Читать книгу: «Золотой козленок», страница 3

Глава 7. Знакомство с городом

Утром друзья в ближайшем переходе метро приобрели красную корочку МВД СССР с оттиснутым золотистым пролетарским гербом, в геополитических войнах начинавшим утрачивать свою историческую сущность.

− А заполнить?! − Фунтик удивлённо посмотрел на товарища, схоронившего документ в заднем кармане брюк.

− Вы хотите вписать свою фамилию, чтобы пополнить обвинительное заключение дополнительной статьёй о подделке документов?

− Зачем свою − вашу! − ловко отпарировал Фунтик, осознав свою оплошность.

− Обманывать нехорошо. Разве тебе в детстве не говорила об этом мама?! − Жульдя-Бандя пытливо уставился на компаньона, зная, что маму в детстве ему заменял воспитатель интерната для трудных подростков.

Друзья сели в первый попавшийся троллейбус и сошли на одиннадцатой остановке. Эта цифра, по мнению Жульди-Банди, приносила удачу. Как мы уже замечали ранее − одиннадцатого числа марта месяца, тридцатью тремя годами раньше, произошло историческое событие молекулярного масштаба. В этот светлый весенний день случилось его торжественное явление народу, хотя народу, мягко говоря, было маловато для этого: акушерка, медсестра и, собственно, самоя виновница торжества.

− С подъятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые (А. Пушкин), − констатировал Жульдя-Бандя, заметив у входа в здание гранитных львов, которые, впрочем, безмятежно лежали, выставив впереди себя лапы. Позади них − витые колонны с капителью, с претензией на барокко. − Каменные джунгли цивилизации! Архитектурное насилие человека над природой! В один прекрасный солнечный день, как это ни прискорбно, всё это великолепие поглотит ненасытный Апокалипсис. Вашу грешную душу он поглотит с не меньшим удовольствием.

Фунтик хихикнул, уронив на философа язвительный взгляд:

− А вашу − без удовольствия?

− Я буду оставлен до второго пришествия Христа в качестве временно исполняющего обязанности Адама.

− А может, тебя оставят исполнять обязанности и Евы?! − Фунтик захохотал искренне, открыто и честно, пугая простуженных сырыми ветрами Гольфстрима аборигенов.

Проходя мимо, петербуржцы завистливо улыбались, не сомневаясь нисколько в инородном происхождении весельчаков, поскольку жители Северной Венеции, с их аристократическими манерами и патриархальным укладом жизни, в этом многомиллионном муравейнике открыто предаваться эмоциям просто-напросто не умеют.

Друзья шли, любуясь успехами колонизации природы человеком.

− Молодые люди, купите зажигалку! − седой старичок за лотком с зажигалками для затравки щёлкнул одной из них, похожей на пистолет.

Фунтик купил безделушку, капитализируя собственное тщеславие.

− Фунтик, а ты бывал раньше в Питере?! − тот равнодушно покрутил головой. − Грустно, Дуся. Если бы не я − ты бы так никогда и не увидел всего этого великолепия, − Жульдя-Бандя театрально объял великолепие рукой. − Этот величавый, строгий, загадочный и удивительный город, кстати, − он возвысил указательный палец, − самый северный в мире город-миллионник. Я тебе его покажу!

Фунтик, которому было глубоко наплевать на всё это великолепие, с кислой физиономией сел в трамвай со своим взбалмошным другом, потом в автобус, не сомневаясь ни на минуту в том, что тот непременно отыщет на свою задницу приключений.

Великолепие закончилось. Окраина города ничем не отличалась от окраин тысяч других городов: безвкусно, бестолково, безыдейно и без какой-либо изюминки − районы, напичканные высотными железобетонными коробками.

Фунтику захотелось домой, в Одессу, где тёплые добродушные улыбки на лицах южан, где миллион народу, но никто никуда не торопится, где соседка Люсия Платоновна, этажом ниже, которую в народе называли Амброзия: бальзаковского возраста, полная, неопрятная, но языкатая, − не давала никому прохода.

− Фунтик, − она непременно останавливала его, всегда задавая один и тот же вопрос: – Ви, случайно, не на габоту? − Фунтик честно крутил головой. – И шо, за вами тюгма ещё не плачет?

Особенно она любила встречать его у подъезда с авоськами спиртного:

− Фунтик, шо мы пгазнуем сегодня отмечать? День гождения?! Но ви же пгазновали его зимой?! Ви думаете об випить, но об габотать ви думать не хотите. Шо за стгана − кто не габотает, тот ест, а кто габотает − голодует…

Тут друзья увидели, как в недрах котлована строящегося дома, на фундаментном блоке, трое пьяных пролетариев о чём-то бурно спорили. Один из них, молодой, в синем спортивном костюме, что-то доказывал оппонентам, в качестве оружия применив порожнюю бутылку портвейна. Он угрожающе размахивал ею, что, впрочем, не вызывало должного эффекта у собутыльников.

Жульдя-Бандя, кивнув в сторону спорщиков, заметил:

− Когда заканчиваются аргументы − слово берёт бейсбольная бита.

В это время тот, который был явно старше, опытней и, судя по наколкам на руках, прошедший через лагеря, возможно, не одну ходку, вскинул перед лицом героя лезвие финки.

− Шухер, менты! − истошно закричал Фунтик, в одно мгновение охладив пыл спорщиков.

Те бросились врассыпную, оставив после себя недопитую бутылку портвейна и недоеденный сырок «Дружба»….

Глава 8. Первые дивиденды от кровавого цвета корочки

− Фунтик, ты видищь щё я вижю? − на одесско-воровском наречии обратился к корешу Жульдя-Бандя.

Фунтик, осмотревшись, не увидел, кого можно было бы обворовать или ограбить, и, крутя головой, равнодушно пожал плечами. Невдалеке, у дороги − две огромные пирамиды бахчевых: в одной − арбузы, в другой − дыни. Бледно-бежевые тушки больше походили на мячи для регби.

Товарищ уверенной походкой направился к рукотворным пирамидам, выказывая намерение начать трудовую деятельность в северной столице именно отсюда. Он переменился в лице, навеяв на себя строгости трамвайного кондуктора, изобличившего в пассажире настоящего «зайца».

На ящике − улыбчивый чернявый кавказец тяготился в ожидании очередных покупателей. Его грудь была мохнатая, как шкура ягнёнка. Он монотонно и заученно, как поп на заутрене, провозглашал:

− Арбузы, дыни − дёшево. Слаткие, как первая лубов − луцше не найдёшь! Патхады, пакупай. Тают во рту, а не в руках. Слаще мёда, вкуснее персика!

Жульдя-Бандя без предисловий, дабы не тратить попусту время, сунул ему под нос корочку, сухо уведомив:

− Вэ-Дэ-эН-Ха.

Грозный квартет согласных поверг в шок торгаша, и его улыбка тотчас стала жалкой и уродливой. Он подхватил самый большой арбуз:

− Вазьми, дарагой. Нэ вазьмёщь − абидищь.

Жульдя-Бандя холодно и сурово посмотрел на торговца.

«Сто рублей − не меньше», − подумал тот, возлагая овощ на прежнее место.

− Ваши документы?! − вмешался Фунтик, коему впервые в жизни приходилось грабить без применения спецсредств или насилия.

− Так… так… Мамед… кули… заде, − Жульдя-Бандя с трудом прочитал фамилию торгаша, − Джамал Асадулла оглы. − «Чёрт ногу сломит», − подумал он, наступив на ступню Фунтику, который, растянув губы, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Торговец утвердительно кивнул, наивно рассчитывая на завершение следствия.

− Та-ак… Азербайджан… Али-Байрамлы… − ни один мускул не дрогнул на лице нашего героя, поскольку он не ведал о злоключениях Файзуллы, − почти земляк.

− Землак, землак! − кивая, подтвердил торговец, уповая на снисхождение.

Тут подошла женщина средних лет, с авоськой в руках:

− Почём дыни?! Арбузы сладкие?

Жульдя-Бандя сунул ей корочку в лицо, грозно предупреждая:

− Товар конфискован! − женщина спешилась, не выказывая желания стать понятой.

Азербайджанец позеленел от страха, чувствуя за этим словом что-то недоброе.

− Так-с, пойдём дальше, − товарную накладную, сертификаты качества, разрешение на торговлю, в общем − всю документацию! – «инспектор» распростёр перед «землаком» ладонь.

Кавказец протянул изрядно потрёпанный лист с расплывшимися от влаги чернилами, мысленно прибавив ещё сотню.

− Сертификат качества − форма номер два, а где форма номер семь? Я спрашиваю, где форма номер семь? Где ветеринарное свидетельство?! − Жульдя-Бандя накинулся на торговца, как учительница на двоечника, отчего лоб последнего покрылся испариной.

Он даже не почувствовал, как Фунтик незаметно толкнул его локтем в бок, когда тот потребовал ветеринарное свидетельство. Впрочем, этого не понял и торговец, оправдываясь:

− Такой даль, другой не даль.

Жульдю-Бандю понесло. Он набросился на свою жертву как спрут, безжалостно сжимая щупальца.

− А может, ваши дыни фригидные?! Может или нет?! − последнее он отправил Фунтику, который, подтверждая, кивнул, не имея ни малейшего понятия, что это такое.

− Абижяещь, начальник. Зачем фригидные?! Вкусные, сочные, слаткие! − торговец кинулся к ножу, чтобы убедить в этом строптивого инспектора. − Мая мама кушаль, маи дэты кушаль, я… − он обозначил себя рукой, − кушаль, − азербайджанец принялся судорожно разрезать дыню, − папробуй!

Жульдя-Бандя сурово отверг угощение, не желая размениваться на подачки.

− Может, ваши арбузы заражены юдафобией?! А эта болезнь неизлечима.

− А если заразятся дети?! − вмешался Фунтик, сказав это в такой жалостливо-сочувствующей тональности, будто какая-то часть из них уже подверглась инфицированию. Он, укоряя себя за то, что некогда отметил пальцы правой руки наколками, прикрывал их ладонью левой, радуясь тому, что не наколол на обеих.

− Нету, брат… этой… юбафодии.

− Так, стоп! Покажи мне санитарную книжку! − инспектор перешёл на «ты», что добра не сулило, и торговец мысленно присовокупил полсотни к ранее прибавленным.

− Дима сказал: «Таргуй, Джамал, праблем нету, Джамал!»

− Какой Дима?!

− Каптан милисья.

− Какая милиция, я же сказал, Вэ Дэ эН Ха! − Жульдя-Бандя снова поднёс корочку к носу торгаша. − Где санкнижка?! Я хочу видеть санкнижку!

Кавказец развёл руками.

− Санкнижки нету!.Может, у тебя демонократия или, не приведи Господь, ностальгия? Ты хочешь заразить ни в чём не повинных людей ностальгией?! Так… − инспектор загнул мизинец. − Товарно-транспортная накладная − нету. Разрешение на торговлю − нету…

− Дима, каптан милисья, сказал: «Таргуй, Джамал», − чуть не плача, лепетал, оправдываясь, азербайджанец.

− Санкнижки нету!

− Регистрация, − напомнил Фунтик, усугубив обвинение.

− Регистрация есть?! − Жульдя-Бандя был похож уже не на учительницу, а на прокурора, обличающего преступника. − Откуда ты взял эти дыни?

− Сам, на земля, своим руком пасадиль!

− Где?!

− На дома, на Азербайджан, на Али-Байрамлы пасадиль, своим руком! − Джамал предъявил ладони, не познавшие сельхозтруда.

− Каким образом ты мог вырастить в Азербайджане узбекские дыни?! Так, всё − товар конфисковываем!

− Арбузы конфискованы! − предупредил он невысокую смазливую блондинку, впрочем, для вас можно сделать исключение, − выбрав огромную, на полпуда, дыню, водрузил в слабые изнеженные ручки. − Не стоит благодарности.

− Забрай не нада! − взмолился торговец. Он вынул из кармана рубашки сложенные пополам червонцы, трясущимися руками передал их инспектору.

Жульдя-Бандя знал, что торговцы крупные купюры держат отдельно, и с холодным равнодушием дожидался добавки.

Азербайджанец, неохотно задрав штанину, извлёк из-под резинки носков свёрнутые рулетом четвертные, намереваясь добавить несколько ассигнаций. Он хотел для этой цели развернуть брикетик, но инспектор, дабы не утруждать торгаша бессмысленными манипуляциями, с нахальной вежливостью, чему, заметим, и учил своего бескультурного компаньона, тремя пальцами извлёк брикетик, схоронив его в заднем кармане брюк.

Не утратив, однако, человеческих качеств, несмотря на пожирающие современное общество бессердечие, безразличие и бесчувственность, вернул червонцы обратно, напутствуя напоследок:

− Весы нужно приобрести нормальные. Безмен пригоден только для бытовых нужд. Удачной торговли.

Торговец пробулькал что-то глухим трубным голосом. Провожая «инспекторов» кисломолочным взглядом, на безопасном расстоянии, в пылу праведного гнева, посвятил им объёмную тираду на смешанном русско-азербайджанском, в которой превалировали всё же русские общеупотребительные слова.

Глава 9. Знакомство с Питером продолжается

− Триста пятьдесят рупий! − воскликнул Фунтик, пересчитав деньги. − За десять минут. Лихо ты развёл хачика!

Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:

− Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.

− Погнали на рынок, там азеров − во! − возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.

Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:

− Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.

Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.

Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:

− Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, − не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия! − торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: − А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…

В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.

Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.

− С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), − проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя. − У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.

− Ну, конечно, − согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.

− Девушка, а у вас «Правда» есть? − проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.

Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:

− «Правды» нет.

− Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.

Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.

Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:

− Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше − «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…

− Зятя? − девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.

− Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.

Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».

− О, туалетная бумага! − Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет − основное их предназначение после прочтения.

− Импортная, маде ин Германия! − торжественно предупредила девица. − Три рубля рулон.

− Дайте рулончик… нет, два! − превозмогая скромность, гуттаперчевый покупатель выкинул средний с указательным пальцы на правой руке. − Гулять, так гулять!

Киоскёрша, хихикнув, спросила: «В руках понесёте?»

− Ну и пакет, конечно же.

− С Майклом Джексоном или с Мерлин Монро?

Покупатель одарил девицу майской улыбкой, хотя на дворе уже владычествовал июнь:

– С Мурлен Мурло, естественно. Я что, похож на голубого?

Киоскёрша, хихикая, протянула пакет со светловолосой красавицей, отметив: – Теперь вы похожи на некрофила.

Мэрилин Монро, заметим, имела неосторожность отправиться к прародителям более четверти века назад.

− Тогда всё-таки с Майклом Джексоном! − окончательно решил Жульдя-Бандя, поскольку было престижнее состоять в сообществе геев, нежели некрофилов…

Фунтик, не обращая ни малейшего внимания на болтовню своего товарища, увлечённо разглядывал выгуливаемую рыжим пекинесом пухленькую брюнетку, коротенькая юбка которой подчёркивала, что та уже готова к спариванию.

− Закадрим?! − больше надеясь на друга, нежели на себя, предложил Фунтик.

− Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом (А. Фатьянов)…

Фунтик разочарованно процедил сквозь верхние резцы воздух, вывернув при этом голову:

− Сэкслюзивная тёлка!

− Чем короче юбка, тем длиннее за ней очередь сексуально озабоченных самцов, − вполне логично заметил Жульдя-Бандя.

− Реклама − двигатель прогресса, − Фунтик кивнул в сторону пёстрой неоновой кириллицы «Интим-магазин для взрослых».

− Двигателем прогресса были, есть и будут дураки, которые в неё верят, − Жульдя-Бандя высокопарно посмотрел на одного из представителей этого подвида человечества.

Друзья, окунувшись в подземный переход, вынырнули возле кафе, в котором две девицы, будто бы нечаянно, угнездились у витрины для демонстрации себя потенциальным воздыхателям.

Жульдя-Бандя помотылял в воздухе пальчиками. Девицы помотыляли в ответ, отчего с уверенностью можно было отнести их к провинциалкам, поскольку аборигенки слишком гордые, чтобы клевать на такую дешёвую наживку.

− Фунтик, фу, стоять, Зорька! − у самой двери остановил друга Жульдя-Бандя.

− А шо ж ты тогда клешнями махал?! − неохотно повиновался тот, настроившись на очередное романтическое приключение.

Друзья, не выбирая направления, шли, куда глаза глядят, оказавшись вскоре на берегу Фонтанки. Остановившись у моста, решили почтить его своим переходом.

На другой стороне одноногий воин-интернационалист в форме десантника, сидя на табурете, бу́хал пальцами по струнам дешёвенькой гитары, прося милостыню. Для этой цели был приспособлен солдатский котелок, служивший своего рода реквизитом.

Инструментальный монолог он сопровождал вокалом в патриотической тональности, с лёгкой проседью завядшей на чьей-то могиле флоры. Действие, вероятнее всего, происходило в Афганистане, потому что в песне упоминались Кандагар, талибы и разведрота.

Тронутый до глубины души Фунтик опустил в жертвенник червонец, чем позабавил кореша, который знал наверняка о том, что в 99 случаях из 100 просители милостыни в ней не нуждаются. Возможно, одесского урку растрогало то, что и он мог бы стать разведчиком и погибнуть героем, если бы в это же самое время не был узником яснополянского «санатория» строгого режима.

− Милостыня − одна из форм цинизма, независимо от того − просишь ты её или подаёшь, поскольку она притупляет в человеке инстинкт самосохранения, – Жульдя-Бандя с высокомерным ехидством бросил взгляд на необразованного товарища. − Сложно себе представить, что доставляет большее отвращение − подавать или просить милостыню.

Глава 10. Чудесное превращение одесского фармазона в биржевого маклера

Шествуя по Гороховой, Жульдя-Бандя в разрезе белых ажурных занавесей увидел привлекательную парикмахершу, колдовавшую над головой какого-то пижона. Запустив пятерню в волосы, пробороновал клешнёй от правого виска к затылку. Хирургического вмешательства не требовалось.

− Стоп! − скомандовал он, придирчиво осматривая причёску друга. − Вам нужно срочно поменять имидж. Сейчас мы из одесского фармазона сделаем нечто экзотическое − торгового менеджера, биржевого маклера или, на худой конец, страхового агента. Люди с большей радостью отдают свои сбережения страховым агентам, нежели мошенникам. Хотя их отличает только то, что страховые агенты грабят людей цивилизованно и, замечу, − Жульдя-Бандя воскресил указательный палец, − честно платят с награбленного налоги.

Он бесцеремонно втолкнул дружка в парикмахерскую. В фойе, на тумбочке возле двери женского зала зелёный попугайчик долбил клювом дверцу клетки, по-видимому, с намерением обрести свободу.

− Уровень свободы зависит от ширины камеры, − констатировал Жульдя-Бандя и, заглядывая в проём двери мужского зала, спросил: – Девочки, вы не могли бы сделать из этого примата человека?! − он, улыбаясь, кивнул в сторону Фунтика.

− Прошу, я как раз на этом специализируюсь, − пригласила в свободное кресло шатенка со всклокоченными, как после пожара, волосами.

− Впрочем, достаточно будет привести его голову в порядок.

− О, это к психиатру. Как стричь? − парикмахерша обратилась почему-то к Жульде-Банде, будто тот привёл малолетнего сына.

Фунтик кивнул на фотографию напротив, над зеркалами. Его тут же запеленали под самое горло нейлоновой накидкой.

− Гламурный подонок. Он продаст родину за три рубля, − Жульдя-Бандя презрительным взглядом окинул фото холёного юноши с зачёсанными назад глянцевыми волосами.

− А ты за десять? − съехидничал Фунтик.

− Тысяч империалистических долларов! − гордо и торжественно уточнил поистине дороживший отчизной посетитель.

Синеволосая, стриженная под каре, с горбинкой на носу парикмахерша хихикнула, перестав щёлкать ножницами:

− Впервые вижу такого патриота. Я бы продала вполовину дешевле.

После небольшой дискуссии, а в ней участвовало пять человек, включая уборщицу, выяснилось, что родина своими сыновьями и дочерьми дорожит больше, чем они ею…

− …Подушить? − закончив, поинтересовалась парикмахерша, опять почему-то обращаясь к Жульде-Банде.

− Не стоит. Он с детства плохо переносит, когда его душат, хотя его бедная мама с самого его рождения именно это и хотела сделать.

− В таком случае, получите своего человека. С вас 12 рублей, − снимая с Фунтика балахон, вынесла приговор парикмахерша.

− Глубокое вам мерси! Родина вас не забудет… но и не вспомнит! − Жульдя-Бандя, улыбаясь, провёл ладошкой по макушке товарища. − Как юбилейная копейка! Человек − ничего не скажешь, а час назад был сволочью.

Фунтик глупо улыбался, начиная привыкать к бесконечным поддёвкам взбалмошного друга. Работниц соцкультбыта забавлял молодой симпатичный весельчак, и они с удовольствием подыгрывали.

− Жених на выданье.

− Только неподушенный.

− Он женоненавистник. После того как разменял четвёртую тёщу, он проникся здоровым презрением и к их дочерям…

− А ты?! − парикмахерша, сотворившая из Фунтика человека, искрящимися глазками взирала на остряка.

Тот виновато развёл руками:

− Увы, я женщин люблю. Особенно мне нравятся…

− Заливные? − уборщица прыснула, увлекая за собой коллег.

− В собственном соку, − признался посетитель, пронизывая её двусмысленным взглядом. − Девочки, будьте красивы назло подругам и опасайтесь комплиментов от таких вот хамов, − Жульдя-Бандя кивнул в сторону разглядывающего себя в зеркале Фунтика.

− Непременно, − пообещала уборщица, крупный нос которой, с круглыми разлатыми ноздрями, настолько обезобразил лицо, что наставления применительно к ней были явно преувеличены.

− Гуд бай! − Фунтик в одночасье превратился из примата в человека, к тому же со знанием английского. Впрочем, знания на этом и ограничивались. Он помахал пальчиками: чудно и эротично, веером, начиная с мизинца и заканчивая указательным, как прощаются закоренелые любовники и влюбленные без стажа, ещё не познавшие горечи разочарований.

Парикмахерша, на голове которой были отображены последствия взрыва царь-бомбы, взъерошивая с правой стороны волосы, где, по её мнению, состояние прически с трудом дотягивало до локального конфликта, свободной рукой отправила воздушный поцелуй:

− Чао, мальчики! Берегите…

− Яйца, − ловко вставила уборщица, чья провинциальная посредственность несколько резонировала с праведным укладом северной столицы, что искренне забавляло молодых задорных служительниц соцкультбыта, судя по расценкам, правда, начинающего утрачивать свою социальную направленность.