Достойная небес

– Ты не была брошена. Отец небесный не покидает никого, а тем, кто его ищет всячески даёт о себе знать, но ты его присутствие решила не замечать.

– Всё равно я вам духовно родная и намного ближе кровной! – обиженно воскликнула Мия. – Верните меня обратно, я достойна! – требовала она.

– Ты забыла не только о нас, но и о том, что всё даётся творцом по милости. На земле тебе она была дана во всей полноте. Талант, богатство и слава, счастье, родительская забота. Ты не в чём не нуждалась, не знала мучительных недугов, получала всё, что хотела, и даже не задумывалась о том, что всё это даровано тебе свыше. Отец твой небесный заботливо оберегал тебя, но даже в редкие моменты испытаний о Нём ты не вспоминала и даже не интересовалась, хотя и задумывалась. Ты знала, где и у кого спросить и узнать, но не хотела.

– Я-я-я не хотела, – растерянно подтвердила Мия.

Она признавала свой грех и в этот раз не могла проглотить перед ним страх.

– Что бы было, если бы твои слушатели вдруг позабыли об авторе песен, что он им когда-то спел? Не говоря уже о всех тех эмоциях, что они во время прослушивания испытали и, встретившись с тобой вновь, тебя бы даже не узнали, пока ты сама бы о себе им не напомнила? – монотонно спросил голос.

– Я была бы огорчена, но этого никогда бы не случилось, – обиженно проговорила Мия.

– Ты сама с творцом так поступила. Здесь твоя душа сотворена, и об этом ты забыла. Так же, как и не помнила, кем это сделано. Сама ты к истине не пришла и пути к ней даже не искала. Отца небесного ты вновь не обрела, а вспомнила, только когда к Нему неизбежно попала. Сама ты выбор не сделала.

С каждым словом Мия испытывала невыносимую боль обвинения. Без материальной плоти здесь она ощущалась неизмеримо сильнее. Глядя на столь родное ей переливающееся сияние, Мия чувствовала себя так будто всегда по ту сторону света в вечности жила. Её выдернули на время испытания в земной мир, для проверки верности, но она его безнадёжно провалила и теперь не могла вернуться. Была не в силах попасть в родной дом, двери которого для неё оказались намертво закрыты.

– Я-я-я, всё равно я бы простила…

– И всевышний Отец простил тебя, через искупительную жертву, но ты Его прощение не приняла. Верность небесного Отца неизменна. Он никогда не отвернётся от тебя, но ты вольна получать то, что выберешь сама.

Мия подумала о том, что не слишком обходительно с ней поступила судьба. Отношение с родственниками у неё явно не сложились ни с земными, ни с небесными. Теперь она понимала, отчего вся её жизнь проходила в годах необъяснимой тоски. На самом деле Мия переживала муки томления по временно утраченной родной обители, недостающей всем на земле. Как горестно, что Мия о ней в момент рождения позабыла, а потом даже не стремилась обрести. Заполняла оставленную в сердце полость короткими впечатлениями которое не давали насыщения, а уходя, всё сильнее разъедали душу пустотой. Мия стремилась испить эту чашу до дна, но не понимала, что она ничем земным не может наполниться. Мия стремилась унять боль нехватки исконно родного, подменяя её всё новыми и новыми ощущениями. Она постоянно искала что-то новое, не осознавая, что при это всё сильнее теряла себя. Мия временно обманывалась приятными чувствами, яркими эмоциями от сияния таланта, даров радости другим. Забывалась в объятьях мужских ласк. Среди бесчисленных поклонников Мия искала любовь, но не понимала, что чувства, которые находила – скоротечны, пусты и кроме кратковременного утоления нужды плоти ничего толком не давали. Мия погружалась в земные дела, не помнила о собственных истоках и, сама того не желая, всё больше от них отдалялась. Вопреки воле сильнее внутренне отчуждалась.

– О нас ты не думала, наше присутствие не замечала, волю всевышнего не исполняла. Без нас ты жила, Мия. Быть тебе такой и впредь. Мы любили тебя, а ты предала нас, покусившись мимолётным страстями земного мира и не достойна возвращения. Ты – заблудшая дочь, отвергнувшая Отца, – произнёс голос.

– Да, я такая! – закричала Мия со всей горечью. – Простите меня, пожалуйста, простите!

– Ты лишилась той первозданной чистоты, с которой была создана. Позволила очернить свою изначальную безупречность. Грустна твоя история Мия, печальна и трагична.

– Пожалуйста позвольте мне исправиться! Я же сделала столько хорошего, тем другим, кто тоже попал вместе со мной на землю в испытание! – оправдывалась Мия. – Я никому никогда не желала зла и делала только добрые дела! – разревелась она, обличённая совестью.

– Для кого-то добрые, для кого-то злые. Относительны дела земные, лишь духовные всеобще совершенны, – важно ответил голос.

– И кому же мои добрые дела могли стать плохими? – с упрёком спросила Мия.

– Тем же, кому могли стать и хорошими.

– Что это значит?

– Даже та помощь, которую ты бескорыстно совершала одним, вызывала чёрную зависть и злость у других, порой перерастающую в ненависть, подталкивающую к разрушительным действиям.

– Каким образом?!

Едва Мия успела спросить, как к ней подплыла тучка, в которой она увидела счастливую семью ребенка, попавшего под её благотворительную программу финансирования тяжело больных. Мия даже вспомнила как его в больнице однажды навещала и обрадовалась, что мальчик выздоровел. С другой стороны облака она увидела другую семью, убитую горем и печалью от потери девочки лежавшей в соседней палате. До неё донорская помощь так и не дошла. Родители умершего ребёнка обезумили от горя, завести и злобы к тем, чей мальчик выжил и в следующем облаке Мия увидела их горящий дом и доносившиеся изнутри детские крики о помощи.

– Но-но, я даже их не знала! Я просто хотела помочь! – Мия растерялась, она не могла и представить, что от приносимой ей безграничной пользы могло подобное происходить. – Я не виновата! Люди сами так поступили! Я за их действия не отвечала!

– Но в ответе за свои, ставшие причиной, – ответил голос.

– Посмотрите, наверняка, то количество людей, которым я помогла, исцелит боль нанесённой небесному создателю обиды.

– Здесь не место для торга и сравнений кто и чем лучше, а кто хуже. Мы не на земле. Здешняя среда свободна от торговых отношений потому что все перед создателем равны. Она прибывает в милости и благодати, а потому всеобще совершенна, и мы не можем тебя в неё пустить, если ты потеряла связь с её источником. Чтобы вновь её обрести тебе давалась вся жизнь. Теперь уже слишком поздно.

– Зачем вы вообще меня отправили на землю как в жестокую ссылку?! Любящие так не поступают! – разозлилась Мия.

– Нами ничего не делается по принуждению. Ты забыла, что, будучи сотворённой в вечности душой сама вызвалась для испытания проверки верности перед небесным Отцом даже когда очередь, твоя ещё не пришла, жаль, что ты его не прошла!

– Нет, не может быть, – не верила сама себя Мия, вспоминания фрагменты жизни в небесной обители. – Зачем вы вообще придумали такое ужасное испытание?!

– Проверка верности душ временным переселением их на землю в людские тела идёт с момента первородного греха. Так задумано создателем, чтобы впредь предательства Его творений не повторились. Это является частью единого плана по конечному совершенному сотворению бытия. Только воспитанием можно убедиться в верности после его прохождения. В чём, увы, мы и остались разочарованы. По-другому не понять, достойна ли ты в вечности прибывать вместе с Отцом твоим небесным.

– Для чего всё это?! Творец же обо всём ведает, всё наперёд знает! – не понимала Мия.

– Ты сама свободна выбирать решения, только тебе их последствия и принимать. За тебя лично творец не решит быть тебе с Ним или нет. Это твой свободный выбор и только, но сделать его ты должна не на небесах.

– Вы оставили меня и никак о себе даже не напоминали! – с трудом приняв ответ, упрекнула Мия.

– Мы каждый день незримо заявляли о себе, поддерживали тебя, находились рядом, но ты нас не замечала, не желала слушать. Мы даже помогали тебе бороться с боязнью сцены.

Мию задело упоминание её коренного страха и искренне тронуло содействие в борьбе с ним.

К Мие вновь подлетело облачко и напомнило, как на концерте её била дрожь.

* * *

Мия стояла на сцене и пытаясь отвлечься, освежала в памяти партитуру, ослабляла гитарный ремень и отпивала воды, смачивая перед выступлением горло. Мия старалась унять возникший страх перед сценой. Он – её неприятный давнишний спутник, с которым она так и не справилась, но всеми силами старалась научиться мириться. Перед выступление как раз наступал очередной момент, когда им вновь предстояло найти согласие.

Мия расправила платье и подошла к стойке микрофона, проверив его постукиванием пальца. Готовые принять звук, колонки откликнулись глухими ударами. Свет от прожекторных огней накалил железную стойку так, что до неё можно касаться только покрытыми руками. Именно по таким случаям Мия на выступления всегда надевала перчатки с открытыми пальцами и от их стиля уже подбирала остальной комплект сценического наряда. В этот раз она выбрала чёрные в бирюзовую полоску, длинные до самих локтей и подходящие по цветовой гамме к чулкам. Зрительское ожидание и группа на разогреве зажгли атмосферу как никогда, но скованная страхом Мия ощущала себя сжатой, будто закрытой внутри тесного футляра и чувствовала, что не готова к выступлению.

Занавес медленно поднялся, открыв жаждущих зрителей. Увидев долгожданную исполнительницу, публика взорвалась радостными криками. Раздалась воплями, настолько громкими, что чуть Мию не оглушила даже через облако. Участниц группы едва не сдуло со сцены от столь бурного приветствия. Множество фотоаппаратных вспышек и свет софитов бросились музыкантам в глаза мерцающей россыпью огней. Даже несмотря на то, что Мие уже не привыкать, у неё снова закружилась голова. От столь ослепительного блеска перехватило дыхание. Если бы не тёмные очки в тонкой оправе с хорошо затенёнными круглыми стёклами, то она наверняка бы ничего не увидела и обязательно на сцене на что-нибудь наткнулась, нелепо упала и раскорячилась у всех на виду как вытащенная на берег медуза. Мия этого всё время смертельно боялась, а тогда на концерте её встречал полный зал разгоряченной публики, усиливая страх. Несколько тысяч человек уставились так, будто раздевали её глазами, снимали нижнее бельё, оставляли голой и заглядывали прямиком в обнаженную душу. Мия стояла на сцене, словно нагая, и от этого испытывала леденящий ужас. Операторы наводили на неё объективы кинокамер, словно прицеливали ружья увеличивая давление от зрительской аудитории. Мия чувствовала себя мишенью среди бесчисленных взоров и устремлённых на неё любопытных глаз. Она не могла даже пошевелиться не то, что выступать. Казалось, что каждое её действие будет осуждено и везде всеми станет обсуждаться за глаза. Справиться со столь травмирующими ощущениями Мия сама не могла, но какая-то неведомая, будто сходящая сверху сила вела её вперед к действиям. Даровала волю, позволяла преодолевать страх. Тогда на сцене Мия подняла глаза и увидела сверху как-то по-особенному горящий прожектор. Он был не основной, вспомогательный, но сиял выразительно ярко. В отличие от остальных он будто направлялся прямо на Мию. Светил именно ей с крыши, словно тёплым лучом солнца спускался с самих небес, подмигивал, менял яркость и внушал уверенность. Странно, но где бы Мия не выступала она каждый раз замечала его присутствие, будто этот прожекторный свет следовал за ней и в тяжёлые моменты сверкал особенно ясно. Он поддерживал, давал спокойствие и решимость.

* * *

Отпустив от себя облачко Мия поняла, что силуэт не лгал об оказанной ей сверху помощи. Каждый раз в преодолении страха перед сценой она ощущала загадочную, нисходящую свыше поддержку, позволяющую выступать. Сама бы себя Мия без сторонней помощи никогда бы не преодолела.

– На самом деле мы твоими руками действовали в тех поступках для других, которые ты бескорыстно совершала. Так проявлялась твоя истинная природа. Всевышний служил прибывающим в испытании людям через тебя, чтобы о Нём подумали, вспомнили, обратились к своей настоящей сути. Ты Ему это делать неосознанно давала, но к осознанию так и не пришла. Слишком много было дано тебе милости. Ты осталась ей ослеплена.

Мия уже ничего не просила и просить не могла, не от того, что не хотела, а понимала, что не достойна. Земной жизнью она была оболгана, соглашалась с представленным в тучках поэтапным раскрытием истины и не смела возражать. Собственными грехами Мия была обличена.

– Милосердие отца безгранично и тебе будет дарован ещё один шанс, – произнёс голос, проникнувшись к Мие сочувствием, так будто ответил на её мысли.

– Ур-р-р-а! – воскликнула она и запищала от восторга.

– Клянусь, я не подведу! Я исполню всё, что вы скажете, чего бы мне это не стоило! – пообещала она, с грустью понимая всю скупую ценность дарованной ей на земле человеческой жизни и всего того, чего она могла взамен предложить.

– Ты вернёшься обратно на день и если найдёшь хотя бы одного человека, кому твои дела вернули бы веру, то мы сочтём тебя достойной возвращения.

– Но как?! У меня не получится! – забеспокоилась Мия.

– Делай, то что можешь, и не будешь покинута, – раздалось ей обещание в ответ.

– Нет-нет-нет! Постой-постой! – донёсся грубый хрипучий голос из оттенённой глубины.

Он походил на глухой скрипучий скрежет известняка о твёрдую породу. Говор исходил от находившейся вдали густой чёрной тучи, не пропускающей ни луча света. Мия удивилась вдруг здесь её обнаружить. Ранее столь тёмного кучевого облака она не замечала. Оно появилась будто из неоткуда и, словно прячась, невдалеке украдкой подслушало разговор.

– Неужели ты позволишь им тебя судить?! – обратился к Мии голос из тучи, пытаясь смягчить тон.

Он старался звучать натужно-приятно, но от того ещё больше раздражал.

– Ты привлекала миллионы почитателей! Все были готовы целовать тебе ноги! Музыкой ты сопровождала людей на небеса! Неужели ты теперь будешь терпеть и унижаться, принимая от кого-то условия?! Ты себя посрамляешь! Брось, это всё хлам! Мой хозяин даст тебе всё то, что ты по-настоящему хочешь в куда большей полноте, какую ты получала на земле! Ты этого заслуживаешь!

Мия задумалась и на мгновение замерла в выборе.

– Если откажешься от всего этого светлого бренчания, то будешь жить в ещё большем богатстве, известности и роскоши, и ты получишь всё, что желаешь потому что мир отдан моему владыке.

Из тучи появилась густая расплывчатая тень и медленно поползла в направлении Мии. Выглядела хищно и зловеще, угрожала схватить и уволочь за собой в непроницаемую тьму. Тень совершила рывок столь быстро и умело, что спустя мгновение уже клубилась дымом вокруг Мии, стремясь за собой её скрыть. Складывалось впечатление, что тень с томительным голодом её тут ждала. Ожидала позволения, когда Мию, наконец, дадут забрать.

В кучной дымке тёмного облака перед Мией повторились образы всех её поверхностных желаний. Она увидела себя всеобще почитаемой в лучах сияющей мировой славы, затем вдруг оказалась в гареме среди крепких, соблазнительных мужчин, жаждущих поделиться с ней страстью. Голоса со всех сторон нашёптывали ей всё новые и новые обещания и предложения эти звучало заманчиво. Мия чувствовала сладость искушения как никогда, но мелькающий сквозь вихрь тёмной пелены небесный свет пробивался к ней тонким лучиком и пробуждал родственную связь воспоминаний лучшей жизни на его стороне. Куда более совершенной чем всё, что может ещё где-либо случиться. Мия поняла, что вокруг неё возник один сплошной обман. Здесь он весь перед ней всплыл особенно ясно. Всё это пустота и пена. Рябь, искажающая отражение в кристально чистой воде. Мия приняла решение покинуть туман, но не сумела.

– Уходи от меня! – закричала она, поняв, что тень её не отпускала.

– От чего же ты противишься тем, кому всю жизнь так преданно служила?! Тебе стоит с нами пойти. Есть место, где тебе будут рады.

– Нет! Прочь!

Мию пленила вязкая топь ужаса. Вихрившаяся вокруг липкая мгла не позволяла спастись. Тьма ото всюду подступала, её не обойти. Казалось, она обволакивала всё вокруг. Налипала вязкими сгустками сжиженного страха.

– Отпусти её! – приказал голос.

– В нашей игре есть правила, заявленные вами, и даже мы, увы, их соблюдаем, но и вы не вправе их менять. Всё, что было, есть и будет, зиждется на незыблемости вашего слова. Его нарушение ставит под сомнение все основы мироздания, – произнесла тень.

Она выглядела хищно и зловеще, давая понять, что в намереньях не уступит.

– Время Мии вышло! Теперь она принадлежит моему хозяину! Её жизнь завершена!

– Только небесному Отцу ведомы все времена и сроки! – строго возразил голос.

От громкой фразы возник ветер и сдул с Мии плотно сомкнувший кокон чёрного дыма.

– Вы не можете у нас её отнять! Это наш самый лакомый кусочек! Мы все взращивали её, как могли! Вы сами нам давали на это волю! Агнец сделала свой выбор! Вы не можете его поменять! – твёрдо проговорил голос, так, словно вновь напоминал свету о необратимых последствиях любых его решений.

Мия отстранилась в растерянности и повертела головой в знак полного несогласия. Она взглянула в сторону света дрожащим взглядом, ожидая, что за неё по-прежнему вступятся. Мия не знала, как, просто надеялась и верила.

– Хочешь сказать, что Ваши позволения ничего не значат? – лукаво поинтересовалась тень, постепенно принимая очертания высокого стройного человека в тёмном фраке с ярко красным галстуком и манжетами.

– Её жизнь на земле продлится ещё на сутки, после которых ей самой решать, с кем прибывать в вечности, – ответил голос и указал в сторону Мии лучом света.

Повсюду задрожали облака, раздался гром. Затряслись тучи, всполохнули молнии. Мия закричала, почувствовав, как у неё будто почва уходила из-под ног. В конце концов она не удержалась на небесах и с долгим пронзительным воплем упала вниз.

– Что ж раз так, то и нам дайте совершить вмешательство, для того чтобы подтвердить все данные клятвы.

Белый силуэт ответил молчаливым позволением, и свет всюду погас.

Заповедь 2. Порванная струна

Мия поднялась с кровати, находясь в окружении ошеломлённых врачей и медсестёр. Кто-то взвизгнул, кто-то заорал и упал в обморок. Операционная вся была в крови и переливалась голубоватыми цветами от галогеновых ламп. Моргнул свет, затрубили фанфары, откуда не возьмись заиграла музыка. Появился целый костюмированный оркестр из барабанщиков и трубачей. Они вышли из всех помещений, заполнили комнату, коридор. На удивление врачей, всюду разносились восторженные крики, взрывались хлопушки, осыпая всё медицинское оборудование цветным конфетти. Выбегали жонглёры и клоуны, так, словно в больницу внезапно ворвалась цирковая труппа. Артисты в маскарадных костюмах занимали даже соседние палаты. Они создавали непроходимую давку и сутолоку, едва не вытесняли медперсонал. Тут и так ощущалось довольно тесно и с трудом представлялось, где здесь можно не то чтобы давать представление, а просто разместиться, но артисты оттесняли остальных присутствующих, нагло отвоёвывая себе пространство для выступления.

– Это был р-о-о-о-о-з-ы-г-р-ы-ы-ы-ы-ш! – воскликнул подбежавший человек в чёрном фраке, красном галстуке, того же цвета манжетами и высоком цилиндре на голове.

В руках он держал длинную трость, её закруглённая верхушка имела форму стального черепа и использовалась в качестве микрофона.

– Д-р-р-р-у-з-ь-я! Добр-р-р-р-о пожаловать на новое телешоу, где самое невероятное происходит среди ничего не подозревающих людей и становится самым удивительным и поразительным! В прямом эфире! Здесь и сейчас! Всё только настоящее и только для вас!

На зов человека в чёрном набежали неизвестно откуда взявшиеся операторы. Они задели и перевернули врачебный столик, со звонким грохотом повалив на пол и рассыпав медицинские инструменты.

– Наша пострадавшая, она же и главная героиня – Мияка Онгаку-у-у-у! – указал на неё незнакомец, а затем перевёл взгляд на медработников. – Остальные не менее важные участники-и-и-и! – прокричал ведущий отдающим эхом голосом, будто звучавшим откуда-то из переносных динамиков.

Он говорил, кого снимать, и поочерёдно представлял объективам операторских камер персонал больницы. Музыка играла не переставая. Она звучала так громко, что мешала людям обмениваться мнениями. Судя по отпечатавшимся на их лицах обескураженным выражениям, впечатления являлись весьма неоднозначными. Находясь в центре представления и ещё не отойдя от пережитого шока, Мия сама подумала, что возможно, стала жертвой случившейся жестокой шутки. В нос бил горький запах фенола и прочих антисептиков, насыщенно растворенных в воздухе. Захотелось кашлять, но смешанная вонь пороха от хлопушек подавляла спазмы и все прочие ароматы. Мия провела руками вдоль платья, расправила смявшийся сзади бант так, что он стал походить на крылья бабочки, и придирчиво себя осмотрела. Она очнулась здоровой. На теле не осталось ни крови, ни шрамов, ни следов от пулевых ранений, даже одежда выглядела чистой и не продырявленной. Сердце Мии забилось чаще, позволив подумать о пережитом, как о страшном сне, непривычно правдоподобном кошмаре, почудившимся реальным и от того особенно жутком. Вздумалось даже судиться с телевизионной компанией, устраивающей столь бесцеремонные розыгрыши.

Ведущий снял шляпу, подошёл к Мие и достал изнутри пышный букет чёрных хризантем. Он отвесил низкий поклон под всеобщий галдёж и вручил цветы в громе аплодисментов. Хлопали не только участники шоу, но и медработники. Даже застигнутая врасплох охрана стала невольно поддерживать артистов. Мия не знала, что сказать. Глядя на всех вокруг, она застыла в изумлении вместе с врачами, медсёстрами и помощниками музыкального коллектива, сгрудившимися у операционной.

Мия обратила внимание на подарок. Приятно удивилась цветам и даже обрадовалась.

– У тебя время до вечера дорогуша, – обратился человек в чёрном фраке, мгновенно сорвав улыбку с её губ. – Потом ты пойдёшь со мной и тот на верху уже не сможет нам помешать.

Его леденящий душу голос и неприятный тон, сдерживающий злость, вернули Мие чувство реальности и заставили понять, что всё случившееся было не сном и не представлением. Напротив, всё то, что происходило сейчас, не более чем фальшивая игра, ширма для изумлённой толпы, чтобы ввести всех в заблуждение.

Мия поняла, кто стоял за всем этим маскарадом и подумала букет не принимать.

– Чего же ты ждёшь? Вот они – твои символы счастья, благополучия и значимости, которые ты всё это время так страстно лелеяла и в себе взращивала. Возьми же их, – настойчиво протягивал цветы ведущий.

Они возникли перед Мией: интересные, нежные, пахучие. Воплотившиеся в жизнь, и она готова их взять, но не на радость правоты ведущего, а в знак верности, покорности и перерождения. Этим жестом воли Мия намеревалась показать таинственному незнакомцу, кто из их непримиримой схватки выйдет победителем.

Мие не раз приходилось в жизни бороться не только за собственные интересы, но и отстаивать чужие. Она яркая известная личность, бескорыстно помогала другим и порой эту помощь было тяжело совершать. Мия непременно отвоюет себе вечную жизнь в вихре жестокого противостояния. За отведённый день она точно раздобудет себе билет в бесконечность. С её возможностями это казалось несложно, а после того как Мия побывала на небе и получила благословение, она чувствовала себя всемогущей, во всём уверенной и защищённой. Она точно сумеет всего добиться! Теперь она безупречная, улучшенная версия прежней себя! Теперь Мию не остановят никакие страхи, никакие сомнения ей нипочем, все преграды для неё преодолимы. С силой господа в сердце она пройдет все препятствия, что возникнут на пути. Этим Мия была воодушевлена. Она ни за что не сдастся. Будет хвататься за любые обрывки памяти истинной духовной сути, которая теперь в ней пробуждена. Они помогут исполнить волю всевышнего и смогут привести к вере других людей.

Мия сердито посмотрела на ведущего и приняла букет, выдавив на публику непривычно фальшивую улыбку. Человек во фраке подмигнул и, надев шляпу, скрылся в торжествующей толпе выступавших.

Расталкивая столпившихся у входа людей, в операционную ворвались остальные участницы группы. Лиццу, Дзюнка и Шотоха. Они сразу сомкнули Мию в объятьях, таких крепких, что едва позволяющих дышать.

– Мия! Мия! Ты жива! – кричали подруги и тискали её так, что чуть ли не душили.

– Воздуху, кх-кх! Дайте воздуху! – пыталась вырваться она.

– Вот это потрясение! Мы так волновались! – в один голос проговорили Дзюнка и Лиццу.

– От тебя лекарствами горько несёт. Что за парфюм? – поинтересовалась Шотоха.

– Не обнюхивайте меня пожалуйста, – смутилась Мия.

Со стороны входа в операционную послышались щелчки фотокамер. Перед глазами ослепительным мерцанием пронеслась череда ярких вспышек.

– А ну выдворить всех вон! – рявкнула на охрану Шотоха.

После нескольких громких возмущений и грубых толчков служба безопасности выгнала всех посторонних, оставив музыкантов одних.

– Что ты опять удумала?! В могилу нас решила свести?! – воскликнула Лиццу и вмазала Мие пощёчину. – Как ты могла так нас напугать?!

– Мы места себе не находили! С ума сходили! – негодовала Дзюнка.

– Ты задницей соображала, когда нас так разыгрывала?! – возмутилась Шотоха.

– Я сама не знала, – неуверенно оправдалась Мия. – Простите девочки, простите.

– Больше никогда так не делай!

– Обещаю не буду, – с грустью произнесла она и взглянула на подруг.

Они стояли перед ней всё те же милые, родные, доверчивые. У Мии случилось озарение и глядя на их измученные лица, она словно почувствовала наполнявшие их нутро души, некогда жившие вместе с ней на небесах. Раньше Мия все их близко знала и вспоминала чуть ли не по небесным именам.

– Лиццу! Дзюнка! Шотоха! – дрожащим голосом воскликнула Мия, теперь уже сама подруг изо всех сил обняла и горько заплакала. – Я так скучала по вам! По всем вам, но вы, как и я пока здесь ничего не помните! Совсем не помните!

– Что? О чём ты? – переспросили Шотоха с Дзюнкой и недоумённо переглянулись.

Мия подошла к Лиццу и принялась шкрябать ногтями у неё на груди, как кошка коготками, будто стараясь что-то изнутри достать.

– Лиццу! Где ты Лиццу?! – спрашивала она. – Тебя почти не вижу!

Мия скребла так усердно, что едва не разрывала ей одежду, словно старалась откопать душу.

– Эй, прекрати! – взяв за ладони остановила её подруга. – Что ты делаешь?! Я здесь!

– С тобой всё в порядке? – поинтересовалась Дзюнка.

Мия опомнилась, остановилась. Она приблизилась, внимательнее заглянула в глаза Лиццу и улыбнулась.

– Да, ты там. Я тебя вижу, – произнесла Мия.

– Ты меня пугаешь.

– Ведёшь себя даже страннее чем обычно, – проговорила Шотоха.

– И тебя вижу, и тебя! – подходила она то к одной, то к другой подруге, всматриваясь в заслезившиеся глубины их глаз.

Мия заглядывала в их суть, её искала, но находила лишь смутные отпечатки былого сияния. Тусклые отблески небесного света, пробивающиеся через мглу. Но Мия не сожалела, а радовалась, что они все ещё там, такие же, как и она. В подругах ещё не затлел свет надежды. Они могут найти путь к истине. Стоит лишь немного подтолкнуть.

– Да-да, мы здесь, мы рядом, – проговорила Лиццу успокаивая.

– Я узнала тебя, – трепетно произнесла Мия, взяв её за руку. – Неудивительно, что мы здесь познакомились и встретились, ведь раньше мы так были близки, – произнесла она сквозь боль воспоминаний о жизни на небесах.

– Ты так говоришь, будто мы дружили до того, как познакомились, – усмехнулась Лиццу.

– Именно так! Я позже обязательно тебе всё расскажу! Всем вам! Вы не представляете, где я побывала! – огляделась Мия на подруг.

– Ну это мы и без тебя знаем, – Шотоха подняла с пола шприц и щёлкнула по пустому тюбику морфина. – Ну у тебя и приход.

– Розыгрыш розыгрышем, а лекарства, выходит, настоящие, – озабоченно заметила Дзюнка.

– Нет, вы не понимаете! – встревожилась Мия.

– Тебе надо как следует проспаться. Ночной концерт, теперь ещё это. Кому угодно снесёт башню, даже тем, у кого крыша и так не на месте, – обеспокоилась Шотоха.

– Поезжай в номер, приди в себя, а мы со всем разберёмся, – настойчиво проговорила Лиццу. – Я помогу с репортёрами, дам нужные интервью. Как твоя лучшая подруга поговорю со всеми от твоего лица, – добавила она с явным тоном самовосхваления.

Мия хотела ответить, но ей не давали и слова вставить.

– Я прослежу за сборкой аппаратуры и отвезу всё в студию звукозаписи, – поддержала идею помощи Дзюнка.

– А я с Измаилом займусь отчётами и подготовкой к вечеринке. Так что как следует отдохни. К вечеру в клуб должна прийти без опозданий! Сыграем гостям наш избранный репертуар, как и договаривались, – Шотоха ободрительно хлопнула Мию по плечу.

– Но я не… – хотела возразить она, но Лиццу перебила.

– Да-а-а-в-а-й! Потом всё расскажешь! – настойчиво проговорила она и подошла к выходу.

Подруги не оставляли выбора и с их убеждений Мия поняла, что здесь и сейчас действительно не лучшее место обо всём рассказывать. Она и сама не всё толком уложила в голове. Нужно время. Но во что бы то ни стало они должны обо всём узнать. Как самые близкие ей люди обязаны понять. В конце концов Мия не представляла, как сможет жить на небе без каждой из них в вечности.

– Да, пожалуй, и правда. Столько всего произошло, – согласилась Мия, примяла пушистую юбку, сползла с кровати и позволила подругам обо всём позаботиться. – Нужно как следует от всего отдохнуть. В этом уж точно можете на меня положиться!

– Это уже звучит странно, – ответила Шотоха с недоверием.

– Не стоит беспокоиться, – обнадёжила Мия.

Уходя, она окинула операционную прощальным взором. На медицинском столике остался лежать букет чёрных хризантем и под взглядом Мии обронил на пол лепесток.

* * *

У входа в больницу столпились репортёры и чуть ли не весь пришедший с группой на концерт организаторский состав вместе с охраной, обслуживающим персоналом и даже особенно преданными поклонниками. Долго Лиццу всех успокаивала и даже пришлось официальное заявление прессе дать с обещанием, что сама Мия обязательно позже проведёт развёрнутое интервью. Оно, конечно, вряд ли состоится, но хотя бы так можно было отбиться от всех достающих журналистов.

Привычно расположившись на заднем сидении любимого серебристого ягуара, Мия осталась наедине с мыслями. Нутро полнилось болезненными переживаниями. Здесь, на земле, она проживёт последний день и то посвятит его не себе, как привыкла, а проведёт в суетливости для других. От того каждое мгновение ценилось особенно заметнее. Даже несмотря на понимание того, что вечная жизнь несомненно того стоила, а теперь она знала про неё многое, Мие всё равно покидать столь привычный мир было невыносимо грустно. Пускай и за недолгое проведённое в нём время, но он стал для неё близким и почти родным. Мия выплескивала плачем всю печаль и горечь грядущего неизбежного расставания со всем здешним, земным. Она обливалась слезами от острой боли в сердце из-за того, что больше не увидит этот мир в том его несправедливом, несовершенном виде, но и потому неповторимо прекрасном и по-своему великолепном, в котором она всегда его перед собой видела.