– Нелегально? Я знаю про турниры наций, когда одна национальность бьётся против другой. Это не очень приветствуется профессионалами. Здесь распространены борцовские виды спорта. И очень успешно. По количеству олимпийских медалей Дагестан уступает только Москве. А что именно вас интересует?

– Нас пригласили на какой-то турнир. – Я назвала адрес. – Вот не знаем, идти или нет.

Он, прищурив глаза, изучающе посмотрел на меня. Мне даже показалось, что его рассердило моё заявление.

– Вы, матушка, чего-то не договариваете, нормальные девушки не ходят на такие бойни. А вы – нормальные.

– У Дарины там будет выступать брат, ему нужна поддержка. – Не моргнув, соврала я.

– Тем более непонятно, местные не водят своих женщин на такие зрелища. Они там есть, но не наши, и не очень порядочные. Не советую. Я, конечно, могу чего-то не знать. Но одни, точно не ходите. У меня есть служка, он здесь со второй чеченской, немолодой, не особенно выполняющий все заповеди, поэтому и послушник до сих пор. Проще, живёт при храме, идти ему некуда. Он был в плену почти семь лет, его мировоззрение поменялось кардинально, унижения и непосильный труд отразились на его физическом и психическом здоровье. Так вот он принимал участие в каких-то драках на выживание, пока был сильным и крепким. А его хозяева и иже с ними гребли лопатами деньги. Но было это не у нас, а где-то в горах, и давно. А сегодня я ничего такого не слышал. У борцов свой кодекс чести, они носятся с ним, как с писаной торбой. Потому и странно, что вас пригласили…

Этот разговор не давал покоя весь день, и перед походом на бойцовское противостояние я посетила отца Дмитрия ещё раз, призналась в своих намерениях найти хоть какую-нибудь зацепку в поисках Исаева и поговорила с послушником. Но священник не отпустил нас так просто, он довёз до места и остался ждать, обменявшись номерами телефонов. Даринка следовала за мной по пятам, она уже кое-что знала и проявляла рьяную готовность быть полезной и здесь.

Нет, или они меня, или я их… Эти кровавые бойни… Всё, не могу больше смотреть на это, а тем более, изображать придурушную фанатку. Мой бедный эмбриончик должен наслаждаться красотой и слушать классику, а что ему предлагает мамаша? Потерпи, мой малыш, остался последний рывок, поездка в горный аул, о котором рассказал бывший солдат.

Я валялась, замотавшись в одеяло, под телевизором, в расслабленном состоянии. Усталость подсобралась за последнее время, а через день прибудет шеф со своей свитой, и работа закипит с новой силой. Поэтому сегодня отдохну, а завтра отправлюсь в горы. Дарина с Чингизом, судя по всему, снюхались, она сразу помчалась к нему в гостиницу, поручив брату проводить меня. За входной дверью послышалась возня, а потом прозвенел звонок. Ну, кто там ещё? На пороге стоял мой монгольский друг, держа за шиворот Адама. За его спиной два амбала таким же образом «подвесили» ещё двоих. Я вылупила глаза и поздоровалась, вовремя…

– Мы не будем заходить, Лизок! – Весело сообщил монгол. – Поставь чайку, я сейчас вернусь и всё тебе доложу. Дверь закрой, Солоха!

А сам кто, чёрт? Тоже мне, нашёл вечер на хуторе близ Диканьки под Махачкалой. Кто так обзывается, тот сам так и называется! Почему-то стало смешно: я представила застрявшего в трубе Чингиза с хвостом …

– Только не перебивай, – с порога потребовал он. – Я так понимаю, ты не отступишься, попрёшь до конца. К сожалению, я не на своей земле, не всё могу. Хорошо, мои ребята отследили эту троицу, они намеривались похитить тебя. Это не шутки!

Грозно прогремевший мужской голос застрял у меня на входе в мозг, столкнувшись с помехой в виде глупого подхихикиванья с моей стороны… Так недалеко и до смирительной рубахи…

– Лиза, повторяю, это не смешно. Я должен был рассказать об этом позже, но ты не оставляешь мне выбор. Твои друзья раскопали уже много, а я здесь только потому, что моё бандитское прошлое и сегодняшнее существование между законом и криминалом не вызывает у здешних подозрений. Портишь картину ты! Кому известно о завтрашней поездке? Всех вспоминай!

– Адаму, Дарине, священнику Дмитрию и солдату, который и рассказал об этом ауле. Всё, даже ты не знал, ну от меня уж точно. А, кстати, откуда тебе известно?

– От Дарины. – Он даже немного смутился, ответив, не глядя на меня.

Да ради бога, Чингиз, мне-то что? Или что… Почему так надёжно и спокойно около этого человека, бандюгана и рэкетира? Его голос действовал на меня, как на кролика, гипнотически.

– В общем так! Мы едем вдвоём. Переодеваем тебя Дариной. Рост и вес у вас один и тот же, тёмные очки на таких поединках допускаются, а парик – не проблема. Мы завтра приедем, всё привезём, она останется здесь, а ты выйдешь уже дагестаночкой. Я весь горю в предвкушении этого зрелища. – Чёрные бархатные глаза очередной раз начали процесс охмурения Лизаньки. – Я очень хочу остаться с тобой, Лиза. Можно? Бог любит троицу. Подари мне ещё одну ночь, девочка-зефирка, только одну.

– Я беременна, Чингиз. Смешно, но ты узнал об этом первым. Мой пионер!

Мы помолчали, каждый о своём.

– Жаль, что не от меня. Моему сыну не помешала бы такая крутая и любящая мама. Ведь не от меня?

– Ну, ты же страшно половой гигант, твои партнёрши (я специально сделала ударение на этом паршивом слове) уже на следующий день понимают, что залетели, а ещё через день уже и рожают! – Я опять веселилась. – А чем тебе не угодила Гуля? Почему ты не признаёшь сына? Откровенность – за откровенность.

– Он не мой. Я не вру, брешет она. А для меня страшнее вранья нет ничего. Гюльчатай или Гульнара, не знаю как правильно, решила, что таким образом привяжет меня к себе. Не скрою, эта девушка очень нравилась мне, а в моей жизни таких симпатий немного. Но нет, ложь погасила все чувства враз. И помогаю я ей только потому, что речь идёт о живых людях, никому не сделавших ничего плохого. Даже в 90-е не трогали детей и стариков, выясняли отношения только между мужиками. Ладно, Лиз, я пойду. А ты постарайся хорошенько выспаться и ничего не бойся, в соседней квартире – мои люди, балконы ваши совмещены, слышимость великолепная, пукнуть беззвучно, и то не получится.

Гипноз возымел действие, Лизонька спала до утра, как в детстве, не просыпаясь и без сновидений.

Выехали рано, по легенде нужно было сделать ряд фотографий для рекламного проспекта. Всегда, когда я этим занималась, всплывало лицо Сони с голубыми озёрами и безысходностью в глазах. Я знала, что в её деле не было особенных подвижек, гнома в капюшоне так и не нашли. Чингиз всё время был начеку, опасаясь, что меня вычислят. Двое амбалов постоянно находились с нами, остальные – в машине сопровождения. «Бандитам и олигархам так положено по статусу»: – ехидничал алтайский босс.

К вечеру добрались. Пройдя процедуру досмотра, с обыском и аркой, оказались в пещере. В середине размещался ринг, окружённый решёткой. Клетка, одним словом. Зрители располагались кто где: за столиками, расставленными по периметру, некоторые просто стояли ближе к «полю боя». На выдолбленных в камне площадках с диванами восседали аксакалы с девицами, чуть не устраивая откровенные сценки из жизни борделя, другие – в ложах. В обыкновенных театральных ложах, невесть как устроенных здесь для особо уважаемых гостей. Туда мы и прошли. Меня начало потряхивать, зловещая обстановка, угрюмые лица, женщин совсем мало, и полумрак. Только ярко освещённый ринг.

– Дарина, ты сама этого хотела. – Конспирация на всех уровнях, общение, и то шёпотом. – Я тебя предупреждал. Возьми себя в руки, ещё ничего не началось, а ты уже… паникуешь. Успокойся, помни о своём положении. Я думаю, немного красного винца тебе не повредит.

Нам принесли закуски, вино, фрукты. А я никак не могла оторваться от двери, ведущей, явно, в подсобные помещения. В отсвете огней ринга там стоял тщедушный человечек, он тоже смотрел в нашу сторону. Хорошо, что я была в очках. Чуть повернув голову, скосив глаза, я его прекрасно видела. А снаружи казалось, что смотрю в другую сторону. Как же его запечатлеть? Телефоны, у меня и аппарат был Зарины, отобрали на входе.

– Чингиз, только не поворачивайся сразу. Около внутренней двери стоит некто, очень похожий на разыскиваемого гнома. Постарайся его хорошенько рассмотреть, может, сможем вместе составить фоторобот.

Он махнул головой. И тут началось. Гонг оглушил, отскакивая от стен и закладывая уши. Я машинально прилипла к плечу своего спутника, а он прижал мою голову. Объявили начало, и пошло-поехало. Я почти всё время сидела с закрытыми глазами.

– Итак, дорогие друзья! Пришло время вызвать на ринг лучших из лучших. Сейчас решится всё: кто-то уйдёт довольным и богатым, а кому-то придётся расстаться с внушительными суммами. Итак, Русский Медведь и Борзый Казах! Встречаем.

Все заорали, заулюлюкали, повскакали с мест. Две девицы с ногами от ушей встали перед клеткой, а по периметру выстроились человек десять в чёрном и в масках.

– Боятся, пи…, этих парней, перестраховываются. – Выругался Чингиз. – Что с тобой, у тебя руки ледяные? Дарина?

Чем можно объяснить поднявшееся из глубины души жуткое беспокойство? Но при словах «Итак, Русский Медведь…» со мной случился шок, мой мотор заглох, выплёвывая воздух, а набрать нового не получалось.

– Дарина! Ты в порядке? – Преданный восточный друг заливал в мой рот вино из бокала, в который я вцепилась намертво, он обнял меня и крепко прижал к себе. – Чтоб я ещё когда-нибудь хоть одну бабу послушал, …

Непереводимый русский фольклор занял своё законное место в общем ажиотаже, царящем вокруг.

– Чингиз, это он!

И в следующую секунду я увидела Исаева!?… На ринг выпрыгнул сильно накаченный орангутанг в коричневых боксёрских трусах и с татуировкой на спине, изображающей открытую пасть медведя. Коричневая повязка на голове спасала от падающих на глаза отросших чёрных волос, а пара шрамов на лице, новых, свежих, добавляли в портрет здоровяка беспощадности.

– Держись, Лизок! – Монгол забыл о конспирации. – Не снимай очки ни в коем случае. Он не должен тебя увидеть, сейчас не время. Если Мишка размякнет, будет только хуже. Зато мы теперь точно знаем, где он обитает. – И сам напялил тёмные окуляры, Исаев и его знал тоже.

Я дожила до конца этого смертного боя… Как? Почему не сдохла там же, под рингом? Да потому что меня не было, осталась одна оболочка с подслушивающим устройством, настроенная на приём хоть каких-нибудь звуков, принадлежащих Мишке. Почти не открывая глаз, ориентируясь только по словам судьи, рефери или как его там, я составляла картину поединка. Исаев проигрывал, его соперник, здоровенный и мускулистый казах, что-то ему повредил, и бой Мишка вёл через боль.

– Вот придурки, выставили Медведя после вчерашнего, не дали на реабилитацию даже дня. Ему удалось положить на лопатки самого Сандро, грузинского тяжеловеса. Жаль, загубят бойца, а ведь он столько денег приносит, нам и не снилось. – Сидящий совсем рядом пожилой грузин громко объяснял ситуацию своему соседу.

И мне. Полуживому существу, девочке Лизе, уже просто держащейся только на руках Чингиза. И вдруг, народ взвыл! Я встрепенулась, и чуть не заорала сама. Мой любимый, дорогой, единственный, вся морда в крови, держал на вытянутых вверх руках своего соперника и совершал круг почёта по рингу. Непонятно было только, казах живой или мёртвый?

А потом, сбросив побеждённого, Исаев сделал ещё круг, спиной вперёд, демонстрируя всем изображение зверской морды разъярённого медведя. Впустили двух тёлок, и они повисли у него на руках, потом на шее, а потом и на губах, по очереди. И он их целовал, страстно, по животному, прижимая к себе полуголые сиськи и попы… Всё, дальше вакуум, я даже не сразу поняла, что пора уходить, и как ехали назад толком не помню. Дом, этаж, квартира, душ, зелёный чай и утро, под крылом у Чингиза. Мало того, ещё толком не проснувшись, я обняла его и уже потянулась поцеловать…

– Это ты кого собралась облобызать, меня или Мишку своего? – Ему было смешно, тоже мне, нашёл развлекалочку.

А мне? В момент всплыла картинка: окровавленные губы моего Мишки в засосе вульгарной девицы… Боже, как же мне плохо, в голове полный фарш! Видимо, вид у меня был ещё тот…

– Лиза, не делай никаких выводов. Ты многое просмотрела, а мои пацаны и я уже кое-чем располагаем. Но об этом чуть позже. Встаём?

И только сейчас я поняла, что прижимаюсь к монголу, будучи совершенно голой. И он тоже.

– Чингизик, я не поняла…

Он так расхохотался, что и у меня физиономия расплылась в улыбке.

– Лизонька, девочка моя, ты бесподобна. Да всё в пределах приличия, Чингизик просто простирнул свои трусиля. Ну, не люблю антисанитарию.

В дверь позвонили. Неужели шеф? Я зарычала, нелепость положения зашкаливала.

– Лежи, я посмотрю. – И он, как кот, смотался к двери и обратно, по дороге напяливая на себя одежду.

– Дарина, принесла же нелёгкая. – А звонок всё звенел. – Я к своим по балкону. До вечера.

Замотавшись в одеяло, я открыла и увалилась опять. Дагестанка пронеслась по комнате, заглянула в ванную, на кухню и остановилась, пристально глядя на меня своими красивыми карими глазищами, точно ведьма, вот кому нужна метла и черпак для котла с зельем.

– Чего ты так рано? Не спится? Ставь тогда чайник, я сейчас оденусь, кофейку попьём.

– Он был здесь? Его запах ни с кем не перепутаешь! Ты же говорила, он тебе никто!

– Послушай, дорогая моя, он меня вчера привёз, тебе ли не знать, вот и воняет им. – Я специально ответила на её выпад в грубоватой форме. – Потерялись?

– Я не спала всю ночь, еле дождалась утра. Но в гостинице его тоже нет. Где Чингиз, ты, наверняка, знаешь?

– Не знаю, и хватит об этом, объявится, никуда не денется. – Ещё не хватало выхватывать из-за него: там – от Гули, здесь – от Дарины, а где-нибудь – ещё от кого-нибудь.

Приехавшее начальство загрузило по полной программе. Даже на сон не хватало времени. Николай Николаевич хвалил нас с дагестанской моей помощницей, но отметил, что мы какие-то несобранные, устали, что ли? И дал выходной. Не сговариваясь, мы, выйдя из разных точек А и Б, столкнулись лбами в точке В, а именно в гостинице, где жил Чингиз.

– Не начинай! – Остановила я уже готовый сорваться с уст разъярённой женщины поток упрёков. – Я только спрошу, и он твой.

Но спрашивать было не у кого, на месте его не оказалось. И уже несколько дней.

Мы устроились в гостиничном кафе.

– Ну, что, поговорим? Ты когда видела Чингиза последний раз? – Надо же было что-то спросить.

– А тебе-то что? С какой целью интересуетесь, мадам? Он же тебе никто? Или нет?

– Ты повторяешься, Дарина! Я не могу отказаться от его помощи, пойми. И с тобой продолжаю общаться только потому, что Чингиз убедил меня, что ты не имеешь никакого отношения к делишкам своего брата. Не знаю, у вас тут такая семейственность, мне не очень верится, что ты ничего не знаешь. Может, поделишься?

И она поведала, лучше бы мне было провалиться на месте…

После ночного происшествия в доме родных Марианны, она провела своё расследование. Побывав на месте нашего беспокойного ночлега, ничего не прояснила. Но зато узнала, что в полуподвальном помещении в доме родителей Адама (на одном участке уживались три брата с семьями) находится женщина, русская, не помнящая ни своего имени, ни прошлого. Она прибилась к ним во время страшной грозы, спрятавшись в сарае. Горцы заявляли в компетентные органы, но не получив вразумительного объяснения что да как, оставили её у себя, пожалев, женщина сильно заболела. Но в розыск подали, результатов не было. Выздоровев, Наташа, так они её назвали, стала помогать по хозяйству, она многое умела, её помощь оказалась очень ощутимой. Одно только омрачало, русская часто болела, но быстро ставила себя на ноги, лечилась самостоятельно травами с гор, которые сама и собирала. Поскольку Дарина редко приезжала к своим родителям, она оказалась не в курсе. Но информацию проверила, Наташа действительно была в базе потеряшек.

Не нравился мне этот рассказ. А в голове крутилась мысль, я никак не могла поймать её за хвост.

– Ты её видела?

– В том-то и дело, что, когда я очередной раз поинтересовалась её судьбой, небезызвестный тебе Адам успокоил меня, сказал, что Наташу нашли и забрали родственники. И из базы данных её удалили, я проверяла. Но самое интересное, что, когда об этом узнал Чингиз, он в одну секунду помчался на поиски этой русской женщины и нашёл следы её пребывания в доме родных Марианны, где мы слышали такие душещипательные стоны.

И тут меня обдало жаром. Я вспомнила, как Гуля рассказывала, что её мама – отличная травница!!! Господи, неужели она? А мальчик тогда где? Как всё запуталось. Получалось, что Наташа сбежала из дома родственников Марианны и оказалась в подвале Адама. А потом куда она делась?

– Что ещё тебе известно? Говори уже, раз начала, ты не договариваешь что-то. Да?

– Раскомандовалась здесь! Не у себя в Москве находишься, скромнее надо быть, наши женщины не лезут поперёк батьки в пекло. – Зло заткнула меня кавказская женщина.

А я подумала, что наш батька и им указ, раз пользуются русскими поговорками.

– Понятно! Ну что ж, спасибо и на этом, добрая девушка. Мира тебе и добра! И не волнуйся, я порекомендую тебя на должность нашего представителя на Северном Кавказе. Но дальше – без меня!

Куда теперь? И я вернулась в офис, хорошо, что Дарине не пришло такое же в голову. К концу дня все уже падали, на завтра был намечен запуск пилотных программ. И приём первых посетителей. Я, как раз, обсуждала это с нашей бухгалтершей, когда меня окликнули.

– Добрый вечер, Лиза! Здесь отправляют туристов по всему миру? Я – первая. – Марианна, местный гид, легка на помине, улыбалась, демонстрируя отличные ровные зубки. – Можно тебя? Мне нужно с тобой поговорить.

Меня отпустили, всё-таки я была в отгуле, и мы устроились в маленьком ресторанчике. Что самое потрясающее в городе Махачкале и окрестностях, помимо, конечно, красот ландшафта, – это еда. Вкусная, необычная, разная, большими порциями и недорого. Складывалось впечатление, что дагестанцам доставляет большое удовольствие кормить людей, и не в деньгах дело, а в возможности доставить наслаждение процессом поедания пищи. «Спасибо! Всё было очень вкусно!» – сказанное искренне, для повара – лучшая награда!

– Лиза, я за помощью. – Дождавшись, пока я прожую вкуснятину, начала девушка. – Ты не могла бы подсказать мне, как более эффективно разработать логистику туристических маршрутов в нашем околотке?

Ещё в школе замечательная учительница по русскому языку проводила с нами уроки разговорного русского. И вот в таких оборотах, типа «могу – не могу, знаете – не знаете», обращала внимание на заложенный смысл самого вопроса. Например, надо говорить: «Могли бы вы мне подсказать…». А в обороте «Не могли бы вы…» уже заложен отрицательный ответ. Или: «Вы не знаете, как пройти в библиотеку?» – это неправильно. «Подскажите, как пройти в…» – это верно. К сожалению, я и сама часто ошибочно выстраиваю вопросы. Но почему-то сейчас, это вызвало тревогу. «Ты не могла бы…» Отказаться, что ли? Неудобно. И я поехала…

Вот вы видите человека первый раз, он вам ничего не сделал, ни хорошего, ни плохого, но уже не нравится. И наоборот, Марианна сразу пришлась мне по сердцу, открытая, весёлая, знающая своё дело и уважительно относящаяся к другому мнению. Общение с ней, хоть и недолгое, оставило приятный след в моей душе. Мы всю дорогу трепались ни о чём, но заползший червячок сомнения, непонятно откуда, не давал покоя. И правильно! Меня встретил человек-гном со товарищами. Именно, меня. Моя коллега уехала дальше по маршруту, сдав меня с рук на руки. Вот уж, воистину, имея таких друзей, врагов не надо…

– Добрый вечер, мадемуазель Романова! Если бы вы знали, как я рад вас видеть. Маскарад, который вы устроили, очень развеселил нас. Может, у вас есть чем ещё порадовать?

– Это вряд ли. Завлекли вы меня сюда совсем не для веселья. Хотелось бы знать, с кем имею дело и с какой целью?

– Ах, да, пардоньте. Все зовут меня дядя Гоша, можно Григорий Иванович. И уж извините, что вот так вас доставили. Ссориться с нашими друзьями из горного Алтая не с руки, знаете ли. Поэтому ваш приезд будет легальным, по вашей же просьбе. Ведь да? – Он сильно сжал мой локоть, вырвать не удалось, и мы так и продефилировали к машине.

Всю дорогу я молчала, заткнувшись после такого пламенного приёма, локоть горел огнём. И что дальше? Почему-то не было страха, пустота внутри аж звенела. Два бугая, сидевшие слева и справа, на каждом повороте или при подпрыгивании машины норовили зацепить какую-нибудь часть моего тела. И ржали. А дядя Гоша ухмылялся своим кривым ртом, подглядывая в зеркало заднего вида. Я не реагировала, чтобы не доставлять им удовольствие, ведь они, таким образом, развлекались, от недостатка деревянных игрушек в детстве, наверное. Но синяки мне были обеспечены почти на всех местах женского обаяния…

Я была «внесена» под ручки в большой каминный зал старинного жилища. Да-да, дом был построен в виде средневекового замка. Повеяло холодом, запахом плесени, каким-то гнильём. Фу, отвратное место. Грязь, мятые шторы, косо весящие гобелены добавляли интерьеру что-то похожее на постоялый двор.

– Не нравится? Не Версаль, но и вы не принцесса. Придётся потерпеть. Сегодня мы вас оставим в покое, отдохните, отужинайте с нами, разбавьте нашу холостую жизнь. А завтра… Завтра и узнаете. Покажите ей апартаменты, ребятушки!

Это нарочитое выканье не предвещало ничего хорошего, и я приготовилась к подземному каземату, как минимум. Но привели меня в комнату категории люкс пятизвёздочного отеля. И запах свежести, и чистая шёлковая постель, и фрукты, и … Господи, что они удумали? Но, как ни странно, ко мне никто не ломился. Более того, отказавшись от ужина, была обслужена молоденькой официанточкой, видимо, глухонемой, прямо в «девичьей светёлке». Я решила ничего здесь не есть и не пить. У меня всегда с собой была бутылка воды, вот и хватит, не помру. Подойдя к окну, с удивлением поняла, что оно так затемнено, что через него ничего не видно. Ни форточки, ни ручек, ни фрамуг, просто цельное чёрное стекло. Ну, чтоб никто не сдёрнул, невзначай. Я уже хотела прикрыть шторой неприятное зрелище, как за окном вспыхнул свет, озарив другую комнату, аскетично обставленную, кровать да стол со стулом. В открывшуюся дверь занесли… Исаева… господи, помилуй!!! Бросили на кровать, на столе оставили какие-то кушанья и большую бутылку воды. Я приросла к полу… Меня как окатили холодной водой на морозе… Ну вот же он, совсем рядом… Побитый и окровавленный, еле дышащий, какой-то другой, чужой, глаза сильно сощурены, глубокие морщины на лбу…

– Мишка, родной мой! – Отмерев, я стала тарабанить по стеклу, прыгать и орать, лупить изо всех сил до сбитых косточек на руках!

И очень быстро поняла, что он меня не слышит.

И не видит! Как в киношных детективах при допросе или опознании. Я уселась на пол совсем без сил, не спуская глаз с любимого боксёра. Мишка, ну зачем ты здесь? Зачем тебе всё это? Понятно, что он только что с ринга, обессиленный, опустошённый, никакой радости. Может, проиграл? Дорогой мой, почувствуй меня, ну хотя бы посмотри в мою сторону! Он стал подниматься, дотянулся до воды, вытащил из-под подушки какие-то тампоны и стал смывать ими с себя кровь. Каждый раз, когда он дотрагивался до своих ран и шрамов, у меня в тех же местах начинало саднить и болеть. Я не плакала, я рыдала, как никогда в жизни. А когда он подошёл почти вплотную и поднял глаза, тусклые, безжизненные, я потеряла ощущение времени и пространства, влипнув в стекло всем телом, кулаками отбивая чечётку. Он посмотрел на меня, вернее, сквозь меня, долгим, задумчивым взглядом. А я водила руками по холодному стеклу, как раз напротив его лица, ощущая, как наяву, теплоту кожи, жар губ, запах любимого мужчины… Он развернулся и стал раздеваться, совсем, забросив одежду в угол. Накаченное тело, анаболики имели место быть, это очевидно, было иссечено шрамами и глубокими царапинами, кожа лопалась от резких ударов, мне ли не знать. Я отскочила и рванулась к двери, пытаясь открыть её и руками, и ногами. Бесполезно, как в мышеловке. В «мишеловке», вернее. Никакой реакции, тишина, как в гробу. Я дотащила себя до кровати, ноги тряслись, как гитарные струны, желеобразное тело и мозги отказывались принимать явь, жили сами по себе. Я свалилась и стала смотреть «кино», нереальное, потустороннее, с Мишкой в главной роли. Он вышел, похоже, из душа, мокрые отросшие волосы лежали хвостом как раз между глаз медведя, от чего тот казался не злым, а как будто играющим, носом откидывая мешающую смотреть помеху. А его хозяин, поигрывая бицепсами, сделал несколько упражнений, доказывая самому себе, что восстановился. Улёгся, закинув руки за голову, любимая поза Исаева. Я залюбовалась, если можно применить это слово в данной ситуации. Ну, а что оставалось делать? Руки сбиты в кровь, глаза опухли от слёз, сердце пытается успокоить душу, безрезультатно. Даже мысли о будущем ребёнке не прибавили сил, не включили охранную систему.

Какое-то движение от двери в комнате боксёра отвлекло моё внимание. Появилась восточная девушка, облачённая в блестящее одеяние стриптизёрши, с подносом с яствами, точно, «кавказская пленница» во плоти. Освободившись от ноши, она стала вертеть «широкой кормой» перед лежащим мужчиной, исполняя танец живота, или попы, или чего-то ещё. Действо затянулось, девица всё медленнее крутила бёдрами, выделывая свои пасы и пытаясь вызвать у мужчины желание «взять её». А я так и вовсе перестала дышать, когда она сняла с себя сверкающий лиф и сама, не дождавшись приглашения, бросилась на моего чемпиона. А потом уже полетело и всё остальное. Они занимались любовью, нет, сексом, страстным, оголтелым, не стесняясь, отбросив все условности и приличия. Женщина змеёй вилась вокруг «медведя», сама засовывала ему в рот свои соски, расставляла ноги, прыгая по животу, груди, лицу. Они кайфовали, используя друг друга во всех открытых и закрытых местах тела… Одним словом, тра…, смачно, со вкусом, обоюдно употребляя свои тела, как источник запредельных удовольствий. Мишка вытворял со своей партнёршей такие выкрутасы, мне и не снилось! Голые сиськи летали вверх-вниз, попа мелькала и слева, и справа, она изгибалась и вытягивалась, её колбасило от бешеного темпа, а похоть пёрла из всех клеточек женского тела в руках сильного мужика. И когда они слились в совместном оргазме, я, как заворожённая, вытаращив глаза, пыталась рассмотреть лицо Мишки, которое закрыла обнажённая грудь девицы… Господи, что это? Когда я успела так нагрешить, чтобы бесславно сдохнуть за стеклом в паскудном месте? Моё состояние невозможно описать, сплошное А-аааааааа!!! В русском языке нет таких слов. Ну, а когда ненасытная жрица любви уселась напротив и заглотнула целиком далеко не маленькое мужское достоинство моего, или уже не моего, бойца без правил, я уже перестала ощущать себя, закрыв крышку гроба с музыкой… А Мишка при этом балдел, закатывая глаза и накручивая на руку чёрные гладкие волосы своей «не знаю кого» … Со мной приключилась истерика: гомерический хохот пополам со слезами и рыданиями сотрясал тело и внутри, и снаружи, от мизинца до макушки, забирая последние силы и остатки разума… Не помогли даже аккорды, доносящиеся из-под крышки…

Открыв глаза, первой мыслью промелькнуло возможное попадание на тот свет. Оказалось, больница. Внизу живота горело, тянущая боль отдавалась в спине, ногах и между ними. Я застонала, и тут же надо мной нависло мамино лицо. Всё будет хорошо, просигнализировал мозг, и я даже улыбнулась. Про себя…

– Ну, слава богу, Лизонька. Сейчас врача позову. – Мамин голос, как крыло ангела, накрыл от всего дурного, вернул меня в детство, безмятежное, весёлое, вот только вчера было…

И тут я вспомнила, что «вчера было» …

Мы вернулись домой. Я ушла с головой в работу, иначе бы точно тронулась умом. Мама отслеживала каждую минуту моей жизни, папа вообще не отсвечивал. Переживал, как объясняла мамуля, не мог себе простить, что «встал в позу», когда у его дочери случились такие перемены в жизни. Я потеряла своего эмбриончика и винила в этом только себя. А отец – себя. Ведь они, мои родные, никогда не узнают, что сотворила с собой и их не родившимся внуком непутёвая дочь. Теперь походы в собор стали для меня постоянными, мне делалось немного легче после общения с Христом. А вот посмотреть в глаза Деве Марии с младенцем на руках – не получалось. В один из таких посещений ко мне подошёл батюшка. Видимо, он заметил мои терзания: поставив свечку перед Богородицей, я сразу же уходила в сторону. Но не в этот раз.

– Добра вам, матушка! Что не жалуете Пречистую Матерь Божью, заступницу сёстрам своим? Уж если пришли к ней, расскажите о своей беде, она, как мама, поддержит вас. И не стесняйтесь чувств своих, не загоняйте назад в душу, ведь ей, душе, очень нужно очиститься, приобрести покой.

Меня прорвало, слёзы потекли сами собой, слова вылетали прямо из глубины души…

– Дитя моё, все мы рождены во грехе и беззакониях и все нечисты перед Господом. Ты правильно решила, что не родившийся малыш так же важен и ценен в глазах Божьих, как любое живое существо. Не успел он принять Святого Крещения, вот и попроси об этом. И я попрошу.

«Прости ей вольные и невольные прегрешения и сохрани от всяких козней диавольских, но скверну очисти, болезни исцели, здравие и благую силу телу ее и душе, Человеколюбче, даруй. Господи, попечением ангела светлого соблюди ее от всяческого нашествия невидимых демонов, избавь от недуга и слабости.

И многою Твоею милостью очисти ее от телесной нечистоты и различных постигших ее внутренних мучений и отведи их от смиренного ее тела…»

Отец Дмитрий, как и тот, дагестанский, вдохнул в меня жизнь, вернул веру в лучшее, подарил надежду на будущее.

– Я буду молиться за тебя и за всех, пребывающих во грехе сестёр твоих. Иди с богом в сердце, Елизавета!

«Спаси его, сохрани его, будь с ним» – утром и вечером прошу я Господа о моём ангелочке. И о Михаиле Исаеве, бог ему судья…

Чингиз забрал меня себе. Да, он так и сказал. Мои родители были не против, он очаровал их с первой же минуты. Всё устроилось, как нельзя лучше. Меня поставили руководить зауральскими офисами, центральный из них располагался, как раз, в Барнауле. По географической широте этот город находился там же, где и Гамбург, Дублин, Ливерпуль, Минск и Самара. Моё предложение о разработке этих направлений получило поддержку, и мы приступили. Забугорных туров у нас ещё не было. Но когда-то же надо начинать? Готовя к открытию новый алтайский офис, я лазила со стремянкой, оформляя стену часами, настроенными на персональное время заинтересовавших нас городов, и так и застыла, когда в дверь вошёл он, Чингиз Ахметов собственной персоной. Вот тогда он и забрал меня, сняв, сначала, с лестнички, и потом уже и не отпустив от себя. А я и не сопротивлялась.