Читать книгу: «Женщины», страница 6

Глава девятая

Фрэнки каждый раз останавливалась перед входом в операционное отделение, ей было страшно. Сомнения до сих пор ее не оставили, но теперь она, как черепаха (именно так ее назвали в день приезда), отрастила себе твердый панцирь, который защищал сердце от всех ужасов, что творились вокруг, а еще в ней появилась уверенность – преодолевая собственный страх, она помогала мужчинам, женщинам и детям, которые оказывались в операционной. Только так и можно было выжить.

Перед отъездом Пэтти научила Фрэнки всему, что знала сама, Барб в любой момент была готова прийти на помощь, и неважно, как мало она спала. Дружеское плечо Этель тоже всегда было рядом.

Этим жарким, дождливым июньским днем она ассистировала Джейми, когда донесся гул вертолета. Вертолетов. Теперь этот звук ее не удивлял – число раненых, которым требовались срочные операции, постоянно росло, «наплывов» становилось все больше. США вместе с армией Республики Вьетнам вторглись в демилитаризованную зону, отделяющую коммунистический север от капиталистического юга, который поддерживали американцы. Там шли ожесточенные бои. Фрэнки очень хотела, чтобы Пэтти была здесь, но она уехала домой на прошлой неделе. Проводы выдались грандиозными.

– Твою мать, – сказал Джейми через маску. Его рука по локоть была в животе мальчика. – Разрыв селезенки.

Фрэнки взяла зажим и протянула ему.

Через пару секунд двери операционной распахнулись. Барб в маске и халате вкатила еще одного раненого из предоперационной.

– Док, открытый пневмоторакс. Он совсем плох.

Джейми выругался себе под нос.

– Я займусь им… только вытащу селезенку… – Он протянул руку, взял у Фрэнки инструменты и вернул их – работал он быстро. Капельки пота скатывались по лбу и затекали под маску. Наконец Джейми отошел от стола. – Все. Остальное на тебе, Макграт.

– На мне?

Джейми снял перчатки и потянулся за новой парой. Приступая к пневмотораксу, он сказал:

– Можешь зашивать, Макграт. Ты много раз видела, как я это делаю. Края апоневроза бери пошире, сначала сделай все стежки, натяни их, потом завяжи пять прямых узлов. Посчитай. Должно быть пять.

– Я не смогу. – Она замотала головой.

– Черт, Макграт. Бояться нет времени. У тебя все получится. Приступай.

Фрэнки кивнула, собралась с силами и склонилась над пациентом.

– Ничего сложного, Макграт. Разве в школах для девочек не учат кройке и шитью? Ты сможешь.

Фрэнки глубоко вдохнула и выдохнула.

Ты сможешь.

Ей понадобилась лишь пара секунд, чтобы сосредоточиться – отвлечься от шума и хаоса, от дождя, стучащего по крыше. Она успокоилась и стала осторожно зашивать рану, стежок за стежком. Она считала узлы, следила очень внимательно.

– Молодец, – похвалил Джейми, посмотрев на нее. – Я знал, что ты сможешь.

Фрэнки еще никогда в жизни не была так сосредоточена. Шум в операционной постепенно стих. Она слышала лишь собственное сердцебиение, чувствовала трепетание пульса, чувствовала, как воздух наполняет легкие и медленно покидает их. Весь мир сжался до кровавого разреза на животе этого мальчика. Она взмокла от пота, но не прерывалась, чтобы смахнуть капли со лба. Завязав последний узел, она глубоко вдохнула и посмотрела на свою работу – швы выглядели безупречно. Она еще никогда так собой не гордилась.

Вот, подумала она. Вот для чего я приехала.

– Я закончил, – сказал Джейми.

– Я тоже, – кивнула Фрэнки.

Они посмотрели друг на друга, оба были в масках, но она точно знала, что он улыбается.

– Я же говорил, Макграт.

Ее хватило только на очередной кивок.

– Готовься, – сказал он. – Кажется, садится еще один вертолет.

В конце июня дожди ударили в полную силу. Такое Фрэнки видела впервые.

Шквалистый ветер срывал крыши и вывески. Косой дождь лил стеной. Красная земля превратилась в вязкую, скользкую жижу, которая затекала в операционную и смешивалась с кровью на полу. Грязь приходилось постоянно вычерпывать. Медсестры, санитары и все, кто мог держать лопату, проводили долгие часы, вычищая ангары.

А еще было холодно.

Фрэнки посмотрела на пациента: кишки вывернуты наружу, грудь изрезана. Дождь и порывистый ветер били по ангару, словно тысячи маленьких молотков.

– Он умер, – сказал Джейми и выругался себе под нос.

Она взглянула на часы и тихо назвала время смерти.

Фрэнки была на ногах уже двенадцать часов. Сезон дождей очень усложнял жизнь. А может, дело было не только в погоде, может, причина в резко возросшем числе раненых, проходящих через операционную. Хотя прошлая неделя выдалась относительно спокойной, медсестры даже могли отдохнуть, эта неделя была совсем другой. Джонсон отправлял на фронт все больше солдат, надеясь изменить ход событий, а «Звезды и полосы» каждую неделю писали о скорой победе Америки.

Фрэнки дрожала от холода, грязная форма и медицинский халат промокли. Из карманов халата торчали зажигалки и сигареты (она всегда держала их под рукой для своих мальчиков – так она теперь называла раненых). В нагрудном кармане лежал маленький фонарик и перевязочные ножницы. На плече висела длинная резиновая трубка на случай, если вдруг понадобится пустить кровь. На ремне – зажим Келли. Отросшие волосы торчали из-под синей медицинской шапочки, рот и нос закрывала маска. Видны были только усталые глаза.

Джейми посмотрел на нее. Между ними лежал мертвый мальчик, который всего полгода назад бегал по школьному стадиону.

– Ты как, Макграт?

– В норме. А ты?

Он кивнул, но она все поняла. Он был измотан и подавлен так же, как и она.

Они слишком хорошо знали друг друга. За последний месяц они провели вместе больше времени, чем некоторые женатые пары проводят за целый год. Дождь и ветер, сырость и грязь, холод и многочасовые операции – все эти трудности они переносили вместе, они стали больше чем просто друзьями. Иногда от душевной боли помогал только смех – или слезы. Фрэнки теперь редко плакала, но когда это случалось, она оказывалась в объятиях Джейми. Он всегда был рядом с ней, а она с ним. Ему удавалось рассмешить ее даже в самых тяжелых ситуациях.

Всегда вместе, плечом к плечу, она и Джейми. Она замечала любое изменение в его настроении, знала, как он стискивает зубы, когда видит ребенка в ожогах от напалма или истекающего кровью солдата, который переживает за своих друзей. Знала, как он скучает по любимому ранчо в Вайоминге, где такие жаркие дни и такие прохладные ночи, как скучает по лошадям, по цветочному лугу перед верандой. Как тоскует по рыбалке на реке Снейк, где он любит плавать на надувном круге с шестью банками пива за бортом. Она знала, что Сара работает воспитательницей, что каждую неделю она отправляет ему домашнее печенье, переживает, что он ей почти не пишет, что постоянно спрашивает его, все ли хорошо, а он каждый раз отвечает ей сухим «Да».

Фрэнки прятала от него свои чувства, но по ночам, лежа в своей кровати, она думала о нем, думала, что если… Все могло быть лишь миражом – слишком близко они подошли друг к другу, слишком много ужасов творилось вокруг, – но эта связь между ними казалась такой реальной…

Он дотрагивался до нее при любом удобном случае и всегда с вымученной улыбкой. Иногда они просто стояли или сидели рядом, смотрели друг на друга, не говоря ни слова, каждый чувствовал слишком много, и каждый знал, что слова тут не помогут.

Она стянула перчатки и опустила маску. Половина лица у обоих была в красной грязи, от уголков глаз ко рту тянулись мокрые красноватые дорожки.

– Ну и денек, – сказала она.

– Мне нужно выпить. Много выпить. Пойдешь со мной?

У нее не осталось сил на то, чтобы скрывать свои чувства, сидеть в клубе вместе было опасно.

– Для клуба я слишком устала, – сказала она.

– Разве это возможно?

– Сегодня да. – Фрэнки попыталась улыбнуться.

Они сняли шапочки и халаты, надели зеленые дождевики и вышли на улицу, где бушевал ливень.

– Иногда думаешь, что хуже быть не может… – сказал Джейми.

Дождь барабанил по навесу, с обеих сторон ручьем стекала вода, превращая в месиво красную пыль.

Проходя мимо столовой, Фрэнки вдруг поняла, что уже обед. Когда случался МАСПОТ, время переставало существовать, рабочих рук в отделении не хватало и смены казались бесконечными. Когда она ела последний раз? Прошлым вечером? В животе заурчало. Она шагнула в сторону и врезалась в Джейми, а потом, не меняя курса, направилась в столовую. Обойдя стол с горячим кофе (из горячего ей нужен был только душ), она взяла два пончика и вышла, Джейми ждал на улице.

– Глазированные, – сказала она, протягивая ему пончик.

– Мои любимые.

– Знаю.

Они прошли мимо сцены, где еще недавно висел плакат «На следующей неделе приедет Марта Рэй», теперь из-за сильного ветра он, скрученный и порванный, валялся в грязи. Фрэнки сунула свой пончик под дождевик, чтобы защитить его от непогоды.

Джейми остановился перед входом в клуб. От ветра бусины на занавеске с шумом бились об стену. Фрэнки почувствовала запах сигарет. Музыку было слышно даже на улице. В клубе играла песня «Мы счастливы вместе»¹⁹.

Представь нас вместе, ты и я…

– Представляю, – сказал он.

– Что?

– Представляю нас вместе. Мечтаю о тебе, Макграт.

У Фрэнки перехватило дыхание. Она была так измотана, что притворяться просто не получалось. Она не могла даже улыбнуться. Господи, дай ей сил.

– Джейми, не надо…

– Если бы мы встретились раньше, – сказал он.

– Ты бы даже не посмотрел на меня. Звезда школьной команды по футболу, будущий хирург.

Он коснулся ее щеки и быстро отдернул руку. По коже пробежали мурашки.

– Какая же ты красивая.

Они стояли и смотрели друг на друга под проливным дождем в этом тайном волшебном мире. Фрэнки боялась, что они… что она проиграет в этой битве. А если падет один, второй тоже не выдержит. Впервые в жизни ей так хотелось кого-то поцеловать. Любовь, которую она испытывала, вызывала почти физическую боль. Фрэнки заставила себя сделать шаг назад. Ей хотелось сказать что-то умное, но ничего не приходило в голову. Она накинула капюшон и, наклонившись вперед, чтобы закрыть лицо от дождя, побежала в сторону душевых.

В душевых никого не было – видимо, из-за погоды. Дождь колошматил по огромному баку на четыреста галлонов, который назывался «Водяной буйвол», из него вода поступала в душевые кабинки. Фрэнки повесила одежду на крючок. В таком холоде вода казалась почти теплой. Фрэнки не нужно было опускать глаза, она и так знала, что вода под ногами красная – красная кровь, красная грязь, красный пот. Между деревянными досками душевой кабинки прятались гекконы.

Она выключила воду и, даже не вытираясь, залезла в грязную, влажную форму, завязала шнурки на ботинках и накинула мокрый дождевик, а затем вышла под дождь. У дощатого мостика она на секунду остановилась. Под ним теперь протекала мутная, грязная река. Фрэнки медленно пошла вперед, с трудом держа равновесие, а потом забежала под длинный навес.

По крыше барака грохотал дождь, вода ручьями стекала по деревянным стенам, образуя внизу красные лужи по щиколотку глубиной. Фрэнки зашла внутрь, грязь и влага зашли вместе с ней. Не было и шанса оставить этих гостей за дверью. Из-за постоянных дождей в бараке всегда было сыро и грязно.

На тумбочке рядом с койкой Фрэнки увидела обклеенную марками коробку, сверху лежал синий конверт. Почта!

Фрэнки сбросила мокрый дождевик, заварила кофе, стянула влажную форму и убрала ботинки в ящик. Сухая обувь была на вес золота. Она надела пижаму, нанесла на шею немного духов и забралась в постель.

Открыв коробку, она увидела пакет с домашним печеньем, упаковку шоколадных конфет и кексы «Твинки». Фрэнки улыбнулась и вскрыла конверт, оттуда выпала вырезка из газеты – толпа протестующих сжигает американский флаг.

5 июля 1967 г.

Моя дорогая Фрэнсис Грэйс,

Мне хочется писать тебе только о хорошем, но мир сошел с ума. Хиппи уже не те безобидные ребята, поверь мне.

На улицах тысячи протестующих. Парни сжигают повестки, а девушки – бюстгальтеры. Кругом беспорядки. Боже милостивый. Надо сказать, даже наш ежегодный прием в этот раз прошел довольно скромно. Все только и говорили, что о войне. Помнишь Донну ван Дорн из воскресной школы? В бридж-клубе поговаривают, что она подсела на ЛСД, бросила колледж и присоединилась к фолк-группе. Кажется, сейчас она живет в какой-то коммуне и делает свечи. Господи, а ведь она из такой хорошей семьи, еще и член Дочерей американской революции.

В клубе пошли разговоры о том, что война во Вьетнаме – ошибка. Насколько я знаю, Международный трибунал по военным преступлениям признал США виновными в обстреле гражданских объектов, таких как школы – ШКОЛЫ, Фрэнки! – церкви и даже лепрозории. Я и подумать не могла, что проказа еще существует.

Береги себя, Фрэнсис, и обязательно пиши. Я очень скучаю.

С любовью,

мама

В конверт был вложен почти сухой, синеватый бланк авиапочты, на котором Фрэнки могла написать ответ. В такой влажности чернила пропитывали бумагу насквозь.

18 июля 1967 г.

Дорогая мама,

Большое спасибо за сладости! Ты даже не представляешь, как они поднимают всем настроение в этом непрекращающемся дожде.

Такую непогоду трудно описать, но переживать ее еще труднее. Хуже дождя только ДОК моей подруги Этель. В армии так называют дату окончания контракта. Или день, когда она поедет домой.

Помнишь, я рассказывала тебе про Этель? Она играет на скрипке и хочет стать ветеринаром. Так вот, в сентябре она покинет Вьетнам. И отправится домой.

Не представляю, как я буду здесь без нее.

Надеюсь, я справлюсь.

Здесь

Снаружи послышался гул приближающихся вертолетов, Фрэнки опустила ручку, со вздохом отложила незаконченное письмо и надела по-прежнему влажную форму.

Ее смена уже закончилась, но при такой нехватке рабочих рук это было неважно. Сейчас прибудут новые пострадавшие, без медсестер никак не обойтись. Накинув дождевик, она направилась в операционное отделение. По дороге увидела, как от вертолетной площадки отъезжают две машины «скорой помощи».

Джейми уже стоял в операционной в шапочке и халате.

– Нет покоя нечестивым, да, Макграт?

Она протянула ему кекс, который прислала мама.

– Это точно.

В конце июля выдался свободный денек, и Барб устроила выезд к местным жителям. Небольшой облегченный «хьюи» ждал Джейми, Этель, Барб и Фрэнки на вертолетной площадке. Сегодня они направлялись в приют Святой Елизаветы, который находился в старой каменной церкви не слишком далеко.

Придерживая рукой оливково-зеленую панаму, Фрэнки забралась в вертолет. На этот раз она не стала забиваться в самый дальний угол кабины. Она больше не хотела бояться, не хотела думать о Финли каждый свой полет.

Фрэнки села на пол рядом с пулеметчиком (оружие было направлено вниз), осторожно перекинула за борт сначала одну ногу, а затем вторую. Барб села у другой открытой двери. Джейми и Этель устроились сзади. Когда вертолет начал набирать высоту, у Фрэнки перехватило дыхание.

И вот они уже летят, земля все дальше.

Фрэнки еще никогда не чувствовала себя такой свободной и такой живой. Ветер дул прямо в лицо. Под ногами проносились зеленые пейзажи, вскоре показались песчаные пляжи бирюзового Южно-Китайского моря.

Вертолет накренился и повернул к суше, они снизили высоту и полетели над рисовыми полями. Фрэнки увидела красную грунтовую дорогу, которая разрезала густые заросли слоновой травы. Вертолет завис в воздухе, лопасти винта с шумом вращались, ветер приминал траву внизу. Медленное снижение. Как только команда медиков выпрыгнула, один за другим, вертолет поднялся и полетел на север.

Когда Фрэнки, Барб, Этель и Джейми подошли к приюту, двери распахнулись и оттуда выбежали дети в рваной одежде, они радостно махали руками и толкались от нетерпения. Эти дети знали, что американцы всегда привозят конфеты. За ними вышли усталые вьетнамские монахини в черных одеяниях и соломенных шляпах.

Медсестер окружила толпа худеньких девочек, они тянули руки, пытаясь прикоснуться к гостям. Барб опустилась на корточки и начала раздавать леденцы, дети с любопытством трогали ее курчавые волосы. Затем она выстроила детей в очередь на прививки.

Следующие четыре часа медсестры делали инъекции, обрабатывали крысиные укусы, раздавали витамины и таблетки от малярии. Джейми зашивал раны и даже дергал гнилые зубы.

Медики уже стали собираться, как вдруг к ним подошла хрупкая молодая вьетнамка в монашеском одеянии. Она робко посмотрела на Фрэнки.

– Э-э… мадам? – сказала она по-английски с сильным французским акцентом.

– Да? – Фрэнки вытерла пот со лба и перекинула через плечо сумку с медикаментами.

– Могли бы вы пойти со мной, пожалуйста?

Фрэнки последовала за монахиней в прохладу приюта. Внутри церковь разделили на спальные помещения, вместо кроватей на полу были плетеные циновки. В одной из комнат стояло больше десятка детских колыбелек, в них спали и плакали малыши. У Фрэнки разрывалось сердце при мысли, сколько же детей осиротело из-за этой войны. Кто позаботится о них, когда все закончится?

Завернув за угол, они вошли в небольшую вытянутую комнату. На подоконнике и на полу стояли догоревшие свечи – электричества не было.

Здесь находился только один ребенок, девочка, она лежала на плетеном коврике, обхватив колени руками. Девочка была совсем крохотной. Фрэнки вопросительно посмотрела на монахиню.

– У нее в голове жар, – сказала монахиня, дотрагиваясь до собственного лба.

Фрэнки опустилась на каменный пол рядом с ребенком. Присмотревшись, Фрэнки поняла, что девочка старше, чем кажется, но она явно недоедает.

– Она не ест, – сказала монахиня.

– Привет, малышка. – Фрэнки погладила девочку по черным непослушным волосам.

Девочка не шевелилась и ничего не отвечала, просто смотрела на Фрэнки грустными карими глазами. Спутанные волосы прикрывали уродливый ожог на щеке.

– Как тебя зовут? – Фрэнки дотронулась до лба девочки, отвела волосы и посмотрела на ожог, воспаления она не увидела.

Температура, конечно, но не слишком высокая.

– Мы не знаем ее имя, – тихо сказала монахиня.

Она опустилась на колени и стала осторожно гладить девочку по спине.

– Ее деревню разбомбили. Кто-то из ваших медиков ее нашел, она пряталась в канаве. – Монахиня на секунду замолчала. – В руках мертвой матери.

У Фрэнки привычно защемило сердце – в нем поселилась печаль, которая никогда теперь не покидала ее. От таких вещей нельзя защититься. Неважно, как высоки стены крепости, от этой боли они не спасут. Эту девочку она не сможет забыть, ее лицо будет являться Фрэнки во снах. Будет стоять перед глазами в бессонные ночи.

– Мы зовем ее Мэй. Мы не знаем, понимает ли она нас. Некоторые… из них… так сломлены…

Хотелось взять девочку на руки, сказать, что все будет хорошо, но как она может такое обещать?

Фрэнки порылась в сумке, вытащила детский аспирин и антибиотики.

– Этим сбивайте температуру. А это мазь для ожога. Поможет с рубцеванием. – Она снова полезла в сумку, достала вишневый леденец и протянула его девочке.

Девочка уставилась на конфету.

Фрэнки развернула леденец, лизнула его и улыбнулась, а затем снова предложила ребенку.

Девочка медленно вытянула руку и взяла леденец за тонкую белую палочку. Осторожно поднесла его ко рту и, не отрывая глаз от Фрэнки, лизнула.

Потом лизнула еще.

И еще.

Фрэнки ждала, что девочка улыбнется, но этого так и не случилось. Фрэнки слишком хорошо понимала, какую травму нанесли этому ребенку. Все больше вьетнамских деревень подвергалось обстрелам, некоторые были сожжены. Все больше вьетнамцев погибало, и дети оставались совершенно одни. Масштабы трагедии были огромны.

Фрэнки поднялась.

Вдруг девочка вытянула руку и коснулась ее ноги.

Фрэнки опять села.

В глазах девочки блестели слезы.

Фрэнки взяла ребенка на руки и стала медленно покачивать, напевая колыбельную из своего детства, через какое-то время девочка заснула. Фрэнки смотрела на эту раненую девочку, слишком маленькую для своего возраста, такую одинокую и такую беззащитную. Сердце ее разрывалось из-за Мэй и других детей, чьи жизни разрушила война. Она гладила горячий лоб девочки и продолжала петь, сдерживая слезы.

– Макграт? Вертушка возвращается. Нам пора. – В дверях стоял Джейми.

Она положила спящую девочку на циновку и поцеловала в щеку со шрамом.

– Сладких снов, Мэй, – с болью сказала она.

Вставая, Фрэнки потеряла равновесие. Ноги подкосились.

Джейми тут же подбежал, чтобы поймать ее. Она схватилась за его руку, но не смогла посмотреть в глаза.

– Фрэнки…

Самой ей было не справиться. Она повернулась, он прижал ее к себе. Из глаз у нее текли слезы, терялись в просторах его хлопковой футболки.

Он ничего не говорил, только держал ее, пока она сама не отстранилась.

– Спасибо, – сказала она, вытирая слезы.

– Эта девочка запомнит твою доброту, – сказал он. – Когда-нибудь она вырастет, начнет бегать, прыгать и играть.

Фрэнки смогла только кивнуть, эти слова много для нее значили. Откуда он знал, что именно это ей нужно было услышать?

Они вышли во двор. Сияло солнце, дети смеялись и бросали друг другу мяч, который привезли медики. На грунтовую дорогу неподалеку сел вертолет, вращающиеся лопасти прибили к земле слоновую траву, подняв облако красной пыли.

Команда медиков подбежала к вертолету и забралась внутрь. Фрэнки снова села у открытой двери и свесила ноги за борт. Она достала «Полароид», сделала снимок, потом второй и третий, каждый раз она вытаскивала пустую карточку и махала ей, пока не проступит изображение. В этом было что-то механическое, никакого восторга она не испытывала.

Недалеко от них другой вертолет разбрызгивал над джунглями гербициды.

До Тридцать шестого они добрались без приключений, в лагере было тихо.

Удивительно тихо: никто не бежал из неотложки в предоперационную или хирургию, в приемном покое не было ни одного пациента, по территории не разъезжали машины «скорой помощи», дождь не лил стеной, кругом не текли реки грязи. Фрэнки, Этель, Барб и Джейми направились в столовую, девушки взяли сэндвичи и несколько банок газировки, Джейми захватил себе пиво.

На пляже с десяток парней без рубашек играли в волейбол. Из колонок играла музыка, откуда-то доносился стук молотков – возводились новые здания. Далеко на холмах словно кукурузные зерна взрывались минометные снаряды. Джейми стянул рубашку, разулся и побежал к волейбольной сетке.

Фрэнки, Этель и Барб поставили на песок три раскладных стула и сели, они жевали сэндвичи и любовались сиянием белого песка и голубой воды. И голыми торсами волейболистов. Вечером здесь повесят киноэкран. Говорили, что сегодня покажут «Большой побег»²⁰.

Кто-то выкрутил громкость на полную. Люди стали подпевать «Улетаю на самолете»²¹. Две девушки из Красного Креста (Пончиковые куклы, так их называли) в своих форменных юбках катили по пляжу тележку с едой и напитками. Несмотря на забавное прозвище, эти девушки были крепкими орешками. Они ездили по всему Вьетнаму на чем только придется и поднимали боевой дух солдат.

– Что случилось? – спросила Барб.

Фрэнки не удивилась вопросу. Они были больше, чем лучшие подруги – она, Барб и Этель. Радикалистка, дочь фермера и хорошая девочка из хорошей семьи. В обычной жизни они могли никогда не встретиться и не стать подругами, но война свела их вместе, сделала сестрами.

– В том приюте была девочка, – сказала Фрэнки. – Она чуть не сгорела. Наши медики нашли ее на обочине… в руках мертвой матери.

Этель тяжело вздохнула.

Фрэнки все думала о Мэй, думала о том, как она, обгоревшая, лежала в канаве на руках мертвой матери.

– Ее деревню разбомбили.

Война – это одно, бомбы, летящие на деревню с женщинами и детьми – совсем другое. В «Звездах и полосах» ничего подобного не писали. Почему там не рассказывали правду?

Воцарилось молчание. Все всё понимали, но сталкиваться с этой ужасной правдой никто не хотел. Та деревня была в Южном Вьетнаме.

И бомбы были только у американцев.