Заговорщица

Дело слова

– Кукушка, напой столетий живую песнь,

Вымоли, выцеди, выстуди, сколько есть

Жизни лет. Да, кукушки живут не век,

Но среди живых-то нет ведь тебя живей.

Ох, если бы знала ты, как я читаю жизнь -

Как пою оды удали, как восславляю риск:

Крылья леплю из воска, бросаюсь вниз,

Чтоб вслед полететь за теми, что вознеслись.

И если бы знала ты, как я пою любовь,

Как плету из неё паутину, затем – клубок,

Чтоб оплести-опутать, что высоко

Голубеет, чернеет, рыдает над головой;

Как вершу-ворошу справедливый-сварливый суд,

Насладится-напьется им вдоволь усталый дух,

Как гордые оды с его разразятся уст…

Я ведь не ухожу, кукушка. Я остаюсь.

Помню ведь, помню, что за горизонтом – дом.

Кукушка, ты мне столетнюю песнь напой,

Возьми под крыло своё, спрятав в своё гнездо.

Не топтана тропка мне в огненный Ада ров…

Кукушке не жаль – их, правда, живее нет,

Раз нужно остаться здесь – жить будет человек.

Не век отпоют – кукушки живут пять лет,

Отдаст всё, что есть, но к времени даст совет:

– Пусть пенье твое не будет земле во вред.

– Простите, кукушка, но я не умею петь.

Светлый человек

Буду я сыпать пыль на святые мощи,

Нечистью, тьмою ползать по миру в полночь,

Нет ведь великого смысла среди пророчеств,

Что судьбу плетут пауком,

Напевают арфой,

Разносят горечь.

Мне б говорить с затменьем беловолосым,

Которое снова как в сне или под гипнозом,

Чтоб отвечало честно на все вопросы,

Чтоб в исканиях помогло,

Как святой архангел

С глазами монстра.

Бродяг поведу, что летают верхом на метлах,

Будем летать по миру и сеять зёрна:

В грядущем взрастут пороком, грехом, раздором,

Всех дождутся за тем углом,

С топором и ядом,

С лицом позора -

Кара не грянет, как не прогремит возмездье,

Расстелется смерть всем Царствием поднебесным,

Избела-исчерна-бархатно-колко-серым,

Храм безбожников и врагов,

Как погост – живому,

Как дом для зверя.

Не прозвучит вслух мой убиенный голос…

"Отмоли меня, жизнь, у затменья беловолосого,

Научи говорить, как те, что ночами молятся,

Я не буду тебе врагом,

В тебя верить буду

Не только в полночь."

Но мир отмолил: здесь каждый своё получит,

Да, не чудовище – пойду стезей паучьей,

Будто бы дело столь важное мне поручено:

Быть святым ангела грехом

Среди всех чудовищ

И среди чучел.

Сказка

Ты говорила: "Смотри не умри, шаман!"

Убеждена, что ты и за версту мой шаг

Чувствуешь, слышишь, мол, такова душа,

Трепетна и жива у тебя, разбойница.

Предупреждала: "Погибнешь – сама убью!

Найду, воскрешу и силы придам копью,

Рядом прилягу, с телом твоим сгнию!

Пусть эта весть не даст тебе упокоиться…"

Вредная ведьма! Воистину – адский труд -

В бессмертьи воскреснуть в забвенном полубреду,

Версты стирать, чтоб за тобой по утру

Прийти, так и не преодолев распутицу.

Будто ты птица и в перьях живой каприз:

Как бы мой путь не был труден, скалист, тернист,

Как никому, мне даром дается жизнь,

Смерть – хочешь ты – сама собой раздобудется.

Что уж, запомни – раз я тебе обещал,

Выживу, ведь того жаждет твоя душа,

Мир разорву, мгновенно вернусь – тогда

Трепет верну и душу верну, разбойница.

Выжил. Хоть путь и труден, скалист, тернист,

Позже идти белокрылой дорогой птиц.

Если бы знал, в которую дверь идти,

Если бы знал, которая дверь откроется..

Иду и мечтаю, что ты за версту мой шаг

Чувствуешь, слышишь – твоя такова душа,

Верю: что этот, точно последний, шанс

Использую, что наше житье наладится.

Пришел и увидел: сила была в мече,

Тело лежит твое. Рядом и мне прилечь.

Пусть и тебе покоя не даст та весть:

Как ты могла здесь лечь без меня, обманщица…

Мастер Вуду

У дитя синий взгляд, будто глаза архангела,

Перья из крыльев устилают пред ней тропу.

Честно сказать, мы с ней никогда не ладили,

Поэтому мне дитя – лучший друг.

У дитя бледная кожа и кости хрупкие,

Но уж силу ей дал, кто самую мощь постиг.

Так, без труда управляла руками куклы,

А мне на то не доставало сил.

Не нужно ей сказок, сказаний или пророчеств,

Лишь наудачу испытать на мне сто отрав.

Как живая вода и огненный камень точит,

На его месте выше расти трава.

Разбросала меня в углах и могильных ямах.

Я-то ладно: уж точно вытерплю как-нибудь -

Но ей ведь придется ночами кропеть над швами.

Стало быть, так: мне дитя – лучший друг.

Глаза приоткрылись – будто очнулись сумерки,

Ведут что меня в берлогу к семи смертям.

Сделаю вид, что сам погибаю сдуру.

(Я умоляю – вытащите меня.)

Как пленник тот, что с цепи на расстрел отпущенный,

Услышал слова ее: "Ты, так уж быть, прощен.

Но больше не смей отнимать у дитя игрушку -

Я не доиграла в неё еще".

Через добрый путь

Полынь расстилается тропами на распутье -

Так вражье добро приходит во всеоружьи.

"Не бросьте меня в землю сырую, люди,

Мне же оттуда и выбраться будет нужно".

…

Без-донное, -брежное море седых соцветий

Выбросит к берегу полуживое тело,

Окрасится берег в единый сединно-серый.

"Не верил себе – теперь и другим не верю".

Умом своевольным воссоздан – да будет скован.

Умелой рукою оплавлен – да ей же сломлен.

Бывал благороден – да вытащили из комы.

Когда-нибудь он назовет себя Серым волком.

Не маг, не алхимик – во плоти живая подлость.

(Неужто не мог он выбрать среди ремесел?)

Жаль, не насквозь течёт громогласный голос,

(Уж он-то подкосит, он точно не промахнется).

Насколько позволит клеть-яма-кайма-огранка,

В детских бродячих сказках довольно скоро

Появится тот, что звал себя Серым волком,

Теперь назовется Сказкой – имеет право.

Любая награда найдет своего героя.

Когда пробьет полночь, начнется его охота.

И весь мир услышит легенду о Крысолове,

И весь свет услышит пение Крысолова.

Взял в руки лютню

Взял в руки лютню – значит, играй, играй.

Как бы там ни было, не доводи меня,

Не подводи так. Сделай меня сильней,

Чем те,

Что застряли в твоем? моем? полусне.

Взял в руки стрелы – значит, пора стрелять,

Чтоб не быть в племени волком среди древлян,

Чтоб не казаться путником среди птиц.

Больше не в племени? Вон уходи! (… Вернись.)

Лежит твоя лютня – порваны три струны,

Возможно, хоть кем-то и будут сохранены,

Но нет здесь таких, кто б вспомнить тебя хотел.

(Помню тебя, помню – твоя ведь тень. )

Глупая шутка – всё бросить и так уйти,

Там быть

Менестрелем и страстно слагать стихи,

Чтоб полетела с ветром благая весть.

(Дурная вот-вот утянет тебя к земле. )

Слышу шаги – ты сто перебрал дорог,

Да разве ж не чувствует птица своё перо?

Не сожалеет, его променяв на шерсть,

Которая тянет так, будто имеет вес?

Как же возможно – чуждый тебе народ

Принял под крылья, не видел тебя никто

Живым или мертвым? Раз среди них ты – свой,

Может – вот шутка! – новый у них король?

…

Взял в руки пули – значит пора стрелять.

Смог облачиться ты в шкуру их короля,

Править народом – чуждым или чужим -

Все повелители так проживают жизнь.

Там твоя лютня – порваны восемь струн.

Ты не подвёл меня, но

Я тебе не друг.

Скажем, товарищ. Может, уже и враг.

Ясно мне, ясно – вера у всех своя.

Да, получилось!....

С песней пришёл февраль.

Держи свою лютню! Ну же, играй, играй!…

Эхо победы… Хоть бы уж зверю в пасть!

Вот, что осталось нам… То есть, от нас. От нас.

По доброму совету

(Наземь разлей эфир – станет эфирным телом.

Если же ты погиб – станет тебе заменой.

Те же черты и взгляд, тонкий порез над бровью…

Ты понимаешь сам: ты ему уж не ровня.

Он уже знает всё, в чем превзойти способен,

Чувствует связь свобод, степень твоей свободы,

Нет, уже не унять: скоро присвоит имя…

Мне ли учить? Меня нет уж давно в помине.

Дело едино мне: предрекать, предвидеть:

Труд превзойдет сто бед, будто пройдешь по нити

Пропасти. И над рвом, где спят – неискуплен грех их,

С нити падешь на дно. Шаг – и сойти б на берег!

Всё ж неплохая мысль – так подготовить кару…)

Вслух: "Создавай! Дерись! Не пропадёшь с радаров.

Если же ты погиб, бездна чтоб не доела,

Наземь разлей эфир – станет эфирным телом.

Знаменница

Было, паркам сучила нити.

Жаль мне стало судьбой заклятых.

Разорву горизонт событий,

Сброшу прозвище Наблюдатель.

Стану ж вечностью или мигом,

Возведу обелиски-мысли.

Буду алой свечою выси,

Никого не пущу на гибель.

Как умела, оберегала.

Люди – сила моя и гордость,

Я – их песня, преданье, повесть.

Ради них я, спасенья ради,

Затеряюсь среди курганов,

Обратившись полынь-травою.

Перед битвой – взлечу туманом,

Волком серым луне повою,

Поломаю и лук, и стрелы,

Затуплю все мечи и копья:

Стойте! Время вам не приспело

Добираться до врат покоя.

Расходились, роптали… дети!

Я ж иной не прошу награды:

Посмотрите на радость слабых,

Верьте в знаменья и приметы.

Бесполезно… да как посмели?

Разорвали стальные цепи,

Не сжились мы единым целым.

Люди, люди… Дурное племя.

Ни копья, ни меча – обновки,

Ни письмен, ни молитв – обрывки.

Не нужна вам. Теперь вы новым

Высшим силам растите крылья.

Что ж, живите, как захотите.

Мне ж, признаться, всё опостыло,

Я не справилась, уж простите.

Помяну – будет время – лихом.