Читать книгу: «Тайная зависимость», страница 2

Одна из причин – я люблю уединение, мне комфортно в узком кругу людей, с которыми нас связывает тесное общение. У друга я даже записан: «Интроверт». Я с этим не согласен, не на 100%. Мне нравится быть в обществе, также, как быть наедине с собой. Я легко себя чувствую, оказываясь в центре внимания. Это не тяготит, если занимает мало времени. Продолжительное присутствие на людях сказывается на мне не очень хорошо. Я чувствую истощение. Возможно, кому-то не требуется перезарядка после чужих глаз. Мне же важен баланс.

– Делай глоток и не обращай на меня внимание, Войс.

– Не дуйся, победитель!

Дом Купера ничем не отличается от тех эпатажный замков, где до этого проводились вечеринки. Как обычно, напыщенная роскошь, к которой все привыкли. Литры алкоголя, на каждом углу громадные бочки с пивом. Окна нараспашку, чтобы хоть немного проветривать дурь, что дымим мы, подростки.

И Маккензи – звездочка любой тусовки. Я замечаю парня быстрее, чем он меня. Кто это рядом с ним? Пытаюсь разглядеть получше, потому что фигура очень знакомая.

– Каррас, ты ходячая секс-машина! – прерывает мою слежку за Киллом Дункан, его отец сколотил целое состояние на транспортной логистике.

Смешно. Чест как ляпнет.

Одноклассник поправляет свои недавно появившиеся дреды. И как он с ними ходит? На вид громоздкие, как канаты, веревки. Голова после них не болит? Зачем он вообще их нацепил? Если на то пошло, длинные волосы были лучше. А вообще я бы и их срезал, короткую стрижку ничто не переплюнет.

– Секс-машина? Откуда ты знаешь, какой я в постели? – Я треплю Дункана за переплетения на голове.

– О-о-о, судя по удовольствию, которое ты нам всем приносишь за рулем, иначе быть не может.

Чест дергает сережку в носу и проводит пальцами по своим белоснежным бровям. Дункан – самый колоритный парень в нашей школе. Если бы не его светлая внешность, я бы принял его за гота, состоящего в секте. Многие, знакомясь с Честом, думают, что с ним что-то не так. Принимают его за альбиноса и ошибаются. У Дункана все в порядке с выработкой пигмента, лечить от альбинизма его не нужно. Наш одноклассник любит экспериментировать с внешностью на пару со своей половинкой Люси, этим все сказано.

Когда Чест переключается на Уолтона, я отлучаюсь к барной стойке, чтобы рассмотреть, с кем Килл. Мной движет интерес, подозрение на ту, которая была мне ближе всех.

Беру из холодильника охлажденное пиво, подношу к губам и присматриваюсь к происходящему в углу. Они намеренно выбрали это место. Не хотят быть уличенными. Маккензи распускает руки и мнет ягодицы девушки. Они ниже его ростом, худая. Профиль жертвы Киллиана скрывает тьма. В том углу, где находится пара, слабое освещение.

Я продолжаю делать глотки и присматриваться, пытаясь разгадать, кто рядом с одноклассником. Девушка резко дергается. Сначала руками, потом ногами, и снова руками. Что-то не то. Они не выглядят, как влюбленная пара. Взаимные на чувства люди так себя не ведут. Это настораживает. Девушка не гладит Килла. Отталкивает, сопротивляется.

Ей требуется помощь. Нужно вмешаться.

Стоит сделать шаг, замираю. В этот момент кто-то включает свет в том самом углу, где находится Маккензи. Моя грудная клетка сжимается, кровь закипает при виде нее. Она заправляет за ухо вьющиеся пряди не сильно длинных волос цвета свежесваренного кофе, если в него добавить каплю молока. Знакомые голубые глаза, в которых я видел много разных чувств, устремлены на Килла. Горло сжимают призрачные руки смерти. В голове воцаряется хаос. Я ожидал увидеть с Маккензи кого угодно, но не Алику. Что она забыла рядом с ним?

Они вместе?

Я не знаю, сколько по времени стою на месте. Пытаюсь переварить увиденное. Осмыслить нахождение Хеймсон здесь. Прежде я никогда не видел ее на вечеринках. Либо мы не пересекались, либо она не приходила.

Он… он ей нравится?

Когда-то мы хорошо общались с Аликой.

Когда-то наши отношения были не такими, как сейчас.

Не знаю, что у них за игры с Киллом, но ей не нравится то, что происходит. Девушка отбивается от него.

«Отбивается…», – доходит отголосками.

Больше я не теряю ни секунды.

Что бы между нами с Хеймсон не было, я всегда приеду на помощь. В любое время суток, днем или далеко за полночь. В любую погоду, природная катастрофа не остановит меня. В любое место, где бы и с кем она не была, я примчусь к этой девушке. Выжму максимум из любой машины, прилечу с горящими от бешеной скорости шинами и заберу Алику.

При любых обстоятельствах.

Глава 2

Алика

– Какая киса.

Киллиан окончательно из ума выжил? Парень продолжает доставать меня своим присутствием. Я неоднократно говорила, что мне неприятно его внимание. Если раньше он зажимал меня, когда никто не видит, то сейчас перешел грань. Маккензи лапает меня на глазах у большей части школы.

– Давай прокатимся?

Несвежее дыхание пропитано сигаретным дымом и, если не ошибаюсь, чувствуется спиртное. Руки Киллиана сжимают мои бедра. Я пытаюсь вырваться по-тихому. Мне скандал не нужен. Не люблю привлекать к себе излишний интерес.

– Нет. Пожалуйста, отпусти меня.

Моя юбка задирается слишком сильно из-за жадных ладоней парня. Что он творит? Все же видят. Все же смотрят на нас.

Черт! Черт! Черт!

– Киллиан, пожалуйста.

Я едва сдерживаю слезы в отчаянии пытаясь защитить себя. Подавляю желание расплакаться. Как бы я хотела возвести стену между им и мной. Внимание Маккензи – липкая лента, противно оставляющая следы клея на теле, после которого хочется залезть под горячий душ и интенсивно натереть заклейменные участки мылом.

Отталкиваю парня, но это же Килл. Он настойчивый. Я нравлюсь ему. К тому же, Маккензи уверен, что у нас такая игра. Поводов я не давала, чтобы он так считал. Его больная фантазия разрисовала в ярких красках то, чего на самом деле никогда не было. Руки парня по-собственнически сжимают мои ягодицы, зубы пробуют на вкус мою шею.

– Килл? – Я пытаясь заглянуть в его зеленые глаза. Задыхаюсь.

Не от возбуждения, а от страха. Чувство, что я стою без одежды перед Киллианом и всеми, кто пришел на вечеринку. Парень действует против моей воли, но всем плевать. Кто-то даже снимает на камеру нашу «любовь». В течение часа эти кадры просочатся в школьный чат, и Катрина будет терроризировать меня весь вечер.

Я чертыхаюсь сильнее, пытаясь избавиться от темноволосой туши, что обслюнявила мое тело. Ненавижу Килла! И при этом ничего не могу сделать. Мой папочка ведь влюблен в Маккензи. От любвеобильности Эйдена к придуркам нет покоя. Ему нравятся семьи моральных уродов и совсем не по душе адекватные люди.

– Киса, хочу тебя. Поедем ко мне? – Выжигает мои последние нервы Киллиан. – Родители умотали на Лаукалу². Нам будет чем заняться. Хочешь сделаем это на кухонном столе? В комнате моих родителей? Рабочем кабинете моего отца, где заключаются сделки на миллиарды? Или в джакузи – ее установили вчера.

Я продолжаю отталкивать парня, но он напирает на меня с большей силой. Прижимает к стене, обсасывая уже открытый участок груди.

– Никто еще не нежился там. Мы будем первые. – Маккензи хрипит так, будто это очень весомые аргументы, и я должна отдаться ему прямо здесь.

Ни в этой жизни и ни с этим человеком я потеряю девственность.

– Киса, соглашайся!

Может, стоило придумать план? Обмануть озабоченного, а самой вызвать такси? Ко мне домой Киллиан точно не попрется. Его смелости хватает только на то, чтобы против воли лапать девчонок в углах.

– Эй, дружок, пойдем поговорим. – Я вижу ладонь, постукивающую по плечу Маккензи, и поднимаю взгляд выше.

Разум не обманул. Голос действительно принадлежит тому, на кого сразу подумала. Бывшему другу, на которого я держу обиду. Человеку, в чьем присутствии волнительно стучит сердце. Парню, которого ненавидит мой отец и по которому я схожу с ума. Алексу.

Его ангельские черты лица искажает злоба. Некогда добрые голубые глаза с прищуром буравят Килла. Светлые коротко-стриженные волосы взлохмачены, беспорядок такой, будто он сотни раз теребил их сегодня. Наверное, нервы на пределе от заезда.

Каррас похлопывает рукой по плечу Килла и разворачивает урода к себе. Я стараюсь спрятать свой взгляд, опустив голову. Привожу себя в порядок, молниеносно поправляю юбку, топ и обхожу Алекса, что загораживал меня своим телом от всей школьной тусовки. Намеренно ли парень дал мне время навести порядок с внешним видом или просто ждал не вяжущего лыка Маккензи – не знаю.

– Киса, мы еще не закончили. – Предупреждает Киллиан, когда я спешу к выходу.

Его слова пролетают мимо ушей.

Я дезориентирована. Откуда пришла? Куда теперь? Ни разу не была в доме у Куперов. Я плохо ориентируюсь на местности, чего говорить о доме, где одна комнату похожа на другую. Гребаный лабиринт!

Чувствуя вибрацию из кармана джинсовой макси-юбки, достаю мобильный и отвечаю на входящий. Звонит Катрина – моя младшая сестра.

– Где тебя носит? Отец уже дважды заходил в комнату и требовал найти тебя! Я не знаю, что говорить.

– Отвечала, что я с Джес?

– Да! – Сестра заметно нервничает. Ее бесит, когда я прошу врать отцу, выгораживая меня.

В нашей семейке только ложь помогает избавиться от головных проблем. Контроль отца – та еще сложность.

Катрине даже шестнадцати нет. Она еще маленькая, ничего не смыслящая дурочка. Будет чуть постарше и станет обманывать похлеще, чем я. Сестра поймет меня, когда придется столкнуться с тем же. Сейчас у нее нет нужды сбегать из дома. Все, что ее интересует находится в пределах доступности. Школьные подруги и книги в собственной комнате не требуют лжи.

Мои интересы на пару уровней выше. И их не достанешь, просто подняв задницу и сообщив папе, куда направляешься. Взрослым детишкам (к ним можно отнести только меня) семьи Хеймсон приходится изворачиваться не хуже ужа на раскаленной сковороде.

– Уже еду. – Сообщаю сестре, по дороге натягивая дутую куртку, и иду к выходу, наконец выбираясь из лабиринта Куперов.

– Поторапливайся!

Я вызываю такси.

Отец приходит в ярость, когда мы выезжаем в город без личного водителя. Но сегодня я была с Джес Гост, она «как бы» за рулем. Правда в том, что со своей подругой я пересекалась только вчера утром на занятиях. Джес тоже должна была быть на вечеринке, но внезапно заболела. Я догадываюсь, из-за кого она захворала. Моя подруга воздыхает по тому, кто на пятнадцать лет ее старше (не осуждаю). Риз, охранник матери Гост, сегодня в обед позволил себе роскошь жениться. По Джес его свадьба нанесла удар. Фланговый. Хлесткий. Сокрушительно-финальный.

Влюбиться ведь можно в кого угодно?

Я догадываюсь, что подруга сейчас льет слезы в подушку, заедает стресс арахисово-шоколадным мороженым с карамелью тоффи – мы обе сходим с ума по этому вкусу – и листает букток³. Я бы рада приехать к ней, но не могу. Сейчас отец рвет и мечет. Боюсь от меня ничего не останется, если задержусь еще на час.

Сказала бы Джес раньше, что не приедет на вечеринку, я не приперлась бы сюда. Не пришлось бы втягивать во вранье Катрину, пересекаться с Киллианом, позориться перед Алексом, драконить своего отца и самой пребывать в состоянии натянутой струны.

– Может, вам поставить вашу музыку? – уточняет водитель такси.

– Нет, благодарю.

Тишина – мой друг. Я в целом не люблю шумные мероприятия. Это Гост меня везде таскает, напоминая, что помимо выдуманных миров в книгах, есть веселье в реальности.

Как доберусь до дома и улажу дело с отцом, обязательно позвоню Джес, поддержу и, возможно, приеду к ней. Последнее под огромным вопросом.

Мимо мелькают огни ночного Нью-Йорка. Этот город вечно куда-то спешит. Мой папа не приемлет такой ритм, поэтому мы живем в тихом районе. За городом, вдали от Большого яблока⁴. Мне нравится пикантная версия, почему Нью-Йорк прозвали именно так. Девятнадцатый век славился своими публичными домами. Французская эмигрантка, владелица одного из таких домов, называла своих соблазнительниц яблочками. А сам бордель носил название «Яблоки Евы».

Открываю фронтальную камеру. Моя мама бы плакала при виде моего внешнего вида. Она у нас очень красивая, стильная, бесконечно следящая за собой, фанатка массажей, спорта и шикарного отдыха. В свои почти сорок Вел Хеймсон выглядит, как конфетка. Однажды мама распивала Гран крю и крутила задом под Sex Cheat Codes, Kris Kross Amsterdam, а наш новый молодой сосед принял ее за мою сестру. А еще Вел не похожа ни на одну маму моих подруг или знакомых. Иногда она бесит меня своими выходками, иногда восхищает. По большей части я учусь у нее не хмуриться и мечтаю быть такой же (с приветом) в свои сорок.

Когда я подъезжаю к дому, замечаю Катрину. Какие любезности. Эта эгоистка решила меня встретить или просто волнуется за свой зад?

– Быстрее! – Чуть ли не силком младшая вытаскивает меня из автомобиля.

– Что случилось?

– Я… я не знаю. Ты где вообще была?

– На вечеринке.

– На вечеринке? – раздается смешок. – Где твои вещи? Ты это у проходящей мимо бабки украла?

Посмотрите на нее, она совсем зазналась!

– Кто ходит цеплять парней в таком уродстве?

– Начнем с того, что я не ходила цеплять парней. И моя юбка, – разглаживаю джинсовую ткань, – не уродство.

В некоторых местах она отлично облегает и подчеркивает то, что я хотела бы скрыть. И да, я не ханжа. Просто предпочитаю оставаться в тени.

– Тем более ужас. Тебе почти восемнадцать, Алика. Не десять.

Кем себя возомнила эта пятнадцатилетка? Вопиющий ужас, а не сестра. За последние пару месяцев она стала невыносимой. Я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься и не придушить Катрину!

– Как мама?

– Кормит Эмори. – Не так давно в нашем доме появилась еще одна женщина. Правда она совсем крошечная.

Мама родила сестру в конце весны, за пару дней до моего дня рождения.

– Алика, ко мне в кабинет! – Звучит грозный голос отца, стоит нам с Катриной перешагнуть порог. Он ждал встречи со мной. Заранее готовился, поджидая в холле, чтобы сходу поделиться ядовитой агрессией. Не хотел сгорать в одиночку, мечтал отравить и меня.

На лице Эйдена такая ярость. Коснешься пальцем его наливной красной кожи, останется белый след.

Папа шагает вверх по лестнице, не дожидаясь меня. Он всегда так делает. Ждет, что за ним побегут, как собачка. Бросятся к ногам вымаливать прощение.

– Удачи. – Ехидно шепчет сестра.

Глумится? Что ж, пару лет, и ты нахлебаешься.

Я захлопываю за собой дверь кабинета, неуверенно направляясь к изумрудному дивану. Комната, выполненная в темных оттенках, по-прежнему давит. Сколько бы раз я здесь не была, кабинет папы всегда вызывает страх. Он хуже комнаты пыток. Иногда даже в пыточных происходят удовольствия. А тут я ощущаю себя стоящей над обрывом. Запах смерти ударяет в нос и это не из-за пахучек на столе, распыляющих древесный аромат.

– Сколько это будет повторяться?

Я отрываю взгляд от книжной полки, похожей на уголь, и задаю вопрос:

– Что именно?

– Не играй дуру. – Отец резко поднимается с кресла и нависает над столом. Не уверена, но кажется он мысленно убивает меня. – Какой пример ты подаешь сестре? Какой вырастет Катрина, если ты шляешься, Бог знает где?!

Манипуляции в очередной раз срабатывают.

Я вжимаюсь в диван и поджимаю пальцы ног. Не обязательно на меня кричать. Мне достался не отец, а Дьявол! Как моя мать могла выйти за такого, как он? Эйден не заслуживает Вел. Такой женщине, как мама, нужен другой мужчина. А нам другой отец!

Буду молчать, станет хуже.

– Я была с Гост.

– Если мы позвоним, она подтвердит? – Два осколка льда, не моргая, проникают под мою кожу, высасывая тепло. Пустой, холодный, лишенный души взгляд остро ранит злобой и расчетом. Больше в фальшивом сосуде ничего не осталось.

– Подтвердит! – Я больше обычного смела в своем вранье.

Джес – настоящая подруга. Я уверена в этой девчонке на все 200%, поэтому мы и дружим. Она частенько прикрывает меня, а мне порой приходится служить щитом от ее родителей.

– Почему ты не предупредила?

Очередной тупой вопрос. Я удерживаю себя от попытки закатить глаза. Сосуд моего терпения итак слаб, папа его добивает, стреляя дротиками контроля.

– Почему я вообще должна предупреждать? – Поднимаюсь с дивана и направляюсь к выходу. Не хочу больше слушать бредни Эйдена. Меня достал его контроль! Я срываюсь спустя долгих лет молчания.

И все же совершаю ошибку.

– Стоять!

Борюсь с собой, но все же замираю. Ничего не изменит тот факт, что я боюсь собственного отца. Он не человек, хамелеон. Для каждого у него разное перевоплощение, отец меняется в зависимости от обстоятельств. Дурно подумать, сколько ролей я еще не видела. За основу Эйден берет всегда две, но все не так просто: каждая с разными оттенками. Хеймсон либо небесное существо, посланник Бога, олицетворение добра, света, чистоты на земле. Либо падшая сущь, слуга темных сил, олицетворение ужаса. Мне он представляется последним. В редких случаях я вижу его добрым.

– Возомнила себя чересчур взрослой? Почти восемнадцать – не значит все можно. Пока ты живешь в моем доме, будешь следовать моим правилам.

Правилам? Скорее, капризам, папочка.

– Хорошо. Если я соберу вещи и перееду, ты перестанешь донимать меня своим контролем?

Отец ухмыляется, засовывает руки в карманы, подходит ближе, запугивая. Эйден загоняет меня в угол, между диваном и дверью. Его ладони высвобождаются из штанов, касаются моего лица. Я хлопаю глазами. Привкус неизбежной дрожи оседает на коже.

– Ты моя дочь, Алика. – Сладко начинает он. Неужели думает, что мягкий стон сотрет мои плохие воспоминания о нем? – Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Не заставляй меня переживать.

Откуда в отце такое маниакальное волнение за близких? Это как-то передалось через наших родственников? Мой дедушка до жути любил свою жену, моя бабушку Катрину. Любил – слабо сказано. Он был помешан на ней настолько, что из ревности убил одного из Каррасов – дедушку Алекса.

– Я люблю тебя больше, чем ты думаешь. Пожалуйста, не расстраивай меня. – Отец целует меня в лоб. Он всегда так делает перед тем, как отпустить меня. – Договорились?

– Да. – Ни черта мы не договорились. Я так мечтаю избежать цепких рук, с каждым днем все настойчивее перекрывающих мне кислород, что приходится согласиться.

Порой мне кажется, жизнь Алики Хеймсон – ад. Конечно, это слишком громкое слово. Пока в мире процветает насилие, кража и продажа детей, женщин, наркоторговля, моя жизнь не может считаться адом. Скорее вереницей сменяющих друг друга неудач.

Многие мечтают родиться в моей семье, иметь такой же шикарный гардероб, королевских размеров комнату, возможность путешествовать, когда вздумается, иметь в окружении успешных парней (но они не успешные, им все дали родители, как и мне). Люди не знают, что стоит за этим изобилием. Какова его цена. Я бы с радостью поменялась жизнями, как в «Двое: я и моя тень». Мечтающие прожить в моей шкуре, фантазеры. Они придумали образ и грезят о его исполнении. Завидуют таким, как я. Смысла в этом нет. Моя жизнь – не рай.

– Чего так долго? – Не новость, что сестра дожидается в моей комнате. Катрина та еще сплетниц, любит быть в курсе всех событий.

– Шлепали по заднице за отсутствие.

– Серьезно? – Ахает младшая.

Она быстрым шагом направляется к двери, спеша уйти.

– Ты куда?

Сестра смотрит на меня, как на идиотку. Я спросила что-то не то?

– Как куда? К папе! Ты уже взрослая! Тебя парни должны шлепать по заднице, а не родной отец!

Я подавляю смех, скрывая улыбку ладонью.

Удивительно, мы часто ведем себя как заклятые враги, змеюки, которым почти нет дела друг до друга. На словах Катрина ненавидит меня. На деле всегда заступается, что бы не произошло. Сестринская любовь все же побеждает кишащий внутри нас яд?

– Я пошутила.

– А твои фотки с Киллианом тоже шутки?

Новая головная проблема.

Я жестом прошу младшую повернуть ключ в замке. Как только она исполняет просьбу, стягиваю юбку и топ, оставаясь в лифе и трусиках. Нужно принять душ, смыть с себя запах домогающегося ублюдка.

– К сожалению, нет.

– Да ладно! – Разевает рот сестра. Для нее я и Маккензи – новость мирового масштаба. Но все не так просто, мы не пара. – Отец Килла чуть ли не лучший друг нашего. Папа умрет от радости.

– Скорее от скорби.

Катрина хмурится, не допирая, что и к чему.

– Маккензи – моральный урод. Если бы не Алекс, Киллиан изнасиловал бы меня глазах у всей школы.

– Что за Алекс? – Катрина перемещается на кровать и ложится на живот, начиная болтать ногами в воздухе.

Да уж, с этими расспросами я дойду до ванной к утру.

– Каррас.

Сестра выпучивает глаза и переворачивается на спину, хватаясь за сердце. Ну, актриса! Ей пора задуматься о театральном. По предмету «Навыки лжи» ей уже можно ставить зачет. Благодаря мне она научилась более-менее уверенно лгать. Катрину с руками и ногами оторвут с такими внешними данными и умением вживаться в любые роли. Про фантазию сестры тихо молчу! В свои пятнадцать она таскает у меня бульварные романы и воображает неземную любовь, мужчину, за которого однажды выйдет замуж.

Наивная. Как отец скажет, так и будет. Она выйдет за того, на кого Эйден ткнет пальцем. Мы не живем свою жизнь, за нас решали, решают и будут решать родители. Мама почти никакой роли не играет в этом чудовищном порабощении, но папа… Он предводитель Вакханалии.

– Ты произнесла фамилию злейшего врага. О, боже! Тебя теперь не то что зад надерут, тебя на кол посадят! А, если учитывать, что ты сказала: «Каррас» в одном белье… – Катрина прикасается ладонью ко лбу, делая вид, как мучается. – Мне страшно за тебя, сестра.

– Не прикидывайся. Ты спишь и видишь, как я умру, а ты переберешься в мою комнату.

Катрина оглядывается.

– Комната у тебя ничего, но не стоит твоей смерти. Не драматизируй.

Кто бы говорил. Мисс эмоциональность, которая трясется по поводу и без. Например, на прошлой неделе сестра полчаса плакала в мою подушку, потому что последние красные трусики с бантиками из новой коллекции урвала ее одноклассница. Цитирую: «Прямо перед самым носом. Уродка»! Мне с Джес приходилось выслушивать нытье Катрины и успокаивать вместо того, чтобы обсуждать наши секреты.

Я решаю напомнить, кто плакал в прошлый понедельник из-за двух ниток, но вовремя торможу с затеей. Если начну, от сестры покоя можно не ждать.

В ванной избавляюсь от оставшейся одежды. Вздыхаю, разглядывая свое тело в зеркале. Ненавижу его! Мало того, что оно не такое стройное, как мне хотелось бы, так его еще и грязные руки Киллиана касались. Чтоб Маккензи сдох вместе со своим папашей! На деле я не могу ничего сделать, так хотя бы разукрашу желаемую реальность в мечтах.

У нас уже был разговор с отцом по поводу Килла. Помню, как пришла к нему в слезах и, рыдая на его плече, рассказала о приставаниях Маккензи. Что сделал великий Эйден? Сквозь смех обозначил: «Это нормально, что парни пристают к девушкам». А после его двусмысленного намека: «Тебе уже пора», стало ясно одно – никто не станет меня защищать.

Не станет, если объектом моей любви не окажется человек с фамилией Каррас. Тогда отец зашевелится.

Насчет намека, я так и не поняла, что мне пора. Начать встречаться с парнями, лишиться девственности или быть изнасилованной?

Я живу в одном доме с монстром!

Тру мочалкой тело так яростно, что кожа горит. Не хочу, чтобы Маккензи остался на мне! Ненавижу его омерзительный запах дорогих духов! Если человек дерьмо, то никакой флакончик за тысячи долларов, не поможет замаскировать его сущность.

Тру, тру, тру. Бесполезно. Я все еще чувствую душок Килла на себе. На шее и груди, в которые он впивался. На талии, что он сжимал. Даже между ног я чувствую проклятого Маккензи. Это была его цель. Пока он не получит желаемое, не отстанет.

Знаю, что дура, но я подумывала расстаться с девственностью с этим уродом, лишь бы придурок отвял. Потом передумала. Я не стою такого унижения. Должен найтись способ, как отвадить от себя чокнутого. Пока я его не придумала, не нашла. Вера в то, что я найду метод, сильна.

Надежда во мне всегда умирает последней.

Разделываясь с телом, выхожу в комнату. Катрина по-прежнему лежит на моей кровати и, кажется, не собирается уходить. В ее руках книжка, а рядом включенный прикроватный светильник.

– Ты еще здесь?

– Да. Кстати, ты не говорила, что купила ее.

– Рейтинг видишь? – 18+. – Лучше верни туда, где взяла.

Родившая любовь к эротике у сестры затрудняет мое наслаждение романами. Например, я уже не могу, как раньше помечать маркером зацепившие моменты и ручкой оставлять записи. Катрина может взять книгу в любой момент, наткнуться на те мысли, что я бы хотела оставить в тайне.

– Тебе тоже нет восемнадцати. – Напоминает сестра. – Что насчет Маккензи? Ты не пробовала снова поговорить с папой?

– Смысл? Тот раз доказал, что он не станет меня защищать.

– А мама? Ты говорила с ней?

Думаю, Вел сама понимает, за кого вышла. Она явно не в восторге от мировоззрения своего мужа, но при этом всегда будет оставаться на его поле игры. Наша мать держится за призрачную выгоду, статус. Возможно, остается с отцом ради нас. Я слышу их ссоры. Они не такие частые, но случаются. В пределах дома папа с мамой настоящие, живые люди с проблемами, в обществе – куклы, у которых все идеально.

– Я говорила с ней после первого приставания Киллиана.

– Она не стала тебя слушать, как и отец?

– Почему же? Выслушала, но ничего не сделала. Катрина, ты же знаешь, она на стороне папы.

Мама никогда не станет перечить Эйдену. Она будет восхвалять его в глазах других людей, выгораживать, поддерживать. Вел не скажет плохого слова о своем муже, но во время их ссор, ее криков, я понимаю, что внутри нее много противоречий, сомнений по поводу выбора отца. Она никому не говорит о плохом, держит в себе. Отчасти мне жаль свою мать.

– Да. Надеюсь, скоро ты съедешь. – Катрина спит и видит, как моя комната достанется ей.

– Мне кажется только ради своего восемнадцатилетия и окончания учебы я и живу.

Мы обе смеемся.

Не знаю, разрешит ли мне отец переехать раньше окончания школы. В мае мне будет восемнадцать. Это мало что значит. Мама поздно отдала меня получать образование из-за моих частых болезней. Я смогу поступить в колледж, когда мне будет девятнадцать.

Моя дальнейшая жизнь, пока остается загадкой.

– Ненавижу, когда ты заставляешь меня врать. – Признается младшая, распуская свои роскошные, кудрявые волосы.

Господи, почему она родилась такой красивой, а не я? Чем старше становится Катрина, тем больше я ущемляюсь. За ней уже парни ухаживают, а у меня так никто и не появился. Кроме извращенца в лице Маккензи.

– Ты ничего такого не делаешь. Не договаривать – не значит врать. – Подмигиваю, переодеваясь в пижаму.

Необычно, что мы вот так просто общаемся. Давно у нас не было спокойных разговоров. Обычно наши диалоги состоят из претензий, колкостей, допросов.

Мы обе молчим. Не знаю, о чем задумалась сестра, но все мои мысли об Алексе. Я даже забываю о Гост, что собиралась позвонить. Судя по атмосфере в доме, сбежать к Джес не лучшая идея. У нас итак напряженные отношения с отцом. Мне не хотелось бы накалять ситуацию еще больше.

Я подношу палец к губам и проваливаюсь в свои мысли. Алекс Каррас – парень, что на год старше меня. Выпускник. Симпатичный, в моем вкусе. В сети он известен, как гонщик. Каждые выходные его лента пестрит новыми видеокадрами с трассы под бурлящие кровь треки. Я не пропускаю ни одно.

Суббота для меня как церковная служба для верующего человека – неотъемлемая часть поддержания духовной жизнь. В каком-то роде Алекс дает мне смысл просыпаться и жить с понедельника по пятницу. Бессмысленные пять дней. Выходные я считаю искушением, десертом, ради которого можно потерпеть ненавистные первое горячее, второе блюдо.

– Эй! – Щелкает перед носом Катрина, пугая меня.

– Что?

– Ты не слышишь звонок?

Точно! Наверное, Джес не терпится узнать, как прошла тусовка.

Не успеваю ответить, как приходит сообщение:

«Что Каррас хотел от тебя?»

Гост бредит? Какой еще Каррас?

«?»

«Да, у нее горячка, наверное, началась», – успеваю придумать, пока жду ответ.

«Алекс звонил и спрашивал твой новый номер. Он разве не писал тебе?»

Мое сердце ускоряет ритм. Кровь долбится о стенки, отбивая чечетку. Зачем Каррасу мой номер? Зачем ему я?

А дальше происходит нереальное.

Тот, чьи фото я втайне от всех листаю ночами, присылает сообщение. Неужели рай бывает здесь, во время земной жизни? Тридцать одно слово, а я уже готова впасть в кому.

«Алика, привет. Это Алекс Каррас. Видел тебя сегодня на вечеринке. Надеюсь, ты не сильно злишься, что я взял номер у Джес (она была против этой идеи). Киллиан тебя больше не тронет».