Глазами ветеринара. Невероятные приключения Семена Петровича в эпоху перемен

Гринпис

Бывают такие смены, когда работать не хочется, например, в майские праздники. Народ на три дня уехал из пыльного шумного города и забрал с собой своих домашних питомцев: усатых и полосатых, четверолапых и длиннохвостых – короче, всех. С завистью представляю, как они сейчас расслабляются на даче, а мы тут работаем… Однако раз клиенты уехали, то и у нас работы нет. Смена началась в 8 утра, сейчас уже 8 вечера, и за прошедшие 12 часов мы приняли всего несколько пациентов, и то с какой-то мелочью. Я продвинулся по карьерной лестнице и уже вторую неделю официально работаю санитаром у ведущего врача клиники. Я очень горжусь этим, и мне хочется показать себя в деле. Поучаствовать в какой-то сложной операции, сделать что-нибудь важное и геройское, но сегодня народа нет, от слова совсем… Вместо великих свершений мы сидим на скамейке около клиники и зеваем от скуки. Григорий Павлович, старший смены, мой врач и начальник, наконец не выдерживает. Бросив в урну только что закуренную сигарету, он грустно вздыхает и, кряхтя, встает со скамейки.

– Ладно, Семен. Ты начинай потихоньку убираться, собирай инструментарий, препараты, а я пойду полежу, телевизор посмотрю. Дело к вечеру, очевидно, клиентов не будет.

– Хорошо, Григорий Павлович.

Я поднялся со скамейки, взял щетку и пошел подметать и мыть пол. Я почти уже закончил уборку, как с улицы послышались торопливые шаги, и взволнованный женский голос произнес: «Саша, давай быстрее, вон вход, там дверь открыта». Я с грустью взглянул на вымытый до блеска и еще мокрый кафель… В клинику зашла молодая пара. Юноша и девушка, взволнованные и запыхавшиеся, за две ручки держали большую сумку, и из нее… БЛИН!!! Из нее на чистый кафельный пол капала зеленая краска!!!

– Господи, вы же мне краску на пол льете!!!

Я молнией метнулся в кабинет, схватил большой мусорный мешок и бросил на пол под капающую из сумки краску.

– Ставьте сумку на этот мешок. Вы откуда? У вас в сумке что, краска налита? У нас ветклиника, вы, случайно, адресом не ошиблись?

Запах краски, какого-то растворителя и еще чего-то мерзко пахнущего, начал заполнять клинику. По коридору послышались торопливые шаги Григория Павловича.

– Семен, что у тебя тут происходит? Молодые люди, здравствуйте. Вы зачем нам все тут краской залили?

Молодые люди молча стояли под градом недружелюбных вопросов. Юноша нервно кусал губы, а девушка вдруг порывисто закрыла лицо руками и громко зарыдала. Молодой человек растерянно обнял ее за плечи, и она уткнулась лицом ему в грудь, продолжая плакать. Ладонями, заляпанными зеленой краской, юноша нежно гладил ее по голове, пачкая и спутывая ее волосы… Картина была настолько неправдоподобной и в то же время драматичной, что у меня самого защипало глаза, а может, это было от едкого химического запаха…

Григорий Павлович смущенно откашлялся:

– Ладно, дети… Давайте успокойтесь… Тут и без ваших слез уже все мокрое и грязное. Что случилось? Что у вас… или кто у вас в сумке?

Девушка повернулась к нам, отбросила прилипшие к лицу мокрые волосы, попыталась вытереть слезы зелеными руками и, всхлипывая, прошептала:

– У нас там кот. Большой и белый… Был… Но он прыгнул в бочку с краской. Зеленой краской. Теперь он зеленый…

Григорий Павлович ошарашено спросил:

– А зачем он это сделал, в смысле зачем он в бочку с краской прыгнул? – Вопрос прозвучал абсурдно, но по-другому построить фразу Григорий Павлович, видимо не смог.

– Мы были на даче. У нас там стояла бочка с краской. Бочка высокая, большая, литров на двести. Она была закрыта крышкой. Крышка на солнце нагревалась, и Тишка, кот наш, на нее запрыгивал и грелся. Мы решили покрасить забор. Сняли крышку и пошли за посудой для краски и за кисточками. А Тишка не понял, что крышку сняли. И он по привычке решил на бочку запрыгнуть. Ну… и запрыгнул. Он, когда в краску упал, лапами передними успел за край бочки зацепиться, но все остальное… все в краске.

Наверное, полминуты мы молчали. Потом Григорий Павлович спросил:

– А почему вы именно к нам решили приехать? Вы же на даче были? Мы к вам ближайшая клиника?

Девушка грустно покачала головой:

– Мы уже в двух клиниках были. Нам сказали, что возиться с этой грязью не будут. Мы кота на даче сначала пытались керосином отмыть, потом подсолнечным маслом… И еще он, наверное, описался и… ну… в общем, все дела сделал. В последней клинике сказали, что он все равно умрет, лучше усыпите… А мы не хотим его усыплять! Не хотим!! Слышите?!!

И она снова зашлась в рыданиях.

Мы заглянули в сумку. Ну да, голову кота еще можно было с натяжкой назвать белой, но все остальное – слипшийся, вонючий, пахнущий керосином, мочой, калом и краской огромный зеленый ком… Только глаза, огромные, янтарно-желтые, отчаянно и испуганно смотрели на нас из сумки.

– Группа крови – на рукаве, мой порядковый номер – на рукаве… – вдруг неожиданно и громко раздалось из коридора, и в холл широким шагом вошел Женька из санитарного отдела.

– Сема! Я стесняюсь спросить, как говорят у нас в Одессе, вы таки решили с Григорием Павловичем открыть магазин красок? Хорошее дело, одобряю…

Женька подошел к сумке, осторожно, двумя пальцами раскрыл ее и заглянул внутрь.

– О, какой Гринпис прикольный!

Я опешил:

– Почему Гринпис?

– Как почему? – в голосе Женьки не было ни малейшего сомнения. – «Грин» – это зеленый, а «пис», – это спасать. Вы должны спасти зеленого кота.

Кот внимательно посмотрел на Женьку и вдруг громко и хрипло мяукнул. Григорий Павлович от неожиданности вздрогнул.

– Жень, во-первых, «пис» – это мир, если уж быть точным, а во-вторых, как нам его спасать, скажи на милость? Его же отмыть нереально… Он и так почти слипся.

Женька на мгновение задумался, но всего лишь на мгновение.

– Да не надо его отмывать. Его нужно просто выбрить, налысо. Сбреете шерсть вместе с краской, а кожу потом уже ототрете. Сема, ты тут жаловался, что у вас сегодня работы нет? Ну, вот тебе работа… Ладно, доктора, моя смена закончилась… Эх, щас пивка махну… Удачи. Спасайте Гринписа… Я пошел.

– Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне-е-е-е удачи! – раздалось уже на улице.

Григорий Павлович, похоже, уже пришел в себя и был полон решимости действовать.

– Так, Семен. Сейчас сделаем небольшой наркоз, а то он не дастся. Я принесу бритвенных лезвий, хорошо сегодня купил. И будешь потихоньку брить. Главное, не спеши. Если кот будет приходить в себя, но сопротивляться не будет, наркоза не добавляй.

– Григорий Павлович! Ну, я же в любом случае ему где-нибудь кожу порежу лезвием! Там же не видно ничего. А как ему пальцы выбривать – это же нереально вообще…

– Без паники. Естественно, где-нибудь порежешь, а как иначе. Где у нас шовный материал, знаешь? Ну вот, там, где порежешь, сам зашьешь…

– Григорий Павлович!!! – в отчаянии зашипел я ему на ухо. – Я же шить не умею! Ну, вернее, я уже тысячу раз видел, но сам… прямо так сразу…

Григорий Павлович, отмахнулся.

– Так, решено. Молодые люди, мы попытаемся спасти вашего Гринписа… Тьфу, блин… как его там… короче, попытаемся спасти. Сейчас девятый час. У нас смена в 07:30 заканчивается. Жду вас в 07:00, без опозданий. Семен, не стой столбом. Готовь инструменты, наркоз, я пошел за лезвиями…

Семь часов работы, пятьдесят лезвий Gillete, двадцать пачек марлевых салфеток и кусок туалетного мыла были потрачены в процессе приведения в порядок кота Тишки…

К пяти часам утра кот был очищен от краски практически полностью, за исключением пальцев и подушечек лап. Он был похож на синеватую куриную тушку с длинным лысым хвостом и бело-зеленой кошачьей головой. Тушка успела побывать в плену у маньяка-садиста, который сначала наносил ей кожные разрезы, а потом сам же зашивал их кривыми стежками… Я закутал бритого кота в старые газеты, подложил под него грелку, и он мирно посапывал в большой картонной коробке из-под апельсинов Maroc. Уже не в силах куда-то идти, я заснул рядом на стуле, навалившись на письменный стол и подложив руки под голову.

Я проснулся от того, что Григорий Павлович осторожно потряс меня за плечо.

– Ну что, Семен, молодец, справился. Считай, это твое боевое крещение. И шить, я смотрю, научился… Вон сначала швы какие кривые были, а дальше, видно, все ровнее и ровнее!! Насчет порезов. А я-то думал, что это я неаккуратно бреюсь, хе-хе-хе… Да, ладно, шучу, шучу. Сейчас 6 утра, иди приляг на часок. Я владельцам кота сам отдам и сдам смену.

Прошло месяца три…

– Семен! – позвал меня Григорий Павлович. – Иди прививку сделай своему клиенту. Это к тебе пришли!

– Ко мне?? Кто?? – Я оторопел.

– Давай иди, сейчас узнаешь.

Я вошел в кабинет. На стуле сидела девушка, рядом с ней стоял улыбающийся молодой человек, а у него на руках… огромный белоснежный персидский кот с янтарно-желтыми глазами.

– Доктор, мы к вам на прививку… Сделаете?

– Конечно, сделаю.

– Мы теперь с новым ветеринарным паспортом, вот он, смотрите!

Я открыл небольшую белую книжицу с ламинированной обложкой. На первой странице в графе «кличка животного» аккуратным почерком было крупно выведено: «Гринпис».

Магия черная и белая

Вы верите в магию?

Нет, я спрашиваю не про веру в бога, в добро, справедливость, в судьбу и т. д… Думаю, что каждый человек так или иначе во что-то верит… И это «что-то» помогает и поддерживает его на сложном и не всегда гладком жизненном пути.

Я спрашиваю про веру в настоящую магию, заговоры, заклинания, колдунов, ведьм, злых и добрых волшебников. «Властелин колец» смотрели, а «Гарри Поттера»… ну, и как, верите? Только честно?

Я никогда не верил. Но в девяностые годы на нас, обычных, еще немного советских людей, обрушился бурлящий мутный поток информации. Мы узнали обо всем, о чем раньше было не принято писать и говорить или чего мы себе даже не представляли. Телепрограммы, фильмы, сериалы, видеокассеты и огромное количество разного рода сомнительных газет и журналов раскрывали нам «всю правду жизни». Заказные убийства и тайные миллионеры, роскошные модели и проститутки, шаолиньские монахи и замаскированные инопланетяне, а также экстрасенсы, маги, пророки, гадалки и, конечно, заряженная через телевизор энергетическая вода.

Оказывал ли этот «мутный информационный поток» влияние на еще неокрепший мозг молодого студента? Тогда я думал, что нет, но сейчас абсолютно уверен, что, конечно, да. И именно в тот период жизни у меня вдруг появился знакомый волшебник. Он так и представился: «Анатолий. Белый маг». Мы познакомились на дне рождения у наших общих друзей. Мы вместе бродили по Москве, ходили в музеи, на выставки, в кино. Анатолий был чуть старше меня, хорошо образован и воспитан и всегда аккуратно одет. Он носил большие очки в золотой оправе, и, конечно, как у любого настоящего мага, у него были длинные волосы, собранные сзади в хвостик. Он рассказывал мне про магию и религию, защитные энергетические поля и путешествия между мирами. Я, в свою очередь, с жаром оппонировал ему, пытаясь противопоставить его волшебным законам логику научной медицины. Мы оба интересовались восточными единоборствами, в общем, тем для разговора у нас было навалом. Примерно месяца за два до знакомства с ним я очень сильно ударился локтем. Отек и гематома давно прошли, однако рука периодически болела так, что я непроизвольно морщился. Мази, компрессы, массаж и суставная гимнастика, эффекта почти не давали, и боль опять возвращалась. Это меня раздражало и беспокоило, но я никому об этом не говорил.

Однажды Анатолий был у меня в гостях, и мы смотрели по видеомагнитофону фильмы с Брюсом Ли. Я сидел на диване, а Анатолий расположился в кресле напротив меня. И тут у меня начало ломить руку… Скрипнув зубами, я попытался хоть как-то успокоить ноющую конечность и незаметно подложил под нее подушку. На экране Брюс Ли начинал свой знаменитый поединок с Чаком Норрисом. Захваченный происходящим, я тем не менее обратил внимание на странные ощущения, вдруг возникшие в моей больной руке. Внутри руки, от плеча к локтю, как будто потекла струйка теплой воды. Она дошла до больного локтя… чуть согрела его… и пропала. Потом потекла к локтю опять… и опять пропала. Боль в локте уменьшилась и сменилась, как бы это описать, наверное, легким зудом или жжением. Я хотел немного подвигать рукой, но тут струйка теплой воды просочилась через локоть, как будто внутри сдвинулась какая-то невидимая пробка. Предплечье стало приятно теплым, затем тепло распространилось на кисть, пальцы и… исчезло.

Фильм закончился, пошли титры. Рука не то что перестала болеть, было ощущение, что она вообще никогда и не болела… Не веря себе, я ощупал локоть, сделал несколько движений рукой и тут только вспомнил про Анатолия. Тот смотрел на меня, широко улыбаясь, а его глаза хитро блестели за стеклами золотистых очков.

– Ну, что, теперь не болит? – с нескрываемой иронией спросил Анатолий.

– Да откуда ты зна… слушай, как ты это сделал?!! – воскликнул я.

– Обычное дело. У тебя после травмы забился энергетический канал в руке. Поскольку я сидел рядом, то почувствовал твою боль и прочистил тебе этот канал. Только и всего… Ты ведь ощутил, как по всей руке прошел энергетический поток? И вообще, – Анатолий поправил пальцем золотые очки на переносице (в точности как умный кролик из мультика про Винни Пуха, подумал я), – мог бы и раньше сказать, давно бы все исправили…

Прошло несколько месяцев, и история начала забываться… Возможно, рука просто сама наконец прошла, и никакие «энергетические каналы» были не причем. Меня с головой затянуло в круговорот событий и страстей. Проблемы в институте, проблемы на личном фронте, конфликт с родителями – в общем, обычные этапы взросления молодого человека. Мне пришлось перебраться в пустую квартиру в старой хрущевке на севере Москвы, чтобы какое-то время побыть одному и собраться с мыслями. Я раньше жил почти в самом центре, и сюда из нашей старой квартиры перевезли все мои детские вещи вместе с мебелью. С удивлением, грустью и ностальгией я гладил потрепанные корешки старых детских книг, листал фотоальбомы, разглядывал коллекцию монет, оловянных солдатиков и военные машинки… надо же…

Ночью мне приснился ужасный сон. Говорят, что цветные сны снятся эмоциональным людям. Наверное, я эмоциональный человек, поскольку мне всегда снятся ТОЛЬКО цветные сны. Сны бывают разные, как приятные, так и неприятные. Изредка мне снятся кошмары, и я просыпаюсь в холодном поту с мыслью: «Слава богу, это был только сон…» Но это был не тот случай…

Сон не был страшным в прямом смысле этого слова. Во сне я не боялся, и меня никто не пугал. Сон был чудовищным. Я был злом. В темноте ночи в развалинах какого-то здания я убивал людей. Руками, камнями, ножом, топором, вилами… Метались темные фигуры, раздавались пронзительные крики, до небес взлетали языки пламени… Это было только начало. Потом… я сжигал людей… заживо… на перевернутых крестах. Это еще не все… Один из сожженных… был… моим близким родственником. И я не проснулся ночью, крича от ужаса, весь мокрый от холодного пота… Просмотрев весь сон до конца, я очнулся только утром.

Психологически я был настолько подавлен, что минут десять просто лежал, уткнувшись лицом в подушку. Никогда в жизни мне не снилось ничего подобного, даже близко. Меня пугал не столько сюжет сна, хотя он был ужасен. Драки, кровь, ужасы и чудища – это, как говорится, мы все уже проходили. Меня пугало мое психоэмоциональное состояние во сне. Я творил чудовищные вещи и наслаждался этим.

Уже не помню, как прошел день. Я что-то делал, куда-то ездил… Потом наступил вечер и ночь. Сон повторился в точности… почти. Было одно маленькое отличие: во сне я точно знал, что делаю это второй раз… и предвкушал весь этот кровавый ужас…

Проснувшись утром, я начал думать. Так, сон – это просто сон. Мог ли мой усталый, напряженный мозг сгенерировать все эти ощущения? Наверное, мог… Но во сне они были настолько реальными, что в жаркой, залитой солнечным светом комнате от воспоминаний мне становилось холодно. Горячая, липкая кровь с запахом сырого железа. Грязная, пропитанная смолой веревка, пачкающая мне руки. Шершавые деревянные столбы, покрытые сажей и пеплом. Тошнотворный запах горящей плоти… и мой радостный зловещий хохот.

Я медленно брел по улице, почти не замечая проходящих людей. Никогда и никому я не желал зла. Мне нравилось делать добро, помогать, любить… Но тот монстр в кошмарном сне – это тоже был я… Кто из этих двух я настоящий? Нет, от таких вопросов можно сойти с ума… А может, у меня раздвоение личности? Я спустился в метро и втиснулся в переполненный вагон… Ладно, забыли. Это просто переутомление.

От нечего делать я начал рассматривать людей вокруг себя. Спиной ко мне стояла женщина, ростом чуть ниже меня. На ней светло-коричневая кожаная куртка, немного потертая, неновая. У женщины длинные черные волосы, густые, как конская грива. В волосах кое-где блестят седые нити, наверное, ей лет сорок… Волосы шикарные, до пояса, но какие-то спутанные, нерасчесанные. Эй, тетка – мысленно обращаюсь я к женщине – ты бы хоть голову то помыла…

Она обернулась резко, внезапно (прошло уже больше 20 лет, а я вспоминаю – и мурашки по коже…), я увидел смуглое, с резкими чертами лицо и… огромные… черные… полные ненависти глаза. В них была ярость, гнев… и тьма.

Я похолодел, сердце пропустило удар, потом забилось часто-часто, ноги задрожали. Плохо соображая, что делаю, я схватился за поручень, выставив женщине локоть прямо в лицо. Она поднырнула мне под руку, приближая свое лицо к моему… Очевидно, она хотела дотронуться до меня…

Сейчас я совсем не тот молоденький мальчик, и за прошедшие годы в моей жизни случалось всякое. И были моменты, когда я чувствовал, что очень близок к той самой черте, когда еще один шаг и… все… Но никогда, ни разу в жизни, мне не было так страшно, как в тот день в вагоне метро.

Это был дикий, животный страх, парализующий волю, сковывающий мышцы и путающий сознание. Охваченный паникой, я ломился и продирался по вагону, грубо расталкивая людей. На меня орали, меня материли, кто-то ударил меня в спину – мне было все равно, я пытался убежать от нее. Она неторопливо шла за мной, ловко проскальзывая между пассажирами и ни на мгновение не сводя с меня своих глаз, горящих мрачным огнем. Я добрался до двери в момент, когда динамик ожил: «Станция „Менделеевская”. Переход на станцию „Новослободская”». Двери разошлись, толпа надавила, но в последний момент я успел вжаться в угол рядом с дверью. Черноволосую женщину вынесло из вагона выходящими пассажирами. Вцепившись в дверь побелевшими пальцами, я смотрел, как она яростно вырывалась из людского потока, уносящего ее по платформе. Выжигая меня взглядом, она отчаянно пыталась вновь добраться до вагона… Но она не успела… Двери закрылись, и поезд уехал.

Выйдя на «Петровско-Разумовской», я из телефона-автомата набрал Анатолию. «Господи, только бы он был дома…» Анатолий был дома.

– Привет, это Семен! Ты можешь ко мне приехать? Да, прямо сейчас. У меня проблемы. Спасибо. Встречу тебя у метро.

Мы сидели на полу, и я рассказывал Анатолию все. Про институтские проблемы, про любовь, про мои детские воспоминания, чудовищные сны и про женщину с горящими глазами. Анатолий слушал внимательно, очень серьезно, не перебивая. Наконец я закончил свой рассказ.

– Давай начнем со снов, – начал Анатолий, – их раньше не было. Они появились сразу, как только ты сюда переехал. Сны плохие, их инициирует предмет с сильной отрицательной энергией. Я бы даже сказал – темной энергией. Сны очень яркие, подробные. Значит, предмет должен быть достаточно крупным, весомым. Вероятно старинным…

– Анатолий! Да, у меня здесь целая куча старых вещей, – я указал на шкаф. – Вон статуэтки, например, которые мой дед еще в молодости покупал, им уже почти девяносто лет… В шкатулке, по-моему, бабушкины украшения, ложки фамильные серебряные, да мало ли что…

– Нет, – Анатолий замотал головой, – это твой предмет, именно ТВОЙ. Тебе его подарили, ты его купил или нашел… Думай.

Мне думалось с трудом. Мысли путались.

– Подожди, – Анатолий внимательно посмотрел на меня, – в твоем ужасном сне есть реальный человек, которого ты все время… так сказать, уничтожаешь…

– Да, – ответил я, и меня передернуло.

– Этот человек в каждом твоем сне. Именно на него направлена твоя отрицательная энергия. Это не может быть случайным. Скажи, именно ОН тебе ничего не дарил из того, что есть в этой комнате?

– Э-э-э, наверное, нет, – в голову полезли детские воспоминания, – хотя… ДА, есть! Старинная монета. Она у меня здесь, в коробке.

– Вряд ли, – Анатолий с сомнением покачал головой, – монетка слишком маленькая…

– Она НЕ маленькая, – возразил я, – она очень НЕ маленькая…

Я достал из шкафа коробку с монетами и поставил ее на пол. Там, среди мелких серебристых, золотистых монеток и бумажных купюр, лежал огромный екатерининский пятак. Тяжелая, грубая, позеленевшая от времени медная монета с неровными краями, двуглавым орлом на одной стороне и вензелем на другой.

– 1782 год, – прочитал Анатолий, – ей больше двухсот лет… Откуда она у тебя, расскажи, это важно.

Я напряг память:

– У нас в соседней деревне стояла сожженная, разрушенная церковь, очень старая. Мы всегда ее боялись, страшная она какая-то. Деревенские пацаны там играли в разбойников, раскопали несколько монет… показали родителям. Монеты оказались старинные, вызвали археологов. Те нашли там клад… Ну, клад не клад, нашли глиняный горшок с медными монетами и немного серебряных, больше ничего. Ну вот, одна из тех монет попала к моему… – Я осекся и замолчал. – Ну, а он потом мне ее подарил. Давно, в детстве еще. Что скажешь?

– Немного странно все это, – Анатолий задумался, – даже в советское время разрушенные сожженные церкви обычно так не оставляли. Плохая примета. Понятно, что не восстанавливали, ну значит, просто разбирали на кирпичи. Тем более деревенская церковь. Если она давно стояла сожженная и брошенная, возможно, там была какая-то плохая история. С другой стороны, ну кто в старину в действующей церкви будет медные монеты закапывать? Их ценность невелика… Если в церкви, что и прятали, то дорогие вещи, иконы, золотые украшения. Скрывали их от разбойников, от войны или от советской власти. Более вероятно, что горшок медных и серебряных монет – это чьи-то накопления. Скорее всего, их отобрали или украли и в тайне закопали в развалинах… Может, эта церковь ранее уже была разрушена, тогда монеты в горшке – это воровской или разбойничий схрон. Может, кровь была на них… В любом случае место, где нашли монеты, хорошим не назовешь…

– Ну а ты можешь эту монету как-то проверить, проанализировать, что ли? – Я не знал, как подобрать слова. – Она в моих снах виновата?

– Ну, скажешь тоже… Монетам анализы не делают. – Анатолий впервые улыбнулся. – Монета плохая, это я и так чувствую. Естественно, она могла все это вызывать…

– Слушай, а эта… тетка в метро?

– Да, обычная ведьма… Ну, не совсем обычная, конечно. Сильная, даже очень сильная… Я бы сказал, настоящий черный маг. Она почувствовала твой взгляд, а ты был подавлен своими снами и сразу испугался. Они чувствуют, если в человеке что-то не так. Ведьма легко пробила твою защиту и… в общем, хорошо, что она до тебя не дотронулась… иначе…

– Иначе ЧТО? – во рту у меня пересохло.

– Ну, она же не дотронулась, – улыбнулся Анатолий. – Забудь… все хорошо. Тем более, пока мы тут сидели, я уже немного над тобой поработал… Чуть-чуть починил тебя. Так что не переживай.

– Анатолий, погоди. Что-то не складывается… У меня эта монета с детства. Она давно лежит рядом с моими вещами. Я ее тысячу раз в руках держал, и никогда в детстве мне ничего подобного не снилось. И тут вдруг, нате вам – монета активировалась, через десять лет…

– Вот ты приставучий, – покачал головой Анатолий. – Я не хотел об этом говорить, ну да ладно… Короче, у тебя тоже есть определенные способности…

– Способности к магии, что ли, ты шутишь?? – перебил я Анатолия.

– Погоди, не нервничай. Способности есть у многих. Кто-то о них догадывается, кто-то нет. Неважно. У тебя они есть. Помнишь, я тебе руку лечил?

– Помню.

– Так вот, воздействуя на тебя, я тебя как бы немного разбудил. Ты стал более восприимчив, чувствителен к энергетическим полям и воздействиям. Твой стресс, конфликты, любовные переживания усилили все это, и ты начал чувствовать отрицательную энергию монеты. Все просто. А способности у тебя есть, хочешь, докажу?

– Даже не знаю. – Я замялся. – а как?

– У тебя здесь есть фотография человека, о котором ты сильно переживаешь?

– Да есть… – У меня была с собой ЕЕ фотография…

– Я не буду тебе мешать и пойду на кухню, а ты сядь и внимательно посмотри на фото. Представь, что это не фото, а реальный человек. Ничего страшного не будет, просто попробуй.

Анатолий ушел, закрыв за собой дверь. Взяв фотографию, я вздохнул и еще раз внимательно вгляделся в черты знакомого лица. Вдруг фотография стала расширяться, белые поля фотокарточки растворились в воздухе и пропали… Я смотрел на красивое грустное лицо. Увидел, как ей на лоб упала прядь светлых волос… Она подняла взгляд на меня… Я вздрогнул и выронил фото.

– Ну вот, – в дверях стоял улыбающийся Анатолий, – а ты мне не верил!

– Знаете что, товарищ волшебник, – сказал я, с трудом поднимаясь с пола, – идите вы с вашей магией. Хочу жить в обычном мире, без всяких чудес. Можно?

– Да можно, можно…

– Слушай, Анатолий, монету забери, а?

– Это твоя монета, чтобы я мог ее забрать, ты должен мне ее подарить.

– Дарю тебе, Анатолий, эту… монету…

– Отлично. – Анатолий достал из кармана носовой платок, не касаясь пальцами, аккуратно завернул монету и быстро убрал ее в карман.

У двери я остановился:

– Анатолий, извини за дурацкий вопрос. А в вашей «магической иерархии», если взять, например, от рядового до генерала, у тебя какое звание??

Анатолий на минутку задумался:

– Ну, наверное, старший лейтенант. Надеюсь скоро стать капитаном… – и ушел.

С тех пор мы не виделись. Страшный сон мне больше не снился.

Я очень трепетно отношусь к тем вещам, в которых ничего не понимаю. Даже не знаю, можно ли называть в книге настоящее имя белого мага? У магов работа сложная, вдруг это как-то навредит или «рассекретит» его… Конечно, Анатолия звали НЕ Анатолий. У него тоже было имя на букву «а», но намного звучнее и красивее. Прошло уже больше двадцати лет. Не знаю, бросил ли он свои юношеские увлечения магией или уже дослужился до «генерала»… В любом случае надеюсь, у него все сложилось хорошо. И я бы с удовольствием поболтал с ним, как раньше. Как пел в своей песне Ю. Лоза:

 
О далеких мирах, о волшебных дарах,
Что когда-нибудь под ноги мне упадут…