Читать книгу: «Китайские фонарики. Повести и рассказы», страница 3

Голос Германа дрогнул. От последних его слов Алевтину начало знобить, кожа покрылась мелкими пупырышками. Она с нескрываемым ужасом взглянула на него и увидела, как Герман на миг закрыл глаза, и ей показалось, что по его щеке потекла слеза. Он отвернулся, прошло несколько секунд, он снова повернул голову и посмотрел на Алевтину. Выражение его лица было спокойным, и Алевтина поняла, что решение он уже принял. В горле у Али пересохло, она пыталась сглотнуть, но у нее ничего не получалось. Кое-как вымучив из себя слова, Алевтина судорожно заговорила:

– Но, но… мы же можем начать все сначала, забыть, начать с белого листа, как будто этого не было…

– Но Это Было! – чеканя каждое слово, проговорил Герман и встал.

Алевтина тоже встала. Она все еще хваталась за соломинку.

– Но ты простишь меня?

– Я не смогу… прощай…, – Герман говорил негромко, Алевтина опять не узнавала его голос, в нем появились незнакомые ей интонации.

Как подкошенная, Алевтина снова опустилась на скамейку. Герман уходил, не оборачиваясь. Алевтина заворожено смотрела ему в след. В левой стороне груди ощущалась тяжесть, ее слегка подташнивало. Алевтина тихо плакала. Она с силой зажмурила глаза, пытаясь справиться с внутренней болью, но это не помогло. Когда она открыла глаза, Германа она уже не увидела. Он ушел. Теперь Алевтина знала, как умирает счастье…

После расставания с Германом вести прежний образ жизни у Алевтины не получалось. Она никак не могла сосредоточиться на своей работе. Алевтина ловила себя на мысли, что те исследования, которые ей пришлось провести, с каждым днем становились для нее все менее значимые, а сама тема диссертации – не актуальной и никому не нужной. Она стала ощущать свою бесполезность, внутреннюю опустошенность и постоянную нервозность. Алевтина стала рассеянной, вздрагивала, когда ее окликали, у нее все вываливалось из рук, она отвечала невпопад коллегам, и в основном находилась в молчаливом состоянии. Работа над диссертацией зашла в тупик. Происшедшие с ней перемены настолько сильно бросались в глаза, что Алевтину вызвал к себе ее научный руководитель.

– Алевтина, что происходит?

– Ничего, – Аля пожала плечами.

– Вот, именно, я вижу, что ничего. За последние три недели ты нисколько не продвинулась. Тема движется к завершению, а конечного результата нет! Его просто не будет. Ты видела, что происходит в лаборатории? В каком состоянии находится опытная партия? Это же полгода работы! В таком темпе ты не успеешь к сроку!

– А мне некуда спешить, – безразличным тоном ответила Алевтина.

Сказав это, она посмотрела на своего руководителя. Профессор настолько удивился выражению ее глаз, что невольно положил свою ладонь на ее руку и обеспокоено спросил:

– Аля, ты не заболела? Может быть тебе недельку отдохнуть? Лабораторию я возьму на себя.

Алевтина покачала головой.

– Я не буду спрашивать, но понимаю, что у тебя какие-то неприятности. Надеюсь, что ничего смертельного. Но, может, тебе все-таки помочь? – профессор говорил участливо, он так вглядывался в глаза Алевтины, как будто пытался найти в них ответ на свои вопросы. Он был пожилым человеком, и по возрасту Алевтина вполне могла сойти за его внучку.

Она снова покачала головой и слегка улыбнулась:

– Спасибо, я справлюсь.

«Смешно, – подумала про себя Алевтина, – разве профессор может мне в этом помочь».

– Ну, хорошо, – профессор не стал больше ничего у нее выспрашивать, – даю тебе день отгула, а послезавтра продолжим работать. Соберись, свои проблемы положи на полку, пусть там пылятся, потом выбросишь, у тебя главное – защита. Все остальное после, целая жизнь впереди, это я уже старик.

Профессор усмехнулся и похлопал Алевтину по плечу. Она благодарна была ему за эти слова, но они ничего не изменили.

На следующий день Алевтина написала заявление об уходе. Ни доводы, ни уговоры профессора ее не остановили. Другого выхода для себя она не видела. Оставаться в Москве, знать, что где-то рядом находится Герман, и быть не с ним, для Алевтины было невыносимым. Это было страшнее, чем объяснение с руководителем, которого Алевтине было по-человечески жалко. Все остальное уже не имело значения. Ей хотелось бежать, бежать и бежать. Чтобы никого и ничего не видеть, что за последние годы ей стало родным и близким. Чтобы не бередить душу, забыть Москву, забыть Германа, все забыть…

Через две недели Алевтина уехала к бабушке в Белозерск. Она не поехала сразу домой, так как не хотела пока объясняться с родителями, особенно, с матерью. Она позвонит им из Белозерска или лучше напишет письмо, но потом, не сейчас.

Как хорошо, что бабушка почти ни о чем ее не спрашивала, была только очень рада. Приехала, значит, так надо было. Бабушка лишь суетилась вокруг нее да все время улыбалась. «Внученька пожить приехала. Сколько лет-то не виделись, только письмами. Все в Москве да в Москве. А маленькая была, каждое лето гостила-то. Как чувствовала, пирожки поставила. С брусникой. И рыбка есть свеженькая, сосед наловил, пожарю. Не буду старух своих приглашать, с тобой посидим, почаевничаем. А завтра баньку тебе стоплю, внученька».

Алевтина слушала бабушку и тоже улыбалась. Какой чудесный у бабушки голос, который Аля так давно не слышала. Бабушка так замечательно окала, ее говор был настолько родным и приятным, что Алевтине начало казаться, будто она вернулась в детство.

Аля прошла в глубину дома, села на кровать, на которой она так часто спала, когда была ребенком. Погладила старое набивное одеяло, кружевную салфетку на подушке. Обвела глазами комнату, улыбнулась. Вздохнула. Как же у бабушки хорошо! Алевтина всегда чувствовала себя здесь в безопасности. И сейчас она надеялась, что здесь, в доме у бабушки, ничто не будет тревожить ее душу,…никаких воспоминаний… все забыть…

– Бабуль, я пойду, посижу на своих ступеньках, – Алевтина соскочила с кровати, подошла к бабушке, поцеловала ее.

– Иди-иди, посиди, а я пока все приготовлю, – бабушка повернулась к печке.

Бабушкин дом стоял на самой окраине города. Собственно здесь был и не город вовсе, а настоящая деревня, примкнувшая к городу. А город там, в центре, Алевтина невольно посмотрела в ту сторону, завтра она обязательно сходит в городище, посетит храм, прогуляется по валам. А сегодня…

Алевтина прошла в сад, дошла до стареньких мостков, спускающихся прямо в канал. Остановилась. Небольшая ширина обводного канала да кромка косы отделяла ее от самого чудесного озера на свете. Белого! Алевтина немного постояла на верхней ступеньке, вдыхая свежий воздух родных просторов и всматриваясь вдаль. Потом дрожащими руками она взялась за ветхие перила, сделала два шага вниз, села на любимую ступеньку, третью снизу. Аля положила руки на колени, взгляд ее был устремлен далеко вперед, сердце учащенно билось. Вслушиваясь в каждый шорох и отдаленные крики птиц, Алевтина наслаждалась окружавшей ее тишиной, неспешностью местной жизни, красотой воды и наступающей белой ночью. По щекам у нее текли слезы.

Из этого состояния невесомости ее вывел оклик бабушки. Пора было идти ужинать. Алевтина поднялась, посмотрела еще раз туда, где за косой простиралось озеро. Солнце уже начинало садиться, но она еще не раз успеет полюбоваться чудесным закатом, так как времени у нее теперь для этого созерцания будет предостаточно. Алевтина вытерла глаза и направилась в сторону дома.

Впервые за последние дни Алевтина крепко спала, и ей ничего не снилось. Она встала довольно поздно, когда золотисто-розовый туман над озером уже рассеялся, и июньское солнце освещало бесконечную водную гладь. Алевтина с удовольствием потянулась в кровати, поднялась и пошла умываться.

Первую неделю своей новой жизни Алевтина потратила на прогулки. Она уходила утром и приходила домой ближе к вечеру. На второй день после приезда Алевтина сразу пошла к крепостным валам. Она забралась на вал с той стороны, где делала это в детстве. Ноги до сих пор помнили дорогу. Алевтина прошла по плоскому гребню вала до того места, откуда лучше всего было видно озеро. Оно, как и всегда раньше, выглядело бескрайним. Уходящим за горизонт. Противоположного берега никогда не было видно. Не озеро, а море! И вода… белая-белая…

Алевтина так долго смотрела на эту бесконечную водную гладь, что у нее заслезились глаза… или она просто опять начала плакать от нахлынувших на нее чувств. Алевтина все еще не могла разобраться в себе, правильно или нет, она сделала, что приехала сюда. И никто, кроме бабушки, пока не знает, что она здесь находится.

В следующие дни Алевтина много времени проводила у озера. Погода была чудесная. Аля купалась на песчаной косе и ходила к каменистому волнорезу, в конце которого стоял маленький маяк. Когда-то в детстве ей очень хотелось добраться до этого маяка, посмотреть, что у него внутри, и однажды вместе со знакомыми мальчишками она сделала одну единственную попытку. Аля карабкалась по каменной дамбе волнореза, сложенного из крупных валунов, но до маяка она так и не добралась. Ноги скользили, ногти рук она ободрала, цепляясь за камни, и в довершение опасного мероприятия Аля все-таки соскользнула и сильно ударилась, до крови расцарапав голень. Кровь тогда у нее сочилась очень обильно. Хорошо еще, что голова осталась цела. Повторять путешествие к маяку Аля больше не стала, на это ума хватило. Теперь Алевтина стояла и смотрела на волнорез, улыбаясь всплывающим картинкам из прошлого. Как же давно это было!

Алевтина гуляла вдоль набережной, останавливаясь подолгу в некоторых местах, снова посетила городище и с высоты валов любовалась куполами церквей и водным пространством. Но большую часть свалившегося на нее свободного времени Аля проводила все-таки у воды. Она приходила на песчаный берег, искала тихое местечко, чтобы случайные отдыхающие не тревожили вопросами, садилась на какое-нибудь бревно и наблюдала, как в озерную гладь опускается солнце…

Несмотря на летнюю погоду, у озера всегда было прохладно, поэтому на вечерние прогулки Алевтина брала куртку. Застегнув до конца молнию, обхватив руками колени, Аля устраивалась на бревне, как в кресле. Таких уютных местечек у Алевтины было два, где она могла спокойно облокотиться спиной о другое бревно и не бояться, что потеряет равновесие и свалится на землю. Ветер трепал ее волосы и будто влажной салфеткой протирал повернутое к солнцу лицо. Взгляд уходил в бесконечность…

Как же она жила в Москве без этих чудных белозерских закатов? Без этой красоты заходящего солнца, которую можно увидеть только здесь. Каждый день закат был другой, он отличался от вчерашнего оттенками неба, слиянием облаков, отблесками лучей, перемигиванием золотистых полосок на воде и цветом самого солнца. Алевтина не знала, какими словами можно было передать все то, что она видела и ощущала. Эти закаты нужно было только видеть! Ни слова, ни фотографии не смогут передать те ощущения, которые появляются у тебя только там, на берегу, наедине с Озером… Все наплывало разом, захлестывало так сильно, что у Алевтины каждый раз перехватывало дыхание. Она даже и не замечала, как снова начинала плакать. От ощущения соприкосновения с вечным, с природой, красотой земли, тишиной и одиночеством, навсегда потерянной любовью и невозможностью ее возврата…

Но несмотря на всю романтику одиночества и самобичевания надо было продолжать жить дальше, нужно было есть и зарабатывать себе на жизнь. Не могла же Алевтина существовать за счет своей бабушки и ее пенсии. А о выбранной специальности, а тем более, о незаконченной диссертации, можно было забыть. В Белозерске полученные Алей знания оказались не нужны. Не совсем, конечно. Она могла преподавать биологию в школе или в училище, но свободных ставок не было. И Алевтина устроилась на почту, что, кстати, оказалось большим везеньем.

А потом в жизни страны и Алиной собственной все как-то покатилось и поехало. Весной следующего года заговорили о гласности, произошел взрыв на атомной станции, началась перестройка, потом первый путч, потом второй… Москва и другие крупные города бурлили митингами, манифестациями, захлебывались в бурной политической жизни, все с нескрываемым оживлением теперь смотрели по телевизору новые новости. Алевтина находилась за несколько сотен километров от когда-то так сильно любимой ею Москвы, и все сейчас происходящее воспринимала отвлеченно. Она почти совсем не обсуждала политические новости со своими сослуживцами, хотя и раньше на многие их вопросы отвечала уклончиво или пожимала плечами. Алевтина до сих пор находилась в своей, построенной ею, скорлупе, и никакие внешние силы вытащить ее оттуда не могли.

Потом случилось несчастье. Бабушка упала, поскользнулась на ровном месте, и сломала шейку бедра. Операцию делать отказались, сказали, что в таком возрасте бесполезно. Лечитесь дома! Что только тогда Алевтина ни делала, как ни старалась облегчить бабушкины страдания, но бабушка умерла через три недели от отека легких.

На похороны съехалась большая часть родственников. В том числе, и Алины родители. Но оставаться за столом до конца поминок Алевтине было неприятно. Довольно быстро забыв о самой бабушке, родственники перешли к обсуждению вопроса о владении домом. Алевтина ушла в конец сада к старому мостику. Было холодно, но Аля все же села на ступеньку. Тонкая кромка льда врезалась в берег, канал начал замерзать, от воды поднимался пар, и белое облако, висящее над озером, скрывало от Алевтины горизонт.

В доме осталась жить младшая бабушкина дочь, тетя Капа. Находиться вместе с ней под одной крышей Алевтина не могла, да и Капа не захотела. Алевтина уехала домой, в Вологду.

Следующие пять лет, несмотря на разные внешние трудности, были для Алевтины относительно спокойными. Она работала, правда, уже не на почте, а в отделении социальной помощи на дому. Но девяносто восьмой год снова принес несчастья. Мама не смогла пережить дефолт, все их с отцом сбережения, скопленные за долгие годы честного труда на благо Родины, канули в лету. После инсульта мама уже не поднялась, а после ее смерти в течение полугода высох отец. От него буквально ничего не осталось. Отец худел на глазах, от его статной фигуры не осталось и следа. Как тень, он передвигался по квартире, еле держась на ногах. Болезнь, видимо давно дремавшая в нем и тихо поджидавшая своего часа, после маминой смерти сразу завладела им полностью и утащила вслед за мамой.

Эти жуткие полгода Алевтина до сих пор вспоминала с содроганием. А потом были долгие месяцы пустоты. Когда приходишь домой с работы в опустошенную квартиру, не слышишь такого привычного повелительного голоса матери и соглашающегося с ней во всем доброго голоса отца. Где теперь даже от стен веет холодом и смертью. Когда хочется бежать из этого дома и не возвращаться в него никогда. Именно тогда Алевтине неожиданно снова захотелось уехать в Москву. Навсегда, насовсем. В Москву, где она была когда-то так счастлива сначала и несчастлива потом, где осталась ее любовь, взамен которой Алевтина другую так и не нашла.

Но переехать в Москву Алевтина смогла только в две тысячи седьмом году. До этого почти полтора года ушло на поиск нужного варианта. В большинстве предлагаемых вариантов требовалась доплата, которой у Алевтины просто не было, или вариантов не было никаких. В конце концов, Але повезло, и с помощью агентства ей удалось приобрести относительно приличную однокомнатную квартиру на окраине Москвы вместо своей трехкомнатной. Денег после купли-продажи осталось совсем чуть-чуть, на первые два месяца да новые обои. Все остальное Алевтина оставила на потом. Она накопит, ведь, экономить она умеет, сейчас главное – устроиться на работу. Удивительно, что Алевтина не испугалась перемен, а ей уже было почти пятьдесят. А в таком возрасте не очень охотно берут на работу, особенно, в Москве. Видимо, поэтому, Аля нашла работу быстро. Как только зарегистрировалась по новому московскому адресу. Смельчакам везет. Только этим в своей жизни и могла похвастаться Алевтина. Она устроилась на декретную ставку в районное управление соцзащиты.

За три месяца Алевтина довольно быстро освоилась в своем районе, а через пять – уже чувствовала себя полноправной москвичкой. Тем более что город был ей давно знаком, хотя за последние два десятилетия сильно изменился. Раза два Алевтина порывалась съездить к своему общежитию, но каждый раз ее что-то останавливало. Конечно, глупо было думать, что Алевтина сможет встретить там кого-то из прежних знакомых, в особенности, того одного, единственного, но так и не решилась доехать даже до института. Все, что смогла сделать Алевтина, это перелистать старую записную книжку с телефонами и адресами институтских друзей, которую она каким-то чудом смогла сохранить на протяжении почти двух с половиной десятков лет. Перелистывая пожелтевшие страницы, Алевтина улыбалась, вспоминая своих студенческих подруг и коллег по работе. Где они сейчас? Все также живут по старым адресам или переехали? Поменяли фамилии? Вышли замуж, женились? Жив ли профессор?

Неожиданно Алевтина наткнулась на фамилию Валентины. Позвонить? Аля даже замерла в нерешительности. Прошло так много лет, что она уже перестала помнить обиду. Столько событий произошло за эти годы, а прошлое все равно не вернуть… Алевтина набрала номер. Сердце начало битья быстрее.

– Алло, слушаю, – голос был молодой. «Наверное, дочь, – подумала Алевтина, – если они, конечно, живут по прежнему адресу».

– Попросите, пожалуйста, Валентину… добрый вечер, – спохватилась Алевтина.

– Мам, тебя!

– А кто это? – доносилось до трубки.

– Не знаю, женщина какая-то.

Алевтина невольно улыбнулась.

– Я слушаю, – Валентина заговорила в трубку.

– Валя, здравствуй, – Алевтина и не думала, что ее голос начнет дрожать, она даже слегка поперхнулась.

– Добрый… вечер, – протянула недоуменно Валентина, – но я, я… не узнаю. Кто это?

– Это я, Алевтина.

В трубке воцарилось молчание.

– Аля? – голос Валентины стал тихим, – не может быть… Аля, это действительно ты?

– Я, Валя, я, – Алевтина снова улыбнулась.

– Господи, да как же это? Откуда ты? – голос Вали звучал уже громко, – где ты сейчас?

– Я живу в Москве, полгода как переехала.

– И звонишь только сейчас! – укоризненно сказала Валентина, – приезжай немедленно! Познакомишься с нашей дочерью. Она совсем взрослая. Скоро сама станет мамой.

– Приеду, Валя, только не сегодня, – заверила ее Алевтина, – я живу на другом конце Москвы от тебя, а сейчас уже поздно. Давай лучше встретимся в выходные.

– Хорошо-хорошо, – быстро заговорила Валентина, – скажи только в двух словах. Как ты? Замужем, дети есть?

– Я одна, – ответила Алевтина, и ее слова тихим эхом отозвались в груди Валентины. Подруга не стала больше ни о чем расспрашивать, первое любопытство было удовлетворено, а дальше задавать вопросы язык не поворачивался. Лучше при встрече.

Подруги встретились в первую субботу после телефонного разговора. Ради приезда Алевтины Валя не поехала на дачу, ее муж уехал один, предоставив женщинам побыть вдвоем. Юля, Валина дочь, едва познакомилась с подругой молодости своей матери, сразу ушла к себе в комнату, и подруги остались одни. Они сели на кухне друг против друга, смотрели друг дружке в глаза и улыбались.

– Алечка, ты даже не представляешь, как я тебе рада! – Валентина покачала головой, глаза ее наполнились слезами, – я много лет мечтала, чтобы мы с тобой опять были дружны, чтобы ты простила меня…

– Я простила, – вздохнула Алевтина, – только какое теперь это имеет значение.

– Имеет, для меня – имеет! – с жаром заговорила Валентина, положив свои руки на руки Алевтины, – я все эти годы места себе не находила. А твой внезапный отъезд! Где ты, куда уехала? Ты же не оставила ни адреса, ни телефона. Я пыталась узнать на кафедре, даже у Геры.

– У Геры? – удивленно спросила Алевтина.

– Да-да, у Геры, – виновато проговорила Валентина, – но он тогда сказал, что не знает.

– Он действительно не знал, – ответила Алевтина, потом, помолчав, сказала, – и я о нем ничего не знаю, прошло больше двадцати лет, я даже не знаю, жив ли он…

– Ой, Аля, не говори так! – замахала руками Валентина, – жив, конечно, мужику сейчас должно быть чуть больше пятидесяти. Ну, не более пятидесяти трех… Он, ведь, постарше нас был?

– Возраст для мужчины – критический, при таком-то темпе жизни, – пожала плечами Алевтина, – всякое случиться могло.

– Ну, могло – не могло, – снова быстро заговорила Валентина, – знаю только, что он женился…

Увидев взгляд Алевтины, Валя на секунду запнулась, но потом продолжила:

– Да, Алечка, он женился, лет через пять, как ты исчезла, на москвичке. Работал он на своей кафедре. И все, больше ничего не знаю. Я сама уже давно по специальности не работаю, ни с кем из наших общаться не приходится, в институте лет пятнадцать не была. Вот так. Ты лучше о себе расскажи…

***

Перелистывая страницы со стихами, вчитываясь в каждую строчку, Алевтина стала понемногу успокаиваться. Нерадостные эпизоды прошлого и сегодняшний инцидент в меховом отделе постепенно перестали ее будоражить и заняли свои места на полочках памяти. Аля закрыла книгу. «Надо с оптимизмом смотреть в будущее», – мысленно дав себе известную установку, Алевтина принялась за уборку квартиры.

Поздно вечером, когда все углы в квартире были тщательно пропылесосены, пол на кухне вымыт, белье выстирано, кафельная плитка в ванной комнате вычищена до блеска, Алевтина, наконец, успокоилась совсем. Перед сном, накладывая на лицо ночной крем, Алевтина посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась:

– А шубку я себе все равно куплю!

И действительно, норковую шубу, длинную, как она хотела, Алевтина купила в конце зимы. Покупкой Аля осталась очень довольна, шуба ей шла, она была приятного цвета темного шоколада, и в новой шубе Алевтина ощущала себя совсем другой женщиной. Смешно! Но каждый раз, проходя мимо зеркала или витрины, и видя свое отражение, Аля гордо улыбалась. «Боже мой, как мало надо женщине для счастья! – думала Алевтина, – или это – не так уж и мало?».

Город только еще готовился к празднованию Международного женского дня, а Алевтина подарок себе уже сделала. Март стоял холодный, и Аля с удовольствием щеголяла в новой шубе. Отметить женский праздник Алевтина решила не одна, с коллегой по работе, женщиной тоже одинокой. К тому же поводов у двух немолодых, но еще и нестарых женщин, для праздника оказалось предостаточно. И Восьмое марта, и только что законченный ремонт в квартире коллеги, и Алина шуба. Три в одном! Гуляй – не хочу!

И они гуляли. В квартире Алиной коллеги. Выпили на двоих бутылку красного абхазского вина, поведали друг другу свои истории жизни, на работе-то некогда, пели песни, много смеялись. «Не к добру, – лишь однажды у Алевтины промелькнула мысль». Но мысль как прилетела, так и улетела. В одно мгновение. Домой Алевтина собралась почти за полночь. Но она не волновалась, так как домой ехать было недалеко. Три остановки на автобусе по окружной. Потом перейти по прозрачной «кишке», как Алевтина называла переход через трассу, пройти небольшой сквер в пятьдесят метров, и она у своего дома.

***

…Антон спустился на первый этаж в просторный холл.

– Ты куда? – мать поднялась с кресла. Весь вечер она сидела у камина, закутавшись в плед. Ей не здоровилось, но в спальню она не шла, ждала возвращения мужа.

– У меня встреча, – буркнул в ответ сын.

Когда мать встала, плед упал на пол. Подходя к сыну, она споткнулась о плед и чуть не упала, но удержалась на ногах. Антон был уже у двери, когда мать подошла к нему. Она сначала отшатнулась от него, отступив назад, но потом снова подошла вплотную:

– Тоша, от тебя пахнет спиртным! Ты пьян?!

– Мать, отстань, – ответил грубо Антон, отстраняя ее, – это всего лишь пиво. И сколько раз тебе говорить, чтобы ты так меня не называла! А то обижусь, поняла?

Антон посмотрел на мать гневным взглядом. Потом он открыл входную дверь.

– Антон, ты не сядешь за руль в таком состоянии, Антон, не смей…

Не обращая на мать никакого внимания, молодой человек быстро сбежал по мраморным ступенькам и зашагал в сторону гаража.

– Антон, Антон! – слышал он позади себя крики матери и шлепанье ее тапочек. Не оборачиваясь, он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, мешающей ему в его действиях. Антон боялся только отца и знал, что отец хочет доверить ему бизнес. Ни мать, ни старшую сестру, он ни во что не ставил.

Когда Антон подъехал к воротам, мать была уже там. Она преградила ему путь. Он поморщился, выходя из машины.

– Мать, отвали, – сказал сначала почти беззлобно, но потом с раздражением, – мать, отвали, сказал!

Он резко оттолкнул мать от машины. Потеряв равновесие, женщина упала на выложенную плиткой дорожку. Антон снова сел за руль, нажал на пульт, ворота открылись, и он спокойно выехал на дорогу. Выезжая, пока ворота закрывались, он увидел мать. Она все еще сидела на земле и беззвучно плакала, глядя вслед отъезжающему автомобилю.

Сидя в своей новой спортивной машине, которую он получил в подарок от отца на восемнадцатилетие, Антон с удовольствием сжимал руль. Включив музыку, он заулыбался. Про мать Антон уже забыл и пребывал в превосходном настроении, тем более он ехал в клуб. Там сегодня большая тусовка, будет Инга, и еще не все видели его классный кар. Обзавидуются! У него самая последняя модель. Молодец, батя! Не поскупился. Антон самодовольно улыбался. Музыка в салоне гремела, Антон раскачивался на сиденье в такт музыке. Выехав на трассу, он прибавил скорость.

Алевтина вышла из автобуса на своей остановке. Автобус быстро поехал дальше, водитель спешил, его рабочее время заканчивалось. Алевтина посмотрела на другую сторону, потом перевела взгляд на прозрачную трубу-переход. Пешеходов не было. Только мчащиеся по автостраде машины и удаляющийся автобус. Алевтина вздохнула, от дома ее отделял пустой светящийся переход и темный сквер. Не любила Алевтина это место.

Сойдя со ступеньки автобуса, Алевтина все еще стояла близко к краю тротуара. Но потом, повинуясь внутреннему инстинкту самосохранения, она отошла подальше от проезжей части и направилась к переходу. Алевтина не успела сделать второй шаг, как сбоку, слева от нее, с каким-то свистом, или ей так показалось, на огромной скорости промчался автомобиль. Алевтину сильно обдало ветром, и стой она ближе к дороге, она бы не удержалась на ногах. Алевтина вздрогнула. В свете фонарей Аля успела заметить, что машина, похоже, красного цвета и немного необычной формы, должно быть, спортивная. Глядя, как неслась дальше машина, у Алевтины невольно сорвалось с губ: «Сумасшедший!». И в этот самый момент машина вдруг резко дернулась и вылетела на встречную полосу.

Алевтина ойкнула и зажала рот рукой. По встречной полосе на большой скорости мчался другой автомобиль. От ужаса у Алевтины округлились глаза. Она видела, как спортивный автомобиль на полной скорости врезался во вторую машину.

– Боже…, – только и смогла прошептать Алевтина, глядя на кошмар, который происходил у нее на глазах.

Грохот, душераздирающий скрежет металла, дребезг битого стекла, визг резины… Все эти звуки наполнили ночное пространство. Авария произошла метров в пятидесяти – семидесяти от Алевтины. Как могла издали увидеть Аля, спортивная машина еще немного проскользила вперед и остановилась. От сильного удара вторую машину сначала резко развернуло в обратную сторону, а потом она тихонько, как в замедленном кино, опять повернулась в том же направлении, куда ехала. Машины застыли в нескольких метрах друг от друга. У спортивной машины была смята носовая часть. Оба автомобиля находились почти на середине трассы. От них шел дым…

Несколько секунд Алевтина стояла в нерешительности, не зная, что делать. Несколько машин промчались, не остановившись. «Господи, все мимо, что же делать? Так страшно, боже мой, что же делать? Там, ведь, люди, им нужна помощь, а никто не остановился, значит, надо мне, значит, должна я…». Алевтина даже не замечала, что она бормочет вслух, мысли в голове у нее путались. Еще раз посмотрев по сторонам, и убедившись, что кроме нее никого поблизости нет, Алевтина решилась. Подобрав полы длинной шубы, она побежала к месту катастрофы. Сердце в груди настолько сильно стучало, в нем что-то клокотало, и Алевтине даже в одно мгновение почудилось, что оно сейчас просто лопнет, а она упадет замертво. Настолько ей было страшно. Но она бежала и бежала, насколько могла быстро. Она остановилась только тогда, когда добежала до ближней машины. Алевтина увидела, что левая часть автомобиля, как будто срезана. «Наверное, водитель… там, – эти мысли привели Алевтину в еще больший ужас, – господи,…все вперемешку с железом…». Алевтину передернуло, она отвела глаза и стала быстро обходить машину спереди.

В этой части дороги было не так светло, как на остановке. Автомобиль, около которого находилась Алевтина, был белого цвета или светло-серый, кажется, «Фольксваген», но Алевтина уже ни в чем не была уверена. Правая часть автомобиля была цела, и сквозь стекло Аля смогла увидеть, что на пассажирском сиденье находился человек, голова его свешивалась на грудь. И тут Алевтину пронзила кошмарное предположение: «А вдруг машина сейчас взорвется!». Алевтина судорожно схватилась за ручку двери и дернула ее, что есть силы, но дверь не открывалась. Аля дергала еще и еще, но дверь не поддавалась. «Господи, помоги мне!», – взмолилась Алевтина и в надежде на чудо беспомощно оглянулась по сторонам.

В этот момент она увидела, как на противоположной стороне затормозила машина, и из нее выскочил мужчина. Алевтина замахала ему и закричала:

– Скорее! На помощь!

Когда мужчина подбежал, Алевтина увидела, что это совсем молодой парень, по возрасту годится ей в сыновья.

– Дверь не открывается, там человек, может еще живой, – быстро-быстро заговорила Алевтина.

Парень заглянул внутрь, подергал ручку.

– Ясно, я сейчас, – молодой человек побежал обратно к своей машине. На ходу он крикнул Алевтине, – Вы «Скорую» уже вызвали?

«Боже мой, «Скорая!», – Алевтина судорожно полезла в свою сумку за мобильным телефоном.

Когда парень вернулся обратно с молотком, Алевтина уже объясняла диспетчеру их место нахождения. Молодой человек быстро разбил стекло машины и открыл дверцу. Как только дверца открылась, человек с пассажирского кресла чуть не выпал на мостовую. Молодой человек подхватил его и вытащил из машины. Этим пассажиром оказалась женщина.

– Помогите мне, поддержите ее с другой стороны! – парень повелительно крикнул Алевтине, – оттащим подальше.

Поддерживая с двух сторон безжизненное тело, Алевтина и молодой человек отнесли женщину на тротуар. Пока они несли женщину, Алевтина попыталась заглянуть ей в лицо, но сразу в ужасе отвела глаза. Почти половина лица женщины была залита кровью, в длинных слипшихся волосах блестели крупные осколки стекла, на светлой шали, закрывающей грудь женщины, виднелись большие темные пятна, глаза пострадавшей были закрыты. Но все-таки Алевтина успела заметить, что женщина довольно молода, ей было не больше двадцати пяти лет, может быть, меньше, в такой обстановке Алевтина затруднялась точно определить ее возраст.