Читать книгу: «Ведьмин долг», страница 3

Глава 3. «Побег»

Я хотела сбежать к Вере, с которой уже успела списаться и договориться, ещё утром, но мне не дала этого сделать Вайнона. И произошло это в весьма не благоприятных условиях. Мы оказались вдвоём в тёмном коридоре, когда как кто-то забрал ключи из тумбочки. С одной стороны был тупик, с другой – тётя, бежать было некуда. И, казалось бы, пора бы отпустить детские страхи и понять, что Вайнона ничего сможет мне сделать, ведь я сильнее и шустрее этой костлявой старухи. Но детские травмы, к несчастью, навсегда остаются в человеческом сознании. Как бы глупо это ни звучало, но хулиган, издевавшийся над кем-либо в детстве, будет вызывать больше страха, чем реальный маньяк, даже спустя годы. И редко кому удаётся побороть этот страх без учёта того, что мало кто пытается это сделать. Я же, в свою очередь, боялась затронуть болезненные воспоминания, опасаясь повторения испытанного мной ужаса, из-за чего невольно позволила им вечной тенью нависать над всеми моими действиями.

Было жарко, но руки и коленки стали холодными, словно я десять минут держала их в холодильнике. С прямой спиной я была выше Вайноны, но сейчас я скрючилась настолько, что стала почти того же роста, какого была, когда… когда эта женщина стала не только моим главным врагом и личным кошмаром, но и точкой невозврата – тех самых глубоко доверительных отношений с родителями больше не будет. То событие стало ярким белым рубцом на загорелой коже.

– Я хотела бы посмотреть твои отметки в школе, – вдруг выдала Вайнона. Зловещая тень скрывала часть её лица, открывая вид лишь на блестящий чёрный глаз.

– А я погулять собиралась, – каким-то детским дрожащим голосом ответила я.

– А я тебя не отпускала, – тюремщица нашлась. И тон под стать. Ей хочется казаться королевой, но получается только надзирателем в тюрьме. Она протянула руку, дабы я взялась за неё. Ох, как же я это ненавижу! Мои руки были холодными, её же – ледяными, как у мертвеца. А кожа была отвратительно мягкая, как куриное мясо. Я будто маленькая дурочка шла с ней под ручку до кухни, чтобы показать свои оценки в электронном дневнике. Открыв его, я набралась смелости и сделала попытку отступления:

– Послушайте. Мы с вами обе взрослые люди и… вообще, это странно. Вы мне не мать. Виделись мы с вами о силы раз десять. Вы не имеете никакого права от меня что-то требовать, – на одном дыхании сказала я. Отдышавшись, я взглянула на тётку: её это никак не тронуло. Возможно, даже разозлило. Чёрт.

– Оценки! – резко крикнула она. Я подскочила на стуле и как дрессированная обезьянка вручила её телефон, показав, где нужная информация. Далее Вайнона со свирепым недовольством пролистала мои отметки за триместры и с громким хлопком отбросила мой смартфон на стеклянный стол. Он треснул, а на дисплее спектром осветилась царапина от когтя тётки.

– Ты не очень-то любишь стараться, верно? – едко прошипела Вайнона, привстала и максимально приблизила своё лицо к моему. Да чтоб меня! Неужели никто в доме не слышит того, что творится на кухне?! Придите и спасите меня, кто-нибудь! Я закрыла глаза, не выдержав пытки от её холодного дыхания на моём лбу. – На меня смотри!

Кап-кап.

Она залепила мне настолько сильную пощёчину, что зацепила тонкую кожу лица ногтем. Царапину через всю щёку защипало, а подбородок обожгло каплями крови, которые вскоре красовались на белой плитке пола. Я снова закрыла глаза.

Вдох-выдох.

– Я сказала, на меня смотри! – он снова замахнулась, но я успела перехватить руку и вывернуть её в другую сторону. Не сломала, но причинила боль. Так мы и застыли в странной позе, и очнулась я только после раздавшихся в проёме кухни хлопков в ладоши.

– Браво, тётушка. Методы, как всегда, поражают, – я недоумённо посмотрела на скептично настроенного Меземира и перевела взгляд на Вайнону. Та победно, нет, торжествующе ухмылялась!

Почувствовав мою растерянность, Вайнона потянулась ко мне другой рукой, но тут меня обуяла такая злость: они что, эксперименты надо мной ставят?! Я перехватила и вторую руку, но тётя в ответ заскребла своими когтями по моим запястьям, что оказалось очень болезненным. Я хотела оттолкнуть её, но та вцепилась в меня мёртвой хваткой, и тогда мне пришлось ударить со всей силой. Признаться, я не знала, что у меня столько силы. Вайнона отлетела в стену и ударилась головой о кухонный шкафчик. Сотрясения не избежать. Меземир не спешил ей помогать, но и мне препятствовать не стал. Он кивнул в сторону выхода, но т. к. тот был закрыт, я вернулась к себе в комнату и выпрыгнула через окно. Благо, оно было на первом этаже и без решёток.

Ощущала себя я не иначе как героем фильма ужасов: была лишь одна цель – убежать от монстра как можно дальше! А куда убежать и как потом оттуда выбираться – это дело второстепенное. Ох, и зря я тогда дала волю эмоциям. Потому что мои шальные ноги завели меня в лес. Сначала я бежала по бетонированной дороге, потом по каменистой тропинке, вдоль которой росли земляника и осины. Местность была знакомая и много раз обхоженная вдоль и поперёк мной и соседскими детьми. Но мне этого оказалось мало, и на одно адреналине, почти что без воздуха в лёгких, я забрела в чащу, в которой не было ни указателей, ни какой-нибудь тропки. О том, что клёны, дубы и берёзы вокруг были идентичными, и думать не хотелось. Что меня в конец добило, так это отсутствие следов человеческой цивилизации, проще говоря, мусора в траве и меток лыжников на стволах. Я даже не представляла себе, что наш лес настолько глубокий. И раз здесь не бывает людей, то диким зверям бояться нечего. Значит, мне не только стоит прислушиваться и вести себя как можно тише, но и хорошенько смотреть под ноги, дабы не напороться на гадюку. Правда, эта проблема быстро решилась: я просто-напросто решила не двигаться. Всех же в детстве учили, если заблудился – стой на месте, и тебя найдут. М-да. Знали бы, где искать. А после того, что я учудила – хоть бы не грохнула тётку – меня не скоро хватятся.

В общем, для начала я решила успокоиться и восстановить дыхание, а то своими вздохами и хрипами весь лес всполошу. Когда кислород, наконец, поступил не только в лёгкие, но и в мозг, что немаловажно, я додумалась осмотреться лучше. В отличие от части леса, в которой я привыкла гулять, здесь преобладали дубы и клёны. А ещё была дикая малина. Я потянулась к заветной ягоде, но та рассыпалась прямо у меня руке. Зашибись. Остальную малину я и трогать не стала. От греха подальше, так сказать. Было бы разумным воспользоваться телефоном и дозвониться до родителей или до какой-нибудь спасательной службы, но связь, как назло, не работала здесь.

Сырые листья шуршали и хлюпали под ногами, но я очень быстро привыкла к этому звуку и перестала его замечать (а также поверила, что звери вокруг сделали то же самое). Я медленно двинулась в туда, где, как мне казалось, осины и клёны росли чаще. Насекомые, ощутив моё тепло и пот, стали слетаться в мою сторону, из-за чего я несколько раз нечаянно вскрикнула. Зажав ладонями рот, я огляделась. Ни птиц, ни зверей, ни шелеста. Либо я их напугала, либо здесь царствовали мошки и комары. Но была вероятность, что, как и насекомые, звери и птицы скоро вылезут из домиков и тоже решать полакомиться мной… Нет! Не надо об этом думать! Животные чувствуют страх!.. Ох, от этого только страшнее стало…

Я всё шла и шла, но пейзаж вокруг не менялся. В какой-то момент мне показалось, что я хожу кругами, однако я ни разу не сворачивала. Или я настолько не соображаю, что не могу идентифицировать свои действия?.. В кармане завибрировал мобильник, пришло сообщение из мессенджера. Ура! Связь появилась. Выходит, я иду в правильном направлении. Наверное, мне Вера написала, чтобы спросить примерное время моего прибытия. Я достала смартфон, ввела пароль и открыла уведомления.

«Обернись» – короткая надпись и отсутствие контакта или номера над сообщением.

Сердце пропустило удар, я сглотнула и начала свой новый забег с прыжка вперёд, т. к. мне почудилось, что кто-то (или что-то) протянул ко мне руку. Сил сдерживаться не осталось никаких, я громко и прерывисто задышала и, почти не видя ничего перед помутневшими глазами, так и норовила врезаться в дерево или куст. Сзади послышался тяжёлый топот то ли копыт, то ли сапог, что значительно ускорило мой бег и понизило аккуратность. Окончательно расцарапав себе все ладони и щёки, я вдруг вспомнила о том, что я, вообще-то, чувствую боль, и утробно взвыла, зажмурившись, из-за чего я и зацепилась боком за очередной дуб и повалилась на землю лицом вниз. Вовремя успев поставить руки перед собой, я перекатилась на спину и судорожно вгляделась вдаль, где должен был находиться мой преследователь. Мир пошёл кругом, деревья, небо и земля слились в мутную воронку, на которой проступали жёлтые булькающие пятна, похожие то на кипящее масло, то на чьи-то глаза. В ушах загудело, будто я сунула голову в тубу, и зазвенело от слишком громкого звука. Отовсюду раздавался противный скрежет, как от пилы и наждачной бумаги, и временами он представлялся мне чьим-то издевательским хохотом. К сожалению, я так и не провалилась в спасительное забытье. Из меня продолжали тянуть все соки и сводить с ума, к чему я постепенно привыкла, надеясь лишь на то, что скоро всё закончится, а вместе с душой тело покинут и страдания.

– Ах ты, бес треклятый! – послышался из-за спины чей-то боевой клич, а за ним – выстрел. И ещё два. Я закрыла глаза, открыла: мир медленно возвращался в нормальное состояние. Закинув голову назад, я увидела камуфляжные штаны и куртку, а также козырёк кепки и кудрявую белую бороду. Это был Кузьма Иваныч, на соседней улице нашего села, работал лесником. В целом, добрый дядька, но предпочитал тишину и одиночество, отчего часто припугивал местных детишек, чтобы не играли около его дома.

Кузьма Иваныч сделал ещё пару выстрелов «на всякий случай» и убрал ружьё за спину. Шмыгнув носом, он склонился надо мной, пощёлкал пальцами перед моими глазами и спросил:

– Жива-то?

– Жива, – сипло выдавила я, боясь пошевелиться. От бега или от «пыток» тело невыносимо ломило. В какой-то степени я жалела, что меня не добили, хотя желание жить, как никогда, забило во мне ключом. Липкий пот капал с меня ручьём, и я с наслаждением плюхнулась обратно во всё ещё прохладную грязь. – Вы же выведите меня?

– Ага, прямиком в дурку. Кто ж так от волков-то убегает? – он подошёл к пробитой тушке животного, лежавшей в нескольких метрах от меня. – Старый, дряблый, больной – вон весь в лишае! Как он только в погоне за тобой лапы не откинул, хм? – вслух рассуждал лесник, периодически хмыкая самому себе. Убедившись, что животное мертво, он подозвал меня к себе. – Иди, убедись, что опасность миновала, а то так и будешь бояться. И каким-таким ветром тебя только в чащу занесло?

– Пробежку делала, – соврала я. – Задумалась и не заметила, как забрела слишком далеко, – я опасливо окинула взором волка. Что-то мне не верилось, что это обычный зверь. Он реально был весь покрыт листьями, лишаём и мхом. Как будто специально вымазался в этом. – Не знала, что здесь водятся волки.

– Не водятся там, где люди гуляют. Здесь их тоже редко встретишь, этот заблудший, – Кузьма Иваныч почесал бороду и задумчиво возвёл очи к небу.

 Выверяя каждый шаг, я подошла к тушке и легонько тронула ту мыском ботинка за лапу, зажмурилась. Ничего не произошло, мертвец не восстал. Я тронула его сильнее, потом даже осмелилась надавить на раненый живот, и глаза волка распахнулись.

– А! – вскрикнула я и отскочила. Но лесник продолжал стоять на месте, что остановило меня. – Что это?

– А ты в него с какой целью тыкала? Вот и получай! – хохотнул Кузьма Иваныч. Похоже, он не замечал того же, что и я. Иначе как объяснить то, что он так спокойно реагировал на рептильи глаза на месте волчьих?!

Лесник поправил ружьё за спиной и отошёл от волка, после чего рептильи глаза «упали» вниз, тем самым, уставившись прямо на меня. Я не стала говорить Кузьме Иванычу об этом. Появилось ощущение, что, чем больше я обращаю внимание лесника на странности с волком, тем больше я подвергаю нас опасности. Так я пошла под руку с Кузьмой Иванычем, часто оборачиваясь на, не факт, но мёртвую тушу, пока рептильи глаза продолжали провожать меня, глядя прямо мне в душу.

Кузьма Иваныч знал лес как свои пять пальцев и сумел вывести нас к просёлочной дороге за полчаса. Прощаясь с ним, я кинула несколько напряжённых взглядов на лес и буквально взмолилась:

– Вы тоже не ходите там больше, ладно? – было видно, что я и вправду переживаю. Лесник озадаченно пожевал губы.

– Да я там и не хожу, надо оно мне! Я твои вопли услышал, вот и прибежал, – оправдывался он, но впоследствии кивнул, давая слово, что больше туда не пойдёт. – Ты точно домой не хочешь?

– Нет, мне на автобус надо. Я к подруге опаздываю, – крикнула я, заходя в салон общественного транспорта, и, махнув на прощание рукой, оплатила проезд. Водитель не обратил на меня никакого внимания, зато сидевшие внутри бабульки чуть не съели меня. А я только через десять минут езды поняла, что вся измазана в земле, а где-то даже прилипли листья. Но делать было нечего – назад дороги нет, я уже проехала половину пути, да и возвращаться домой не хотелось. Хорошо, что вещи не потеряла: специально ведь всегда застёгиваю карманы на молнию!

Сердечно извинившись перед пока ни о чём не подозревающим водителем за испачканные сиденья, я выпрыгнула из автобуса и побежала к многоэтажке, в которой находилась наша квартира. Помывшись и переодевшись, я взяла портфель с учебниками, запихнула в него школьную форму (отец Веры обещал отвезти нас завтра в школу) и запасную зарядку для телефона и помчалась к заждавшейся меня Вере. Она, естественно, удивилась и сырым волосам, и моему весьма побитому виду, но не стала сразу лезть в душу. Напоив меня чаем, Вера спросила, как прошёл приезд родственников, зная, что у меня с ними о-очень натянутые отношения.

Я не стала ничего от неё скрывать, в том числе, и свои впечатления насчёт чересчур странного поведения тётки, дяди и бабушки. Однако, когда пришёл черёд рассказать о необычном, точнее, бредовом разговоре, я запнулась и надолго замолчала.

«Сейчас она скажет, что я перегрелась, мы вместе посмеёмся, и я со спокойной душой вернусь домой, где меня окончательно угробят!» – думала я, стеснённо поглядывая на недоумевающую подругу.

– Так, о чём говорили твои отец, тётя и дядя? – я медленно вздохнула и с закрытыми глазами предала тот диалог почти в точности. Когда я открыла глаза, подруга сидела с таким лицом, будто она прямо сейчас сорвётся с места прямо на поле боя.

– О, Господи! Они же сектанты! Или эти… как их?.. Вот, сатанисты! – ошарашенно восклицала она.

– Да-да, у меня такие же мысли были, – я съёжилась и криво усмехнулась. На самом же деле я перестала считать тот разговор моих родственников совсем уж ненормальным, наверное, после того, как словила галлюцинации в лесу. И мне непременно захотелось донести это до подруги. Мол, раз уж она начала слушать и всё ещё меня не прогнала, значит, и эту информацию воспримет адекватно. Да и простое желание «выговориться» никто не отменял.

И Вера снова не оттолкнула меня, назвав сумасшедшей, а выдвинула очень даже правдоподобную теорию:

– Если твои родственники правда помешанные сектанты, то ничто не мешает им подмешивать тебе в еду какие-то «целебные травы или отвары»? О, Боже! Люда! Тебя срочно нужно к врачу! – она несдержанно всплеснула руками и ринулась к телефону на письменном столе. Я вовремя успела перехватить её руку со словами: «Если моих родителей заберёт полиция, что точно случится, то что будет со мной?»

– Ты хочешь сначала доказать, что твои родители ни при чём и являются лишь жертвами ситуации, прежде чем заявить в полицию на тётку и дядю? – догадалась Вера. Вид у неё, честно сказать, тоже стал весьма усталым. Она переживала за меня, из-за чего сильно потела и накручивала волосы на пальцы, путая их.

«Ох, хоть бы они действительно оказались жертвами», – с горечью подумала я.

Вскоре мы решили отложить беседу о моих родственниках на потом, но мрачный отголосок всё ещё продолжал звучать в наших головах и беспокоить своим незримым присутствием. Мы говорили менее экспрессивно и быстро, чем обычно, пока Вера помогала мне обрабатывать йодом и гелем ушибы и царапины и настойчиво пыталась заставить меня выпить активированный уголь. Далее она помогла мне с домашкой по физике, а я ей – с литературой. Мне всегда не давались точные науки, в то время как Вера люто ненавидела сочинения и уж тем более литературные анализы.

Около восьми часов вечера мы разложили диван и начали смотреть любимый фильм, будучи ещё достаточно бодрыми. Но к девяти меня стало клонить в сон, да так, что при попытке держать глаза открытыми всё вокруг ходило ходуном и расплывалось. И примерно полдесятого я, невнятно извинившись перед Верой, которая часто ложилась спать поздно, погрузилась в беспокойный сон.

Глава 4. «Ведьма»

Изначально я была очень активным ребёнком. Нет, я не баловалась (по крайней мере, больше, чем другие дети), не выводила родителей из себя капризами и нежеланием засыпать до двух часов ночи. Я просто любила подолгу играть с другими детьми и гулять, причём не в коляске, а на своих двоих. Дома я тоже никогда не сидела на месте, предпочитая смотреть по телевизору детские танцевальные передачи и повторять движения за их ведущими. Родители были рады тому, что я не была зависимой от игрушек и гаджетов, в отличие от многих моих сверстников, мамы и папы которых просто отгораживались от своих чад, давая им телефоны.

Но, как и все малыши – нет, люди – я могла «заиграться» и «забыться». И мне повезло сделать это именно во время очередного приезда тётки Вайноны. Я носилась по дому, перепрыгивая препятствия в виде чужих тапок и ног и радостно хохоча. В руке я держала любимую куклу – фею в сиреневой бальной пачке и с блестящими фиолетовыми крылышками. Она, словно верная подруга, «летела» рядом со мной, а воображение ярко описывало наш с ней диалог и шутливое колдовство. Тогда мне казалось, что не только магия моей феечки, но и весь мир светится. Веселье кончилось, когда я забежала в зал, где на диване чинно попивала чай Вайнона. При моём появлении она лишь кинула на меня брезгливый взгляд и далее сделала вид, что меня не существует. Будучи внимательным и требующим постоянного внимания ребёнком, я была недовольна таким раскладом. Я разбежалась и хотела было совершить мастерский, как я думала, прыжок, но рассчитала расстояние неправильно и чуть было не свалилась прямо на стопы тётки, та вовремя вскинула ноги и пнула меня в живот. Темнота и цветные точки заплясали перед моими глазами, воздух резко вышел из лёгких, и я с хрипом постаралась вернуть его обратно. Голова загудела от удара. И всё, вроде бы, должно было кончиться весьма благополучно: руки, ноги на месте, ничего не сломано, одни ушибы и испуг. Однако Вайнона решила, что я недостаточно поплатилась за свою дерзость. Когтистая лапа – тогда я не могла назвать её ладонь с угрожающе острым маникюром никак по-другому – схватила меня за волосы, впутываясь пальцами в них так, что при всём желании не отдерёшь. Я повисла на её руке, как тряпичная кукла или, скорее, скулящий щенок, слабо пытаясь отодвинуть от себя её мертвецки холодные пальцы. А вскоре пришло осознание: мама, хоть и была выше Вайноны, если та не надевала свои уродливые каблуки, уже давно отказывалась брать меня на руки, ссылаясь на то, что я стала тяжёлой. Когда как тётка схватила меня одной рукой без особых усилий, и даже не покачнувшись. Я замерла на минуту, за время которой что-то грубо кричащая Вайнона успела выволочь меня из зала, но, услышав чьи-то шаги, вспомнила, что в доме находятся мои родители, и заверещала во всё горло: «Мама! Папа!» Раздавшиеся со второго этажа голоса окрылили меня, и я начала яростно сопротивляться, но тётка тут же прекратила мои жалкие попытки спастись, сжав мои запястья почти до хруста. Или не «почти», таких подробностей хотелось не вспоминать никогда…

Чуть позже я оказалась в подвале, признаться, до того момента я и не знала, что он у нас на даче был. Там было множество банок с вареньем, но пахло, почему-то, тухлятиной и гнилым мясом. Стоило тётке спуститься по крошащейся каменной лестнице и выпустить, наконец, мои волосы, я ломанулась к светлому прямоугольнику выхода, который вдруг закрыли силуэты родителей. Я счастливо протянула к ним руки, и они тоже потянулись в ответ, но грозный голос Вайноны их остановил. И они… ушли. Захлопнули люк в подвал, оставив меня без света наедине с тёткой и не понятно откуда взявшимися розгами.

Это воспоминание явно не безосновательно было вытащено моим проклятым подсознанием наружу спустя столько лет, но почему именно сейчас? И почему в такой обстановке? Как бы странно это ни звучало, эпизоды из детства часто крутились у меня перед глазами во время полудрёмы, когда я, вроде как, спала, но в любой момент могла вскочить и пойти на кухню за водой. Но сейчас я находилась вовсе не в полудрёме и точно не во сне – это был сущий кошмар! Кошмар наяву. Я не могла очнуться, не чувствуя ни времени, ни пространства, ни своего тела. Вокруг зияла не тьма, а нечто коричневое, бордовое, местами чёрное, как запёкшаяся кровь, среди которой чётко прослеживались рептильи жёлтые глаза, точь-в-точь как у того недо-волка из леса. Они затягивали меня, гипнотизировали, дурили голову, из-за чего внезапно нахлынувшее воспоминание на миг показалось спасением из этого болота. Не имея возможности вернуться в реальность, самостоятельно я стала кричать. Уж не знаю, вышло ли «связаться» таким способом с внешним миром, но после моих возгласов глаза закрылись и спрятались в бордовой гуще. И вскоре вместо них я увидела её – Охотничью или, по-другому, Кровавую Луну. Явление не сказать, чтобы редкое, но и не частое. Мне доводилось его видеть пару раз и, кажись, Вера говорила, что такое случается, когда Земля бросает тень на свой спутник, поэтому это также можно назвать лунным затмением.

Погодите-ка.

А не о лунном ли затмении говорили отец, Вайнона и Меземир? Вот же ж! Неужели у них получилось?! Что бы они ни имели в виду, но успеха мои родственнички добиться сумели! И, как бы прискорбно это ни звучало, похоже, мои родители помогли им или просто не стали мешать. Так неприятно и больно осознавать это. Но что бы я сделала на их месте, угрожай им опасность? Возможно, я тоже сдалась бы?.. Нет. Я прекрасно понимаю, что боролась бы до последнего за них! И не потому, что я такая смелая и сильная, а потому что просто люблю их. И если мама с папой не стали спасать меня и тогда, и сейчас, значит ничего, кроме вдолбленного предками родительского долга и желания оставить след в этом мире они не чувствуют ко мне.

Меня обуяла злость. Почему, когда как я готова ради этих людей пойти на любые подвиги, они не способны ответить мне тем же?! Почему они настолько эгоистичны, что не отвечают на мою любовь?! Неужели так сложно любить и защищать собственного ребёнка, свою кровиночку, свою частичку?! Мне было больно не от розг или пощёчины, мне было больно от того, что родители в который раз бросили меня в самый сложный момент.

Кровавая луна, будто сжалившись надо мной, стала кружиться вокруг меня, издавая красивую мелодию. Похожую я слышала в музыкальной шкатулке моей бабушки, той, что загородом и всегда готова была принять меня. Даже после наказания Вайноной, когда она отлупила меня розгами и оставила в тёмном и сыром подвале на всю ночь, я сбежала именно к ней несмотря на то, что ехать до неё было долго. Постепенно краснота сошла, и луна стала голубовато-белой, а кровавое марево вокруг посинело. Мне захотелось вздохнуть с облегчением, но внезапно меня начало будто бы вытягивать из этого необычного состояния. Прощаться с долгожданным умиротворением оказалось ещё сложнее, чем терпеть непрошеные воспоминания и чувства, и я с недовольным стоном и чистой ненавистью посмотрела на разбудившего меня. Точнее, разбудившую. Поначалу Вайнона выглядела недовольной, но, увидев мой горящий отнюдь не любовью взгляд, хищно оскалилась.

– Я прекрасно понимаю твою ярость, моя дорогая, – с довольным полурыком проговорила тётка. – Но, как насчёт возмездия? – сладко протянула она, взмахивая ладонью. Перед каменным ложем, на котором я очнулась, загорелся свет, являя глазу моих испуганных родителей, безмолвно стоящих и не знающих, куда себя деть. Почти слыша хруст своих костей, я с трудом приподнялась на локтях, еле двигая затёкшими конечностями, и протянула вот-вот готовую упасть дрожащую руку в сторону единственных людей в этой комнате, кто хоть как-то мог мне помочь. Они в ужасе отшатнулись от моей испачканной в чём-то тёмном и стягивающем кожу руки.

Захотелось плакать и кричать: как они могут так поступать со мной?.. Гнев придал мне сил, и я смогла сесть. В пояснице отдалось тупой болью – ещё бы! Столько времени пролежать на каком-то булыжнике!

– Мам? Пап? П-прошу… – голос сорвался, я хрипло закашляла и снова протянула руку к родителям. Дура, да. Но надежда умирает последней.

– Не надо… – дрогнувшим голосом отозвался отец. – Не подходи, – уже твёрже сказал он. Я даже услышала злость в его тоне.

Тело скрючило: казалось, будто все конечности и живот разом свело.

– П-прошу… – надрывно просипела я, не зная, как самой себе помочь. Больно было лишний раз пошевелиться, не то, что попытаться размять мышцы. В конце концов, стало настолько плохо, что я не стерпела и захныкала. Вайнона то ли ухмыльнулась, то ли скорчила сочувствующую гримасу и наклонилась к моему уху:

– Используй свои силы, дитя. Ненависть – лишь она поможет справиться с болью! Но за всё нужно платить. В данном случае всё о-очень просто, – она грубо схватила меня за подбородок, впиваясь ногтями в и так раздражённую кожу, и повернула моё лицо в сторону вжавшихся друг в друга и в стену родителей. – Отомсти им. Заставь их почувствовать ту боль, что ты испытала по их вине! – последнюю фразу она чуть ли не торжественно прокричала, на миг оглушая меня.

Боль… Расстаться с болью – так заманчиво. Мне никто не поможет, кроме меня. Так… почему бы не?..

Уже через секунду моя рука покоилась на шее отца, впившись когтями в кожу. Вскакивая с каменного ложа, я почувствовала толчок со спины от Вайноны, но он не вызвал такого отвращения, как полные страха и ненависти глаза отца. Я несильно стукнула его головой о стену и медленно разжала пальцы, невольно оставляя красные борозды на коже. Ноги перестали меня держать, и я медленно осела на пол, закрывая ладонями лицо: пальцы и рукава тут же стали влажными от слёз. Я не могла причинять им боль, несмотря на предательство и собственные мучения!

– Трусливая овечка, – едко бросила Вайнона, подходя ко мне с назойливым стуком каблуков. – Но ничего, – она склонилась надо мной, о чём свидетельствовала тень передо мной, и провела ладонью по моим волосам, больно цепляя их перстнями. – Из тебя ещё можно сделать опасного хищника, – тётка выпрямилась и безумно расхохоталась, что немного привело меня в чувства, и вскоре я уже сухими глазами уставилась на неё со всей накопившейся ненавистью. Однако это её только порадовало. – Во-от. Начало уже положено.

***

Ещё утром, когда Вера не смогла разбудить подругу даже с помощью своих родителей в школу, она сильно забеспокоилась. И это несмотря на то, что её мама утверждала, что Люда просто переутомилась, и один пропущенный день школы – ничто, по сравнению с возможностью выспаться ребёнку. Но когда Людмила не проснулась ни к обеду, ни к ужину, и семейство Ивовых уже набирало номер скорой помощи, к ним в дверь постучался отец Люды, Тихон. За ним на лестничной клетке мялся (хотя Вере сложно было применить это слово к этому снобу), видимо, дядя её подруги. Пока отец Люды лгал о том, что с ней уже подобное случалось, и это, якобы, наследственное заболевание, Вера не сводила пристального взгляда с Меземира ровно до того момента, как её одёрнула мать, заметившая, что дочь откровенно «пялится» на чужого человека. Что ж, этого пижона Вера запомнила надолго. Если что, думала она, фоторобот будет составить несложно. Погружённая в напряжённые мысли, Вера не сразу поняла, зачем же всё-таки пришли родственники подруги. Да ещё и туман усталости мешал быстро соображать. Но когда более сильный, чем Тихон, Меземир вышел из их квартиры с Людмилой на руках, Вера всерьёз запаниковала и даже хотела рвануть вслед за нежданными гостями, но была на миг остановлена строгими и не предвещающими ничего хорошего взорами родителей. Всего на миг.

– Вы не заслуживаете её. И однажды она станет свободна, – Вера дёрнула рукав Тихона так резко, что хлопковая ткань больно врезалась в грубую мужскую кожу, нагнав мужчин на первом этаже.

– Однажды? – хмыкнул Меземир, без тени устали поворачиваясь к застывшим людям. – Вскоре мы все станем свободны. И ты будешь этому свидетелем, – сложно было сказать, к кому именно была обращена последняя фраза, но Вере почему-то казалось, что ей. И от этого холодок пополз по её спине. Она выпустила из ослабевших рук пиджак побледневшего отца подруги и, будто бы под гипнозом, поднялась обратно к себе на этаж. А, может, и не «будто бы».

***

После получаса рыданий в одиночестве я решила встать и пойти умыться. Вайнона, как и родители, давно покинула это подвальное помещение, и больше я никого не видела. Нужна я кому-то, ага! В этом доме… или где я сейчас нахожусь, мне никто не поможет, и не важно, что со мной случилось. Думаю, пора паковать вещи и переезжать к бабушке от этих психопатов. А то ещё убьют в порыве своих игрищ!

Попытавшись подняться, я удивилась: моё тело ощущалось совсем иначе. Словно кто-то перекроил меня за эту ночь, выкрав перед этим у Веры из-под носа. Ох, боюсь представить, что она успела за это время вообразить себе! Она-то обо мне волнуется, в отличие от некоторых! Ладно, так я себе не помогу, нужно подняться.

Пальцы сгибались туго, впрочем, как и всё остальное, мышцы стали плотнее, а вены взбухли и легко проглядывались через кожу. Не то чтобы я раньше была красавицей, но сейчас, уверенна, выгляжу совсем чудовищем. Резко оттолкнувшись от пола, я попыталась вскочить на ноги – это было плохой идеей. Перед глазами заплясали черти, и мне страшно было подумать, реальны эти скачущие по комнате чёрные пятна или нет, потому что после всего произошедшего могло случиться и не такое!.. Страх подстегнул меня к дальнейшим попыткам выбраться из того подвала. Кто знает, что со мной может произойти, если я останусь там ещё хоть на минуту? Мне вот не хотелось узнавать этого. В носу появилось ощущение сухости, а на языке – металлический привкус. Её и кровь носом пошла! Что ещё сегодня плохого не произошло?! Где там астероид размером с планету?..