Друг

Глава II. Звонок из прошлого

Пронзительно затрещал звонок, и от неожиданности, увлекшись построением сложного графика функции, я выронил мел. Не успел, как жаль…

– Всё, Артём, можешь идти.

Зоя Егоровна, наша учительница по алгебре, вдумчиво вгляделась в неоконченный график и, не найдя ошибок, доброжелательно кивнула. Если честно, та еще ведьма – половина лицея люто ненавидела ее, как нечто нечеловеческое, принявшее людской облик. И было за что: на прошлой неделе, разозлившись из-за отвратительной посещаемости ее занятий, устроила нашей группе контрольный зачет и влепила всем «неуд». Правда, всем, кроме меня…

За что я ненавидел ее еще больше, чем остальные. Так уж получилось, что роль ее любимца пришлось исполнять мне, благодаря чему в группе меня прозвали «дите Егоровны», «сынок Зойки» и тому подобное.

– Молодец, Артём, отличный график. На завтрашнюю контрольную можешь не приходить, я ставлю тебе автоматом. Ты отлично усвоил эту тему, – это чудовище изобразило подобие улыбки и демонстративно поставило в журнале соответствующую отметку.

Класс возмущенно загудел. После ужасающих результатов прошедшего зачета завтрашний день воспринимался как День Апокалипсиса, и каждый ученик уже втайне сочинял текст объяснительной директору, а бездельники лихорадочно придумывали причину прогула. И тут нá тебе, сюрприз…

Я нервно огляделся. Двадцать три пары глаз неприязненно смотрели на заумного подлизу у доски. Кто-то на задней парте вполголоса выругался, где-то из середины вылетело оскорбление.

– Так!!! Тишина в классе! – зарычала Зоя Егоровна. – Он заслужил это, в отличие от вас, бездельников и лодырей! Чего сидите, звонок слышали? Все свободны!

Я прошел к своему месту. По пути кто-то толкнул меня в плечо, и я резко повернулся. Передо мной расплылось в довольной улыбке лицо Толяна – нашего главного задиры в классе.

– Ну что, зубрила, слабо ответить? – нагло усмехнулся тот.

Вздохнув, я отвернулся и принялся собирать портфель, стараясь не слышать оскорбительных выкриков этого неуча и его подпевал. Быстро собравшись, я выскочил из кабинета. И тут увидел ее… Она стояла у окна, разглядывая просыпающуюся весеннюю природу. Почувствовав движение за спиной, повернулась и, натянуто улыбнувшись, подошла ко мне.

Это шанс… Сказать ей всё… Признаться ей… Сердце бешено заколотилось, дыхание остановилось… Чего можно ожидать от влюбленного в первый раз шестиклассника?

– Тём, привет! А я тебя жду, – она снова улыбнулась, и опять вынужденно, словно ее заставили.

– Д-да? – я нервно сглотнул, подавившись воздухом, кашлянул. – Зачем?

Она хочет погулять, пообщаться, да-да, я согласен, сегодня сходим в парк к фонтанам…

– Да вот, у меня проблемы с одной функцией, завтра ж контрольная по математике…

Она попала к нам в группу после четвертого класса, до этого обучаясь в обычной средней школе, без всяких уклонов по предметам. Высокая, с карими глазами и очень темными, почти черными волосами, она мне сразу понравилась, несмотря на то, что не обратила на меня никакого внимания. Все эти полтора года я жил с затаенной надеждой на общение и внимание…

– Да, конечно… я помогу, – поникнув, как осенний лист, я направился к гардеробу. Внутри всё опять замерзло, укутавшись привычной ледяной коркой. А за окном расцветала весна…

*      *      *

– Спасибо тебе, Тём, большое.

Мы стояли на узенькой асфальтированной дорожке у ее дома, не в силах расстаться. После контрольной мы продолжили заниматься математикой, и вот спустя месяц обычное занятие переросло в отличный вечер для двоих, которого я так долго добивался. И уже всё, все слова сказаны, все чувства переданы, и от этого в душе шестиклассника расцвел целый букет переживаний. Прижав ее к себе, я наклонил голову, и вдруг…

– Эй, зубрила, давно не виделись! – противный голос Толяна нарушил весенний тихий вечер, и я мысленно выругался.

– Толя, уйди, пожалуйста, – она даже не просила, а просто сказала, понимая бесполезность этой просьбы.

Тот даже не взглянул на нее. Он шагнул ко мне, за ним из темноты вынырнули двое его дружков. Бросив парочку оскорблений в мой адрес, они окружили нас полукольцом. Стиснув зубы, я терпел, ждал, когда они уйдут, но бесполезно: злость медленно закипала и грозила вылиться наружу. Я взглянул на девочку.

– А-а-й!! – взвизгнула она и отскочила, держась за ягодицы, после чего парни отвратительно заржали.

– Вот видишь… – начал было один из них, но через мгновение я бросился на него, пытаясь достать пальцами до лица.

– Ты че, оборзел? – второй подпевала Толяна легко оттащил меня от своего дружка и грубо толкнул на каменистую обочину у дорожки.

Я упал, не глядя схватил первый подвернувшийся предмет и ударил им по ноге главного зачинщика. Острая кромка камня распорола ткань школьных брюк и впилась в голень.

– Ааа!!! – Толян мешком свалился рядом со мной и сжался в комок, схватившись за поврежденную кость.

Злобно сопя, я вскочил и ударил его булыжником в открытую спину, раскроив лопатку. Напарники Толяна бросились оттаскивать меня. Вырвав у одного задиры руку, удерживающую камень, я с размаху зарядил им второму парню по голове.

– Артём, не надо, успокойся! – завизжала моя первая любовь и бросилась меня останавливать. – Тёма!!

Через пару дней, в середине апреля 2190 года, отец, изрядно поскандалив с администрацией школы и родителями потерпевших, забрал меня из лицея и обменял квартиру в другом районе Петербурга. На следующий день мы переехали, и ту девочку я больше никогда не видел.

*      *      *

– …что само по себе является отличительной особенностью ксионов передавать взаимодействия на расстояния, на несколько порядков большие теоретических размеров материального мира, называемого Вселенной, – старый профессор, увлекшись интересной, по его мнению, темой, совершенно забыл про звонок и не обращал внимания на недвусмысленные знаки студентов, горящих от нетерпения быстрее выйти из физической аудитории. – Если рассмотреть зависимость времени жизни ксиона от энергии квантового обмена в n-мерных гипер-сферах, то возникает удивительная вещь…

– Владимир Ильич, извините, пара уже закончилась, – рискнул перебить лектора какой-то смертник-первокурсник, не знавший еще грозного характера физика-теоретика Владимира Ильича – или просто «Ленина», как прозвали его студенты.

– Правда? – Ленин взглянул на часы, нахмурился и жестом приказал всем выметаться. Грома и молний на этот раз не произошло. – А Вы, молодой человек, задержитесь, – его цепкий взгляд разглядел в толпе мою фигуру.

– Хе-хе, вот и попал! – шепнул мне на ухо одногруппник. Я цыкнул на него, и тот поспешно покинул аудиторию.

– Артём, подойдите ко мне, – Ленин властно махнул рукой, подзывая к себе. – Ваша работа по микроволновым ксионам сверхПланковских энергий, юноша, просто замечательна, – профессор всплеснул руками и, порывшись в столе, протянул мою работу. – Из Вас вполне может вырасти успешный ученый-физик. Главное, не забрасывайте…

После школы-лицея я, как и положено всем способным к науке людям, поступил в Питерский университет, желая продолжить учебу. Поступил легко, можно даже сказать, без проблем: мои результаты на экзаменах были много выше требуемых. Отец хотел, чтобы я учился экономике и политике, даже пытался надавить своим авторитетом, но я не поддался. Ну уж нет, зачем я тогда, спрашивается, двенадцать лет учился в физико-математических лицеях? В общем, нарушив «совет» и поступив на факультет астрофизики и космических исследований, я сильно подорвал доверие отца, в то время находившегося в постоянном напряжении: по стране носилась очередная волна политических репрессий. Недолго думая, тот прекратил всякую материальную поддержку и поселил меня в студенческое общежитие, где я прожил весь первый курс обучения. Впрочем, это мне не помешало заработать благоприятную репутацию среди преподавателей и коллег по специальности, которая и так считается элитной среди других. После успешного окончания первого курса я вернулся в родное гнездо, великодушно прощенный отцом. В качестве награды он купил мне тем летом электромобиль. В итоге ему пришлось скрепя сердце признать, что космометристы – я обучался по специальности «Метрология космологических процессов» – ничем не хуже экономистов и политиков.

Вернувшись домой, я застал отца, задумчиво читающего газету на кухне.

– Здравствуй, Артём, садись рядом, – бросил он привычно в приказном тоне, – поговорить надо, – и, когда я присел на соседний стул, протянул мне планшет с открытой страницей газеты. – Читай. Новости за двадцать шестое.

Я посмотрел на дату. Четыре дня назад, 26 февраля 2198 года.

– …и на очередном Съезде Наций Кассида представители Леппиды решительно заявили о выходе государства из состава Союза Объединенных Наций и о прекращении любых связей с остальной планетой, спровоцировав тем самым настоящую бурю эмоций со стороны…

– Они закрыли страну, – проговорил отец, – и вчера, по данным разведки, был убит наследный принц Леппиды Муррид Саджа. Командование Тингира, который, как ты знаешь, из всех стран Кассида единственный принял устои космополитов, сообщило, что в Леппиде готовится переворот. Что потом будет, неизвестно, поэтому наше правительство, похоже, введет войска в Тингир.

– И как это связано со мной?

– На сегодняшний день у Содружества нет средств, чтобы содержать наемную армию, поэтому не исключена возможность мобилизации, – отец выжидающе посмотрел на меня. – Не будет их и через годик-другой. Денег, в смысле.

– Ну и ладно, мне-то что? Вокруг в Галактике столько планет, столько полезных месторождений! А вы зубами держитесь за эту и так перенаселенную туземцами планетку…

– Ой, не начинай тут своих «гринписовских» патетик, – поморщился отец. – Ты не хуже меня знаешь, что Кассид – единственная пригодная к жизни планета, обнаруженная на сегодня. Это второй шанс человечества на выживание…

– Да вы и ее заср*те, как Землю! Да и к чему всем вам живая планета, когда вокруг полно астероидов, пригодных к разработке, у каждой звезды класса G полно…

– Хватит! – хлопнул по столу отец. – Ты представляешь, сколько стоит разработка полезных ископаемых в непригодной для жизни системе?! Мы сейчас не будем обсуждать эту тему! Мобилизация затронет все слои общества, и запомни, тебя не спасет никакой институт. Ведущие аналитики правительства просчитали двадцать четыре возможных варианта развития событий на Кассиде. И двадцать один из них ведет к войне. Самые смелые ожидания – через несколько месяцев.

– Вы не можете…

– Короче, слушай меня, Артём, – отец властно взмахнул рукой, даже не слушая меня. – Если тебя где-то, на улице или в институте, что более вероятно, задержат о-мэ-эс-ники⁶ или менты, говори, что у тебя есть разрешение на отсрочку. Через пару дней я всё оформлю официально, глядишь, пару лет еще поучишься в своем институте. А там, может, и войне конец. Отправим через годик тебя на практику на Деймос⁷…

*      *      *

– Не указывай мне, как жить!!! – фальцетом взвизгнул я. – Это моя жизнь, и я волен делать, что хочу!

Отец помрачнел еще больше.

– Ты всю жизнь указываешь мне, словно я какая-то мелкая сошка! Мальчик на побегушках! Артём, пойдешь туда, Артём, сделаешь то… Надоело!

Конец августа. Скоро должны начаться занятия в институте, третий курс, скоро долгожданная практика на Деймосе… Если б не война.

Она всё-таки началась, началась внезапно и совсем не так, как рассчитали ученые аналитики Зимнего Дворца. Потому что еще третьего августа отношения были мирные, а утром четвертого числа военный союз хеммитских⁸ стран во главе Леппиды начал массированную атаку на государства Востока, и в первую очередь на Тингир. За одно утро ядерными ударами уничтожили полстраны. На следующий день в войну вступил СОКР.

– Артём, я твой отец! И ты обязан меня слушать, потому что я тебе плохого не советую… Ты немедленно должен улететь! Завтра же! И без разговоров!

Опасаясь ядерных атак, правительство Содружества решило временно эвакуироваться в страны Конфедераций Южного и Северного Марса. Потому что, как ни парадоксально для аграрных обществ с феодальным строем, хеммиты обладают большим ядерным потенциалом и даже имеют выход в космос. И технологии эти запредельные, сверхчеловеческие: боеголовки успешно обошли систему радаров на границе Тингира и расщепили три крупных города даже не на атомы, а до состояния кварк-глюонной плазмы. При этом энергии выделилось столько, что жестким сверхкоротким излучением накрыло треть страны. Взрывная волна обошла Кассид несколько раз, вызвав катаклизмы по всей планете.

На месте городов зафиксировали что-то вроде пространственных возмущений, какие обычно дает космология «черных дыр». Только без участия звездных масс и космических расстояний, какая-то неведомая сила исказила пространство-время в масштабах сотен километров. Отряд разведчиков на месте катастрофы так и не дошел до эпицентра возмущения: пространство вытянулось в бесконечную трубочку… Любые попытки подойти или подлететь заканчивались провалом. Зоны возмущений с тех пор оцепили правительственные войска, и больше никакой информации в СМИ не поступало. Но благодаря закрытым каналам разведки, к которым у отца есть доступ, кое-что всё-таки прояснилось.

Проводя косвенные замеры параметров возмущения, выяснили, что в таком неоднородном пространстве вокруг «дыры» перестали действовать законы энтропии, да так, что вещество, наоборот, в искаженном континууме стремится к ее уменьшению, нарушая все законы физики. Свойства этой дыры оказались просто невероятными: точка возмущения имеет отрицательный объем, давление, абсолютную температуру… Энтропия в дыре, соответственно, так же отрицательна.

И если такая бомба упадет куда-нибудь в Подмосковье или под Питер? Неудивительно, что правительство решило временно переселиться на Марс, оставив население на произвол судьбы. В СМИ ходили самые разные толки и слухи, сочиняли всевозможные теории о срочной эвакуации верхушки власти, но никто точно не знал, что на самом деле происходит на Кассиде. Отец одним из первых купил билеты для нас обоих.

– Никуда я не полечу! Мне надоело исполнять твои приказы! – выкрикнул я и выбежал из гостиной, где происходила эта дискуссия.

– Упрямый осел! – проскрежетал зубами отец. – Я вообще не спрашиваю твоего согласия!!!

Забежав в его кабинет, я плюхнулся на роскошный диван и замер, пытаясь успокоиться. Не получилось. Я перевернулся на бок и вдруг взглядом зацепил стеклянную полку на стене, где на специальные гвоздики был подвешен черный, поблескивающий на бликах света из коридора, пистолет. Словно во сне я встал, подошел к полке и трясущимися руками снял оружие, освободив его от дурацких белых ниточек. На стволе выгравировано «SIG Sauer P700 Germany».

– А ну вернись сюда!!! Мы не договорили! – раздалось из гостиной.

«Ну всё, кранты тебе!» – зло подумал я и пошел было к отцу, но вернулся и заглянул в отдел письменного стола, где он обычно хранил свои документы. Так и есть: среди кипы бумажек оказался прозрачный файлик с деньгами и полный двухрядный магазин для пистолета. Небрежно засунув боеприпасы в задний карман брюк, я импульсивно бросился в гостиную.

«Что же я хочу сделать?»

В последний момент я заколебался, и через мгновение нервы дали по тормозам. Безвольно опустив руку с пистолетом, я прихватил свою жилетку и выбежал из квартиры куда глаза глядят.

Глава III. Зона

Наверху было жарко и сильно воняло потом, но там на меня, по крайней мере, никто не обращал внимания.

– Королем ходи, королем! – жарко советовал сиплый прокуренный голос знатока карточных игр. – Он же вальтом тебя накроет!

Приложив холодную ладонь к шишке на лбу, я украдкой, чтобы меня никто не заметил, наблюдал за ходом древнейшей игры человечества. Самое парадоксальное, что игра не утратила популярности с приходом цифрового века, а наоборот, со временем всякие голографические игрушки и виртуальная реальность отошли на второй план. Особенно после Мировой Войны.

Невольно я усмехнулся, вспомнив книгу какого-то писателя-фантаста XX века, представлявшего жизнь будущего как вершину цивилизации, с абсолютной справедливостью, где никто никому не врет, не знают предательства и страданий. Надо быть наивным глупцом, чтобы думать, что люди когда-нибудь изменятся. Миром всегда будут править деньги, власть и смертоносная жажда это всё заполучить. Двести лет назад никто, наверно, и представить себе не мог такого духовного обнищания, поразившего людей в эпоху извращенного либерализма перед Войной. Глобальное вымирание религий и последующее торжество атеизма привело к утрате всех остатков человеческих ценностей. Современные историки и философы рассматривают это явление как закат человечества, начало его неизбежного конца. Может, и в самом деле человек изжил себя?

Вспыхнувшая в начале XXII века Третья Мировая стала переломным моментом этого процесса. Даже спустя почти век после Войны мир не восстановил былого уровня культуры, на половине земного шара до сих пор торжествует послевоенная анархия и разбой, тотальный разрушительный голод. И как удивительно это всё контрастирует с квантовой электроникой, искусственным интеллектом, космическими полетами к далеким мирам… Всем плевать, даже тем, кто страдает в первую очередь, вымирая целыми деревнями. Все считают, что так и должно быть. Сообщество Независимых Наций – вкратце СНН – сборище бездарных болтунов, как, собственно, и ООН до Войны. Их волнует только собственное благополучие, ничтожного процента от населения Земли. Кому нужны бесконечные войны за независимость внеземных колоний? На кой черт трем миллиардам человек, выживших в суровые годы ядерной зимы, освоение спутников Сатурна? Куда важней, чтобы небо над головой было голубым, а воздух – пригодным для дыхания. Даже полет к звездам в итоге принес только войну, причем с врагом, неизвестно насколько превосходящим в технологиях. Войну, которую человечество может проиграть.

Тот забытый писатель из XX века писал, что тотальная автоматизация освободит людей от работы: производство, услуги, контроль и управление. Освободит для творчества, духовного развития… Но он не учел, что человек в большинстве своем – ленивая скотина. Стоит дать ему поесть и поспать, оградить от всяческого труда, и способность думать мгновенно атрофируется. Сознание людей приобрело консервативный, аполитичный характер – общество потребления, когда каждый думает только о своем брюхе. И пришла расплата: жестокая ядерная война, уничтожившая «счастливое» скотское общество, которому плевать на всё, и их правителей, дорвавшихся до власти.

После Мировой Войны стало не до автоматизации. Во-первых, человечество на Земле было отброшено назад в аграрный век, снова стал в цене ручной труд. Во-вторых, люди воочию увидели, как сжигались целые города из-за одной ошибки в исполняемом алгоритме боевой машины, какая бесконтрольная жестокость заложена в маленьком самопрограммирующемся модуле искусственного интеллекта, стоит хакеру-диверсанту внести в него изменения. Послевоенные конвенции СНН запретили производство боевых роботов, со временем из обихода вышли, не в силах окупить себестоимость, и бытовые программируемые приборы. Постепенно человечество вернулось к тому, с чего всё начиналось. Наверно, это и значит закат человечества.

– Ооо… новенький! Проснулся уже? – тупая избитая морда человека будущего смотрела на меня красными от долгих запоев глазёнками, вперив колючий взгляд.

Я онемел от неожиданности.

– Ну давай-давай, спускайся, дружок, – небрежно бросил еще один заключенный, оторвавшись от раздачи партии.

Скрипнуло решетчатое оконце на выходной двери, и в камеру заглянуло лицо молодого, может чуть постарше меня, постового, дежурившего в коридоре. Через секунду дверь отворилась, и появившийся в проеме среднего возраста милиционер презрительно оглядел картежников. Те сразу испуганно съежились и быстро расползлись по сторонам, а мент шагнул вперед и объявил:

– Воронцов, на выход!

Я сначала даже не понял, что вызвали меня. Лежу на верхней полке и глаза выпучил. Лишь после того, как тот вторично гаркнул мою фамилию, я вдруг очнулся и поспешно спустился вниз, попутно ударившись затылком о низкий потолок камеры.

– Лицом к стене, руки за спину! – милиционер резво пригвоздил меня к стенке и застегнул наручники. – Ты че там, уснул что ли?

Я хотел раздраженно ответить, что действительно хотел поспать, но вовремя сдержался. Молодой слегка ткнул меня в спину дубинкой, и мы пошли. По пути постовой всё порывался поговорить со скуки, настороженно поглядывая на старшего милиционера. Тот молчаливо шел сзади, не издавая ни звука. Возможно, он всё-таки подал какой-то разрешающий сигнал, так как молодого словно прорвало. Он рассказывал о своей службе, о скучных дежурствах, о том, как он насмотрелся на разных воров и убийц, попадающих в следственный изолятор. Я молча слушал.

– По морде видно, что ты… э-э… неопасный, – доброжелательно сообщил под конец постовой, и стало непонятно, оскорбляться мне или радоваться.

– Настоящие маньяки так обычно и выглядят, – пробурчал шедший чуть позади мент. – Стоять, «мокрушник»! Лицом к стене и не шевелиться!

Мы остановились перед обычной железной дверью, такой же старой и с облупившейся краской, как все остальные. Милиционер осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Через пару секунд оттуда вылетел улыбчивый здоровенный мужик, оглядел меня с головы до ног и повернулся к менту.

– Да-да, его отведут. Вы свободны, лейтенант, – ответил мужчина милиционеру и оглядел меня еще раз. – Ну как, лоб не сильно болит? Извини, в темноте не видно было…

Вот как! Так это он меня из кустов дубинкой двинул! Когда я очнулся в камере, голова просто раскалывалась от боли.

– Молчишь, да? Смотри, сейчас тебе много говорить придется… – он провел меня внутрь в комнатушку, усадил на жесткий стул и сел напротив за стол. – Та-ак, Воронцов Артём… э-э… Евгеньевич, да?.. Семьдесят девятого года рождения, так?

– Так, – вяло согласился я.

Этот человек не внушал ничего хорошего.

– Что ж ты натворил, парень? – спросил мужик сочувственно, но тут же беззаботно проговорил. – Ну да ладно, я вызвал не нотации тебе читать… Ты сам знал, на что шел, – он открыл рапорт группы захвата, лежащий на столе. – Тройное убийство, покушение на убийство в баре… э-э-э… «Три медведя», тяжкие телесные охранникам в том же баре… Да уж, парень, ну ты и влип! Дальше… Незаконное хранение огнестрела и стрельба боевыми патронами, вооруженное сопротивление сотрудникам милиции. Да уж… – он взглянул на меня, оторвавшись от чтения, и суховато продолжил. – Ты же понимаешь, что согласно УК СОКР одни только убийства тянут на высшую меру… Что такое?!

В дверь постучали, и сразу же в кабинет виновато заглянул тот самый постовой, который вел меня на допрос.

– Кос-полит капитан, вам сообщение от майора Кузнецова, – извиняющимся голосом сказал парень.

Мужик встал, бросил на меня настороженный взгляд и подошел к постовому, тот протянул бумагу.

– Свободны, – бросил ему капитан, не отрываясь от чтения бумаги. – Что за?.. – он снова взглянул на меня и опять в приказ. – Та-ак, понятно всё, – медленно прошел к своему месту за столом и грузно сел. Утопил на допотопном аппарате переговорной связи кнопку и, удерживая нажатой, зло пролаял в микрофон:

– Лейтенант!

– Слушаю, кос-полит капитан, – немедленно раздалось из динамика.

– Бери Воронцова и веди его обратно в камеру, – раздраженно выплюнул мужик и тут же отключился. – Повезло тебе, «мажорик», переводят тебя. Наверно, родня у тебя влиятельная, а? – взгляд на меня.

Я промолчал. Допрос закончился.

*      *      *

– Тёмка, ну ты где? – ее томный голос заставлял тело приятно подрагивать, а на лицо неизменно выползала глупая улыбка.

– Ты всегда так кричишь? – улыбнулся я и просунул руку ей под голову, привлекая к себе.

– Я разве кричала? – притворно удивилась она и хихикнула. – Тебе это показалось, – сказала она моей шее.

Я улыбнулся еще шире.

– Давай еще раз, – озорно добавила она и подняла голову, взглянув мне на подбородок, – всё-таки это мой праздник!

– Фу ты, какая ненасытная, – усмехнулся я, – дай хоть передохну.

Прошла неделя после того разговора с отцом, где он предупреждал меня о возможном задержании и мобилизации. Ничего особенного за это время не случилось, если не считать того, что пришел приказ от деканата вести строгий учет оценок за успеваемость. Еще как-то все сразу исчезли должники за прошедший семестр. Никто, конечно, никаких комментариев не давал, хотя всем и так было ясно, куда они делись.

– О чем думаешь? – она слегка отстранилась, чтобы взглянуть мне в глаза.

Глупый вопрос. Придумать такой, да еще и умудриться ответить на него, способны только женщины. Я не нашелся что ответить.

– Как думаешь, мы всегда будем вместе?

Еще один глупый вопрос. Нет, дорогая, меня скоро мобилизуют и побреют в солдаты, а еще через полгода убьют.

– Конечно, милая, как же иначе, – я ободряюще взглянул на нее, перенеся взгляд с потолка, и погладил ее по волосам.

Она училась на факультете философии и психологии на какого-то психогенетика, правда, чем они занимаются, не знала даже сейчас, на втором курсе обучения. С этого и еще нескольких гуманитарных факультетов забрали в армию даже отличников, оставив в институте лишь технические специальности.

И скоро примутся за инженеров. Отец сказал, что до этого момента не так далеко: ситуация на Кассиде продолжала ухудшаться. Даже ему, председателю законодательной палаты Петербурга, не удалось найти лазейки, чтобы отмазать меня от мобилизации. Боялись все: и отличники, и бездельники. Все испытывали перед чужой планетой первобытный ужас.

– Конечно, мы всегда будем вместе, – повторил я, – всегда…

*      *      *

Стремительный поток сухого горячего воздуха ворвался в маленькое зарешеченное окошко и дохнул мне в лицо – поезд останавливался, и нагретый воздух между секциями магнитов у днища поезда начал лезть наружу. Я открыл глаза, согнал с лица глупую улыбку, оставшуюся после сладкого сна, и выглянул в окно. Мы подъезжали к маленькому пыльному городку в пустыне Туркестана. Сбоку от станции маглева виднелись кузова военных грузовиков.

– Встать! Собраться! Через минуту быть готовыми к выходу! – прокаркал здоровенный накаченный амбал, представившийся сержантом то ли Пестряковым, то ли Медляковым.

Исправительная колония строгого режима Халкабад, названная по одноименному военному городку, расположенному неподалеку. Это всё, чего мог добиться со своими связями отец, после того как отмазал меня от смертной казни.

– Молись, чтоб тебе хотя бы «строгача» дали, – сказал он мне в «день свиданий». – Адвокат тебе сообщит результаты, – и ушел.

Он был зол на меня.

Но на первом же заседании суда прозвучал приговор к расстрелу, и отцу пришлось действовать более активно. «Случайный» акт вандализма в отделе улик милицейского управления, поджог типографии городского суда, где сгорели протоколы заседаний и все электронные копии, падение центрального судебного сервера с облачным хранилищем данных, и всё. Мое дело было оставлено на повторное слушание. А дальше дело техники: с меня списали сопротивление властям и нападение на охрану бара, а убийство бандитов оформили как самооборону. Хорошо иметь влиятельного родителя.

Стоило мне выйти из поезда, как волосы сразу встали дыбом, а одежда намертво прилипла к телу, и я живо представил, как могучее магнитное поле пронизывает меня насквозь в сухом наэлектризованном воздухе. Внутри-то магнитный поток экранируется, а вот снаружи… Современная электродорожная дорога маглева представляет собой платформу с секциями высокотемпературных сверхпроводников вдоль путей. На поворотах платформа расширяется, закругления с системой магнитных каналов не дают опрокинуться составу, способному разогнаться на прямых участках до тысячи километров в час. При движении поезд находится на магнитной подушке, при этом по путям бежит несколько сотен ампер тока. Конечно, стержни сверхпроводников при долгом рейсе перегреваются, на каждой станции в целях профилактики проверяют хладагент на днище вагонов. Иначе – крупная авария, когда сверхпроводящие свойства пропадают, и состав «сходит с путей» на огромной скорости. Да и при торможении поезда перегретый воздух рвется наружу, способный запросто стать причиной серьезной аварии.

Вот и сейчас, вылезая из поезда, я увидел группу людей в синих комбинезонах, стоящих около соседнего вагона, из-под днища которого выглядывало огромное черное пятно. Не иначе как кипящим воздухом расплавило защитное покрытие, отделяющее пассажирские помещения.

– Давай вперед, че вылупился! – гаркнул сержант Пестряков-Медляков и вроде как несильно толкнул в плечо, хотя я чуть не полетел кубарем на пыльный асфальт.

Осмотреть достопримечательности городка нам, разумеется, не дали, сразу приказав садиться в приготовленные крытые машины. Набившись, как сельди в бочонок, мы тронулись в путь по древней разбитой дороге с торчащими кусками старого асфальта и редкими обломками арматуры от разрушенного отбойника, уже наполовину сросшимися с сухой землей. Примерно после часа ужасной тряски мы приехали на место: несколько приземистых серых зданий, обнесенных высокой стеной с колючей проволокой под напряжением. На углу у стены я заметил трансформаторную будку, от которой шло питание еще и в жилые помещения.

«Интересно, что бы она подумала, узнав, куда я попал?»

Я проводил взглядом первую группу заключенных, сопровождаемых конвоем из шести автоматчиков. На душе потеплело, когда я вспомнил тот день с ней, девятого марта, последний день, когда мы были вместе…

– Пошли, пошли!!!

Торопливо стали вылезать заключенные, то и дело в страшной тесноте наступая друг на друга и ежесекундно матерясь. Вскоре вылез и я. Солнце слепило, сухой горячий воздух противно лез в нос, забивая ноздри пылью. Нас построили в колонну и повели к широким бронированным воротам.

«Надо рвать отсюда!» – подумал я и живо представил, как шестеро автоматчиков целятся в мою голую спину…

Но как??

*      *      *

– …так, чуть дальше начинается подземный туннель, прорытый еще хр*н знает когда, во время войны, наверно, – с жаром рассказывал Петро во время прогулки во внутреннем дворе, где нам разрешалось находиться строго до обеда.

Петро – хитрый уголовник, сидит здесь уже очень давно, с обширными связями как внутри, так и снаружи зоны. Умудрился пережить всех местных авторитетов, кого подставив, кого просто прикончив. Опасный тип. Верить ему не хотелось, но иного выхода просто нет. Да и рассказывает он убедительные вещи…