Заговорщица

Бухта погибших кораблей

Взглядом огня смотрит на берег бухта,

Когда волкодавы делят ночные луны.

Мир, извини – там больше уже не будут

Байки травить про юных, лихих и глупых.

Всё до гвоздя промоют морские воды,

Став берегам пламенем и туманом;

Черный осколок, хрупкий цветок багровый -

Как и приказано было нам капитаном.

Как и бермуды, зачаровали бухту -

Видев однажды, уж покидать не должен.

Сожженный корабль вряд ли уже потухнет -

Вид, что полжизни каждый искал художник.

В ночь огни ярче, долго еще до утра,

Будут огни центром морского царства -

Его обитатель знает уж почему-то,

Что моряку до берега не добраться.

Щадим одного – теперь добычу должен,

С чарами мы телом его одарим

И, наблюдая из океанской толщи,

В море проводим следующий корабль.

С мудростью

Белую шкуру под ноги стелет,

А поверх изумруды россыпью-

Если дух покидает тело,

То лохмотьями легче сбросить

У двери в колдовское логово,

Чтоб служили напоминанием:

Облик бы сохранить за многое -

Сохранит только малость самая.

Белым стражем б над колыбелями -

Но осталось идти долинами

К тем, кто песни не все допели,

Кого мир не оставил сильными.

Всё же зрелище благородное:

Под крылами беззвездно-синего

В опереньи седой вороны

Дышит силою соколиною.

Допевали бы колыбельные,

Но живое-то тело хрупкое.

Колдовское извечно белое

Серебрит вечерами-утрами.

По земле изумруды горстками,

Лоскуты в смелом проявлении,

По земле травяная поросль -

По траве стелет оперение.

А обличье теперь – метелица,

На окне своё имя вырежет.

Вместо снега зимою стелется

У двери под родными крышами.

Ветер жемчуг несет долинами

Земным трещинам на съедение.

По углам ляжет паутиной,

Померещится в сновидении.

Как знать, как видеть…

Уймись. Убегай, оборотень таежный,

К тем берегам. Здесь ты немало должен

Крови пролить, чтоб искупить обиды.

До темноты, чтобы успеть увидеть

В сумерках свет мой – отраженье тени-

(Мы – существа света – тьмы порожденья).

Сбегай, сбегай. Не поглядишь ты гордо,

Как догорает в обилии лунном город.

Если в угоду – могу со спины напасть я.

Что благородство? Ленточка на запястье.

Воду об лед – зверь идет в бой на зверя.

Бешеный пес – отсвет ночных затмений-

Укажет мне

Каждый твой след когтистый,

Уподобляя тысяче лунных дисков,

Знает ведь, что, истинно, не пристало

Волку тайги мне называться братом.

Луна-мотылек в спину глядит. К рассвету.

Шкуру ловца выдаст тебе примерить.

Гордо посмотришь, как догорает город,

Когти свои мне подставляя к горлу.

В свете луны каждым своим движением,

Как существа света, тьмы порожденья,

Дорогой своей стелем зеркальный саван.

Сами – луна… (Да, мотыльки – мы сами.)

Без вековой памяти жить

Все, что написано в рукописи – горит.

Все, что в руинах спит, разобьют ветра.

Летопись рвет стихия на дне реки.

Живые идут, мертвые спят у врат.

Крепость сильна, память её – сильней,

Значит, падет в дни от чумы-войны,

Белым полотнам в общем костре гореть…

Не отмолить белесую песни стынь.

Руки – металл, оставить их не у дел.

Если позволить струны-мечи ковать,

Бросить их страхом к стае в лихую степь,

Степь после этого Проклятой не назвать.

А перешедшим по головам тетрадь

И инструментам, слезно зовущим речь,

Дать переждать вязкий удар пера,

Потом с холста вместе с пером стереть.

Где-то в степи найдется сновя нора,

Крылатым гнездовье среди зеленых крон.

Там не к чему белесые флаги рвать,

Чтобы гореть в них вневековым костром.

Брать направление – памяти прошлой знак,

Пока переход движенье не усыпит.

Не помнится. Может, крепость была б сильна.

Будет заложена вместо норы в степи.

Летопись тонет, рукопись догорит,

Обрушена, брошена каменная стена.

Бродить, бередить резь берегов реки.

Не помнится. Крепость. Крепость была б сильна.

Ранее было

Да будет рассадник полыни-чертополоха

В месте черемухи, льна и соцветия клевера:

Клятвы посеяли под чернотой пологой,

Когда ничьим в мире больше словам не верили.

Держали в узде их идолы из древнейших,

Где волю даёт сейчас освящённый ладан,

Костром оплетет его тот уже умерший,

Вкусил кто нектар, когда-то мертвяще сладок.

Ладаном плачет вечно живой властитель,

Ни шага, ни звука скорбящему не прощает.

Выстроить, что выстрадано. Остыло -

Испепелить тысячами пожаров.

Старая боль и долг как подол – иное.

Здесь и сейчас уж не до того – простили.

Даже весна та будет не той весною,

Что сил давала, что сберегала сильных.

То обнаружено, выверено под запись,

Чего и в эпохах жизни не происходит,

Единственное, что от полян осталось,

Рассадник отравы – свирепое, молодое -

От слабости в миг погибало, едва простыло,

В миг одичало, повымерзло и иссохло…

Да будет теперь все вычернено, пустынно

В местах, пораставших полынью – чертополохом.

***

Одной рукой прикоснуться к воску:

Без света и тени жаром заплачет воск.

Из воска слепить и возродить уродство:

Будет стоять, и ветер не унесет.

Лелеять, растить до остального роста

От луния до сумерек у зари.

Кожа его… Слой восковой сотрется,

То существо научится говорить.

Оно возродит и разорит трущобы.

Когда покорят бессонница и вражда,

Само существо себя назовет прощенным -

Так существо научится рассуждать.

С исчадьями тьмы воет на отсвет луний

И создаёт искусно сверхновый свет,

Водит пером, воссоздавая руны.

Провозгласит: "Не чучело. Человек."

Обзаведется громкоголосым войском,

Слепит сосуды и перельет в них кровь,

Чтоб существа не истекали воском,

Как на рассудок слезы прольет контроль.

Крепкому телу, вроде уж не уродству,

Хватит одной из искр от лучей утра'.

Стоит поджечь – кровь разольется с воском -

Так существу учиться бы умирать,

Но существо не догорает с утром -

Больше не свечка, больше не чистый воск.

Тельце замерзло, стало излишне хрупким.

Сколы уже ветер с собой унес.

По установке времени

Если причастие поработит сознание,

А воскресенье воспрянет над созиданием,

В землю вернитесь, чуднейшие создания,

Мертвым, живым в извечное назидание,

Волком выть, ломким воем Луну отпугивать

В древней тюрьме той, под потаенным куполом,

Вроде упавшие, но и живые будто бы,

Как люди: замерзшие, брошенные и блудные.

Как волны зелёные белой болезнью пенятся,

Как воины спят века под стенами крепости;

Со знанием, что уйдут часовые вестники,

Может пройти и вечное безболезненно.

Освободить тела – и воспрянут души в них,

Сплавятся, ссыпятся – тополи вездесущие.

Были ключом чего-то так сильно нужного,

Пусть и ключом того, что уже разрушено.

Раз уж прозвали племенем белых варваров,

Раз оцененное пусть достаётся даром вам:

Не возрождаясь нужно, чтоб с неба падали.

(Сами умрете – значит, и правда – ангелы.)

Волен случай

Из толщи земной соберу тебе обереги,

Учти: сто смертей – они растекутся грязью,

Ясно, что жизни – случай, бывают разны,

Но ты постарайся всё-таки не упасть.

Из камня и стали тебе сотворю доспехи,

Чтоб подходили под разные ипостаси,

Чтоб и в аду чернели священной рясой -

Чтобы слепили сущностью естества.

Года пережду, дождусь: зацветет крапива,

Взрощенная на крови под слезами горя,

Чтоб ей отравить море воды застойной -

Заклять, чтоб могла увечия исцелять.

Ветра закляну, хоть и их глаза незримы,

А руки и крылья бескровны, но вездесущи.

Ясно, что судьбы – тропы, что жизни – случай,

По горло в них тоже, главное, не погрязть.

Сделаю всё, всё что от меня зависит,

Пресветлое прошлое, коего нет уж лучше,

Взнесу, воплощу в темном ещё грядущем,

Даю слово: впредь разучишься умирать.

"Ты извини, старая, волен случай,

Убили меня пару часов назад."

Живой водой

Особенный сплав, ещё не покрытый ржавчиной,

Пропитан насквозь ядами непрозрачными,

В виде кинжала станет в груди пронзенного

Водой застойною.

В виде стрелы взглядом стрелка прицелится

И разбежится ветром крылатой мельницы,

Станет, отмыв всё до последней косточки,

Водой проточною.

Особенный сплав в древко – и в тело копьями,

Хоть и все в чистилище, казалось бы, обескровлены,

Станет в телах кровью, ничем не порченной,

Святым источником.

Дождаться б, когда ранами огнестрельными

Исполнится тело – убить не посмел он бы -

На сколотых скалах, с коих и звезды падали,

Стать водопадами.

К свету нести их вихрем-водоворотами,

Только тогда воскреснет в них первородное,

Которое делает равными – превозносит -

С бездонным озером.

Из-за доспеха не всякое превращается.

Бывает, от жажды погибнет и утопающий.

Или, ожив, со дна, завладев потоками,

Всплывет утопленник.