Друг

– Ну, здравствуй, Фёдор, – почти приветливо обратился он ко мне, не меняя своего змеиного взгляда.

Подсознательно я отметил четкие, отработанные до автоматизма движения человека, по-военному экономные и быстрые, как у пантеры. Или как у стелс-разведчика, отряда Призраков, про которых ветераны травили байки вечерами… Осанка не просто военного, это выправка многолетней службы, отточенная до мелочей.

– За какие проступки такого профессионала выгнали сюда, в дальневосточную глушь? – задал я созревший вопрос вместо приветствия.

Едва заметная черточка ухмылки промелькнула на лице ФСБ-шника.

– А ты, смотрю, орешек крепкий, так? Или считаешь себя таковым.

– Обстоятельства покажут, насколько крепкий, – не принимая его попытку завязать допрос, холодно ответил я. – Что вам от меня надо?

Почему-то вспомнился эпизод из фильма про Третью Мировую, где русских пленных пытали дотошные французы.

– Спокойно, не суетись, Фёдор, – он вышел из-за стола, захватив маленькие ключики от «браслетов», и зашагал ко мне.

Отлично, только отстегни их…

– …и не советую творить глупостей, парень. У тебя на морде всё написано.

Вот ведь глаз-алмаз, ясновидящий он, что ли? Точно из элиты разведчиков.

– Ты нужен нам, – прямо, как отрубил, сказал ФСБ-шник. – Нужен как взводный штрафного десантного батальона для атаки на Кассид, – сзади послышался треск магнитного ключа.

Кассид. Дружественная Земле планета, где местные жители оказались под угрозой тотального уничтожения. Место, куда отправят мобилизованных молодых парней навстречу смерти. Я растер затекшие запястья.

– Штрафбат значит… Я этого ждал… – в голове еще крутились варианты со ссылкой на Титан или уход в нелегалы. – П-почему я?

Для ухода в подполье сначала надо свинтить отсюда… Черт, нереально.

– Ну, скажем так, кроме штрафников, тебе никуда больше не светит попасть. Кроме того, у тебя огромный опыт командования, – он вернулся к столу и развернул бумаги, – Алмазная война в Африке. Грех будет не использовать твое положение лейтенанта запаса. Более двадцати вооруженных столкновений. Из них пять удачных операций под твоим командованием.

– И две неудачных…

– Неважно. Ты нам нужен, – его голос моментально потвердел, даже не знал, что можно еще жестче. Ощущение смятения моментально превратилось в липкий противный страх. – Я не хочу тебя заставлять… Но если придется, то заставим. Будешь восстановлен в лейтенанте, несмотря на…

– Вы не имеете права…

– …ты теперь не имеешь права даже дышать! – прошипел тот. Вся интеллигентность улетела, словно листья на ветру. – Вы что натворили, бандиты?! Вы устроили разборки, и где?! На площади перед Центром Занятости, в центральной части города! Да вас на «мясо» всех пустить – самый безобидный из вариантов. Долбаное отребье, управы на вас нет…

– Сейчас искать, кто прав, кто виноват, бессмысленно.

– Правильно. Вас всех, кто был на собрании, заочно приговорили к казни или ссылке на Титан. На твое счастье, сейчас страна нуждается в таких отбросах, поэтому я вынужден сидеть и копаться в мусоре, отыскивая таких, как ты.

– Что нужно от меня вам, гэбэшникам? – бросил я. – Мобилизацию проводит Содружество, этим должны заниматься госорганы… А не контрразведка ВКС³.

Еще одна еле заметная ухмылка на лице ФСБ-шника.

– Успел вывеску прочитать у лестницы? Да, ты в контрразведывательном управлении. Нам нужна полевая агентура в рядах авангарда штрафников, под моим координированием…

Внезапно раздался стук, и дверь тут же открылась. В кабинет виновато заглянул мой недавний знакомый толстый лейтенант.

– Кос-полит майор…

– Лейтенант, – лениво обратился к нему ФСБ-шник, – я вроде бы не звал вас. Вы мне мешаете работать, вам это неясно? – словно дуновение холодной смерти прошлось по кабинету, даже я захотел провалиться под землю.

– Н-но-но… – у толстяка краска сошла с лица, но он всё-таки нашел силы возразить. – Вас просят…

– Закройте дверь. Войдете, когда я позову, – тоном, не терпящим возражений, приказал ГБ-шник.

– Так точно, – тот поспешно ретировался.

Возникла неловкая пауза. Взгляд на меня.

– Да не горюй так. Отвоюешь пару лет, вернешься на Землю. Сейчас на Кассиде военное положение, план мобилизации на два года службы. Ничего такого, о чем паникеры по головизору треплют…

– Мы не вернемся. Что тут непонятного? Черт пойми что творится на планете, какие-то бомбы с черными дырами у дикарей, непонятно чей вражеский космофлот… Вы просто гоните живую силу в «мясорубку», как это было во всех Мировых.

Тот недовольно поморщился.

– Слишком много передач на «спейс-гээл» смотришь, у них ни одной настоящей голограммы не увидеть! Журналюгам лишь бы…

– Дыма без огня не бывает, так ведь? – перебил я его. – Видел я интервью с беженцами-колонистами, голокадры с места взрывов…

– Потому тебе и предлагают командование, чтобы эти смерти не были напрасными. Чего ты добьешься рядовым? А сотрудничество с федералами даст тебе шанс избежать «котлов», которые, несомненно, еще будут, говоря честно. Мы своих агентов на «мясо» не бросаем… А вообще, ты еще многого не знаешь про Кассид. Подробнее узнаешь на уроках в КУТЛ…

– Где? Что это такое?

– Чтобы вы действительно не передохли там сразу, несколько месяцев будет учебка в специальном мобилизационном лагере. Ну, так что, согласен?

– Как будто у меня есть выбор…

– Есть. Можешь отправляться рядовым, прямо сейчас в лагерь отправлю.

– У… у меня непереносимость невесомости, – признался я. – За штурвал космопехотного ботика такого командира не посадят…

– Не проблема, – невозмутимо ответил ФСБ-шник, – в твоем дипломе это отмечено. У нас есть специальные средства. Через пару месяцев ты от болезни избавишься.

– Ого… Ну хорошо, я согласен, – мои пальцы от волнения выбивали по сиденью стула между ног ударные аккорды ангольских музыкантов-шаманов.

Бледная улыбка пробежала по лицу майора.

– Будем знакомы, Фёдор, – он протянул руку, я автоматически пожал. – Майор Крабов, отдел по борьбе с космическим терроризмом в департаменте контрразведки. Отныне ты лейтенант Правко, боец. Бумаги будут позже. Лейтенант! – позвал он толстяка.

Дверь немедленно приоткрылась, и в кабинет виновато заглянула обрюзгшая морда.

– Да, кос-полит майор?

– Проводите лейтенанта Правко обратно в отделение.

– Так точно, кос-полит майор! – тот отвернул голову назад в коридор и обратился к ожидающему Петрухе. – Эй, ты, пошел!

Про наручники никто как бы и не вспомнил, изо всех сил я старался не подать виду, что меня это беспокоит. Толстяк подошел ко мне и грубо подтолкнул к двери на выход, вместе мы прошли из кабинета мимо бугая Козлова. Вместе с Козлом за дверью скрылись оба сопровождающих конвоира, и в коридоре остались только мы вдвоем. Так-так…

– А ну, пошел вперед, бандит.

Теперь он шел сзади, метрах в полутора поодаль, прямо сама беззаботность: пистолет в кобуре, дубинка в чехольчике на поясе. Вальяжный неуставный шаг тыловой крысы, голова забита непрерывными ругательствами на начальство и вездесущих ФСБ-шников. Часовой у дверей лишь окинул нас ленивым скучающим взглядом. Самое оно…

– Ну че, ФСБ-шники вас за яйца конкретно ухватили, да? – издевательски обратился я к лейтенанту, когда мы вышли за двери в лестничную клетку. К счастью, на площадках было пусто, у всех курильщиков в управлении есть специальные комнатки.

Сзади послышалось едва сдерживаемое рычание, и через секунду кончик дубинки больно ткнул меня под почки. Козлина…

– Посмотрим, как на Кассиде запоете, бандиты! – процедил сквозь зубы толстяк. – Всех вас там укатают, отбросов…

Так, один лестничный марш пройден, дальше медлить не стоит.

– То-то вы, крысы кабинетные, туда-сюда забегали, – продолжал я, искоса наблюдая за тенью лейтенанта, – гэбэшникам давно пора всех вас…

Вот оно! По силуэту тени догадавшись, что дубинка опять летит в меня, на этот раз в ребра, я резко поворачиваюсь, на мгновение перехватив растерянный взгляд мента. Очень удобная позиция у меня, снизу на три ступеньки… Поставив блок левой рукой под дубинку, одновременно выбрасываю правую ногу прямо в коленную чашечку противника, точным ударом выбивая мениск и ломая хрящ. Тоненько взвыв, толстяк падает на колено здоровой правой ноги, ухватившись для равновесия рукой за перила, дубинка выкатывается из ладони. Левая рука лихорадочно нащупывает кобуру с пистолетом, пытаясь расстегнуть кнопку. Да-да, сволочь, неудобно вытаскивать оружие из правосторонней кобуры левой рукой… В завершающий удар сверху вкладываю всю массу тела. Ладонь автоматически сжимается в кулак, и костяшки среднего и указательного пальцев впечатываются лейтенанту в скулу рядом с виском. Бесчувственным мешком толстяк валится вниз. Готово!

Ах черт, а костяшки-то неслабо болят после удара… Пальцы словно огнем обожгло, к тому же, дает о себе знать и предплечье левой руки, которой я блокировал дубинку – локтевая кость начинает заливаться ноющей болью. Хотя, уж всяко лучше, чем сейчас лейтенанту…

Так, пора действовать. Подбираю дубинку, закатившуюся вниз на площадку, вытаскиваю из кобуры пистолет… Ах ты паскуда, он даже не заряжен! Крыса кабинетная… Ладно, напугать пойдет, если что. Теперь вверх, на крышу! Внизу не пробиться, там охраны больше, чем на китайской границе, значит, только наверх, а потом спускаться по пожарным лестницам. Неужели мне удастся свинтить из гэбэшной конуры? Не каждому так везет…

Перехватив удобней дубинку, я поспешил по лестницам на крышу.

*      *      *

О-о проклятье! Знакомое ощущение разрывающейся головы пронзило мозг, ребра от каждого вдоха пылают пламенем. Левая рука, похоже, вообще вывернута, так как малейшая попытка пошевелить приводит к новой волне боли, от которой меркнет сознание. Я застонал.

– Ммать-перемать, Фёдор! – послышался знакомый голос интеллигента. – Я думал, мы по-хорошему договорились!

– Кхе… – вместо слов изо рта брызнули красные слюни.

Явственно чувствуется вкус крови на зубах. Языком ощупываю сочащуюся дырку вместо верхнего клыка и покосившийся соседний резец.

– Скажи еще спасибо, что ребята не сильно по тебе прошлись! Прибили бы придурка, твою мать… Ты какого рожна на Гошева напал, идиот?! – продолжал голос сверху.

Это наверно, тот толстяк, у которого я дубинку отобрал… А-а, как же болит левая рука!..

– Кхе… выговорился, п*дла? – с натугой пробурчал я, выплевывая кровь.

– Ты думал, я не замечу, что на тебя наручники не надели, кретин? И камеры тебя на лестницах не снимут? – голос Крабова вдруг стал далеким, майор обратился к кому-то в стороне. – Ребят, вправьте ему руку, хорош мучить.

Меня пошевелили, затем резкий ошеломляющий взрыв боли, и снова сознание поглотила темнота.

*      *      *

Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Равномерный, умиротворяющий перестук колес поезда, уносящего нас от дома. В неизвестность, навстречу новым испытаниям, лишениям и открытиям. Глаза, уставшие от размеренно плывущего мимо пейзажа, медленно закрываются, слегка дергаясь при резких шорохах парней внизу.

– Да они высосут нас! Какие там нах*р два года мобилизации?! Сожрут и выкинут, отправят на Титан, если сами не сдохнем…

Снова Семен разволновался, не может успокоиться.

– Да нее… – раздался глубокий размеренный бас Козла… а нет, простите, сержанта Козлова. – Да ты успокойся, Семя.

Это он зря, Сему бесит, когда его называют Семечкой или Семенем. Впрочем, Петрухе такие тонкости до одного места.

– Вот когда тебя резать будут паладины на Кассиде, ты вспомни мои слова, – назидательно пробурчал Сема, не решаясь ему в лицо высказать свое негодование.

– Это че еще за паладины? – глубокомысленно изрек тот.

Раздался шорох и скрип матраца. О черт, только меня не дергай…

– Слух, Гиря, а кто такие паладины? – тяжелая хватка Козловских пальцев за мою щиколотку.

– Рыцари-командиры благородных кровей в армии кассидян, – недовольно и не сразу ответил я, стараясь сильно не просыпаться. – Ты вряд ли когда прямо с ними пересечешься, это ровня наших генералов для туземцев…

– Перережут нас всех к х*рам там, – снова убежденно закудахтал Семен, – и вас тоже, предателей…

Ну, начинается. Достал уже за четыре дня пути.

– Ну а что ты предложить можешь? – вспылил я, уже просыпаясь окончательно. – Рабочим на Титан, чтобы сгинуть через месяц от дозы радиации? Если еще раньше не вспорят брюхо лазером за нытье твое…

– А мобилизация не так плоха, – вставил свою лепту Петруха, – мы с Гирей уже работали на Содружество…

– Которое казнило моих родителей?! – вскипел Сема. – Разрушило карьеру твоего отца? – а это уже выпад в мою сторону. – Вы записались в рабы к той самой власти, которую по идее так ненавидите!

– Заглохни уже! – гаркнул четвертый наш сосед по плацкартной кабине, которого подселили к нам в Чите. Сема сник.

Путь в космопехотный лагерь лежал по старой как мир Транссибирской магистрали, на таком же древнем, еще российского производства поезде. Названия конечной станции, где мы пересядем на современные линии маглева⁴ до маленького городка Халкабад в Туркестане⁵, не знал никто, кроме команды машинистов и, пожалуй, самого майора ФСБ.

Крабов, кстати, оказался вполне нормальным мужиком. Мой неудачный побег он замял и оформлять сопротивление властям не стал, а просто уже в наручниках отправил в отделение ОМС. Что, собственно, и положило начало моему уважению как к командиру… Держится он с нами, конечно, не на равных, но в той же со всеми степени терпит все прелести путешествий в российских плацкартах. За что его сослали в комбаты штрафников, майор так и не признался, эта тема своеобразное табу на наших собраниях. Собирает нас Крабов каждый день после ужина в своем плацкарте, где устроился с ротными капитанами – «командирская берлога», как прозвали их кабинку остальные. Созывает поротно на час-другой, рассказывая толику информации о наступившей войне и общей ситуации. Вводные инструктажи нас не особо обнадеживают, но на душе становится спокойней. Не зря говорят, что главный враг человека – неизвестность. Хотя бывают и совсем беспросветные подробности, о которых рядовому составу Крабов приказал не рассказывать.

Я взглянул на Сему. Морально раздавленный большинством, он недовольно бурчал что-то себе под нос, уткнувшись в свой смарт. Конечно, он не согласится добровольно лететь на Кассид, да и вообще служить Содружеству. Он рано лишился родителей, расстрелянных в гражданскую войну, чудом избежал детских коррекционных лагерей, куда сгоняли для перевоспитания всех детей противников нового режима. До тринадцати-четырнадцати лет Сема жил со старшим братом, отморозком похлеще того же Базиля, вскоре лишился и его. Брат его работал где-то в управлении военной милиции, откуда был выгнан за превышение полномочий и за тяжесть проступка сослан на Титан. Там он и загнулся через полгода, о чем известила запоздалая похоронка.

В коридорчике вагона раздался шум, и к нам завалился, пробираясь через полосу вытянутых ног, посыльный солдатик из соседнего с Крабовым плацкартного отделения. Покрутив головой, он увидел мое выглядывающее с верхней полки лицо.

– Лейтенант Правко? – вежливый кивок с моей стороны. – Майор Крабов приказывает собраться через пять минут в его отделении для ежедневного собрания, – дождавшись повторного кивка, солдатик затопал дальше по вагону в поисках остальных взводных.

Что-то сегодня раньше, чем обычно, комбат еще не собирал нас до ужина.

– Слух, Гирь, а шо, че-то важное, раз так рано? – очередной глупый вопрос сержанта Козлова не особо удивил.

– Да, Петруха, что-то важное, – терпеливо ответил я, слезая с полки.

*      *      *

Великая равнина. Огромная, необъятная, непознаваемая. На Земле конца XXII века тяжеловато найти пустынное место – трудности с перенаселением, обрушившиеся на Землю в последние годы, заставили человечество обживать и безжизненные пески Сахары, и ледяные пустоши Антарктиды. Но вояки вкупе с ФСБ постарались на славу: километров на пятьдесят вокруг КУТЛа, как уверял меня Крабов, нет ни единой души, каждая травинка и стебелек находится под наблюдением лиц, отвечающих за это головой. Даже мышь не проскочит, как хвастал в поезде майор. Впрочем, шансов выбраться отсюда не больше…

Что за пораженческие настроения, солдат! Будь оптимистичней, сделай, как говорил отец, «морду лопатой» и радуйся жизни! Старательные вояки убрали всю ржавую радиоактивную технику и прочий мусор с контролируемой территории, чтобы не мешала работе радаров и спутниковых систем. Зато сейчас степь такая, какая была, наверно, до Третьей Мировой: дикая, ровная, первозданная – настоящий луговой океан под голубым небесным покрывалом с редкими прорехами белых облаков. Иногда, ближе к вечеру, пробегал легкий ветерок, лаская в лучах заходящего солнца пожелтевшие и отцветшие травинки, заставляя, быть может, в последний раз наслаждаться летним теплом и светом. В полном смысле зимы, с сугробами и вьюгой, здесь не бывает – не тот климат – но температурная разница ощутима, особенно для растительного мира.

КУТЛ – это учебно-тренировочный лагерь, специальный центр подготовки космопехотных подразделений. Космическая пехота, как отдельный род войск ВКС, возникла одновременно с переносом театра боевых действий на пространство Солнечной системы и участвовала во всех колониальных конфликтах XXI и XXII веков. В многочисленных локальных войнах за независимость внеземных колоний выработались и основные принципы космического десанта, являющегося неотъемлемым элементом космопехоты.

И вот мы здесь. Прошло полмесяца, как мы прибыли сюда. Почти ровно две недели, как колонна грузовиков, груженная штрафниками со всей страны, приехала в эту пустынную местность с непонятной, меняющейся изо дня в день погодой. Не такая уже пустыня, какая была в Халкабаде, но и не совсем степь, где мы пересаживались на маглев – что-то среднее в субтропической полосе, с периодически встречающимися оазисами густой растительности. В распределительном городке нашу владивостокскую компанию разделили, разбросав по окрестным КУТЛам. Крабов из Артёмовских оставил в батальоне только пятерых: меня, Сему, Козла, Атаса и Драпу. Совсем ненормальных, в их число попал и придурок Фил, увезли на машинах в соседние лагеря, дифференцировав по своим каким-то признакам. Семе пришлось поутихнуть, всё-таки перспектива отправиться на космическую стройку Титана его пугала еще больше. Но длилось это спокойствие недолго.

В ночь на третий день после приезда Семен тихо ткнул меня в бок:

– Гиря, я сваливаю отсюда. Хана здесь всем будет, – прошептал он.

Как сейчас помню темноту, длинные ряды коек казармы, и решительное, отчаявшееся лицо Семена с испуганными глазами.

– Ты чего, Сем, совсем сбрендил? – остатки сна моментально выветрились из головы. – Раньше надо было бежать, из поезда прыгать, в крайний случай… Не дури!

– Я не буду служить убийцам моих родителей, – гневно бросил Семен. – Слушай, Гирь, бежим со мной, очкую я че-то один, – в его голосе раздались просительные нотки.

– Нет, Сем, делай что хочешь, но я не побегу, – твердо сказал я. – И тебе, кстати, не советую. Вспомни, я хоть раз неправильный совет давал?

Секунду-две он пристально смотрел мне в глаза. Затем встал.

– Как хочешь, я всё решил, – ответил он. – Прощай, Фёдор Григорьевич, – затем ушел.

Я снова упал на подушку, долго лежал и колебался, слушая, как Семен неумело старается незаметно выйти из казармы. Уверен, не только я один заметил его исчезновение в ту ночь… но никто его не остановил. Зря, наверное…

На следующий день, вечером в начале двенадцатого Крабова вызвали на блокпост Первой Линии – внешнего периметра лагеря. В этот момент я ошивался неподалеку от офицерского домика и вызвался его отвезти. Мы приехали, Крабов приказал ждать в машине, но через пару минут позвал на пост.

– Посмотри сюда, – глухо сказал он и указал рукой вглубь дежурки, где обычно принимают продовольствие в лагерь.

Преисполненный самых мрачных ожиданий, я пошел туда. И увидел Семена вновь. В ободранном камуфляже и с тремя рваными красными дырками на теле. Глядя в такое знакомое мертвое лицо друга, я спросил про всё дежурного.

– А кто их разберет, в темноте-то? – пожал тот плечами. – У нас приказ стрелять без предупреждения, мало ли какой шпион проберется. Вот мы и прошлись крупнокалиберкой разок-другой, чтоб для верности, – он взглянул на часы и засуетился. – Ладно, ребята, забирайте тело и уезжайте. В полночь сменка…

Вот так. Этого человека, кроме ночной смены, ничего не волнует. И то, что сегодня они пристрелили солдата, которого, по идее, должны охранять от любопытных глаз, не волнует тоже. Вот такая веселая у нас система. Черт, черт, Семе-ен!!!

– Он не виноват, Фёдор, – Крабов сочувственно сжал плечо, – он шкурой за охрану отвечает. Чуть что, и его самого в штрафники, «на мясо». Вот и стараются…

С*ки. Ср*ная мобилизация, ср*ное Содружество, ср*ный Кассид. Смерть Семы скрыли, той же ночью тело увезли в неизвестном направлении, а остальным объявили, что он отправлен на Титан за нарушение режима.

И зря! Через два дня из лагеря драпанул Драпа, да простит мне Всевышний этот невольный каламбур. Драпанул глупо: зарезал на Второй Линии часового, забрал оружие и двинул вперед. На подходе к Первой Линии затеял стрельбу, где его и положили. С той же крупнокалиберки.

Эту смерть скрыть не удалось. На Второй Линии врубили тревогу, сиреной подняли оба батальона, и через час в часть привезли сразу два трупа, в одном из которых мы и узнали Драпу. С тех пор по всему лагерю, на всех зданиях вывесили листовки, где пригрозили высшей мерой наказания за побег.

В итоге нас осталось трое. Я, Петруха и тихушник Атас. Последнего звать, на самом деле, Станиславом – парень неплохой, хотя у меня с ним отношения всегда были холодные. Наверно, из-за его родни: отец его был оперативником в отряде особого назначения в управлении наркоконтроля, с репутацией неподкупного работника даже в условиях тотальной нехватки денег. После одной мутной истории с провалом операции по задержанию индонезийской партии героина, семья Стаса осталась без кормильца. В управлении их отца уважали, помогали чем могли, и у Стаса остались хорошие связи в органах наркоконтроля. На районе его прозвали Атасом, так как он исправно предупреждал местных наркоманов о рейдах, чем заслужил великолепную репутацию среди бандитского контингента. А может, просто кто-то по пьянке скаламбурил и всё.

Снова подул легкий ветерок, по травяному океану пробежалась широкая волна. Солнце уже заходит, пора в часть – скоро ужин. Я привстал, отряхнул прилипшие к одежде травинки и устало побрел назад. Денек выдался не из легких: сегодня нашу роту назначили на тренировки с перегрузками, на огромной центрифуге ускоряли до нескольких «же». Ох, не зря накануне в столовой вместо ужина выдали специальную полетную норму космопеха, которая не лезет наружу при маневрах корабля-носителя. Восприняв это как «закусон», почти вся рота достала свои заначки и нажралась еще с вчерашнего вечера. В итоге, сегодня половина всех горе-десантников обблевала каждый коридор «Галактики», филиала нашей учебки. Наш комроты был вне себя от злости… Меня и еще пятерых, как будущих взводных, вызвали «на ковер» и долго-долго полоскали мозги нудными нотациями и угрозами. Но нет худа без добра – зато мы узнали, что к нам прибывают новенькие, как раз на четыре взвода, недостающих для формирования полноценного батальона. Тогда же, где-то числа десятого-одиннадцатого октября, можно будет дополнить свои взводы до штатной численности в двадцать человек.

В легкой задумчивости я дошел до зданий. В казармах лагеря мы живем все вместе: и взводные, и рядовые, отдельный офицерский домик только у комбатов с ротными капитанами. На входе меня встретили подчиненные, сосущие какие-то изрядно чадившие самокрутки. Я подошел ближе, недовольно поморщился – воняло от них не меньше, чем от портовых бомжей во Владивостоке.

– Здоров, командир! – приветствовал меня нестройный хор голосов.

– Привет, ребята… Фу, что за хр*нь вы здесь курите?

– А нечего больше, командир, – пожаловался один солдатик. – Прапор не дает, говорит, на офицеров нормальные блоки ушли. Вот, тут бывалые посоветовали травку кое-какую скрутить…

– А вы, идиоты, им поверили? – меня пробрал смех. – Отравитесь, придурки… Прапорщик вам заж*пил просто, а вы повелись! Фу, бл*… Пойдемте, блок вам подгоню.

Дважды говорить не пришлось. Они, видимо, сами спросить хотели, да не ожидали такого сюрприза. Я зашел внутрь, за мной один из рядовых. В лицо ударил тяжелый запах жизнедеятельности почти сорока человек – примерно два взвода. Стараясь не обращать на вонь внимания, что весьма непросто после свежести лугового поля, я перешагнул через вдрызг пьяного Козла, свалившегося с койки, прошел к своему уголку и достал из тумбочки блок «Аральских» – местных папирос, выдаваемых в лагере по норме.

В общем-то, я не курю, давно бросил, еще в Анголе. Но отказываться от офицерской нормы в лагере, где табак – один из основных разменов на все случаи жизни, глупо. Так и валяются у меня в прикроватной тумбочке уже две недели, нетронутые.

– Вот, держи, курите на здоровье, – я понял, что сказал глупость, и поспешно замолк.

– Спасибо, командир, – солдатик уставился на блок, не обратив внимания на маленькую оплошность, – за нами должок, – щенячьими благодарными глазами он взглянул на меня, с энтузиазмом козырнул и исчез за дверью.

Я усмехнулся. Вот так и зарабатывают командирский авторитет… такими мелочами типа папирос, или выбитыми из прапора комплектами чистого целого белья для взвода. Я присел на койку, посмотрел на спящего на полу Козла… вернее, на Петруху. Он, кстати, сильно изменился в последнее время. Видимо, почувствовал конец гражданке, не знаю… Куда-то исчезло его любимое «Слух, Гиря, а шо?..», исчезли его глупые шутки и грубые манеры. Передо мной был здравомыслящий, интересный Петруха, каким он был в далекой Африке в девяносто пятом, а не глупый отморозок Козел. Правда, пил он не меньше, чем раньше, и спрашивается, откуда только они достают «бухло» на закрытом военном объекте? Сами гонят, что ли? Иногда, конечно, с очередным продовольственным караваном ящик-другой водки привозят, но на два батальона… Тем более Крабов с коллегой-комбатом моментально реквизируют весь алкоголь, не доверяя продажным прапорам. Так откуда?

Проснулся Петруха. Точнее, просто зашевелился, а я уж наподдал ему как следует. Тот недовольно поворчал и открыл глаза:

– Тебе чего?

– Скажи мне, Петр, откуда вы, мр*зи, «бухла» столько берёте?

– Да так, там… – снова храп.

М-да… Я оглядел полумрак казармы, пробежал взглядом по валяющимся в разных позах собутыльникам Козлова, набрал побольше воздуха и заорал:

– А ну, подъем, ленивые уроды!!! А ну, живо встать, построиться в шеренгу!!!

Достали… Обычно я не ору как контуженный в ухо, но сейчас заколебали. Хоть и пьяные, бойцы моментально распознали настроение командира, резво вскочили и построились.

– Так, бегом марш в столовку, – уже тише закончил я.

У входа в столовую в облаке дыма стоял Олег – как и я, будущий командир взвода, с которым я делю казарму и вскоре буду делить десантный космический ботик. Тоже, кстати, морока: целых три месяца вместе с пилотами мы будем учиться летать на этой штуке. На всякий случай, если не останется никого за штурвалом… В отличие от нормальных армейских частей, которым полагается по шаттлу на каждый взвод, штрафникам придется делить аппараты на сорок человек. К тому же, они давным-давно устаревшие, на которых десант высаживался еще на Марсе полвека назад. Как сказал Крабов, радуйтесь, что катера хотя бы техосмотр прошли.

– Здорово, Федь. Что, твои опять нажрались? – усмехнулся Олег, глядя на моих подопечных.

– Ну. С*ки, откуда только спиртягу берут? Слушай, Олег, ты про прибывающих ничего нового не слышал?

– А что тут нового? – пожал плечами тот. – Привезут, как и нас, ранним утром, десятого числа. Половину отправят к нам в батальон, остальных к соседям.

Следующие несколько дней мы замерли в ожидании нового «мяса». Петруха с компанией своих алкашей – а их в казарме человек пятнадцать, не меньше – по этому поводу решили устроить грандиозную пьянку, после чего они всей дурной силой полезли выяснять отношения в соседний батальон. Командиры, в их числе и я грешный, организовали свой праздник, но более культурно. Каждый подчистил свою заначку, Крабов достал нам еще коробку водки, мы собрали весь симпатичный женский коллектив КУТЛа: санитарок, поварих, официанток, техничек – и началось… В общем, праздник удался, если не считать единственного инцидента: на соревнованиях в стрельбе по бутылкам один офицер спьяну полез прямо под биссектрису пистолета, и выстрелом ему пробило фуражку. Ошалевший командир ринулся было в драку, но пьяный стрелок едва не отправил его на тот свет вдогонку за разбитыми бутылками, однако более трезвые разняли драчунов и отобрали оружие.

И вот, десятого октября к семи утра приехали шесть грузовиков с новичками. Если верить Крабову, прибывшие насчитывали восемьдесят человек. Один грузовик остановился прямо перед нашим зданием, и любопытных вывалила вся казарма, несмотря на кусачий морозец, даже старшина не пинал никого за безделье. Крабов с планшетом стоял в сторонке, наблюдая за процессом. Брезент с кузова убрали, и оттуда торопливо, по одному стали вылезать новоиспеченные солдаты. Как я и ожидал: небритые, затравленные лица с диким взглядом, некоторые сильно побитые. Наверно, думают, что угодили в современный концлагерь, и наверняка пара-тройка попытается сбежать. Появятся ненужные жертвы… Как всегда.

Я погрузился в воспоминания, в то время как глаза по-прежнему регистрировали происходящее. Вдруг мелькнуло что-то не то… Мозг вернулся обратно в реальность, и среди одинаково грубых, будто топором отмеренных физиономий с озлобленными глазами, не блистающими отягощенным знаниями разумом, я увидел… вот уж не ожидал! Юношу, похожего на Крабова, с такими же голубыми глазами, русыми волосами и строгим лицом с выточенными чертами интеллигента. Что он тут делает, этот «цвет Содружества», черт их всех возьми? Кого не думал здесь встретить, так это человека из первого сословия «космополитов»! Здесь, среди штрафников-отморозков, бандитов и прочих «безнационалов». Какие превратности судьбы забросили его сюда?

Новичок замер, оглядывая толпу вокруг и потягиваясь. В принципе, я его понимаю: наверняка несколько часов трясся в страшной тесноте от самого Халкабада, не в силах и пошевелиться. Около грузовика наступила тишина, солдаты глазели на новобранца. Крабов перестал что-то печатать в планшет и тоже рассматривал «космополита», один только старшина, заметив задержку, крепко выругался и толкнул новичка, чтобы поторапливался. Толкнул в правое плечо, тот резко дернулся, послал старшину в незамысловатое место и захромал по расчищенной от зевак дороге вслед за другими новобранцами. Из-под серой папахи, какие выдают всем рядовым на станции распределения, виднелся кусочек окровавленного бинта.