голубыми, сердито смотрящими на неё.

– Людмила, не озоруй!

У Люськи поползли вверх и глаза, и брови. Её так не называл никто. Она – Люся, и этим всё сказано. Два раза, при получении паспорта и свидетельства об окончании музыкальной школы, проскакивало это имя. И всё. И вдруг? И как красиво он сказал: "Людмила"…

– Меня Люся зовут.

– Нет. В школьных документах есть только Людмила Градова, очень красиво. Ну что, дошли? В вашей пристройке лифта нет? Давай уже донесу до квартиры.

А потом и в квартиру, и картошку почистил, и мясо прокрутил. Наелся борща, поблагодарил и ушёл. А Люська перевоплощалась в Людмилу… Вот стоило просто пообщаться по-человечески, и человек раскрылся совсем с другой стороны. Ну как же он хорош! Статный, быстрый, пахнет лаймом, рассказывает – заслушаешься. И не какой он не математик. Он – разработчик компьютерных программ широкого профиля. Отработает год в школе по чьей-то там просьбе и вперёд, хоть в космос. А глаза… Так, Люся, спокойствие, только спокойствие…

Поток слёз, откуда только брался, не прекращался до тех пор, пока город не скрылся за пеленой снежной позёмки, поднимаемой ветром. Люська обнимала плюшевую собаку, подаренную кем-то из одноклассников, сестра – куклу, красивую, немецкую. Она была на седьмом небе от счастья, получив кучу конфет, открыток с пожеланиями, сувенирчиков и маленьких мягких игрушек, надаренных её старшей сестре на долгую память… На вокзале был весь класс, и параллельный тоже. Даже классная пришла и "вобла". Они всё извинялись перед мамой Люськи за две четвёрки в аттестате – по биологии и математике. А Людмила всё надеялась увидеть Максима… И уже в купе, засыпая, решила: "Наверное, некогда ему, очередные пестики с тычинками "изучает", применяя свой матанализ…"

Южный город, шумный, большой, неухоженный, но сияющий новогодними гирляндами, не понравился. Совсем не произвёл хорошего впечатления. Причём, и на маму тоже. Грустно встретив Новый год, также прошли и каникулы. У папы не было свободного времени, он что-то там принимал, «входил в должность», приходил поздно. Поэтому девочки полазили немного по городу, ознакомились с окрестностями и осели дома. Сестра уплетала целыми днями конфеты "Птичье молоко" и воздушную кукурузу, а Люська с мамой – южные, вкуснючие яблоки, в большом количестве доставляемые отцом. Весной стало понятно, что без вмешательства усиленных спортивных занятий ползущий вверх вес не остановить, домашние посиделки сделали своё дело. В школе Люсю встретили не очень радостно, она была чужая. Да и не больно-то хотелось, никто набиваться не собирался. Но физрук, поняв, что новенькая – неплохой спортсмен, попытался пристроить её в школьную команду по гандболу. Любимого волейбола здесь не практиковалось, а новая игра ей не понравилась. Тем более, что капитан женской сборной, уже мастер спорта и член городской команды, Люську не взлюбила, и на первой же тренировке выбила новенькой плечо сильнейшим ударом мячом. Зачем? Ведь Градова ещё и правил не знала, и в этот дурацкий гандбол играть не умела. Но этот инцидент подружил стойкую волейболистку с преподавателем, а потом и с его женой и сыном. И до самого ухода Эдуарда Викторовича в мир иной они общались, ездили на море, отдыхали на дачу. Вот так получилось. И младшая сестра училась у него и тоже очень любила этого доброго, юморного, замечательного человека, луч света в тёмном школьном царстве, куда попала Люся. Причём, по какой-то инновационной программе, выпускные классы в первом полугодии закончили обучение по школьной программе, по сути, закрыли аттестаты. И во втором занимались повторением и подготовкой к экзаменам. А Люське надо было догонять. Она вставала рано, чего терпеть не могла, но мама поднимала. Они бегали и упражнялись, сгоняли вес, и девочка садилась за тетради и дома, и в школе. Но процесс запутался, она стала получать сплошные четвёрки, и ни о какой медали речь уже не шла. Спасибо Эдуарду Викторовичу, он поддержал её, они с мамой выбили у директора индивидуальные занятия, и Люся неплохо закончила школу. Но мама долго ещё припоминала папе, что он сделал с их старшей…

Люся поступила в строительный институт и попала в колхоз на овощной завод, выпускающий соки. Она подружилась почти со всеми однокурсниками, благодаря бабушкиным «лепейникам», большим оладьям на сливках, поставляемым в их студенческий лагерь с настойчивой периодичностью. Весёлое, беззаботное время абитуры, новые впечатления, новые чувства и новые перспективы на будущее. Все в одинаковом положении, на старте взрослой жизни, мечты и фантазии зашкаливают, хочется сотворить чего-то, по-настоящему, совершеннолетнего, самостоятельного и запоминающегося. И Люська с удивлением заметила, что для многих это ассоциируется с возможностью безнаказанно курить, выпивать крепкие напитки и заниматься сексом. Причём последнее вольное занятие особенно привлекало, выдавалось чуть ли не за геройство, количество совокуплений выставлялось напоказ, кто больше. В их потоке особенно выделялся Игорь Рубанов, девчонки сохли по нему, таяли от одного только взгляда в их сторону, даже посидеть рядом с ним уже считалось за счастье. Он был постарше, и, как потом выяснилось, уже и женат. Не избежала участи «влюблённости в Рубана» и новая подружка Ирка, красивая, фигуристая, про таких говорят – породистая, очень необычная девушка. Будучи чистокровной казачкой, она начала «военные действия» по охмурению красавчика. Но, как ни странно, он держал оборону, ублажаясь доступными и уже поднаторевшими в похотливых делах девицами. Люська никак не могла понять, как можно влюбиться в такого ловеласа, да ещё не разборчивого в связях. А уж когда достоянием гласности оказались его сексуальные похождения с начальницей лагеря, дамой неопределённого возраста, у домашней девчонки, оторвавшейся от семьи несколько дней назад, и вовсе поехала крыша. Хорошо, что она была не одна такая, воспитанная совсем на других идеалах и выращенная с чёткими разграничениями, что такое хорошо, и что такое плохо. Но Ирка!? В неё вселился бес, вытворяя с потерявшей голову девушкой совсем уже непотребные вещи, она, буквально, преследовала свой объект страсти, даже посещение им туалета было у неё на контроле. Уже весь лагерь откровенно посмеивался над «гордой представительницей казачьего племени». Бедная Люська со своими нравоучениями только разжигала огонь необузданной страсти, получая реакцию с точностью до наоборот: воздыхательница летела в лапы любовной страсти во весь опор. И Градова сдалась, поняв, что биться головой об стену ради не очень хорошо знакомой дурочки не имеет никакого смысла. Она отошла в сторону, вернее, попыталась. Но не тут-то было. Ирина, поняв и не приняв капитуляцию своей новой подруги, умолила не бросать её в таком «тяжёлом положении». И что удумала, стерва? Как-то вечером, когда институтская братия вовсю прожигала свою молодость под музыку и танцы-зажиманцы, совсем не гордая казачка отвела Люську в сторонку и познакомила с несколькими парнями, представителями местной знати. Они не первый раз посещали городские посиделки, знакомились, вели себя дружелюбно, юморили, веселились и просвещали неприспособленных к деревенской жизни студентов. Предложение пройтись вдоль небольшой речушки не было принято, общество здоровых парней пополам с самой Иркой не привлекало никаким боком, даже пугало. Но они не отставали, рисуя картинки околоводной красоты, вечернего купания и дегустации разных сортов пива с разными же видами соленой или вяленой рыбы. Насчёт пива, это они не угадали, все друзья мужского пола знали о равнодушном отношении девушки к этому напитку. В бар к ней в пару выстраивалась очередь, потому что вход был платный, в обязаловку – две кружки пива и два рака: Люське – раки, пацану – пиво. А расходы – пополам. Смысл общения отпал сам собой, тем более вечернее купание никак не входило в планы по чисто женским причинам. Но Ирка настаивала, и два крепких парня подхватили Люську и потянули насильно. Она даже не сообразила толком, что к чему, повиснув на мужских руках. Мало того, оказалась одна, потеряв свою подружку из вида. Вот тут уже, хошь – не хошь, пришлось вспомнить о речевом аппарате, завопив благим матом призывы о помощи. Но в ответ – тишина, народ веселился, музыка в лагере орала на всю, да и низинка около речки оттуда была не видна. Караул! Процесс похищения Люськи Градовой проходил без помех и осложнений. Её посадили в лодку на руки одному из парней и зажали рот. Второй держал взбрыкивающие женские ножки, больно давя на икры. Самый прыткий из них, рыжий и щуплый, с большой головой, как апельсиновый Чупа-чупс, отдал приказ четвёртому, и мотор взревел, унося своих пассажиров, вольных и невольных, в неизведанные дали… Девушка из последних сил попыталась вырваться, изловчилась и вонзилась зубами в руку, затыкающую ей рот. Парень взвыл, схватил её за горло и влупил по физиономии, не заботясь о силе удара. Но, а то, что перед ним слабый пол, он вообще упустил из вида.

– Ещё раз дёрнешься, вообще убью. – Процедил он, засасывая укушенный палец и меча молнии злобными мигалками.

– Потише, Курень! – Головастик явно был главным. – Она нам нужна целая, не повреди фэйс, придурок.

«Он что, этот Курень, любитель покурить? Или обкуренный? Или проектирует куреня, дома такие?» Эти вопросы, конечно же, были самыми важными сейчас для плохо соображающей пленницы… А куда её везут и зачем, она даже не рассматривала, понимая после прилетевшего удара, что никто ничего не станет объяснять! А после того, как ей завязали глаза, она только по ощущениям воспринимала, что происходит: куда-то привезли, бросили на пол, предварительно замотав руки вонючей тряпкой. И именно по ней будет определено, кто сотворил с Люськой это злодейство.

Тишина, пахнет застоявшейся водой, тиной и чем-то ещё, неприятным. По всплескам воды, похоже рыбы, можно было предположить, что пленница всё ещё находится во власти речной стихии. Мокро, страшно, неудобно, даже проблематично поменять положение. Но уж нет! Градова не сдаётся, никогда! И, как будто, рядом никого, голосов и движений не слышно. Первым делом, нужно избавиться «от оков». И когда ей удалось освободить глаза, исцарапав пол лица, стало понятно, что она заточена в сарае, в котором хранили и обрабатывали рыбу. Отсюда и запах. Но вот с руками не получалось, никаких приспособлений для этого не наблюдалось, одно сено кругом. И дверь, заперта и даже без ручки. Обессилив, Люська уснула, подгребая побольше сенца к тому месту, куда упало её измученное тело.

– Люсенька, просыпайся! Совсем замёрзла, девчонка! – Знакомый голос прозвучал как-то издалека, снится ей это, что ли. – Люся, Люся! – Продолжая тормошить и параллельно развязывая руки, настойчиво повторял тот же человек.

Рубанов! Это был он! Откуда? Градова быстро сориентировалась, вспомнила события последних часов. В маленькое окошко проникали скудные солнечные лучи раннего утра, получается, она проспала всю ночь. Всё тело ныло, голова выстукивала мелодии дятла, а рук она вообще не чувствовала. Да ещё и последствия женских дел. Стало не по себе, как-то неудобно перед мужчиной.

– Люся, подружка моя! – Змеёй подколодной ввинтился в мозг «подружки» визг Ирки. – Не выдавай меня, я тебе потом всё расскажу. – Это уже шипящим шепотом прямо в ухо прошелестела она.

Рубан поднял перепуганную и ничего не соображающую девушку и понёс к лодке, другой, не бандитской.

– Вот сволочи. Они что-то сделали с тобой? – Он, конечно, увидел следы крови на её джинсах.

– Нет, это… ну, это…

– Я понял, не стесняйся, ты же не виновата, что так… выглядишь так. Что естественно, заложено в самой природе женщины, то и не стыдно. Главное, что эти нелюди ничего страшного с тобой не сотворили. Ты их помнишь?

– Мы тебя всю ночь искали, облазили все окрестности, привлекли местных и…

– Не верещи, лучше постели что-нибудь на лавку и сними свою куртку, Люсе надо согреться. – Не дал ей повизжать Игорь.

И всю дорогу держал Градову на руках, массажировал запястья, успокаивал, чем выводил из себя свою спутницу, спасательницу от бога. Та и не старалась скрыть недовольство, пытаясь отсадить Люську, вытащить из объятий предмета своего воздыхания. Она постоянно лезла со своими никому не нужными советами и колкостями, пока окончательно ни получила отпор и ни заткнулась, надувшись и прожигая взглядом наглую найдёнку. А той было по барабану, быстрей бы уже в лагерь, в душ, а потом чайку… Но до спасительных водяных струй «пострадавшая» добралась только к обеду, пол дня отвечая на вопросы, оформляя и подписывая показания. Спасибо, хоть дали переодеться. Но разговор с куратором их потока напрочь выбил Люську из колеи.

– Ты понимаешь, что Ирина сотворила? В голове не укладывается. Я работаю с молодёжью двенадцать лет, всякое было, но такое… – Женщина явно не знала, с чего начать. – Твоё похищение планировалось, как повод для обращения к Игорю Рубанову, она надеялась произвести на него положительное впечатление, заполучить, наконец. Уму не растяжимо! Заметив, что он посматривает в твою сторону, паршивка не стала терять времени, а вдруг, ты уведёшь красавчика у неё из-под носа?! Ирина просчиталась дважды – Игорь никогда не спит с девственницами. Ну вот такой у него принцип. Всё это не мое дело, но не поставить тебя в известность я не могла.