Читать книгу: «Дом с внутренним двором», страница 3

– Кто так водит вообще!

Красный автомобиль неожиданно дал задний ход, и столкновение казалось неизбежным. Но машина остановилась, из нее вышла женщина с короткой стрижкой и в длинной юбке. Она сложила руки и склонила голову в знак извинения.

– Простите.

– Ничего страшного. Будьте аккуратнее. – Муж с улыбкой принял ее извинения.

– У меня срочные дела, вот я и торопилась выехать. Ах, вы же по соседству живете? Извините, я все время занята и даже не успела поздороваться. В общем, приношу свои извинения еще раз!

– Все в порядке, будьте осторожны на дороге. – Он закрыл окно и завел машину. Взглянув на женщину в зеркало заднего вида, добавил: – Она, кажется, не в себе. Это наша соседка?

– Да, наверное.

– Чем она занимается?

– Не знаю, я с ней толком не знакома.

После переезда я несколько раз заходила к ней, чтобы поздороваться, но она, очевидно, всегда была занята и редко появлялась дома. Помощница с сильным акцентом этнической кореянки всегда отвечала по домофону, что хозяйки нет дома.

В зеркале заднего вида я заметила, как соседка торопливо возвращается в дом, будто что-то забыла. Муж все бормотал: «Чем же она занимается? Она знает, что ее помощница каждый день курит на балконе?» Я перевела взгляд с женщины на наш дом и увидела у ворот нескольких подозрительных мужчин. Сердце сжалось от тревоги, когда я осознала, что мои опасения оправдались. Двое незнакомцев грубой наружности стояли у наших ворот.

– Дорогой, останови машину! – закричала я, и муж нажал на тормоза.

– Что опять?

– Кто эти люди?

Сынчжэ на заднем сиденье тоже поднял взгляд от телефона и оглянулся. Увидев тех мужчин перед нашим домом, муж поставил машину на ручник и вышел.

– Дорогой, не выходи! – я попыталась его удержать, но он уже направлялся к воротам. В этот момент мимо проехала красная машина соседки. Она опустила окно, приветливо улыбнулась и кивнула, но у меня не хватило сил ответить. Мысли были заняты только тем, кто эти люди перед нашим домом. Незнакомцы появились, как только я забеспокоилась о низких воротах. Зловещее предчувствие вернулось.

Мужчины в джемперах, кроссовках и с короткими стрижками выглядели странно в нашем районе.

– В чем дело? – Муж широкими шагами подошел к незнакомцам.

Те, взглянув на нашу машину, непринужденно подошли к нему и начали тихо что-то говорить. Лицо мужа стало серьезным. Разговор затягивался, и тревога снова охватила меня: не случилось ли что-то в клинике, где он работал?

– Дорогой, что происходит? – Когда я вышла из машины и подошла, мужчины сразу заметили меня и прекратили разговор.

– Добрый день, мы из полиции. У нас есть несколько вопросов, – невысокий круглолицый мужчина вытащил бумажник и показал мне полицейское удостоверение.

– У одного моего знакомого проблемы… Мне нужно съездить в полицейский участок, – ответил муж.

– Что случилось? Почему именно ты…

Он посмотрел на мое испуганное лицо и рассмеялся:

– Не волнуйся, это всего лишь допрос свидетеля. Придется тебе самой съездить в церковь. А я как раз хотел впервые за долгое время исповедоваться, – пошутил он и бросил взгляд на Сынчжэ, который смотрел в нашу сторону. – Съезди с сыном, я позвоню. Мне нужно поехать в участок, чтобы узнать детали.

Он быстро взял телефон и кошелек и направился к припаркованному рядом белому «Авантэ» в сопровождении полицейских. Я подумала, что дело серьезнее, чем кажется. Ведь полиция не приезжает без веской причины.

Я села за руль и завела машину. Оглянувшись, увидела, что Сынчжэ испуганно смотрит на меня.

– Все в порядке, папе нужно съездить туда из-за одного знакомого.

– А что случилось с его знакомым?

На этот вопрос у меня не было ответа. Все станет ясно только после возвращения мужа.

– Мам, а нам обязательно ехать в церковь?

– Даже не знаю…

Меня охватила внезапная тревога при мысли о предстоящих разговорах с прихожанами. Они обычно обсуждали пустяки: завтрак, пыль, детей. Мысль о том, что придется поддерживать беседу с ними, пока муж будет на допросе, ужасала меня.

Я развернула машину и поехала домой. Мои мятные лодочки, которые недавно отражали хорошее настроение, вдруг показались мне убогими. Радость от них была слишком мимолетной. Припарковавшись, я собралась выйти, но заметила на коврике под водительским сиденьем следы грязи. На прошлой неделе муж купил горшки с цветами, а пару дней назад тщательно вымыл машину, поэтому земля на коврике показалась мне странной.

Уже собиралась выключить зажигание, но решила проверить последние адреса в навигаторе. Оказалось, что все данные были стерты.

Муж все отрицал, но, возможно, его все-таки не было дома прошлой ночью. Сомнения вновь закрались в душу. Он редко ошибался в своих суждениях и словах. Напротив, все беды обычно случались из-за моих беспочвенных подозрений и неверных выводов. Я понимала, что не могу полностью доверять собственным мыслям.

«Я не могу доверять самой себе».

Следовало полагаться лишь на объективные факты. Я решила проверить записи с камер видеонаблюдения, установленных в гостиной и во дворе, чтобы окончательно во всем разобраться. Я верила словам мужа, что он прошел по гостиной и затем направился в спальню.

Включив ноутбук, начала просмотр записей.

Но объективный вывод сделать не удалось: все записи вплоть до сегодняшнего утра были удалены. Не в силах доверять своим чувствам, я осознала, что единственным человеком, к кому можно обратиться за разъяснениями, остается муж. Но можно ли доверять ему?

Мне показалось, что я заперта в темной комнате, где мрак окутал сознание и лишил ясности мысли.

Санын

Как только я увидела тело мужа, то бросилась наверх в лобби больницы, словно пытаясь сбежать оттуда. В шумной толпе незнакомых людей чувствовалось неожиданное облегчение. Телефон не прекращал вибрировать, но я его игнорировала. Больше всего хотелось побыть наедине с собой.

– Санын… – я закрыла глаза и услышала тихий голос невестки. – Думаю, нам стоит спуститься. Полиция ждет тебя…

Ее большие глаза покраснели. Я задумалась: плачет ли она из-за смерти моего мужа, из жалости ко мне или просто потому, что это ее естественная реакция?

– Да, надо спуститься.

Невестка подхватила меня под руку, хотя я была вполне способна идти сама. Тяжесть ее тела на моей руке лишь усилила чувство усталости.

Обогнув лобби, я заметила внутри больницы круглосуточный магазин. Люди в халатах стоя ели быстрорастворимую лапшу. Я же ничего не ела со вчерашнего дня. Интересно, неужели невестка считает, что женщина, потерявшая мужа, не может чувствовать голод? Вдруг накатил прилив злости от ее бесполезной заботы.

– Спустись первой. Если я сейчас не поем, мне не хватит сил, как и ребенку в животе.

Заметив мой живот, невестка, наконец, осознала свою оплошность:

– Давай я куплю тебе что-нибудь. Что ты хочешь?

– Не волнуйся. Просто я…

– Может, кашу? Еще здесь неподалеку есть забегаловка с домашней едой.

– Пожалуйста, оставь меня. Я сама разберусь. Просто займись своими делами, – неожиданно для себя я выплеснула накопившийся стресс.

Невестка удивленно замерла. Она обиженно посмотрела на меня, недоумевая, почему я не оценила ее заботу.

Я зашла в магазин, не заботясь ни о чем на свете. Едва оплатив лапшу, немедленно залила ее кипятком и принялась есть. Мне было все равно, что именно я ем. Просто хотеось насладиться одиночеством и едой, какой бы она ни была. Невестка смотрела на меня через стекло, вероятно, думая, что я так странно веду себя из-за шока.

Когда я вернулась в морг, там уже собралась семья мужа. Хотя назвать их семьей было бы преувеличением – скорее, это был постоянный источник проблем.

Муж рос сиротой: у него не было ни родителей, ни братьев, ни сестер. В шесть лет он потерял родителей в автокатастрофе, и единственной опорой для него оставались родственники по линии дяди. Но дядя, занятый своими детьми, всегда считал его обузой.

– Ах ты, лицемерка! – внезапно закричал старший племянник, едва увидев меня.

В резиновых тапочках и сером спортивном костюме он выглядел так, словно только что отошел от компьютерных игр.

– Наконец мужа в гроб загнала, да? – тетка мужа тоже повысила голос.

Рядом с дядей стояла женщина-полицейский в форме. Родственники мужа кричали во все горло, будто хотели привлечь внимание полиции.

– Да как вы смеете! Как можно так говорить? Разве эти слова сейчас уместны? – не сдержалась невестка.

– Эй, осторожнее! Эта плутовка убьет и тебя! – племянник нахватался грубости у своих родителей и теперь обзывал меня «плутовкой».

Во рту еще оставался соленый привкус лапши, и я наслаждалась им, наблюдая за их несдержанным поведением.

Женщина-полицейский, привыкшая к таким сценам, спокойно протянула мне визитку. Там было написано: «Ким Мисук, сержант полицейского участка Западного округа города Хвасон». Офицер была высокой, и ей очень шла форма.

– В ближайшие дни мы проведем вскрытие, чтобы установить точную причину смерти. Похороны можно будет организовать позже. Мы вернем тело как можно быстрее. Если возникнут вопросы по расследованию, свяжитесь со мной.

Дядя мужа подошел к сотруднице полиции и окинул ее оценивающим взглядом:

– А мужчин у вас в отделе не нашлось? Расследование должно проводиться по всем правилам!

– В расследовании участвую не только я. – Она явно не хотела обсуждать неудобные темы и поспешила покинуть помещение. – Мне нужно, чтобы вы проехали со мной в участок и ответили на несколько вопросов о вашем муже.

– Хорошо.

Офицер бросила взгляд на мой живот. Было заметно, что она догадалась о беременности.

– Хорошо себя чувствуете? Если вам тяжело…

– Все в порядке, я должна делать то, что требуется.

Родственники мужа были сильно удивлены моим спокойным ответом. Дядя схватил сотрудницу за руку:

– Послушайте, моя невестка… То есть Санын. Проведите тщательное расследование в отношении нее. Она способна на что угодно, прошу обратить на это внимание.

– Все присутствующие здесь будут допрошены как свидетели, тогда и вы сможете высказать свои замечания, – ответила офицер, освобождая руку и стараясь скрыть неловкость на лице.

Дядю трясло так, что казалось, он вот-вот упадет. Племянник поспешил его поддержать. Когда их взгляды встретились с моим, они отступили, изумленно уставившись. Только тогда я поняла, что смотрела на них с насмешливой улыбкой.

Как долго я уже здесь? Вместе с двумя следователями мы сидели в зацементированном со всех сторон помещении. Мучительная жажда, физическое и умственное истощение не давали мне покоя.

– Тяжело, не правда ли? Просто расскажите нам о фактах, это не займет много времени, – сказал лейтенант Юн Чхангын, тот самый, кто сообщил о смерти мужа.

Его строгое выражение лица вызывало у меня уверенность. Он производил впечатление человека с твердыми убеждениями, способного понимать других и принимать решения на основе собственного мировоззрения. Если получится стать понятной ему, он, без сомнения, поверит мне.

– Во сколько вы вчера вышли с мужем из дома?

– Кажется, около семи вечера. Муж упомянул, что должен быть на месте к одиннадцати, поэтому мы выехали пораньше. Я попросила его отвезти меня к маме.

– Во сколько добрались до дома матери?

– Это я хорошо помню. Когда я поднялась в квартиру, по телевизору в гостиной шел девятичасовой выпуск новостей KBS.

– Девятичасовой выпуск новостей?

– Да, там говорили о высокой явке избирателей на предварительном голосовании. – Я рассказывала следователям свое алиби, хотя они даже не спросили.

– Почему вы решили навестить мать именно в этот день?

– Я купила маме полезные добавки для восстановления здоровья. К тому же муж направлялся к водохранилищу поблизости. И еще я не люблю оставаться одна дома и поехала к маме, потому что в последнее время меня мучили боли в области таза. Муж планировал отвезти меня домой на следующий день.

– Часто бываете в доме матери? – следователь продолжал расспрашивать обо мне, а не о муже.

– Нет, просто в тот день как раз муж ехал на водохранилище Кисан, недалеко от дома мамы.

– Вы когда-нибудь бывали на этом водохранилище с мужем?

– Да, когда мы еще не были женаты. В наших краях не так много мест для свиданий, так что это был приятный способ насладиться свежим воздухом.

– А после свадьбы?

– Нет, после свадьбы не ездили. Мы живем в Инчхоне, поэтому нет нужды ехать в Хвасон, чтобы подышать свежим воздухом.

Следователь перелистывал страницы папки с документами. Жажда становилась почти невыносимой.

– Можно мне воды?

Следователь уставился на меня:

– Мы почти закончили. Сегодня утром, когда врач осматривал тело вашего мужа, он нашел на его ребрах и спине синяки. Вы не знаете, откуда они?

– Что? Какие синяки? Я ничего не знаю об этом. – Я понятия не имела о синяках. Следователь быстро оценил выражение моего лица.

– Какими были ваши отношения?

– Самые обычные.

– Синяки старые, значит, у вас давно не было интимной близости, – его слова прозвучали оскорбительно, как грубое вторжение в личное пространство.

– Я беременна. В последнее время мы были особенно осторожны, поэтому спали в разных комнатах. Муж ворочается во сне, и я боялась, что он случайно заденет мой живот.

Только тогда следователь взглянул на мой живот, а я сделала вид, что мне тяжело. Он даже не позволил мне выпить стакан воды, как будто создавал ощущение допроса с пристрастием. Жажда, нетерпение и желание скорее закончить заставляли меня говорить даже то, что не требовалось. Я не могла дождаться, когда выберусь отсюда.

– Ваш муж хотел детей?

– Конечно. Он отчаянно хотел ребенка…

Когда вопросы коснулись наших с мужем отношений, я утратила уверенность в ответах.

– Прошу прощения.

– В чем дело?

– Врач, с которым муж собирался встретиться в тот день…

Следователь с интересом посмотрел на меня.

– Должно быть, тут не обошлось без откатов. Муж не умеет ловить рыбу. В тот день он собирался с врачом на ночную рыбалку, чтобы обсудить профессиональные вопросы.

Следователь слегка кивнул, подтверждая свои догадки.

– Но Ким Юнбом… Значит, вы не знаете, что его уволили с работы?

Эта новость была для меня полной неожиданностью. До вчерашнего дня муж каждое утро надевал костюм и уходил на работу.

– Его уволили?

– Ах, вы не в курсе? Это произошло около месяца назад.

Мне казалось, что этот следователь, который впервые увидел мужа уже мертвым, знает о нем больше меня.

Муж лгал мне. Он продолжал оплачивать счета, как будто недавно получил зарплату. В гостиной до сих пор стояли коробки с лекарствами, которые нужно было вернуть обратно компании после возврата денег.

– У него были проблемы на работе?

– Даже не знаю. Муж часто жаловался, что ему сложно общаться с врачами. Он не пил алкоголь, но все равно ходил на застолья и даже убирал за пьяными.

– Вчера тоже говорил, что ему тяжело?

– Нет. Вчера он говорил только о ребенке в моем животе, о том, каким хотел бы видеть его. Что-то в этом роде…

У меня разболелась голова, началось головокружение. Я издала тихий стон.

– Может, сделаем перерыв?

– Давайте продолжим в другой раз? Я немного устала.

Казалось, следователь, внимательно следил за каждым моим словом и движением.

– Как скажете.

Юн Чхангын кивнул офицеру за своей спиной, и тот открыл дверь душной бетонной комнаты.

– Но… – когда я поднялась, следователь окликнул меня. – Вы не спросили, как умер ваш муж.

На мгновение показалось, что я вот-вот рухну обратно на стул.

– Мне сказали, что его машина упала в водохранилище и нужно еще провести расследование.

– Да, это так. Мы будем держать родственников погибшего в курсе.

Выходя из комнаты, я почувствовала на себе взгляд следователя, который старался не упустить из виду даже мою удаляющуюся фигуру. Я подумала, что на этом этапе каждый может быть подозреваемым, и восприняла этот взгляд как должное.

Когда я вышла из полицейского участка, солнце уже садилось. Было ощущение, что меня допрашивали с пристрастием, а не просто брали показания. В жизни не всегда все идет по плану. Ведь мир редко бывает на стороне аутсайдеров. При первом признаке слабости окружающие, подобно диким зверям, готовы наброситься и растерзать тебя. Мне нужно проявлять больше решимости и силы.

Я села в такси, которое остановилось перед полицейским участком.

– Мне в Инчхон, квартал Сипчондон.

– В Инчхон?

Поездка из Хвасона в Инчхон обойдется примерно в пятьдесят-шестьдесят тысяч вон. Я сказала полицейским, что собираюсь к семье, но на самом деле мне нужно было поехать домой в Инчхон. Я и не подозревала о том, что мужа уволили с работы, хоть готовилась к разным сценариям, секреты мужа оказались неожиданностью.

– Тяжелый день, наверно… Держитесь, я постараюсь довезти вас домой в целости и сохранности. – Таксист обернулся и тепло улыбнулся мне.

Сегодня я так и не смогла нормально поесть. Все оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Невозможно было поверить, что они собираются провести вскрытие… Я понимала, что это неизбежно, но все равно нервничала после подписания согласия.

Когда такси тронулось, меня стало клонить в сон. До дома был час пути, если не будет пробок. Я решила воспользоваться этим временем и немного отдохнуть. Закрыв глаза, подумала о том, что дома меня ждет много нерешенных дел и важных размышлений.

Глава 3
12 апреля 2016 года, вторник

Чжуран

Муж провел все воскресенье на допросе в полиции, но, когда вернулся домой, ни словом не обмолвился. На мои расспросы отмахнулся, сказав, что это был пустяк, обычная формальность из-за проблемы знакомого. Меня тревожил его визит в полицейский участок, но муж упорно избегал прямого ответа.

10 апреля, два часа ночи. Вызов мужу все еще был в моей истории звонков. Если бы в доме зазвонил его телефон, я бы обязательно его услышала. Дома тот никогда не ставил его на вибрацию, предпочитая резкий рингтон и максимальную громкость. У него было профессиональное навязчивое представление о том, что может поступить срочный звонок из клиники или от пациента. Когда он отправлялся на рыбалку и ставил телефон на беззвучный режим, оставлял его рядом с удочкой, чтобы всегда видеть экран.

Я не помыла посуду после завтрака и пропустила обед, лежа на диване с закрытыми глазами. В голове крутились мысли, которые я не могла объяснить. Где же был муж в ночь на 10 апреля? Если он был дома в тот день, как утверждал, и это все лишь плод моего воображения, как тогда объяснить стертые записи с камер видеонаблюдения и данные навигатора?

Телефон зазвонил в тот момент, когда сложенные пластами мысли начинали рушиться. Звонила классная руководительница Сынчжэ. Это был ее первый звонок с тех пор, как я побывала на родительском собрании в марте.

– Я бы хотела обсудить кое-что по поводу Сынчжэ. У вас сегодня есть время?

– Сегодня? – переспросила я, почувствовав ее решимость, сквозь которую прорывалось желание выполнить свой долг.

– Да, мне бы очень хотелось переговорить с вами как можно скорее. К тому же, думаю, Сынчжэ придется уйти с уроков пораньше.

– Почему? Он заболел?

Сердце ушло в пятки. Появилось ужасное чувство тревоги: а не наказана ли я за собственные странные подозрения?

– Нет-нет. Но мне бы хотелось обсудить это лично, если у вас найдется минутка.

Страх внезапно придал мне бодрости, прояснив замученный разум. Как только я положила трубку, без колебаний встала, выбрала черную плиссированную юбку и блузку в цветочек. Собрав длинные волосы в аккуратный пучок, я отправилась к школе Сынчжэ, что была всего в десяти минутах ходьбы.

В учительской сидели лишь несколько преподавателей, у которых не было занятий. Рабочее место классной руководительницы Сынчжэ находилось прямо у двери. Рядом стояли кулер для воды и копировальный аппарат, а на столе громоздились стопки документов и книг, создавая ощущение легкого хаоса. Учительница, погруженная в работу за компьютером, даже не заметила, как я подошла.

– Добрый день.

Только после этих слов она отвлеклась и подняла взгляд:

– Ах, это вы?

Учительница с короткой стрижкой и в очках была одета в простую футболку и джинсы, напоминая бодрую студентку. Молодая женщина, всего двадцати семи лет, недавно окончила университет. На родительском собрании другие мамы жаловались, что учительница математики и классная руководительница слишком молода. Однако ее молодость, на мой взгляд, компенсировалась избытком энтузиазма.

– Так, с чего бы начать… Минутку. – Она встала, двигаясь так же беспорядочно, как выглядел ее рабочий стол.

Пройдя в тапочках к одному из углов учительской, она открыла небольшую дверь с табличкой «Кабинет для консультаций».

– Вы не могли бы подождать здесь?

Помещение оказалось тесным – стол едва помещался внутри. В углу лежали кипы детских справочников, что создавало ощущение, будто кабинет используется как склад. Вскоре учительница вернулась с двумя банками энергетика:

– Это вам. В школе и угостить-то нечем.

– Спасибо. А почему Сынчжэ должен раньше уйти с уроков? – я сразу перешла к делу.

Учительница села напротив и глубоко вздохнула, словно нервничала больше меня.

– Дело в том, что… Скажите, как он ведет себя дома? Делится ли тем, что происходит в школе?

– Не особо, но иногда что-то рассказывает.

Кажется, прошло несколько месяцев с тех пор, как я последний раз разговаривала с Сынчжэ по-настоящему. Однако гордость не позволяла в этом признаться. Чувство дистанции с собственным ребенком, несмотря на то что я не работала, казалось подтверждением несостоятельности как матери.

Когда он был в начальной школе, всегда ходил за мной по пятам, мило щебеча о чем-то. Но в средней заметно изменился: стал замкнутым и не говорил без крайней необходимости. Мне не раз говорили, что второй год средней школы особенно трудный. Как это часто бывает, в этот период он начал проявлять признаки бунтарства. Я утешала себя мыслью, что это всего лишь этап взросления и со временем он вновь станет тем же милым мальчиком.

– А что такое? В школе что-то случилось?

– Сынчжэ… В школе он не очень общителен. Мне приходится несколько раз переспрашивать и уговаривать его, чтобы мальчик заговорил. Но он очень способный. Как вы, наверное, заметили, особенно силен в математике. В будущем сможет представлять школу на олимпиадах, ведь он один из лучших.

Сынчжэ не проходил дополнительного обучения, но числа привлекали его с самого детства.

– К тому же он высокий и похож на вас, поэтому пользуется популярностью у девочек. Знаете, как это бывает – девочкам нравятся красивые и молчаливые мальчики.

– Но все-таки, почему вы вызвали меня сегодня?

Меня начала беспокоить ее многословность. Казалось, она делала комплименты перед тем, как перейти к чему-то неприятному.

– У Сынчжэ возникла проблема…

Слово «проблема» заставило меня занервничать:

– Проблема?

– Да, девочке из своего класса он… – учительница выглядела так, будто подбирала слова, – показал свой мужской орган.

– Что? – Я не понимала, что она говорит.

– Сегодня одной девочке из класса… Она ушла домой в слезах. Ее мать пожаловалась в школу, и мы с завучем сделали Сынчжэ выговор… Мне показалось, что вы тоже должны знать об этом и поговорить с ним дома.

Я одновременно считала ее слова абсурдными и чувствовала стыд.

– Это случилось впервые. Наверное, ему было любопытно, и мы собираемся списать это на розыгрыш. Но в наши дни это деликатный вопрос. Если такое повторится, мы не сможем опять закрыть на это глаза. – Было ощущение, что учительница, которая сначала показалась мне милой сестренкой, угрожает. Словно намекала, что если это повторится, ответственность ляжет на меня.

– Но Сынчжэ…

Я сидела, как провинившаяся ученица, и не могла поднять голову.

– Когда Сынчжэ разговаривал об этом с завучем, он сказал, что хочет умереть.

– Что?

– Уверена, он сказал это, чтобы оправдаться. Но, возможно, стоит обратиться в центр помощи подросткам или в специализированное учреждение… Тем более что его отец – врач.

Я не могла поверить, что сын высказал преподавателю свои мысли о смерти. Стало стыдно, будто все мои беды были выставлены напоказ. Полные тревоги советы учительницы обрушились на меня невыносимой тяжестью, и я долго не могла прийти в себя.

Учительница проводила меня в медпункт, где сидел Сынчжэ. Не встречаясь с ним взглядом, я забрала сына и вышла из школы.

Чувство, которое я испытывала к нему, следовавшему за мной следом, было предательством. Все усилия, вложенные в его рождение и воспитание, казались тщетными и причиняли мне боль.

– Это неправда, – он догнал меня и заговорил первым.

– Неправда?

– Она влюбилась и бегала за мной.

– И что дальше?

Он посмотрел на меня с разочарованием, понимая, что оправдание не сработало:

– Я же говорю, что это все ложь!

– Тогда следовало сказать правду. Теперь из тебя делают плохого. Ты действительно ни в чем не виноват, правда?

– Да.

– Точно?

– Конечно.

– А передо мной ты тоже не виноват?

Сын посмотрел на меня, но не ответил. В его глазах блестели слезы. Плачет ли он от несправедливости или чувства вины, я не могла понять. Я просто обняла его и заплакала вместе с ним. Я плакала не от жалости и не потому, что хотела извиниться. С тех пор как услышала, что сын произнес: «Я хочу умереть», ждала момента, чтобы расплакаться. Как собака Павлова, я всегда реагировала на слово «смерть» слезами.

В апреле 2000 года, когда мне было двадцать три года, внезапно умерла моя любимая сестра. Я чувствовала себя виноватой в ее смерти. Я попросила ее пожить в моей квартире два дня и три ночи, чтобы присмотреть за кошкой, пока отдыхала в Гонконге с будущим мужем. Сестра любезно согласилась помочь. Казалось, она устала от постоянного прислуживания нашей матери с ее перепадами настроения и, наконец, получила возможность отдохнуть и насладиться личным пространством.

В то время я была обычной студенткой факультета английского языка и литературы. Сестра была старше меня на четыре года и работала в компании, производящей спортивные товары – коврики для йоги и фитболы. Ее зарплата составляла полтора миллиона вон, и она давала мне треть этой суммы на карманные расходы. Не знаю, какая гордыня во мне взыграла, но захотелось собственного пространства, и я без всяких угрызений совести сняла квартиру-студию за четыреста тысяч вон в месяц.

Здание с квартирами в университетском городке было новым и полностью готовым к заселению. Цены на жилье были высоки, но мне удалось снять квартиру относительно недорого, так как она находилась на первом этаже. На окнах были установлены защитные решетки, и теперь я задумываюсь, не помешали ли они сестре выбраться через окно.

У меня появился мобильный телефон, и я всегда носила его с собой, но за границей не включала роуминг. Просто положила его выключенным в сумку. Вернувшись, включила телефон в аэропорту и увидела пропущенный звонок и сообщение от мамы. Она писала, что не может дозвониться до сестры. Не придав этому значения, я перекусила гамбургером с будущим мужем недалеко от аэропорта и отправилась домой. Я с нетерпением представляла, как сестра обрадуется набору косметики, в который входили разные оттенки теней для век и помада. Она никогда не покупала косметику из-за бережливости, и я была уверена, что подарок ей понравится.

Но как только я открыла дверь квартиры, то поняла, что подарок уже не нужен. Сестра лежала на полу мертвая, с открытыми глазами, словно в недоумении.

Следователь сообщил, что она была задушена после того, как подверглась сексуальному насилию. Преступник так и не был пойман. По словам полиции, он увидел ее на улице, проследил за ней и напал. Было сказано только, что преступник не был ей знаком. Золотое кольцо на пальце сестры и платиновая цепочка с кулоном фирмы «Агата» на шее исчезли. Кольцо было семейной реликвией, такое же, как и у всех членов семьи. Цепочка с кулоном в форме щенка была единственной роскошью, которую она позволила себе купить на собственные деньги.

Это дело оказалось им не по силам. В итоге преступника так и не поймали. Мой нынешний муж постоянно ходил в полицейский участок, держал нас в курсе расследования и принимал все возможные меры.

Его активные действия внушали мне доверие. Вскоре после этого я вышла за него замуж, надеясь, что это поможет мне забыть о смерти сестры. Позже я решила, что рождение и воспитание ребенка помогут мне двигаться вперед. Но до сих пор оплакивала сестру и не могла смириться с утратой. Если бы я не поехала в ту поездку, она бы не умерла… Сожаление преследовало меня неотступно.

Я преклонила колени перед статуей Девы Марии:

– Всевышний, радующийся спасению людей, молим о Твоем милосердии для нашей братии, с которой вместе служим Тебе, любим друг друга и идем по пути спасения. Услышь нашу молитву и даруй нашей братии вечное счастье в Царствии Небесном.

Поздно вечером я услышала, как муж вернулся домой. Он достал из почтового ящика рекламные брошюры и начал изучать, где завтра будут проходить парламентские выборы. Такие обычные его действия начали раздражать меня.

– Давай завтра с утра пойдем голосовать. Вот бы оппозиция победила, – предложил тот.

Муж не был типичным сторонником оппозиции. Несколько лет назад голосовал за правящую партию, но недавно поддержал оппозицию, объяснив это недовольством действиями власти. Он считал себя разумным человеком с умеренными взглядами.

– Дорогая, проголосуй за второй номер, хорошо?

Я промолчала, и он почувствовал напряжение, посмотрел на меня и заметил свечу перед статуей Девы Марии в гостиной.

– Ты… плачешь?

Муж подошел ко мне, сидящей в углу, и заставил поднять голову. Я уже не плакала. Слезы высохли, и от этого щипало края глаз.

– Что опять? В чем дело?

– Ничего страшного, я просто молилась за сестру.

– Да, наверное, так и было, – ответил он, словно потерял надежду.

Это разозлило меня:

– Что значит «наверное, так и было»? Не говори со мной так!

– Прости, прости. Кстати, через две недели… – Муж взглянул на календарь. – Давай возьмем Сынчжэ, твою маму, и все вместе съездим на могилу свояченицы.

– Не лги мне.

– Что? – На его лице отразилось непонимание.

– Ты ездил в полицейский участок в воскресенье… из-за моей сестры, да? Я знаю, что сейчас они собирают ДНК насильников, чтобы поймать тех, кто совершил давние преступления.

– Ах… А я уж напрягся. Нет, дело не в этом.

– Тогда почему ты мне ничего не рассказываешь? Почему тебя вызвали в полицию? Что случилось? Почему записи с камер видеонаблюдения за девятое апреля стерты?

Внезапно на лице мужа появилась жестокая улыбка, которая тут же сменилась хмурым выражением и сочувствующим взглядом. Это было мое самое нелюбимое выражение лица.

– Просто тебе не нужно этого знать. Поэтому я и не рассказал.

Когда я посмотрела на него с неприязнью, он продолжил:

– Умер работник фармацевтической компании, которая сотрудничала с нашей клиникой. Похоже, это самоубийство… Поэтому меня и вызвали на допрос.