Двое

Пролог.

Я стою у самого края, всего один шаг разделяет меня от бездны, в которую я могу окунуться уже в следующую секунду. Ставлю два пальца на запястье левой руки, чувствую легкую, едва ощутимую пульсацию. Только она напоминает мне, что я еще жива. Где-то глубоко внутри меня вдребезги разбитое сердце. Люди говорят, что это просто орган, тогда почему оно имеет свойство так искусно сжиматься в груди, когда мы чувствуем боль, посылая всему телу разрушительный сигнал? От него вся работа организма моментально переходит в режим самоуничтожения. Физически ты еще здесь, а ментально уже умер.

Смотрю вниз. Высоко. Воздух стал таким тяжёлым, он с трудом пробирается в мои легкие. Мое тело отторгает эту жизнь. Я больше не чувствую себя в этом мире. Хочу сделать шаг, чтобы окунуться в бездну, где больше нет этих мыслей. Моя голова так сильно устала от них, но они рождаются с неимоверной скоростью еще больше усугубляя необратимый процесс, в который вошло все мое тело. Потребуется меньше минуты, чтобы навсегда избавить себя от этих мучений. Смотрю по сторонам, пытаясь взглядом уловить красивый фрагмент, чтобы именно он остался моим последним воспоминанием перед тем, как я сделаю шаг в эту бездну. Переступлю в тот мир, который остался загадкой для человеческого разума.

1 Глава. Эмма. Детство.

Крепко сжимаю целлофановый пакет в своих крошечных ладошках, они были влажными. Мне страшно. Я безмолвно стою за дверью, ожидая, когда мать закончит готовить обед и выйдет из кухни. Она думает, что я уже в школе, но у меня сегодня совершенно другие планы.

– Я невидимка, меня никто не заметит. – тихо шепчу себе под нос.

Старинные часы, громко тикают над моей головой. Прислоняю руку к своему сердцу, где-то слышала, что оно подстраивается под такт идущих стрелок. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь – считаю про себя.

Слышу, как мать накрывает кастрюлю крышкой, выключает печь. Тишина, наверное, развязывает фартук, его пояс всегда образует крепкий узел на ее талии. Так странно, такая большая, а бантик до сих не научилась завязывать. Раздаются шаги, она что-то бубнит себе под нос своим вечно недовольным голосом. Хочу заметить, что я никогда не видела улыбки на ее лице. Она всегда грозно хмурит лоб, на нем уже образовалась первая морщинка между бровей. Наконец-то мать выходит, из кухни, останавливается у зеркала и поправляет прическу. Мое дыхание замирает, кажется, что и сердце перестает стучать. Я всего в пяти метрах от нее, вжимаюсь в стену, мне хочется раствориться. Испарина проступает на лбу, она медленно скатывается, так сильно щекочет, смахнула бы ее рукой, но терплю.

Раздается заветный щелчок замка, входная дверь открывается, ее подхватывает сквозняк и с грохотом хлопает. Слышу, как поворачивается ключ в замочной скважине. Два оборота и долгожданная тишина.

Внутри меня все ликует. Толкаю дверь, за которой пряталась. Вижу в отражение зеркала лучезарную улыбку. Да, в этом доме улыбаюсь только я. Вообще мне иногда кажется, что я не из этой семьи, а детей просто перепутали в роддоме. Теперь по воле судьбы, я отбываю свой детский срок в этой странной семье. Где слово счастье, совсем незнакомо. Я полная противоположность своих родителей. Быть может, Господь послал меня им, для того чтобы они увидели, что бывают в жизни другие чувства, помимо уныния и тоски. Эти мысли всегда утешают, когда мать, в порыве гнева, кидает в меня свой тапок.

Я быстро забегаю на кухню, открываю холодильник. Наши запасы совсем иссякли. Пять сосисок, небольшой кусок колбасы, если возьму, то меня сразу вычислят. Морозильная же камера была забита до предела. С трудом отрываю два больших куриных окорока и запихиваю их в целлофан, который украла у соседки, развесившей постельное белье сушиться. Да, мы живем в то самое время, когда обычные пакеты, кажутся роскошью. Их используют многократно, например мой тщательно отмывали от рыбы, но запах еще остался. Что ж мне не выбирать, и так сойдет.

Пора уносить ноги, мать часто возвращается в квартиру, ей всегда кажется, что она забыла выключить утюг или плиту.

Закидываю курицу в капюшон своей кофты, чтобы высвободить руки. Прошла на балкон. Мы жили на первом этаже. Снаружи, словно кто-то специально вытащил один кирпичик с облицовки фасада. В него самым чудесным образом вписывалась моя ножка. Когда я вылазила из окна, то вставляла ее в отверстие, и почувствовав опору, сразу спрыгивала на землю. Схема незаметного выхода из квартиры, была идеально отработана.

Выпрямляюсь после прыжка, отряхиваю руки. Смотрю по сторонам, кажется, что получилось остаться незамеченной. Через кусты пробегаю к дороге, она ведет в темный лес. Нет, здесь совсем не страшно, есть хорошо протоптанная тропа, которая через пару километров, выводит в другой район города. Местные жители часто используют этот маршрут, чтобы сократить расстояние от работы до дома.

Мне же после, нужно пройти еще три километра, минуя дома, больницы, школы, а затем моя самая любимая часть – железная дорога. Очень люблю ходить по шпалам. Всегда хотела их пересчитать, но всегда сбивалась со счета. Здесь было одно место, где я встала на колени, поднимала голову вверх и смотрела на то, как проплывают облака. Этот момент был самым особенным, наделенный таинственным волшебством. Мне казалось, что через меня проходят потоки невидимой энергии, пропитывая все мое тело без остатка. Словно все мое существо было отдано тем силам, которые сотворили весь наш мир. В эти моменты, даже воздух становится другим. Именно здесь мне была дарована моя лучезарная улыбка и непоколебимая страсть к жизни. Здесь я могла получить ответы на любые вопросы.

Ветер. Он всегда со мной говорил. Я замирала на месте, сильно жмурила глазки и в этот момент разговаривало именно мое сердце. Казалось, что оно становилось необъятных размеров, заполняя всю область грудной клетки. Ветер слышал этот вопрос, если ответ положительный, то он обрушивал свой поток на траву, она колыхалась под его порывами, касаясь моей кожи. Отрицательный ответ всегда был спокойствием, замирали даже бабочки на цветах, а пчелы переставали жужжать. Кругом тишина и умиротворение. Ветер еще никогда не ошибался, я всегда приходила сюда, чтобы получить правильный вектор своего направления.

Сейчас у меня нет вопросов. Я молчу, но по традиции стою на коленях, завороженная видом, быстро проплывающих облаков. Сегодня они имеют невероятный цвет – серый с примесью синевы. Где-то будет сильный дождь, но не здесь. Ветер уносит от нас эти тяжелые облака, прилагая все свои усилия.

– Спасибо. Я ценю твою помощь. – звучит наивный, детский шепот.

Поднимаюсь и бегу дальше, миную гаражи, до меня доносится рев мотора и брань пьяных мужиков. Открываю железную, пошарпанную калитку, когда-то она была выкрашена в голубой цвет, но краска уже давно облупилась. Наша дача в самом начале длинной улицы.

Снаружи старый, обветшалый домик, но такой уютный внутри. Не теряя и минуты, я сразу включила плиту. Поставила огромную сковороду, залила ее маслом. Достаю из пакета курицу, опускаю на сковороду. Начинает скворчать, горячие брызги разлетаются по сторонам. Я прикрываюсь рукой, отважно стою на месте, пытаясь перевернуть ножки. Хватаю кончиками пальцев за край косточки, быстро разворачиваю, курица с силой плюхается на сковороду. Обильная порция горячего масла вылетает и попадает мне прямо на живот.

Я взвизгиваю, отпрыгивая от плиты. Стискиваю зубы от боли, крепко сжимая кулаки. Когда шок отпустил, я аккуратно поднимаю футболку вверх, внимательно осматриваю поврежденную зону. Большое красное пятно чуть выше пупка, а на нем образовалось три ожоговых пупырышки. Слегка дотронулась до них пальчиком, скривилась от боли. Беру старую газету и начинаю махать на пылающий участок кожи. Моя мама всегда скупилась на лекарства и приучала меня к тому, что все можно перетерпеть. Самое главное, это поверить, что ничего не болит и боль обязательно отступит. Так и сейчас, нужно просто в это поверить.

Сбавила мощность плиты, накрыла крышкой сковородку. Вышла на улицу, продолжая махать газетой на обожжённую часть. По щекам текут слезы, но я плачу совсем беззвучно. Эта не та боль, которая разрывает изнутри, выплескиваясь из человека диким воем. Только плач души может сопровождаться звуками разных тональностей от пугающих до завораживающих, от сокрушающих до обескураживающих. Физическая боль подвластна нашему разуму, здесь мы можем иметь контроль.

Смотрю как колышутся листья на кронах деревьев. Пушистые, развесистые ветви тянутся вверх, создавая объемную массу зелени, радующую глаз. На дачных участках, каждому выделено одинаковое количество земли. Люди пытаются использоваться каждый сантиметр с предельной пользой для получения урожая. В целях экономии места, грядки с огурцами и помидорами были обрамлены петрушкой и укропчиком. А по краям картофельного поля, часто можно было заприметить несколько вилков капусты или пару рядов моркови. Но, только не наш сосед. Только он мог посадить у себя на участке обычные, лиственные деревья, не приносящие плодов. Люди ругались на него, выговаривая недовольство, что эти бесполезные растения лишь затеняют их урожай. Грозили, что спилят поздней ночью эту поросль и пустят на дрова. Помню, что тогда сосед взял охотничье ружье, развесил гамак, а затем день и ночь караулил вредителей. Вскоре страсти улеглись, люди оставили эти деревья в покое. Я была этому рада, иначе на что бы я сейчас смотрела, отвлекаясь от своей боли.

Завязала края футболки в узел, чтобы она не опустилась на ожог. Пошла пастись по грядкам. Мы живем на Урале, лето здесь очень короткое, а зимы длинные, холодные и затяжные. Наша земля не плодородна, но, все же что-то вырастить за это лето мы успеваем. Ирга. Плодоносный кустарник с изобилием сочных, ярко-фиолетовых ягод. Отец обещал его срубить, потому-что ему много лет, и он уже больше походит на небольшое дерево, лишь мое пристрастие к этим ягодам, пока спасает ему жизнь. Самое главное на них не наступать, иначе обувь после не отмыть. Так и будешь ходить с фиолетовыми пятнами, пока нога не вырастет из этой обуви.

Эти ягоды был мой завтрак и обед. По дороге к домику закусила все укропчиком. Взглянула на свой живот, боль уже совсем прошла, опустила футболку, довольно потерла руки.

Выключила печку, осмотрелась по сторонам, все было заляпано жиром. Немного покопалась в шкафу, нашла старый носок и принялась им оттирать стены и стол, заметая следы своего присутствия на даче.

Куриные ножки выглядели весьма аппетитно, я облизала пересохшие губы, но не разрешила себе оторвать даже маленький кусочек. Аккуратно сложила курицу в пакет. Взгляд упал на сковородку – это самая главная улика, как же ее отмыть в холодной воде? На улице стоял накопитель с водой, открыла кран, подставила сковороду под струю. Затем намылила губку мылом и начала тщательно оттирать дно. Пальцы заледенели от холодной воды, но я с усердием продолжала тереть, пытаясь устранить остатки жира.

Вскоре мой труд увенчался успехом. Вернулась в домик, окинула комнату взором, убеждаясь, что ничего не выдает моего присутствия здесь. Закрыла дверь, положила ключ под коврик.

Впереди долгий путь до парка. Мчусь, сломя голову, мне нужно успеть. Ровно в три часа один мужчина, которого накануне выписали из больницы, остался на улице. Ему было некуда идти, хотелось кушать, а мне хотелось ему помочь. Что может сделать двенадцатилетний ребенок? Я могла отдать ему только свой ужин, но придумала гораздо лучший вариант. Ведь найти оправдание для матери, почему моя тарелка осталась полной, было не в моей власти. Пришлось схитрить, надеюсь, что мой маленький обман, никто не сможет раскрыть.

Большой сквер, усаженный березами, я так люблю эту часть города. Здесь тихо и спокойно, никто не отвлекает от мыслей. Люди спешат по своим делам, обходя стороной это чудесное место. Здесь так много скамеек, но они всегда были пустыми. Быть может поздним вечером они заполнялись, но мне ни разу не довелось это увидеть. Темнеет у нас очень рано, а дорога домой занимает долгих четыре километра. Родители всегда коротали свои вечера перед экраном телевизора, просматривая очередную серию бразильского сериала. Меня пускали в комнату, только, когда начиналась программа «Спокойной ночи» малыши. Такой короткий, но самый любимый период, который вовлекал меня в мир другой реальности. Я знала, что она не существует и все это проекция чей-то фантазии. И как же мне нравилось, хоть на такое короткое время становиться зрителем этих сюжетов. После начинались новости, а мне всегда было велено идти спать. Так проходил каждый мой вечер. Я слышала, как за окном, кто-то громко хохочет, но я не могла встать и посмотреть. Любой шорох из моей комнаты сопровождался бурным недовольством матери. Я всегда старалась избегать любого контакта с этой женщиной. Молчание в нашей семье был признаком стабильности и гармонии. Зачем ее нарушать?

– Извините, вы не подскажите сколько сейчас времени? – я обратилась к мужчине, быстро шагающему по скверу. Он был недоволен, что его внимание привлёк маленький ребенок.

– Половина четвертого. – буркнул прохожий и помчался дальше.

Я сокрушенно села на скамью. Неужели опоздала? Озираюсь по сторонам. Никого. Я полна разочарования, во мне чувство, что я подвела голодного человека. Болтаю ножками, крепко сжимая пакет с курицей в своих руках. Время шло, но я не двигалась с места, ожидая, что мужчина обязательно скоро появится.

Начинает смеркаться, у меня больше нет возможности ждать. Аккуратно положила пакет на скамейку, осмотрелась еще раз, по-прежнему никого. Разочарованно побрела в сторону дома.

У входа понимаю, что на моих плечах нет школьного рюкзака. С досадой стучусь, тайно надеясь, что родители ничего не заметят. Дверь распахнулась, мать хватает меня за шиворот и с силой затаскивает на кухню. За столом сидит отец, укоризненно смотрит на меня. Я опускаю глаза, как нашкодивший котенок.

– Эмма. Почему ты прогуляла школу?

Я обреченно выдыхаю. Не знаю, что ему сказать.

– Эмма. Я задал тебе вопрос. – его голос звучит очень грозно. Внутри меня все сжимается от страха. Есть у него кожаный, армейский ремень, которым он постоянно меня пугает. Он ни разу им не воспользовался, а что, если сейчас настал тот самый момент?

Мать дает мне подзатыльник и громко кричит.

– Где ты болталась, маленькая дрянь?

– Я? – чуть слышно шепчу себе под нос.

– Ты. – отец тоже переходит на крик.

– Я хотела накормить в парке голодного мужчину.

– Что? – он с недоумением встает, опираясь большими кулаками о стол.

– Вчера встретила человека, который хотел кушать. Сегодня отнесла ему свежий хлеб. – не стала рассказывать им о своем дачном приключении, чтобы не усугублять из без того болезненную ситуацию.

– Где ты взяла деньги?

– Подруга дала. – от произнесенной лжи, мои щеки налились багровым цветом, еще немного и разрыдаюсь.

Мать хватает меня за футболку и начинает трясти.

– Отец взгляни на нее! Мы из кожи вон лезем, чтобы дать ей все самое лучшее, чтобы она ни в чем не нуждалась. А, она бродит по улицам и бомжей кормит, прогуливая школу!

– Нина, отпусти ребенка, последние мозги из нее вытрясешь. – мать отпускает меня, но все же награждает очередным подзатыльником. Я молча тру голову, и обреченно поглядываю на отца. Вижу жалость в его глазах, это меня успокаивает.

– Эмма, – он громко выдыхает, садится на стул, – Дорогая, я много работаю, часто не бываю дома, все что я хочу и все, что я прошу от тебя – это хорошо учиться.

– Хорошо, папочка. – смотрю себе под ноги, с трудом проглатывая наступающие слезы.

– Ты поняла меня?

– Я не подведу тебя.

– Неделя домашнего ареста. Из школы сразу домой, хватит бродить по улицам.

– Хорошо папочка.

2 Глава. Аслан.

Пять утра, еще нет солнца, на небе виднеются звезды, они заглядывают через перекошенное окно моей комнаты. Я скинул с себя одеяло, пропитанное влагой, оно совсем не согревает. Озяб. Быстро встаю, потираю руки, пытаясь хоть немного согреться. Натянул свитер, зашнуровал старые, ботинки, они были на два размера больше, чем моя нога. Выскочил на улицу, мой друг уже ждал, недовольно посвистывая себе под нос.

– Аслан, ты, что так долго? – Али бросил бычок в траву и нервно притоптал его ногой.

– Проспал.

– Пошли, нам нельзя терять время.

Мы вышли на дорогу, немного прошли вперед и сразу свернули на тропу, ведущую в темный лес, по скалистым обрывам, мы должны взобраться до самой вершины. Там дальше будет хорошая дорога, что значительно облегчит наш долгий путь. Карабкаемся наверх, цепляясь за ветви деревьев, колючки от кустов, иногда впиваются в руки, но ты настолько увлечен процессом, что не обращаешь на это никакого внимания. Когда закончим нашу миссию, возьму иглу и достану занозы, а пока не имею права себя жалеть.

К рассвету мы вышли на ровную дорогу. Во рту все пересохло. Срываю немного земляники, чтобы утолить голод. Утром мать вернется с ночной смены, должна принести хоть немного еды, если это конечно удастся. На пропускном пункте, строгий контроль. Иногда нам улыбается удача и в гостинице, где она работает, проводят банкет. Тогда мы устраиваем настоящий праздник живота. Это такая редкость, поэтому запоминается надолго. Заснуть с чувством набитого желудка, пока единственная моя мечта в этой жизни. Я так устал быть нищим. Но, скоро все закончится, я поступил в морскую академию. Смогу получить престижное образование, а после солидный заработок. А пока мы с ребятами используем все возможности, чтобы хоть немного выручить денег и купить свежего хлеба. Но, это мой последний поход, а дальше я сделаю все, чтобы прорвать блокаду нищеты, сложившуюся временем. Я простой человек, с легкостью принимаю все что есть и в любой ситуации смогу найти выход. Даже находясь в таком бедственном положении, как сейчас, я смело могу заверить, что счастлив. Лес стал моим вторым домом, ведь я вырос здесь. Мне известна каждая тропа, каждый ручеек, а могучие хвойные деревья не раз становились моей ночной обителью.

Проверил карман брюк. Мешки на месте, скоро мы в них соберем зеленый чай, он уже созрел на широких плантациях моей родины. Там я научился быть тихим. Мы падали на землю, ползи пластуном к плантациям, а затем затаившись, срывали листы, но так, чтобы ни один куст не шелохнулся. Это целое искусство, постичь которое меня заставил голод. Было важно остаться незамеченными, все поле было под контролем стражников, они были владыками этих земель. А, мы нищеброды, жаждущие урвать хоть какие-то крохи.

Спустя десять километров, мы добрались до места. Заветная цель уже совсем близко. Поднимаю голову вверх, надо мной кружит орел, издавая прерывистый клекот. Провожаю взглядом его бесшумный полет. Мысленно собираюсь с силами, а затем падаю на землю, плотно вжимаясь в поверхность, начинаю ползти. Трава щекочет мое лицо, пытаюсь ее смахнуть, изящно изворачиваясь, так, чтобы пыль не вздымалась надо мной. Движения плавные, четко отработанные, в этом деле я уже настоящий профессионал. Чувствую, как грязь пропитывает мою кожу, но, не останавливаюсь, доползаю, до первой хорошо обработанной кромки плантации. Замираю, вслушиваясь, что происходит вокруг. Срываю листок, внимательно его рассматриваю. Мало кто знает, что черный, зеленый и белый чай происходят из одного куста. Все зависит от процесса окисления. Если листочек прошел полную ферментацию, то он становится черным чаем. Зеленый чай не ферментирован, поэтому он сохраняет зеленый цвет, даже когда заварен. Белый чай ферментирован на пять – семь процентов, но его главное отличие от зеленого заключается в том, что он собирается со специальных чайных кустов ранней вегетации, то есть в основном, это почки, и наполовину распустившиеся листочки, покрытые белым ворсом.

Я достал мешок из кармана и положил туда первый листок зеленого чая. Процесс пошел. Медленно, но, верно, я пополняю свою добычу. Набив мешок до краев, я завязал крепкий узел, перешел ко второму. Движения все те же – бездыханные, с шорохом, который растворяется в звуках резкого порыва ветра.

Через два часа в моих руках четыре мешка, я связал их в одну композицию, ползу к темному лесу, а за мной волочится мой будущий хлеб. Знаю, что шумно, но, знаю, что сейчас то самое время, когда все ушли на обед, а значит у меня есть все шансы, остаться незамеченным. В сердце мольба, в душе тревога, двигаюсь без остановки. Мне сегодня должно повезти.

Цепляюсь рукой за могучую ель, подтягиваю тело. Обхватываю ее руками, устал. Дыхание тяжелое, учащенное, пытаюсь его усмирить. Медленно поднимаюсь на ноги, стряхивая с себя грязь. В моих глазах торжество. Я победил. Обратная дорога, долгих четырнадцать километров, к вечеру успеем вернуться и сбыть товар. Здесь хватит на симит, вкусные лепешки, посыпанные семенами кунжута. Когда покину свою родину, то буду скучать именно по ним. Мало кто в мире знает, какое это лакомство, особенно с булгуром в томатном соусе. Такой готовит только моя мама, по нему я тоже буду скучать.

Беседа с Али и предвкушение сытного ужина нас отвлекало. Километры были пройдены незаметно. Мы спустились с горы и сразу направились к ангарам, где можно было сбыть наш товар, выручив заветные деньги. Там нас уже хорошо знали и никогда не задавали лишних вопросов.

Мухамед сидел на стуле, на нем вытянутые штаны, серого цвета и широкая полосатая рубаха, в некоторых местах уже виднелись дыры. Сколько его помню, он никогда не изменял своему образу. Он курил папиросу, на столе турка с кофе, его аромат, напомнил мне о голоде. Мой желудок громко заурчал на всю улицу. Я хлопнул по животу, это привлекло внимание Мухамеда.

– Мои добытчики! Сколько сегодня? – все его лицо было в глубоких морщинах, а глаза обрамлены густыми, черными ресницами. Настоящий, породистый турок. Я же был примесью русского с турецкими корнями по отцовской линии. Хорошо знал три языка: английский, турецкий, русский. В этом благодарность моей бабушке. Она еще в юношестве покинула родину, уехав в Турцию на заработки. Вышла замуж, так и появилась наша семья.

– У нас восемь мешков. – Я сбросил с плеч связку. Почувствовал облегчение. Потянул спину, чтобы снять напряжение.

Выбежали мальчишки, схватили наши мешки и утащили в ангар.

– Деньги будут только завтра. – Мухамед смотрел на нас своими хитренькими глазками.

– Так не пойдет! – я недовольно воскликнул.

– Вы опоздали, я смогу сбыть ваш чай только завтра утром, а значит и деньги получите завтра.

– Дай, хотя бы кусок хлеба, у нас с утра и крошки во рту не было.

– Хлеба тоже нет.

Я недовольно отвернулся. Али решил остаться в городе, а я в гордом одиночестве бреду по дороге, ноги заплетаются, едва слушаются. Наконец-то добрался до дома, открыл перекошенную калитку, я ее обязательно починю, как только заработаю свои первые деньги. Прошел в дом. Тишина. Ни души. Посмотрел на стол. Пусто. Здесь тоже нет еды. Как же я устал. Снова вышел на улицу. Обреченно сел на скамью, смотрю, как ветер колышет листья на кронах деревьев. Вдруг мощный порыв обрушился на землю, вихрем поднял пыль прямо возле моих ног. Она кружится, словно смерч в миниатюре. Я озадаченно смотрю на эту картину. Чертовщина какая-то, никак иначе. Как же сегодня уснуть на голодный желудок?

Решил пойти к соседям. Стучусь, но в ответ тишина, наверное, уже спят. Окинул взором весь двор, на столе увидел самокрутку. Кручу ее в руках, быть может меня это усыпит? Рыжая, старая колли трется у моих ног, я потрепал ее за ухом. Пошел к сараю, собака последовала за мной. Крепко сжимаю самокрутку в руках, хорошая находка.

Здесь пахнет сеном, облокотился о стену, смотрю на обветшалую крышу сарая, сквозь нее прокрадывается свет от луны. Упоительно. Достал сигарету, прикурил, сделал первую затяжку и сразу закашлялся. Понимаю, что это не обычный табак с наших полей, это та самая запретная травка, которая поможет забыть этот день. Делаю еще одну затяжку, слышу, как прогорает табак в тонкой папиросной бумаге, издавая едва слышимое шипение. Немного задерживаю в себе, а затем выпускаю белый, густой дым, он рассеивается, поднимается вверх, сливаясь в одну композицию с лунным светом. Мне нравится на это смотреть, на моем лице, непроизвольным образом возникает улыбка.

Еще одна затяжка. Кажется, что я вижу, как густое облако белого дыма окутывает весь мой мозг. Выдыхаю. Все как в дурмане, но чувствую себя гораздо легче. Свободно, а самое главное во всем теле возникла невесомость, раньше никогда не испытывал это чувство. Шевелю пальчиками ног, вроде я себя контролирую. Делаю снова затяжку. В сарай забегает колли и начинает громко выть, томно смотря на луну. Я в недоумении наблюдаю за собакой, хотел крикнуть на нее, только открыл рот, но в этот момент резкая боль сковывает всю мою голову. Я хватаюсь за нее обеими руками, череп начинает так сильно сдавливать. Я скривил лицо, казалось, что еще немного и моя голова просто лопнет. Резкий звон в ушах, он меня оглушает, хочу его остановить. Но, мое тело перестаёт меня слушаться, я падаю на бок, сворачиваюсь калачиком. Внутри мольба, чтобы все это закончилось. Собака подбегает ко мне и начинает облизывать лицо, жалостно поскуливая. Я закрыл глаза, но продолжаю видеть образ воющей на луну колли. Меня отключает.

Я проклинал тот день, когда выкурил свою первую травку. Это была роковая ночь, после которой я приобрел неизлечимое заболевание тиннитус. Больше не было тишины в моей голове. Там было всегда шумно, а иногда раздавался звон, который просто сводил меня с ума. Порой от него хотелось лезть на стену, я не мог остановить эти звуки. Со временем у меня получилось, с помощью врачей, стабилизировать свое состояние. А, быть может, я просто привык к этому шуму и больше на него не реагировал. Говорят, что человек ко всему привыкает, так и этот шум, плавно переходящий в звон, стал неотъемлемой частью моей жизни. Если бы я мог, то вернулся бы обратно в тот самый сарай и никогда бы не сделал свою первую затяжку. Та ночь и колли остались моим самым тяжелым воспоминанием, которое теперь преследует меня.

Мать хорошо прогладила белую рубашку, я даже не знаю, где она ее взяла. Наверное, долго копила, а быть может кто-то помог из соседей. Мое лицо гладко выбрито, впервые сбрил свою бороду. Никогда бы на это не решился, но такие правила в мореходке. Начинается новый этап моей жизни, представления не имею к чему он приведет, но точно не на чайные плантации и это уже радует.

Застегнул пуговицы до самого ворота. Хорошо затянул ремень на отцовских брюках, это все, что мне от него осталось. Он умер, когда я был еще крошечным. Совсем его не помню, как он выглядит. Даже на могильной доске, нет его взгляда, он смотрит куда-то вниз. На фотографии заметна глубокая морщина на лбу и густая копна волос. Это все, что мне известно об отце, но я бы хотел увидеть его глаза.

Мать больше не вышла замуж и посвятила свою жизнь нам с сестрой. Я благодарен ей за то, что порог нашего дома не переступил чужой мужик. Я не смог бы с этим смириться.