Читать книгу: «Ти-ли-та. 1, 2 части», страница 5

Шрифт:

Так что груш у нас не было, а я их очень любил. Выручал меня Миня. У них возле дома росла большая старая груша, с которой спелые плоды сами падали на землю. Миня собирал их и приносил мне. Подсказывала ему так поступать всё та же баба Мотра. Один раз я сам случайно услышал это, когда с ухватом сидел возле навозной кучи. А она говорит: «Миша, смотри, какая хорошая груша упала, – и показывает своей палкой на землю. – Подними её и отнеси другу своему. Он любит». Эту бабу Тилиту, вообще, было не понять: сама ненавидит меня, сама так и хочет покалечить своим дурацким ножиком, и сама мне груши посылает.

– Костик! Костик! К тебе Мишка пришёл! – слышу мамин голос со двора.

– Ты посмотри, какую он тебе грушу принёс! – Я выбегаю из избы во двор, и вижу Миню.

– Кося, я пинёс тебе пелу усю! (Костя, я принёс тебе спелую грушу), – говорит своим сипловатым, словно простуженным голосом Миня, и протягивает увесистый краснобокий гостинец.

Я тут же пытаюсь откусить, но – безуспешно. Груша слишком большая, и в рот не даётся. Зубы скользнули и откусить не получилось. Но дело поправимое: я успешно прогрызаю поперечную бороздку на боку груши, и теперь – откусить – плёвое дело. Я откусываю и предлагаю откусить Мине. Миня тоже откусывает, и я предлагаю откусить маме. Мама тоже откусывает, но мне почему-то кажется, что откусила она не по правде, а понарошку.

– Ой, какая вкусная груша! Да какая сладкая! – мама так хвалит грушу, что у меня тут же пропадают все сомнения. Я просто счастлив,что маме понравилась Минина груша. Миня расплывается в улыбке – он тоже рад.

Мы предлагаем ещё бабушке откусить, но та отказывается, говорит, что она бы с удовольствием, но нет зубов. При этом бабушка берёт мою руку с грушей, подносит к своим близоруким глазам, внимательно рассматривает, одобрительно покачивает головой и тоже очень нахваливает грушу.

Я и брату Славику предлагаю откусить, но только с моих рук. Я хорошо понимаю, что брат – это не бабушка, и зубов у него – полный рот. Правда, откусить из моих рук у него не получилось. Груша не кусалась, а выскальзывала из зубов. Он стал меня ругать, что я не правильно держу. Пришлось отдать ему эту грушу, чтоб он уже нормально откусил. Да и не жалко. Вот кому наша груша совсем не понравилась, так это моей кошке Антонине. Какие только варианты мы ей не предлагали. И целую грушу, и кусочками, которые мы ей наоткусывали. И даже пытались ей воткнуть в рот небольшой кусочек. Всё равно есть не стала. То ли мышей наелась, то ли груша ей всё – таки не понравилась.

Надо сказать, что кроме бабы Мотры у нас с Миней был ещё один атаман. Это была старшая сестра моего друга Райка. Она была уже большая. Ей, наверное, было уже 13 лет. Для нас она была почти взрослая, но вместе с тем – была своя. Отец Райки погиб на фронте. У Мини был другой отец, но он тоже с ними не жил. Он их бросил и ушёл к другой женщине.

Однажды мы с Миней играли у нас во дворе. Прибежала запыхавшаяся Райка и сказала, что по нашей улице идёт плохой дядька, и мы с Миней должны бросать в него «грудками» (комья засохшей земли) и обзывать. Обзывать надо было словом: Палуда. Что такое Палуда, она нам не объяснила, да мы и не спрашивали. Я и теперь не знаю, что это слово обозначало – может, прозвище, а, может, и фамилию. Она только потребовала, чтоб мы повторили за ней это слово. Мы повторили как умели. Райке не понравилось. Она опять заставляла нас повторять. Затем выскочила на улицу и притащила несколько грудок, которые сунула нам в руки.

Тем временем на улице в поле нашего зрения появился молодой мужчина. Был он среднего роста, стройный. Приветливо здоровался с соседями, которые ему так же приветливо отвечали. Райка нам сказала, что это и есть тот плохой дядька, в которого надо бросать грудки. Мне он совсем не показался плохим. Я не мог решиться бросить что – то в него да ещё и обозвать. Миня, судя по всему, то же не готов был к подобным действиям. Но Райка прямо силком вытолкнула нас со двора, говорила, что мы будем не хлопцы, а будем – трусы, если испугаемся.

А главное, она нам сказала, что взрослые нас ругать за это не будут, а наоборот, даже похвалят. А ещё, может, даже купят нам конфет. Потому, что он очень плохой. Она тут же побожилась, что не врёт, и мы с Миней побежали вдогонку за плохим дядькой. Мы стали бросать в него грудками и обзывать. Я не знаю, как обзывал я, но Миня кричал: «Уда! Уда! Уда!» Мужчина оглянулся и спросил нас: «Ребятишки, вы чего?» Мы с визгом бросились бежать. Как только он пошел, мы опять его догнали и принялись обзывать, бросая в спину комья и подсохшие конские шевячки, которые подбирали тут же, на дороге. Он опять остановился, повернулся к нам и спросил: «Мальчишки, почему вы так делаете?».

Он нам улыбался, он совсем был не страшный, но мы, почему-то опять с визгом бросились бежать. Мы больше не хотели его обижать, но Райка опять нас уговорила. Когда мы в очередной раз подбежали к мужчине, он развернулся к нам и стал внимательно смотреть на Миню. Он спросил: «Мишка, это ты? Ты же Мишка? Мишка, да? Скажи?» Миня молчал. Тогда мужчина стал спрашивать меня: «Хлопчик, скажи, как твоего друга зовут? Мишка его зовут? Правда? Мишка?» То что чужой человек знал, как зовут моего друга, почему-то меня напугало. Я закричал: «Миня, беги!» И сам бросился наутёк. Миня тоже побежал. Когда мы добежали до моего двора, то остановились и стали наблюдать за плохим дядькой.