От лягушки до Кремля. Новые приключения Семена Петровича

© Перепечаев К.А., текст, 2024

© Антонова Л.В., иллюстрации, 2024

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2024

Красивая пара

Часть 1. Бывает же такое…

Раздражающе громкий звонок мобильного попытался вырвать меня из объятий глубокого спокойного сна. Не открывая глаз нашарил это противное устройство, надавил на кнопку сброса, сунул телефон под подушку и моментально уснул. Телефон зазвонил еще раз, настойчиво гудя и вибрируя. На этот раз я не ограничился просто сбросом назойливого абонента, а удерживал красную клавишу до тех пор, пока телефон не издал прощальную мелодию Nokia и не отключился совсем. Плотно завернувшись в теплое одеяло, попытался опять уснуть, но в голове уже начали ворочаться тревожные мысли: какого лешего кому-то надо от меня? Совсем с ума посходили… Если это кто-то из своих, позвонили бы на домашний…

Электронный экран домашнего телефона показывал 03:30. Зима, глубокая ночь. Уже тысячу раз предупреждал клиентов: даю вам личный номер мобильного, но никаких звонков после 22:00. Я не единственный врач в Москве, есть круглосуточно работающие клиники, уж первую помощь они всегда окажут. Никакого уважения к личной жизни… Все… Спать, спать, спать…

И тут истошно заверещал домашний телефон. На определителе какой-то знакомый номер, но не могу вспомнить, кто это. Спросонья пытаюсь снять трубку и чуть не роняю аппарат на пол. Успеваю схватить телефон за провод и хрипло выдыхаю в трубку:

– Да… Да, это я… Кто это?

На том конце провода рыдает женщина:

– Семен, это Настя. Ну, Настя и Глеб, с дрессировочной площадки… Ротвейлер Брюс и такса Чарлик… Узнал?

– Да, Настя, узнал, конечно. Что случилось?

– Чарлик порезал лапу. Сильно. Мне кажется, он истекает кровью! Я хотела поехать в клинику, но мы его не довезем…

– Настя, Настя!!! Слушай меня очень внимательно! Пусть Глеб возьмет порезанную лапу и зажмет рукой… Что? Он упал в обморок от вида крови? Глеб??? Охренеть… Ладно… Настя, бери любую тряпку, полотенце, неважно. Обмотай вокруг лапы и зажми место пореза рукой. Зажми сильно и держи. Нет, не ВЫШЕ пореза, а прямо САМО место пореза. Тебе нужно заткнуть рану. Я выезжаю.

Вскакиваю с кровати и распахиваю шкаф с медикаментами. У меня весь инструмент и лекарства на работе, но дома что-то должно быть. Ага, вот оно. Шовный материал, иглодержатель, бинты, салфетки… Стоп. А наркоза-то нет! И это логично, зачем мне наркотики дома, они на работе в сейфе лежат… Ладно, будем оперировать «наживую». Как говорится, и снова здравствуй, военно-полевая хирургия. Хватаю пачку с новокаином, шприцы, ключи от машины и документы. Наспех одеваюсь и выбегаю на улицу.

От студеного воздуха перехватывает дыхание и неприятно колет в носу. Все покрыто инеем: деревья, провода, стекла и двери припаркованных автомобилей. Моя легкая синтетическая куртка начинает хрустеть при каждом движении – верный признак того, что мороз градусов под двадцать как минимум! Бегу к своей «девятке» (автомобиль ВАЗ-21093), с трудом открываю – даже, скорее, ОТРЫВАЮ примерзшую дверь, плюхаюсь на сиденье и онемевшими пальцами вставляю ключ в замок зажигания. Давай, милая, пожалуйста, заведись… Поворачиваю ключ, панель приборов вяло загорается, стартер издает какой-то жалобный звук, и воцаряется тишина. На «упражнения» со свечами и аккумулятором времени нет. Захлопываю дверь машины и бегу к ближайшей улице. Знаю, там рядом с автобусной остановкой иногда «дежурят» частники, чтобы развозить таких, как я, полуночников. Мне повезло. Недалеко стоит грязно-белая «шестерка» (автомобиль ВАЗ-2106) и громко урчит явно прогоревшим глушителем. Подбегаю к машине и распахиваю дверь.

– Командир, свободен?

«Командир» – это пожилой бородатый кавказец. Салон машины прокурен и ободран донельзя. В другой ситуации ни за что бы не поехал на этой колымаге, но у меня, как говорится, нет выбора.

– Пулковская улица, это рядом с Водным стадионом. Новые кирпичные башни. Поехали. Быстрее…

– Пагади быстрее… Денэг сколько?

– А сколько надо?

– Двэсти… – кавказец оценивающе смотрит на меня. – Трыста рублэй!

– Хорошо. Поехали. Быстрее, очень прошу. Быстро надо.

Машина медленно тащится по заснеженным ночным улицам. Кавказец едет, навалившись грудью на руль, и что-то там себе заунывно поет под нос. Мысленно вижу заплаканную Настю, которая изо всех сил зажимает лапу истекающей кровью таксы, и меня охватывает злоба.

– Слушай, уважаемый, мы поедем или нет? Я понимаю, ты – не торопишься, но я – очень тороплюсь. Мы должны быть на Пулковской через 15 минут. Даю две цены. Или останови на фиг машину, и я лучше пешком пойду.

Кавказец злобно выругался на своем языке и втопил педаль в пол. Двигатель взревел, машину затрясло, и мы понеслись. Ремней безопасности в этой «карете» не существовало, а резина, судя по всему, была лысая как коленка. Глядя на проносящиеся мимо нас фонарные столбы и чувствуя, как авто сносит на поворотах, отдаю себе отчет, что это ночная поездочка может оказаться для меня последней. Ладно. Чему быть – того не миновать…

Мы юзом вошли в поворот под мостом на Волоколамке и чуть не влепились в белый милицейский «Форд»… Он тут же включил мигалки, и два здоровых ДПСника с грозным видом направились к нам. Кавказец попытался спрятаться под приборной панелью, а я выскочил из машины навстречу подходящим сотрудникам. Рука одного из них резко дернулась к кобуре.

– Стоять! На месте стоять!

– Стою, стою, – я вытянул вперед зажатую между пальцами 20-долларовую бумажку. – Вот штраф за неосторожную езду. Берите!

– Ты че, под наркотой? Сейчас машину обыскивать будем! Стоять!

– Парни, у моей знакомой собака кровью истекает. Я врач. Если я не успею приехать – собака умрет. Вы собак любите?

– Да мы сами… как собаки… – Буркнул один из ДПСников. – Что за шахид у тебя за рулем?

– Не знаю. Таксует в Строгино. Уже несколько раз его там видел. Ребята, отпустите нас. Правда надо. Сколько я вам должен?

ДПСники внимательно посмотрели на меня, на грязно-белую «шестерку» с дымящим глушителем, потом переглянулись и пошли в свой «Форд».

Я озадаченно сунул в карман 20-долларовую купюру и вернулся в машину.

Кавказец смотрел на меня выпученными от удивления глазами.

– Слюшай, ты что им сказал, а?

– Сказал, что я врач. Собачий врач. Давай, поехали быстрей.

Мы подлетели к 16-этажной кирпичной башне на Ленинградке, и кавказец, пробив бампером сугроб, загнал машину прямо на тротуар.

– Приехалы. Я старался быстрэе.

– Спасибо, – я бросил на сиденье бумажку из кармана. – Так нормально? Всего хорошего.

И захлопнул дверь.

Я успел сделать всего пару шагов, как «шестерка» загудела сигналом, и кавказец выскочил из авто.

– Слюшай, э, ты зачэм мне 50 долларэв дал?

– Это что, мало???

– Нэт, эта слишком много. Это нэправильна так… Падажды.

Бывает же такое, что гаишники и таксисты от денег отказываются… Но времени на объяснения не было. Я лишь махнул рукой и побежал к дому.

Уже у входа в подъезд я увидел кровавые следы на снегу. Кровь не была размазана, а лежала крупными сгустками… У меня внутри все похолодело. Кровь качает какой-то крупный сосуд, Чарлик, наверное, артерию вскрыл. Бегу по лестнице на второй этаж. На каждой ступеньке кровь… Господи, только бы я не опоздал! Вижу знакомую дверь с дорогой светлой обивкой. Дверь открыта настежь. На паркете в прихожей тоже кровь, много крови…

– Настя… Глеб!!! Я здесь!

– Семен, мы в гостиной!

Скидываю ботинки, бросаю на пол куртку и бегу вглубь квартиры…

Часть 2. Знакомство

1999 год. Первое воскресенье сентября. На учебно-дрессировочной площадке «Строгино» идет запись на общий курс дрессировки. Мы со старшим инструктором Сан Санычем с интересом наблюдаем за прибытием новобранцев – владельцев с собаками. Большинство приходит пешком – очевидно, это жители Строгино; но кто-то прибывает на автомобиле. Наша УДП (учебно-дрессировочная площадка) имеет хорошую репутацию, и к нам на занятия приезжают даже из Подмосковья.

Они приехали на старенькой красной «четверке» (ВАЗ-2104). Высокий молодой мужчина, худощавый, рыжеволосый, и, очевидно, его супруга – симпатичная женщина в очках. Распахнули багажник машины и осторожно выгрузили молодого крупного ротвейлера. Потом приоткрыли заднюю дверь, и из авто живо выскочила большая черная такса. Пока ротвейлер, переминаясь с ноги на ногу, смущенно озирался вокруг, такса, а вернее, такс деловито сделал «круг почета» вокруг автомобиля, пометил ближайшие кустики и неторопливой рысцой затрусил на площадку. Он распахнул носом калитку и решительно направился к нам, бесцеремонно растолкав сгрудившееся в центре площадки пестрое собачье сообщество. Мы с удивлением смотрели, как этот черный карликовый ледокол прокладывал себе путь через собак, превосходящих его размером минимум раза в четыре. Легко, но твердо ступая маленькими кривыми лапками, он толкнул плечом огромного сенбернара, рыкнул на добермана и зло цапнул за ногу немецкую овчарку, не успевшую вовремя убраться с его дороги. Подойдя вплотную, такс внимательно нас осмотрел и вильнул для приличия хвостом. Потом бесцеремонно выцарапал какую-то палочку прямо из-под ноги старшего инструктора и, видимо, исчерпав свой интерес, проследовал в дальний угол площадки, где виднелись свежие кротовые рытвины.

– Ну реально, наглость – второе счастье… – удивленно прокомментировал Саныч поведение собаки.

– Нет, просто это мужчина в самом расцвете сил, уверенный в себе и обладающий потрясающей харизмой! – к нам подошли улыбающиеся хозяева таксы, ведя на поводке ротвейлера.

– Здравствуйте, товарищи инструкторы! Меня зовут Глеб, это моя супруга Настя. Вот наш ротвейлер Брюс, ему 8 месяцев. Мы хотим научить его уму-разуму, всем собачьим премудростям. Ну и защитника из него вырастить, конечно. Мы недавно в Москву переехали. Я много работаю, – продолжал Глеб, – у нас ребенок маленький, жена дома одна целый день. Решили взять ротвейлера, чтобы охранял наш семейный очаг.

– А как же такса? На него какие обязанности возложены? – спросил я.

– Его зовут Чарлик, – улыбнулась женщина. – Он у нас суперпородистый, благородных кровей, настоящий лорд – независимый и высокомерный.

– Это мы уже заметили… – буркнул Сан Саныч.

– Он так со всеми себя ведет, – пояснила Настя. – Кстати, он хороший охотник. У нас куча дипломов по рабочим испытаниям: он на лису ходит и на енота. На выставках кучу призов взял. Мы с ним на вязки ездим…

– Да на него страждущих любви женщин, собак то есть, целая очередь стоит, – пошутил Глеб. – Мне кажется, он вообще у нас в семье самый главный, главнее меня…

– Нет, дорогой. Главнее тебя у нас в семье никого нет, – Настя улыбнулась. – Можешь не переживать.

– Хорошо, если так, – Глеб бережно притянул Настю к себе и чмокнул ее в щеку.

– Ну что же, – резюмировал я, – ситуация понятна. Хотите послушную собаку и настоящего защитника – готовьтесь к серьезной и долгой работе. Ротвейлер – собака непростая. Легко не будет.

– Саныч, – обратился я к старшему инструктору, – ну что, вроде все приехали, начинаем?

– Давай!

– Группа!!! – заорал я на всю площадку. – Собак разобрали, поводки пристегнули, намордники надели! Вдоль забора в одну шеренгу… становись!!!

Часть 3. Хорошая жизнь

Глеб занимался очень старательно. Неделю за неделей, месяц за месяцем. В дождь и снег, в жару и холод, не пропуская занятий и никогда не опаздывая. Иногда Глеб приезжал только с Брюсом, но чаще красная «четверка» привозила нам всю честную компанию, включая Чарлика и Настю. В теплое время года Настя брала с собой и маленького сынишку Антона. Через полгода Глеб вместе с Брюсом на отлично сдали общий курс дрессировки и начали осваивать защитные дисциплины. Неуклюжий молодой ротвейлер, чем-то похожий на смешного длинноногого теленка, постепенно трансформировался в серьезного пса с глубокой грудью, мощными лапами и тяжелой покатой головой. При жесткой контактной работе стальные челюсти Брюса сдавливали дрессировочный костюм с такой силой, что у меня оставались синяки и ссадины. Я скрипел зубами, втихую матерился и дополнительно бинтовал руки эластичными бинтами. Но на самом деле был доволен как слон. Собака работала мощно, яростно, оставаясь при этом контролируемой и управляемой.

На экзамен по защитно-караульной службе дружное семейство приехало на новой темно-синей «Шкоде». Очевидно, Глеб был упорен не только в обучении собаки – дела в бизнесе у него тоже шли неплохо.

Постепенно мы подружились.

Первый раз приехав к ним в гости, я низко наклонился, распутывая узел на шнурках кроссовок, и внезапно почувствовал около своей головы жаркое собачье дыхание. Застыв на месте от неожиданности, я осторожно скосил глаза вверх: Брюс возвышался надо мной всей своей огромной массой, внимательно разглядывая меня сверху вниз.

– Брюс, это кто к нам пришел? Это же твой любимый инструктор пришел! – в коридор вышла улыбающаяся Настя.

Серьезное выражение морды ротвейлера сменилось расслабленно-доброжелательным, потом уголки губ поползли вверх и пасть приоткрылась, продемонстрировав белые клыки впечатляющего размера. Огромный розовый язык вывалился изо рта и широко прошелся мне по лицу. Я попытался стереть липкую слюну, но тут Брюс боднул меня головой в грудь, и, не удержав равновесие, я повалился на коврик прихожей. Ротвейлер, видимо, решил, что это приглашение к веселой игре, и начал радостно тереться об меня, бешено виляя обрубком хвоста. Тут послышался быстрый цокот маленьких коготков, и откуда-то сбоку на меня обрушился Чарлик, радостно скуля и прыгая у меня по голове.

– Я еще ни разу не видел, чтобы наши собаки кого-то так бурно встречали, – услышал я веселый голос Глеба.

– А я еще ни разу ни у кого в прихожей на коврике не валялся, – только и нашелся я что ответить.

Насте и Глебу удалось создать потрясающую семью. Дом – полная чаша… Это выражение наиболее точно и полно характеризовало их быт, отношения и семейный уклад. Чистая аккуратная квартира; холодильник, под завязку забитый всякой вкуснятиной; добротная мебель, современная техника и новый автомобиль. Они жили в ногу со временем или даже опережали его, отыскивая и внедряя в свою жизнь все самое лучшее и современное, что становилось доступным в Москве. Именно от них я узнал, что можно купить огромный двухкамерный холодильник высотой под потолок и оптом закупаться продуктами в диковинном магазине «Метро» сразу на неделю. Что шведские брюки и куртки удивительно легкие, прочные и теплые. Что дома может быть кофемашина, а посуду может мыть автоматическая посудомойка. Что для комфортной поездки всей семьей за город можно взять напрокат огромный микроавтобус или даже дом на колесах. Что хорошая нянечка для ребенка – это не буржуазный пережиток и не блажь ленивых богатеев, а личный помощник, преподаватель по английскому, воспитательница и домработница в одном лице. А еще что медицинская помощь может быть качественной и платной, а шикарная квартира может быть съемной. Я не знал, сколько зарабатывает Глеб, хотя разумно предполагал, что комфортная жизнь такого уровня не может стоить дешево. Однако никогда не видел в их семье кричащей роскоши в обстановке, одежде или аксессуарах, так же как не видел в общении с ними ни капли хвастовства, высокомерия или чванства.

И еще, в их семье я видел не только взаимное уважение и бережное отношение друг к другу, я видел любовь. Она чувствовалась не только в букетах свежих цветов в спальной комнате или в забытых на кухонном столе оплавленных свечах и пустых бокалах из-под вина. Она чувствовалась в их взглядах, улыбках, случайных-неслучайных прикосновениях друг к другу. Да, в этом доме были уют, тепло и любовь.

Помню, мы сидели вечером за столиком на просторной кухне. Глеб рассказывал мне о будущем, а Настя слушала его, улыбаясь, прикрыв глаза и склонив голову ему на плечо.

– Знаешь, Семен, я хочу стать очень, очень богатым, – рассказывал Глеб. – Москва – это город удивительных возможностей, здесь возможно все. Я думаю, я верю, что у меня все получится. Когда я стану по-настоящему богатым, мы с Настей купим самолет!

– Глеб, да ладно, уймись, – смеялся я, – ты перебарщиваешь. Зачем тебе самолет? А сколько он стоит?! Это же безумные деньги…

– Сема, неправда. Все реально. Я уже смотрел частные самолеты в Шереметьево, это очень удобно. Представь себе, прошло пять лет… Нет, за пять лет я не успею. Пусть пройдет десять лет. И мы все вместе полетим отдыхать куда-нибудь на замечательный океанский пляж, на диковинный остров. У нас с Настей уже будет к этому времени двое детей… или даже трое, правда, Настя?

Настя смущенно улыбнулась и нежно погладила Глеба по щеке…

– Вот, – продолжал Глеб. – Мы возьмем детей, собак и полетим… Ты, Семен, кстати, к этому времени тоже должен успеть жениться и завести как минимум одного. На наш самолет мы возьмем только семейных, учти.

И мы все захохотали.

Я смотрел на Настю, на Глеба, на спящего в углу дивана Чарлика и валяющегося у нас в ногах Брюса. А может, правда? Правда все это будет? Если Глеб действительно сможет купить самолет, может, и я не подкачаю…

Часть 4. Чарлик, держись…

Как только я пересек порог гостиной и увидел на полу бледную зареванную Настю, сжимающую дрожащими пальцами окровавленную лапу Чарлика, привычное время для меня остановилось. Все лишнее и постороннее вдруг исчезло в туманной зыбкой пелене. В моей голове прозвучал гонг и включился внутренний таймер – таймер битвы, битвы за жизнь Чарлика.

Падаю на колени. Левой рукой хватаю заднюю лапу Чарлика выше скакательного сустава и плотно сдавливаю ее кольцом пальцев. Правой рукой осторожно разматываю пропитанное кровью кухонное полотенце. Мысленно считаю: кровопотеря на улице и лестнице – около 50 мл сразу; прихожая, коридор, пол гостиной густо заляпаны кровью – еще как минимум миллилитров 70–80. Полотенце насквозь мокрое от крови, кровь пропитала Настины брюки – значит, еще не менее 100 мл. Итого, кровопотеря больше 200 мл, а может, все 250. Чарлик весит 10 кг, даже если у него 1 литр крови, общая кровопотеря почти 25 %. Это ОЧЕНЬ много, это почти предел…

Во рту становится сухо, в висках пульсирует… Нет, мы не сдадимся, ни за что не сдадимся! Бросаю взгляд на Чарлика: он лежит на боку, глаза закрыты, дышит часто, но пока ровно. Трогаю его морду – кожа холодная, губы холодные, хотя в комнате тепло, даже жарко.

– Настя! Быстро неси большое полотенце и стели под Чарлика на пол. Я не буду его поднимать. Будем оперировать на полу. Бери туалетную бумагу, вытирай кровь вокруг. Грелка есть? Наполни горячей водой, оберни полотенцем и положи ему под спину. Давай быстро. Если есть дома бинты – тащи все сюда.

Я осторожно снял полотенце с лапы. Подушка разрезана ровно посередине и на всю глубину. Пальцы левой руки, эффективно выполняющие роль жгута, уже начали неметь, но мне это без разницы. Главное, кровь не течет. В правой руке держу наготове большой тампон и начинаю ослаблять хватку левой руки. Сейчас как ливанет! Затаив дыхание, полностью отпускаю хват вокруг лапы Чарлика… Ну что же, кровь не потекла. Значит… эффект жгута от моих пальцев плюс общее падение артериального давления из-за кровопотери, плюс сдавливание порезанной подушки намотанным полотенцем позволили сгустку заткнуть порезанные сосуды. Сколько их там порезано? Точно должна быть одна крупная артерия, ну, еще парная вена или несколько вен…

Опять фиксирую лапу левой рукой, а правой начинаю медленно и осторожно раскрывать порезанную подушку. Края раны разошлись неожиданно легко. Подушка просто развалилась пополам, как переваренная картофелина. Лишь на мгновение я успел увидеть белеющую в глубине раны обнаженную кость, как прямо из-под нее вырвался тонкий фонтан алой крови, чиркнул мне по лицу и ударил в потолок. Я услышал, как охнула Настя, что-то шлепнулось на пол, но мне было не до того. Я что есть силы стиснул пальцы вокруг лапы, а другой рукой вдавил в рану тампон. Кровь остановилась.

«Доктор, думай, дорогой! – говорю себе. – Порезана крупная артерия. Кровь бьет с такой силой, что еще пара попыток посмотреть, где находится этот проклятый сосуд, и ты останешься без собаки… Думай головой, соображай, и желательно побыстрее.»

Сосуд отрезан коротко, идет перпендикулярно ране, бьет из самой глубины, из-под кости. Даже если успею бросить на него гемостатический зажим, то надежно перевязать все равно не смогу. Ткани порезанной подушки рыхлые, зацепиться не за что. Значит, наложение лигатуры – не вариант… Значит, будем сдавливать культю сосуда собственными тканями порезанной лапы. А потом туго забинтуем. А что – может сработать… Но если не сработает, второй попытки все равно уже не будет. Как говорится, или пан, или…

У меня заняты обе руки. Я изо всех сил сдавливаю рану и практически навалился на собаку, поэтому не могу обернуться, чтобы посмотреть, что там упало.

– Настя! Ты там жива?

– Жива, Семен… Все плохо, скажи честно?

– Да ничего подобного! Просто помоги мне, и мы сейчас все сделаем. Во-первых, вытри мне лицо от крови, она мне смотреть мешает… Спасибо… Теперь доставай из пакета инструменты, блистеры с шовным материалом, шприцы и препараты и клади рядом со мной на чистое полотенце. Я тебе сейчас объясню, что делать. Будешь моей операционной сестрой. Итак…

Через пять минут у нас все готово. Погнали.

– Настя, двумя руками перехватывай лапу Чарлика выше моих пальцев и сдавливай как жгутом, изо всех сил. Давай!

Беру шприц с новокаином и антибиотиком и тщательно обкалываю разрезанную подушку на всю глубину. При этом пальцы левой руки продолжают зажимать края раны, не позволяя порезанным сосудам кровить. Затем беру иглодержатель с «заряженной» ниткой на толстой круглой игле и начинаю прошивать подушку насквозь. Стараюсь проводить иглу как можно ближе к месту расположения порезанного сосуда. Один шов, второй, третий. Туго затягиваю узлы. Отступаю чуть выше и накладываю следующий этаж швов. И затем более тонкой ниткой плотно сшиваю поврежденную кожу.

Настя держит лапу из последних сил. Вижу ее лицо серого цвета и трясущиеся губы.

– Так, Настя, давай чуть расслабься. Держи уже не так плотно, а то, чувствую, ты сейчас сама в обморок хлопнешься. Осталось немножко.

Промываю лапу антисептиком, сушу тампонами и туго и плотно бинтую от самых кончиков пальцев до скакательного сустава. Повязка испачкана красным, но свежей крови нет. Все-таки одним из швов где-то в глубине раны я пережал этот треклятый сосуд.

– Все, Настя. Мы с тобой сделали эту операцию. Выдыхай. Чарлик живой. Давай приводить все в порядок.