Читать книгу: «Сделка. Надежда на тебя», страница 4

Глава 6

10 лет назад. Бостон.

Ветры Атлантики несут с собой запах соли и дождя, пока я иду по тихому участку бостонского кладбища, где призрачные тени прошлого накрывали землю, словно покров из слез. Старая высокотравная трава шуршала под ногами, а между могилами листья кружили в хаотичном танце, срываясь с веток и сметая все на своем пути.

Могилы, облезлые и покрытые мхом, словно стражи забытых душ, скучали в своем молчании, пряча завуалированные тайны. Я тут же почувствовал давление тишины – воздух был настолько густым, что казалось, он сжимает грудную клетку и не позволяет отдышаться. Каждая трещина на надгробиях шептала о давно утерянных жизнях, словно каждая из них ждала моего вопроса, чтобы высказать свою историю.

Сомнения и гнетущие мысли о том, что я мог бы сделать иначе, вчетверо увеличивались среди груды холодных камней и мраморных плит. Подобно морскому приливу, чувства обуревали меня, напоминали о том, что ответы на мои терзания не находятся здесь среди мертвых.

Свежая могила Мии стоит передо мной, словно рана на груди, еще не успевшая обрасти мхом и не затянувшаяся скорбью. Земля вокруг едва уплотнилась, и я, не в силах сдержать свой внутренний хаос, медленно опускаюсь на колени, погружаясь в сырой холод, прямо на землю, только что принявшую ее. Каждая частичка этой земли совсем недавно буквально укрыла ее тело, унося в вечность – навсегда.

Деревянный крест, покрытый каплями дождя, выглядит неотъемлемой частью этого горя, и я вижу, как капли стекают по его гладкой поверхности, смешиваясь с моими слезами. Он стоит прямо в центре, как заблудший капитан среди бурь, и я опираюсь на него, в безнадежном поиске утешения. Этот крест – моя последняя надежда на прощение, последний маяк в тумане утраты.

Она все еще не успокоилась. Этот холод, проникающий в каждую клетку моего тела, словно яркий символ утраты, отталкивает меня своей сыростью. Я чувствую, как капли дождя смешиваются с моими слезами, когда глаза наполняются печалью. Руки судорожно касаются свежей могилы, словно пытаясь нащупать связь, которая осталась между нами.

Слова, которые я пришел сказать лишь ей, застревают в горле, как тяжелые камни, мешающие дышать. Я хочу крикнуть, но звук глотается в тишине окружения, а мое сердце бьется в такт с нарастающим чувством безысходности.

Моя душа, кажется, разбита на тысячи мелких осколков, каждый из которых отражает отдельный момент, когда мы были вместе, каждое смех и каждую слезу, нечто важное, о чем я не успел сказать. Я не могу с этим справиться: на сердце давит груз, а ее очертания расплываются в темноте

Я смотрю на надгробие, где только дата – 10.06 – и ее имя. Мне становится горько от осознания, насколько этого мало. Эти цифры и слова не рассказывают о том, какой замечательной и сумасшедшей она была, о ее смехе, который мог растопить даже самые холодные сердца, или о ее мечтах, которые горели ярче любой звезды. Тихий памятник, но за его безмолвной поверхностью прячется целый мир, такой живой и насыщенный.

Каждая капля дождя кажется мне слезой, каждым вздохом – ощутимой болью потери. Душу перетерли в порошок, и развеяли на ветру, как порох, как будто бы она ничего не значила. Но для меня она была всем – целым океаном чувств, океаном, который теперь остался в пустоте.

Я вспоминаю, как мы смеялись над мелочами, как она могла поднять настроение одним взглядом. В сердце зреет ощущение несправедливости – как так можно забыть жизнь и радости, которые она принесла, свести к простым буквам на холодном камне?

Но ее больше нет.

– Прости меня. – шепчу я, оставляя последние слова здесь. – Я не смог защитить тебя.

Моя голова опустилась на могилу, и в этот момент все подавленная боль, все невыносимое горе вырвались на поверхность. Тихие рыдания, которые начали неслышно, вдруг превратились в настоящую истерику, в мощный поток, который не знал преград. Слезы капают на ледяную землю, будто пытаются достучаться из последних сил до Мии, до ее утерянного присутствия. Я чувствую, как каждая капля – это крик души, призыв, который она уже не услышит.

Вокруг все стало серым и пустым, и только я, тут, на коленях, словно потерянный в бескрайнем океане скорби. Я хочу, чтобы она знала: каждая слеза – это память, каждый всхлипывание – это обещание помнить, что она была. Мия, ты была солнцем в наших жизнях, а теперь остались только тени и холод.

Пусть даже я остаюсь один с этим грузом, я буду продолжать говорить с тобой, Мия, до тех пор, пока сердце не иссякнет. Я чувствую, как мое тело содрогается от боли, а душу рвут на куски. Я потерял ее. Потерял и больше никогда не смогу вернуть.

– За что?! – кричу в отчаянии я. – За что ты так со мной?!

Я сижу у могилы уже несколько часов, будто меня приковали к ней невидимыми цепями. Время словно потеряло свое значение, и я не могу оторваться от этого места, где осталось так много неизъяснимого. Холодный ветер проносится по кладбищу, шелестя листьями на деревьях, но все, что я ощущаю – это боль. Она пронизывает меня, как острое лезвие, не оставляя шансов на облегчение.

Каждый порыв ветра словно шепчет мне о потерянном, о том, что уже не вернуть. Я зажмуриваюсь, пытаясь заглушить внутренний крик, но в голове только Мия, ее голос, ее смех, которые навсегда застряли в моей памяти. Как же это несправедливо, что мир продолжает вращаться, а я, словно замороженный в этом моменте, остаюсь здесь, один.

Наверное, многие бы подумали, что это просто печаль. Но это нечто большее – это невыносимое ощущение утраты, которое поглощает меня целиком. Вспоминаю, как мы планировали наше будущее, мечтали о маленьких радостях, о простых вещах, о которых теперь мне остается только сожалеть. Каждый момент, который у нас был, теперь стал накапливающейся болью.

Капли дождя падают вниз, словно небо плачет вместе со мной. Склонившись на коленях, мои пальцы перебирали мокрую землю, пытаясь утопить боль в этой холодной груде.

Мы только вдохнули свободную жизнь. Мы только почувствовали себя лучше. Так почему же ты оставила меня?

Но она не может ответить. Ведь она здесь – под этой землей, в темной обители. И я больше не могу защитить ее. И не могу спасти от ужасного поступка, вырвавшего ее из моих рук.

Как мне жить дальше?

– Джейкоб Уилсон? – меня будто позвали из пустоты. – Полиция Бостона.

В моей голове было слишком много хаоса. Мысли переплетались, как густые облака тумана, и я не мог ни думать, ни слышать, ни даже что-то ощущать. Все чувства, которые когда-либо определяли меня, потерялись в этой бездне скорби. Я просто сидел здесь, безмолвный и сломленный, не в силах подняться на ноги.

– Сэр! – накрывает меня галлюцинация снова, резко выбивая из темного безмолвия. – Вы в порядке?

Медленно подняв глаза вверх, я вижу перед собой детектива и двух полицейских в классической форме. Их лица кажутся мне расплывчатыми, словно это всего лишь тени, нарисованные на фоне своей же реальности. Изучая их выражения, я понимаю, что они ждут ответа, но никакие слова не могут растопить ту ледяную скорбь, которая сковала моё сердце.

– Я… – голос с трудом вырывается из горла, как будто не принадлежит мне. – Я не в порядке…

Детектив, стиснув кулаки, наклоняется ближе, его глаза полны беспокойства и сочувствия. Я вижу, как у него на лбу появляется морщина, и он пытается понять, что происходит.

– Простите, но нам нужно поговорить с вами. – он удивленно изучает меня. – Мы проводим расследование…

– Я убил ее. – перебил его я. – Наденьте наручники и отвезите меня в участок.

– Мистер Уилсон. – серьезным тоном произнес он. – С такими вещами не шутят.

– Надевай. – я облокотился ладонями о землю, чтобы встать. – Быстрее.

***

Я совершенно не помню, как оказался в темной комнате для допросов. Мои воспоминания словно утекли сквозь пальцы, оставив лишь пустоту и растерянность. Единственный источник света – яркая лампа, больно мигнувшая прямо в мои глаза, создавая неприятный контраст с темнотой вокруг.

Стол холодный и твердый, его поверхность кажется строгой и безжизненной, как будто он был создан для того, чтобы выявлять истину, но в данный момент он лишь усиливает мою тревогу. Стул, на котором я сижу, не лучше – жесткий и неудобный, он напоминает о том, где я нахожусь, и почему.

Мое тело окоченело, будто меня заперли в ледяной гробнице. Я не слышу вопросов детектива. И не смотрю на его лицо. Все, что я вижу – черную дырку в своей душе. И мне наплевать на тех, кто бегает вокруг меня. Наплевать, что они хотят от меня услышать. Наплевать, что меня посадят.

Лишь бы эта боль перестала бить по моей грудной клетке.

– Вам лучше подготовиться. – говорит он, наконец-то садясь напротив. – Мы должны поговорить о том, что произошло.

Но что я могу сказать?

Отпустите меня к ней. Я хочу быть с ней. Хочу, чтобы она была рядом. Хочу, чтобы она успокоила мою боль.

Но она ушла.

Я один.

И больше не хочу говорить о той, кто предала меня.

– Мистер Уилсон, – садится напротив следующий человек, пытаясь испытать удачу. – вы должны ответить хотя бы на один вопрос.

– Хорошо. – безразлично произнес я, смотря в пол.

– Как вы убили ее?

– Не ответил на звонок. – внутри осталась лишь бессмысленная пустота. – Я убил ее.

– Знаете… – он откладывает документы в сторону, наклоняясь ближе. – мы здесь не за тем, чтобы играть в игры. Нет такой статьи «не ответил на звонок». На ноже, которым были перерезаны вены, нет ваших или чьих-либо отпечатков, кроме погибшей. Вы заставляете следствие возбуждать, а не закрывать обычное дело о самоубийстве.

– Самоубийстве? – истерически засмеялся я. – Я убил ее! Я!

– Хотите сказать, что принудили ее к этому? – напрягся он, делая пометки. – Вы были первый, кто нашел ее. Подтверждаете ли вы тот факт, что видели, как она берет нож? Подтверждаете ли тот факт, что давали ей указания, что делать с ножом? Подтверждаете ли вы тот факт, что давили на нее в этот момент?

Вопросы наваливались на меня волнами, пытаясь потопить в бездне сомнений. Мысли затуманены болью, и я хочу вырвать их с корнем, чтобы избавиться от всего этого. Опустив голову ниже, я ощутил, как руки сжимаются в кулаки.

– У вас есть пистолет? – спросил я, оставляя его без ответов на вопросы. – Прошу, убейте меня!

Дверь в темной комнате открылась с громким щелчком, а в проеме появилась знакомая фигура. Адвокат моей семьи – мистер Ли. Высокий мужчина со строгим лицом и холодными глазами, которые кажутся способными проницать насквозь. В его присутствии воздух становится еще более напряженным, как если бы в комнате появилось полотно сталкивающегося сгустка энергии.

– Что происходит? – его голос прозвучал резче, чем я ожидал, по коже пробежали мурашки от его ледяного тембра. – Вы не имели права задерживать моего клиента.

Детектив, сидящий напротив меня, напрягся, но быстро собрался.

– Мы проводим расследование по делу… – начал он, но его слова были перебиты.

– Я в курсе – перебил его адвокат, не давая возможность вставить хоть слово.

Жесткое выражение лица мистера Ли не оставляло сомнений в том, что его намерения строго определены.

– Еще раз повторяю, что у вас нет оснований задерживать моего клиента.

– Он сам попросил. – неуверенно заявил он. – Мы задали всего пару вопросов…

– Доказательств нет. – мистер Ли настоящая сталь. – И мой клиент не будет делать заявлений и отвечать на ваши вопросы без моего разрешения.

– Но у нас есть право…

– У вас нет прав нарушать конституционные права моего клиента. – снова перебил его адвокат. – Незамедлительно освободите его.

Минуя темный коридор, я сразу же ловлю на себе яркие лучи солнечного дня. Свет ударяет по глазам, вынуждая меня щуриться и прикрывать их рукой. Глубоко вдохнув свежий воздух, я хотел раствориться вместе с ним, но, как только двинулся вперед, меня сразу же накрыли чьи-то руки.

– Сынок. – шепчет она, хватая в крепкие объятия. – Зачем ты сделал это?

– Я убил ее. – холодно произнес я, убирая ее ладони. – Держитесь с папой от меня подальше.

Бросив на него пустой взгляд, я остаюсь на небольшом расстоянии, понимая, что уже не смогу быть прежним Джейкобом.

– Ты лишаешь нас единственного ребенка? – наконец-то произносит он. – Я сказал, что ты можешь уйти, но не позволю тебе вот так бросить нас.

– Советую вам не думать обо мне. – серьезно заявил я, двинувшись вперед. – Я сам приду тогда, когда посчитаю нужным.

– Джейкоб! – останавливает меня за руку мама. – Прошу, не бросай нас. Не оставляй.

– Вам не нужен такой сын, как я. – отрицательно качаю головой, жестко обрывая ее. – Я же сказал, чтобы вы держались подальше!

Моя мать пытается протянуть руку ко мне, но я резко отворачиваюсь, как будто ее прикосновение может обжечь. Внутри меня словно разразилась буря: страх, чувство вины, отчаяние. Я покидаю дом, словно отрезая якорь, который держал меня в течение всей жизни. Каждый шаг прочь от этого места ощущается, как освобождение, но одновременно и как гнетущее бремя.

До тех пор, пока я останусь причиной смерти Мии, я даже не могу осмелиться взглянуть на них. Они заслуживают лучшего, и в это «лучшее» я, безусловно, не вписываюсь. Я чувствую, как глаза наполняются слезами, и метафорическая стена между мной и моей семьей становится ощутимо прочной. Я больше не заслуживаю их любви и прощения, и это осознание терзает меня изнутри, как острые ножи.

С каждым шагом по знакомым улицам, которые когда-то приносили мне радость, я ощущаю, как меня поглощает холод одиночества. Все вокруг кажется невыносимо чуждым: лица прохожих, яркие вывески магазинов, даже шум машин – все это лишь подчеркивает, насколько я отдалился от своей прежней жизни.

На углу улицы я останавливаюсь, пытаясь взять себя в руки. Воспоминания о Мии и о том, как она смеялась, переполняют меня, вызывая волны боли и сожаления. Я поклялся, что больше никогда не вернусь к прежнему. Но что теперь делать? Где искать прощение, если самое страшное – это я сам?

Все, что я теперь хочу – стать реальной тьмой.

Выбросив свой телефон на землю, я прощаюсь с прошлым, забывая о ней и ее голосе. Выйдя на проезжую часть, я останавливаюсь, словно меня ударяет током. На обочине меня ждет черная Cadillac CTS-V, принадлежавшая Крестному отцу.

Он улыбнулся мне, но в его глазах было лишь сожаление и разочарование. Он с пониманием подошел ближе, кладя на мое плечо свою руку.

– Ну что, сынок? – спокойно произнес он. – Мы тебя ждали.

Его ладонь переходит на дверь машины, и я понял, как меня тянет сесть именно туда. Будто она сможет довести меня до моего дома.

– Садись. – все, что сказал Донован.

И я послушно поплелся на пассажирское сидение, пока во мне просыпается чувство спокойствия и ощущения, что я нашел место, где смогу быть самим собой. Я никогда не стану прежним Джейкобом, и пронесу всю эту боль, держа палец на курке пистолета.

Донован давит на газ, и машина двинулась с места, как зверь, выпущенный из клетки. Мы мчимся по улицам Бостона, оставляя за собой вихрь из шума и пыли. Я прижимаюсь к спинке сиденья, ощущая, как адреналин наполняет меня энергией. Город проходит мимо в виде размытых красок и ярких огней, и на мгновение я забываю о своих заботах, о тяжести, что давит на плечи.

Он кидает на меня быстрый взгляд, словно просекает мою борьбу. Ему это не нравится, но он не проявляет жалости. Это тот самый человек, который знает, когда поддерживать, а когда подтолкнуть. Он всегда был рядом, когда я нуждался в нем больше всего.

Мы мчим дальше, и улицы становятся более пустынными, уступая место набережной и шуму моря. Я чувствую, как ветер рвет волосы и проникает в легкие, принося с собой запах свободы. Свободы от памяти, от упреков, от того, что держит меня в плену. Как будто каждая миля, что мы проезжаем, помогает вырваться из оков.

– Я знаю, что ты был не в себе после всего, что случилось. – непоколебимо прервал молчание он. – Но мы не могли забыть о тебе. Пока тебя не было, мы провели собственное расследование. Нам нужно было узнать, что произошло на самом деле. И в этом помог твой самый верный друг – Кевин.

Он достал телефон Мии, бросая его на панель, а затем перевел взгляд на меня.

– Узнал? – он резко ударил по тормозам. – Золотая жила для информации. Мы прослушали все звонки и прочитали все сообщения.

– И? – грубо произнес я, не сдерживая своих страданий.

– До звонка тебе, у нее был очень интересный диалог с Райаном. – его взгляд оставался непреклонным. – Он говорил, что она должна уехать с ним. Начать все с самого начала.

– Райан? – горло сдавило от гнева. – Что?!

– Он все приготовил. – продолжал он, бросая в меня бомбу. – Он хотел подставить тебя. Ты должен был оказаться в тюрьме, а он бы убежал с Мией. Он давил на нее, говоря, что ты никогда не позволишь им жить нормальной жизнью. Что у них нет других вариантов.

– Нет… – отрицал я, в полном бреду. – Не может быть…

– Он завел ее в угол, Джейкоб. – разочарованно произнес он. – Либо она подставляет тебя, либо умирает за тебя. Он не оставил ей выбора.

– Идиотка! – разозлился я, ударяя ее телефон о сидение машины. – Какая же ты идиотка, Мия!

– Она не играла по правилам мафии. – не обращал на мой гнев никакого внимания Донован. – Всегда нужно спасти себя, убив других. Даже если их будет тысяча, иди по их головам, спасая только себя. Ты понял меня?

Он сделал короткую паузу, а затем схватил меня за плечи разворачивая лицом к себе.

– С этого дня неси эту боль в себе, помня о ней. – его глаза становились красными. – И не смей выбирать других. Только себя.

Глава 7

Бостон. 10 лет назад.

На заброшенном складе, где застыло время, витает атмосфера тьмы. Стены, обросшие паутиной, кажутся свидетелями ужасных событий, произошедших здесь много лет назад. Потолок затянулся пылью и грязью, а узкие окна пропускают лишь обрывки света, которые с трудом пробиваются сквозь годы забвения. Потрескавшийся бетон, обломки деревянных ящиков и ржавые металлические конструкции – все это прошлое, которое осталось здесь навсегда, словно застрявшее в ловушке времени.

Я осторожно переступаю через остатки какого-то старого груза, стараясь не потревожить это запустение слишком сильно. Каждый шаг отзывается эхом, отражаясь от холодных стен. Мне кажется, что сам склад шепчет свои секреты, скрывая что-то важное в каждом треснувшем как старый фанерный лист участке. Тьма здесь гуще, чем я ожидал, и даже я чувствую, как она обнимает меня, подталкивая к тому, чтобы оглянуться.

Полумрак, проникающий сквозь небольшие окна, создает игру света и тени. Лучи, пробивающиеся через пыль, падают на пол, образуя мозаику. В самом центре стоит старый стул, со слегка подгнившими ножками. На нем сидит Райан, привязанный крепкими веревками.

Я подхожу ближе, пока внутри закипает кровь. Кадык начинает ходить вверх-вниз, а ладони превращаются в кулаки. Мой взгляд останавливается на его едва поднимающейся грудной клетке, и я наношу первый удар по его лицу.

Его порванная одежда и непоколебимый взгляд означает лишь одно: он еще не сдался. Вокруг витает запах старой древесины, пыли и чего-то еще. Но я не замечаю этого, и снова бью Райана, но уже в живот.

Кровь стекает по его нижней губе, образуя тонкую, красную линию. Она кажется живой, пульсирующей, будто прокладывает собственный путь. Но Райан не отводит от меня взгляда даже на секунду. Его улыбка холодная, безжалостная, точно знает, что сейчас произойдет то, что изменит меня навсегда.

В моих глазах перемешивается боль и сокрушительная месть, и я нападаю на Райана, как хищник, потерявший всякую рассудительность. Гнев и отчаяние становятся единственным двигателем, подгоняющим меня снова и снова, как будто каждая капля моего чувства стремится вырваться наружу. Я начинаю наносить удары с неистовой силой, выливая на него все свое разочарование и задаваясь вопросом, как он мог так поступить со мной, с нами.

Каждый удар – это не просто физическое действие, это крик о помощи, это просьба о справедливости, которая была у меня украдена. Я чувствую, как руки уже начинают уставать, но это не имеет значения. Моя цель ясна.

– Почему ты сделал это? – кричу я, и слова вырываются с такой силой, что кажется, сама злость их поддерживает.

В этот момент я не осознаю, что наша борьба – это не только физическая, но и душевная. Это столкновение двух мировоззрений, двух человек, которые когда-то были близки, но теперь оказались по разные стороны баррикады.

С еще большей силой, кровь покрывает его лицо, но Райан не обращает на это внимание. Его глаза прикованы ко мне, пытаясь причинить еще больше боли. В его улыбке ни капли сожаления – лишь непреклонная решимость и победа.

– Я трахал ее в твоем доме. – смеется он, поднимая голову выше. – Пока ты делал за меня работу, я кончал в нее снова и снова.

– Сукин сын! – разрываюсь от отчаяния я. – Ты чертова мразь!

Достав нож, я разрезаю веревки и поднимаю его за грязный воротник рубашки, бросая прямо на ледяной бетон. Удары теперь были сильнее, и я не мог остановиться. С каждым движением в памяти всплывала ее улыбка, голос, касания, и я чувствовал, как мой гнев усиливается.

Я убью его за то, что он отнял у меня.

Он из последних сил пытается увернуться, но моя ярость была слишком сильной. Поэтому, не сбавляя оборотов, я продолжал бить его, пока мы были на этом складе один на один.

– Ты никогда не отмоешься от этого! – кричу я, кладя руки на его шею. – Я мог бы убить тебя одной пулей, но так хочется, чтобы ты прочувствовал хотя бы парочку процентов того, что испытываю я!

Но с каждым ударом он не становился слабее. Я мечтал, чтобы он сдох от моих рук, пока силы покидали меня. Слабея с каждой секундой, я исчерпал гнев, ощущая, как ноги падают на землю.

Опустившись на колени, я рыдал от отчаяния, которое захлестнуло меня. От беспомощности, от того, что ничего не могу исправить. Не могу поверить, что позволил ему убить ее.

Он настоящий монстр, которого я приручил сам.

– Подонок. – шепчу я, облокачиваясь на ладони. – Я доверял тебе, как себе.

Райан переворачивается на спину, выплевывая из своего поганого рта кровь. Его грудная клетка едва поднимается, и он закрывает глаза, пытаясь набраться сил. Но все мое внимание переходит на шум от сирены полиции. Так, будто они предупреждают, что это последний мой шанс на побег.

Осознав, что времени у меня крайне мало, я поднимаюсь на ноги, достав пистолет из-за спины. Направив его на Райана, я чувствую лишь полное разочарование. Он тот, кто должен был умереть с самого начала.

– Открой глаза! – холодно и жестоко, кричу я, словно говорю с мертвым предметом. – Открой чертовы глаза, чтобы я видел, как ты сдохнешь!

Мой палец оказывается на курке, но потом я чувствую, как кто-то хватает меня за плечо, таща в сторону выхода. Я не свожу своих глаз с полуживого Райана, пытающегося подняться на ноги.

Руки начинают трястись, и я нажимаю на курок снова и снова, не попадая в цель. По щекам текут слезы, сливая все картинки воедино. Я швыряю Кевина в сторону, в полном гневе покидая заброшку, где не смог все довести до конца.

– Если бы мы не ушли сейчас же… – произносит он, пряча меня в каки-то кустах. – Тебя бы уже словила полиция.

– Я не смог убить его. – моя голова кружится, но я продолжаю идти вперед, постоянно оборачиваясь назад. – Я должен убить его. Вернуться и убить его.

– Джейкоб! – останавливает меня Кевин. – Нас ждут! Ты подставишь всю семью, если сейчас не вернешься.

Я метаюсь, как зверь в клетке. Чувство неумолимой жажды мести разливается по телу вместе с глубокой болью за семью, которая подарила мне настоящую жизнь. Я разбит отчаянием, но в то же время одержим желанием наказать Райана.

В голове мелькали слова Крестного отца, отдающиеся эхом. Я издалека смотрю, как полиция приближается к складу, где лежит Райан, ощущая прилив ярости. Я не могу отпустить его вот так.

Это слишком просто.

Представляя, как я довожу все до конца, я мечтал, чтобы пуля все же попала в голову Райана, а я наблюдаю за тем, как его жизнь гаснет всего за одну секунду.

Но я не смогу сделать это вот так быстро.

Закрыв глаза, я попытался прийти в себя и успокоиться. Глубокий вдох, выдох… Я старался понять, что должен сделать. Да, я не должен сейчас убегать, но я должен спасти свою семью. Все их лица, все эти воспоминания крутились у меня в голове, словно пленки кинофильма: счастливые моменты, смех, забота, любящие взгляды. Это все что у меня есть, и я не могу позволить этим воспоминаниям раствориться в тумане.

Повернувшись к Кевину, я вижу, как он становится все более бледным. Сердце сжимается от тревоги, а выражение его лица говорит мне больше, чем любые слова – боль, страх, а главное, надежда.

Я осматриваюсь вокруг – старые обломки, темные углы, в которых притаились неопределенные угрозы. Возможно, мне нужно будет пройти через это. Мы вместе справимся со всем, что нам попытается помешать.

– Пошли. – произнес я хриплым голосом. – Донован ждет.

Ускоряя шаг, я двигался к дороге, не оглядываясь назад. Мимо мелькали какие-то заброшенный здания, а впереди был блеклый свет от парочки фонарей. Мы были уже почти на месте, как услышали разрывающий сознание грохот выстрелов.

Останавливаясь на месте, я почувствовал, как наши сердца забились в бешеном ритме. Настоящая перестрелка развернулась прямо в нескольких метрах от нас. Бостонские «капо» противостояли «нью-йоркцам», пока их пистолеты быстро сверкали в темноте.

Воздух наполнился дымом и запахом смерти. Сердце колотилось в груди, как бешеное, а в ушах раздавался гул выстрелов и панических криков. Ощущение реальности искажал этот хаос, и он казался почти сюрреалистичным. Мы инстинктивно достали свои оружие, готовые к тому, что предстояло, пытаясь спасти хоть кого-то из своей семьи. Отчаяние и решимость переплетались в моем сознании, создавая яростный вихрь.

Бросившись в бой, наши выстрелы смешались с криками – кого-то из наших близких, кто-то звал на помощь, и в этот момент я не замечал ничего вокруг, кроме той единственной цели: разорвать потоки этого ужаса. Каждая пуля, покидающая ствол, была наполнена желанием защитить, спасти, вернуть. Все, на что мы могли полагаться, это наш опыт и бесконечная преданность друг другу.

Вокруг хлынуло поток событий: кто-то закатывал глаза от боли, кто-то отчаянно пытался выбраться из ловушки. Я всматриваюсь в лица, ищу знакомые, и каждый раз сердце замирало от страха – вдруг не найду. Это было как страшный сон, из которого не мог проснуться. Я зажмурился, пытаясь сосредоточиться, зная, что в такой ситуации неоправданное замедление может стоить нам жизни.

Каждый выстрел, каждый крик, каждое движение становились частью этой испорченной симфонии. Я чувствовал, как адреналин наполняет мои вены, подстегивая желание выжить, восстановить справедливость. Время теряло значение. Были только мы и все, что угрожало нам. Каждая секунда тянулась так долго, что мне казалось, будто время остановилось, застыв в этом моменте.

– Твою мать. – шепчет Кевин, таща меня за машину. – Это же Райан.

Мой взгляд отрывается от нападавших и переходит на то, как его, всего в крови и почти неживым, усаживают в машину, осторожно отвозя куда-то вдаль. В голове все смешивается, но я понимаю, что все было ложью.

Райан всегда играл против нас. И никогда не был на нашей стороне. Он и подставил нашу семью. Рассказал, где и когда мы будем. Устроил подставную полицию, чтобы кинуть нас с Кевином в огонь.

Наверняка, он дал поймать себя специально, зная, что Донован и все капо приедут сюда, чтобы выгнать его из семьи и дать мне шанс на месть. Все было отлично спланированной и жестокой местью за то, что я был ему другом?

Мы с Кевином переглянулись, и в этот момент все, что нас окружало, словно на мгновение остановилось. Мы оба понимали, что на кону стоят не только наши жизни, но и жизни наших близких. Сердца продолжали стучать в бешеном ритме, как будто они синхронизировались в едином порыве к действию.

Поднявшись одновременно на ноги, мы увидели, как «нью-йоркцы» бросились в наступление. Их лица искажали злобные улыбки, полные уверенности и решимости, которыми они нас окружали. Пули свистели вокруг, точно музыка, но вместо мелодии они лишали нас братьев секунда за секундой.

Гнев на предателя Райана стал сильнее страха, и мы подняли свои пистолеты, удерживая их в руках, словно они из стали. Нам удается нанести несколько сокрушительных выстрелов, целясь в самых главных капо "нью-йоркцев».

Каждая потеря была как удар молотом по голове. Я видел, как один из моих друзей падает, и на мгновение все внутри меня замерло. В глубине души мне хотелось кричать, но я понимал, что сейчас не время для слабостей. Кевин сжал мою руку – это был сигнал, что мы должны действовать, не теряя ни секунды.

Стиснув зубы, мы начали выдвигаться вперед, прикрываясь за остатками разрушенных конструкций. Я прицелился в ближайших противников и, сделав выстрел, наблюдал, как один из них падает на землю, не в силах подняться. Эта сцена снова и снова

Выстрели были точны, как удар метеорита. Мы убили каждого. Каждого, кто хотел разрушить нашу семью. Каждого, кто хотел уничтожить нас. Убивали тех, кто даже не виноват в смерти Мии.

Глаза становились темнее, осматривая мертвые тела, лежащие на асфальте. Я ощутил удовлетворение, понимая, что это только начало. Но, внезапно и резко, раздается пронзительный звук сирены. Он разрезал даже звуки выстрелов, оставляя лишь дым и запах пороха.

Мы с Кевином замерли, пока сердца пытались вырваться из груди. Оглянувшись, мы увидели, как к нам подбегает один из солдат нашей семьи, покрытый ледяным потом. В его глазах читался ужас, а лицо было бледным от страха.

– Отец мертв! – крикнул он, задыхаясь. – Полиция! Бегите!

Как это Крестный отец мертв?

Не успев сообразить, мы поняли, что позади нас уже оказалось несколько машин полиции, освещая пространство синими мигалками. Из громкоговорителя раздался суровый голос, пока все, кто мог, бежали куда глаза глядят.

– Внимание! – уши заложило, затуманив разум. – Вы окружены! Сложите оружие и поднимите руки вверх!

Черт. Мы в ловушке.

Бросив взгляд на Кевина, моя решительность усилилась, и мы поняли друг друга без слов. Немедля, мы перепрыгнули полицейские машины, чувствуя, как в наши спины направляют пистолеты.

В крови разгорался адреналин, заставляющий бежать только вперед. Мы бросились в лес, расстилающийся неподалеку от дороги. Пробегая через деревья, мы уворачивались от преград, не оглядываясь назад.

Позади были слышны бессмысленные выстрели, но мы были быстрее, чем чертовы пули. Синие мигалки освещали темную дорогу, но мы намного хитрее. Мы знаем все эти места лучше, чем они. Поэтому, быстро нашли выход в город, где проще простого смешаться с толпой.