Читать книгу: «Китайские фонарики. Повести и рассказы», страница 2

Купить красивую шубу и приходить в ней на работу. Алевтина улыбалась своим мечтам. Смешно, но шубка стала ее наваждением. Так давно хотелось купить, и все никак не получалось.

И все-таки этот день настал. Алевтина Михайловна радовалась, как ребенок, что она, наконец, сможет стать обладательницей чудесной шубы. Заказать шубу по интернету Алевтина не хотела. Не известно, что привезут. Ей было необходимо видеть изделие, потрогать мех, осмотреть подкладку.

В одну из суббот, в конце октября Алевтина поехала на меховую ярмарку. Вероятно, лучше было дождаться весны, когда будут снижены цены. Но сезон продаж уже начался, и ей очень хотелось СЕЙЧАС. И потом Алевтина надеялась, что на понравившуюся шубу накопленных денег хватит, а возможно будут какие-нибудь скидки.

День выдался чудесный. Алевтина улыбнулась, взглянув на небо. Синее-синее! Она повертела головой в разные стороны. «Надо же, – подумала про себя, – ни облачка. Это знак!». Воздух был прохладен и свеж, Алевтина глубоко вздохнула, расширив ноздри. Было еще довольно рано для субботнего дня, но Алевтина всегда считала, что все важные дела надо начинать выполнять как можно раньше. Опавшие листья клена, тополя, липы, березы вперемешку лежали на земле и тротуарных дорожках. Их еще не успели собрать дворники и упаковать в черные мешки, чтобы потом вывести на свалку и оставить там гнить без всякой пользы. Ночью был небольшой заморозок, листья покрылись легким инеем, и их края были опушены белой каймой. Алевтина шла, наступая на листья, а они шелестели и хрустели под ее ногами. И в этом хрусте Аля неожиданно почувствовала хрупкость любой жизни и зыбкость бытия…

Алевтина побывала на ближайшей ярмарке, потом поехала на другую. В третьем торговом центре, где оказался самый большой выбор, она ходила от ряда к ряду вывешенных шуб уже второй час. К ней подходили продавцы, предлагали модели, Алевтина мерила и… каждый раз возвращала предложенную шубу обратно. Ей ничего не нравилось. И это было самое удивительное! Алевтина никогда бы раньше не подумала, что таким сложным окажется этот выбор. Какой-то шубы! Смешно, право. Справедливости ради стоит сказать, что парочка моделей Але все-таки понравилась, и фасон, и цвет, но цена… Цена была намного больше, чем имелось у Алевтины наличности. Поэтому, Алевтина эти шубы даже не мерила. Вдруг подойдет? Зачем расстраиваться. А так, была надежда, что на ее фигуре эти модели просто не смотрелись.

Алевтина устала, ей хотелось домой. Она понимала, что сегодня шубу уже не купить. Как-нибудь в другой раз. Она съездит в другие магазины или дождется весны. Спускаясь по эскалатору, она обратила внимание еще на одну витрину. Кажется, сюда она не заходила. Алевтина наскоро осмотрела несколько шуб, но ей опять ничего не понравилось. К ней подошла молодая продавец:

– Вам помочь?

Алевтина хотела отмахнуться, ничего не объясняя, но девушка была такая симпатичная и так мило улыбалась, что Аля тоже улыбнулась и вздохнула:

– Понимаете, я первый раз в жизни хотела купить шубу, сделать себе подарок к Новому году. Но ничего не могу подобрать. Понимаете, ни-че-го.

Алевтина развела руками. Девушка внимательно слушала.

– Я хожу по магазинам с самого утра. Но мне ничего не нравится. А хочется, чтобы увидела и… пропала! Вы меня понимаете?

– Понимаю, – девушка улыбнулась, – а на какую сумму вы рассчитываете?

Алевтина ответила.

– А Вы хотите длинную или укороченную?

– Конечно, длинную, – сказала Алевтина, – ну, не обязательно, чтобы шуба пол подметала, хотя бы по щиколотку. И цвета какого-нибудь… ну, я даже не знаю какого…

– Мне все ясно, – засмеялась продавец, – а почему Вы не хотите укороченную? Сейчас такие шубки в моде, и за руль в такой шубе садиться удобно…

– Я не вожу машину, – перебила продавца Алевтина, – и потом, девушка, куда мне, в моем возрасте, короткую…

– А с брюками? – удивленно спросила продавец.

– Но я предпочитаю брюки не носить, – ответила Алевтина.

– Но сейчас-то Вы именно в брюках! – парировала настырная девушка.

– Да-а, в брюках, – Аля как бы с удивлением посмотрела на свои ноги, – но это… я надела, чтобы удобнее по магазинам было ходить.

– Я почему Вас так долго расспрашиваю, – сказала продавец, улыбаясь, – у нас есть очень интересная модель Вашего размера, правда, она укороченная. Нет-нет, не бойтесь так, – девушка засмеялась, встретившись с испуганным взглядом Алевтины, – именно, укороченная, до колен. Очень симпатичная шубка, примерим?

Алевтина была в растерянности и молча пожала плечами. Она была так расстроена предыдущими примерками, что ей было уже все равно. Укороченная так укороченная. В конце концов, померить-то ее она может!

А продавец уже несла ей шубку. Откуда она ее достала, Алевтина даже не успела заметить, так была шустра продавец.

Алевтина посмотрела на шубку и обмерла. Это была норковая шуба. А какой у нее был цвет! Нежный – нежный, светло кофейный с молоком. Алевтина точно помнила, что такого цвета ей сегодня еще ни одна шуба не попадалась.

– Вы только посмотрите, какого она цвета, – говорила продавец, помогая Алевтине надеть шубу, – а какой выработки мех, а как сделана подкладка, какие швы? Вы видите?

– Да-да, – механически отвечала Алевтина, отыскивая ценник.

Шуба стоила дорого, но она ЭТОГО стоила! Алевтина в этом убедилась, когда надела шубу и посмотрела на себя в зеркало.

Алевтина стояла перед зеркалом и рассматривала себя со всех сторон. На нее смотрела совсем другая Алевтина. Помолодевшая, с озорными искорками в глазах… Алевтина впервые за долгие годы улыбнулась так, как счастливо улыбаются дети красивой игрушке. Продавец тоже радостно улыбалась. По ее лицу можно было прочесть: «ну, вот, видите, я же говорила!».

«Все, беру! – думала про себя Алевтина, – укороченная, но все, что надо, закрывает. А мех какой, а цвет! И сумма, написанная на ценнике, у меня с собой есть».

Алевтина погладила шубку.

– Как Вам идет! – щебетала продавец, – и как с брюками хорошо, просто чудесно!

– Только, знаете, я должна Вас предупредить, – неожиданно сказала продавец несколько расстроенным голосом, – есть небольшой брак…

– Какой брак? – испугалась Алевтина, оглядывая шубу спереди и поворачиваясь спиной к зеркалу, пытаясь разглядеть сзади, – я ничего не вижу…

– Ой, да Вы не бойтесь, – махнула рукой продавец, – мы сделаем еще небольшую скидку. Брак не на шубе, вот, посмотрите, а на пуговице.

Алевтина подошла вплотную к зеркалу и стала рассматривать пуговицу. Пуговица была очень красивой, пластмасса имитировала камень, кажется, мрамор, подумала Алевтина, и по этому мрамору, как будто бежала золотая змейка, так была сделана инкрустация металлом.

– Вот, посмотрите, хвостик у змейки отломан, вернее, выщерблен, получается не очень красиво…, – виновато объяснила продавец.

– Да, ерунда какая-то, – отмахнулась Алевтина, – я бы даже и не заметила, если бы Вы не сказали…

– Ой, какая шубка! Ты только посмотри! Я хочу эту шубу!

Алевтина вздрогнула и обернулась.

Позади нее стояла пара, девушка и мужчина. Они только что зашли в этот бутик. Мужчине по виду можно было бы дать лет сорок – срок пять, а девушке – не более двадцати одного – двадцати двух лет. Видимо дочь с отцом, подумала Алевтина. Девушка подошла вплотную к Алевтине и с нескрываемым интересом разглядывала шубку. Она даже провела рукой по рукаву. Алевтина несколько опешила, но ничего не сказала, она только с удивлением смотрела на проявление такой бестактности.

– А у вас есть еще такая? Я хочу надеть, – подскочила девушка к продавцу.

– Нет, такая модель у нас в единственном экземпляре, – возразила продавец таким тоном, что Алевтина уловила в ее голосе нотки злорадства.

– Но ты, ведь, мне ее купишь, правда? – девушка подбежала к своему спутнику.

– Девушка, я уже ее покупаю, – миролюбиво улыбнулась Алевтина.

– Но еще, ведь, не купили! – выпалила в ответ девица и нетерпеливо дернула мужчину за рукав.

– Крис, тебе же сказали, – усталым голосом произнес мужчина, – эта женщина уже покупает шубу. Посмотри что-нибудь другое или пойдем в другой отдел.

– Никуда я не пойду! Я уже и так измотана, – взвизгнула девушка, – и я хочу только эту!

Девушка от нетерпения даже топнула ногой, как обиженный ребенок. Девица начинала раздражать, тем более она опять почти вплотную подошла к Алевтине. Аля инстинктивно сделала небольшой шажок назад и попыталась дружелюбно сказать:

– Девушка, правильно говорит Ваш папа, Вам надо…

Но Алевтина не договорила, девушка ее бесцеремонно перебила:

– Это не папа! Это мой муж!

– Извините, – изумленно проговорила Алевтина, взглянув на мужчину. Они встретились глазами, и мужчина, как будто виновато, слегка ей улыбнулся.

– Давайте я Вам покажу другие модели, – предложила продавец, – пойдемте к этому ряду…

– Никуда я не пойду! – вновь воскликнула девушка, ее щеки порозовели.

– Кристина, тебе нельзя так волноваться, подумай о…, – мужчина попытался взять жену под руку, но она нервно выдернула руку.

Тогда продавец обратилась к Алевтине:

– Пойдемте к кассе, я пробью Вам чек.

– Да-да, конечно, – сказала Алевтина, снимая шубку и кладя ее на прилавок.

В этот момент девушка подбежала к прилавку и схватила шубку в охапку. Она уставилась на Алевтину вытаращенными глазами и опять закричала:

– Зачем тебе такая шубка?! Ты себя в зеркало видела? Старая страшная тетка, и фигуры у тебя никакой нет! Страшная, страшная, страшная! Купи себе длинную и носи! А это моя, моя…

Девица заплакала, у нее была самая настоящая истерика. Алевтине даже показалось, что она оседает на пол. Видимо, это показалось не только ей, так как муж девицы подбежал к прилавку и подхватил свою жену сзади.

Алевтина зажмурилась, внутри у нее все клокотало от обиды и несправедливости. «Паршивка маленькая, как не стыдно, я же тебе в матери гожусь!». Лицо Алевтины покрылось пятнами. Так всегда случалась, когда она сильно волновалась. А здесь поводов для волнения было много. Мало того, что Алевтина не могла выносить, когда на нее кричат, так еще и малолетки. А эта девчонка ей даже тыкала и называла старой и страшной. «Боже мой, – думала про себя Алевтина, – неужели я произвожу такое ужасное впечатление? Старой и страшной? Значит, все мои ухищрения выглядеть моложе напрасны?» У Алевтины тряслись руки, она никак не могла попасть в рукав пальто. Никакого другого желания, кроме, как скорее убраться отсюда, у Алевтины уже не осталось.

Кое-как нацепив на себя пальто, Алевтина схватила свою сумочку и выскочила в коридор магазина.

– Куда же Вы, женщина, постойте! – крикнула ей в след продавец.

Но Алевтина только покачала головой на ходу, ей не хотелось оборачиваться, слезы ручьем уже лились по ее щекам…

Алевтина приехала домой. День, так радостно начавшийся, окончился настолько бесславно. Делать ничего не хотелось. Аппетита у Алевтины не было, не хотелось не только ни ужинать, но даже просто выпить чаю. Аля сидела на диване с опущенными вниз руками. Она, конечно, уже не плакала, но чувствовала, что слезы находятся где-то рядом, и при удобном случае снова прорвутся наружу. Алевтине было очень тоскливо, если не сказать хуже. Ей было ОДИНОКО. Некому было поплакаться в жилетку или хотя бы просто пожаловаться. Звонить приятельницам по подобным пустякам Алевтина не привыкла. Ну, не купила сегодня шубку. В следующий раз куплю. Честное слово, смешно! Всего того, что в душе, не объяснишь.

Алевтина взяла томик стихов Андрея Дементьева. Неожиданно захотелось перечитать любимые. В его стихах Алевтина всегда находила душевные нотки и настроения, созвучные своим собственным. Вот и сейчас томик раскрылся на строках:

«И шепотом прогонит одиночество…», – тихо пробормотала Алевтина. Как же это было давно… больше четверти века назад…

***

Они познакомились в аспирантуре. Герман должен был защищать диссертацию на два года раньше Алевтины. Он тоже не был москвичом и жил, как и Алевтина, в общежитии. А познакомились случайно и банально. В библиотеке. Алевтина сидела с краю, около прохода. Германа она даже не видела, как и всех остальных, идущих вдоль прохода. Алевтина смотрела поверх стола, мысли были далеки от окружающего ее мира, все результаты опытов, проведенных в лаборатории, удачно вписывались в тему диссертации, Алевтина даже улыбнулась.

– Вы мне улыбнулись, – неожиданно около себя услышала Алевтина.

Молодой человек остановился около ее стола, и, судя по выражению его лица, он был намерен познакомиться. Алевтина очень испугалась, что молодой человек сочтет ее навязчивой девицей, поэтому замахала рукой и строго ответила:

– Извините, если так получилось, но это я не Вам улыбалась, а своим мыслям.

– Ну и что, что не мне, – молодой человек был настойчив и продолжал стоять рядом, – все равно приятно видеть улыбающееся лицо, а то посмотрите, все такие сосредоточенные…

И он обвел зал рукой. Алевтина невольно проследовала взглядом за его рукой. И действительно, все вокруг, кто уткнулся в книги, а кто ищущим взором осматривался в поисках удобного местечка. Все были весьма серьезны. Тогда Алевтина улыбнулась уже наблюдению своего собеседника и кивнула в знак согласия.

Конечно, они познакомились, так как оба этого хотели. Алевтина поняла сразу, что не будет препятствовать знакомству с ним, что нередко происходило с другими молодыми людьми, желающими свиданий с ней. Аля почувствовала это, как только взглянула на него. Внутри что-то кольнуло, то ли ветерок пробежал. Герман был ей симпатичен с первого взгляда. Ведь так бывает! И имя у него такое необыкновенное…

Герман сел рядом с Алевтиной. Соседнее место было свободным и как будто ожидало именно его. Наверное, такое стечение обстоятельств давно было задумано кем-то третьим, а Алевтина ни о чем даже не догадывалась. В этот день плодотворно поработать, как того требовала наука, им не удалось. Оба были внутренне возбуждены, все время перешептывались и в результате ушли вместе из библиотеки намного раньше, чем планировали.

Уже выйдя из института на улицу, Герман и Алевтина были крайне удивлены, выяснив, что они, оказывается, живут в одном общежитии, только на разных этажах. И раньше никогда друг друга не видели. А сегодня вдруг встретились. Судьба? Оба засмеялись. Именно в этот момент, смеясь, Алевтина неожиданно поняла, что только этого мужчину она будет любить всю жизнь.

В таких случаях, как у Алевтины и Германа, принято говорить, что роман двух влюбленных развивался стремительно. Так оно и было на самом деле. Они уже не могли провести день, не увидев друг друга. А, встречаясь, никак не могли наговориться. Что тоже было невероятно. Ведь очень часто молодые люди не знают, о чем говорить, и просто молчат, хотя и держатся за руки. Но у них все было по-другому. Если о чем-нибудь первым начинал говорить Герман, Алевтина тут же подхватывала и продолжала его мысль. И наоборот. Когда Алевтина обращалась к Герману с любимым вопросом «А ты знаешь?…Ты понимаешь?» Герман знал и понимал. Из него не надо было вытягивать слова, и можно было, не боятся самой показаться глупой, и задавать любые нелепые вопросы. Он был так не похож на других мужчин, окружавших Алевтину. Зато они, Герман и Алевтина, были настолько похожи во взглядах на жизнь, в понимании действительности и своих мироощущениях, и было даже как-то странно осознавать, что они не знали друг друга с детства. Оба любили науку, природу и детей.

Но в первый раз они поцеловались только после недели знакомства. Ни до чего более серьезного дело пока не доходило. Другие были времена. Хотя Алевтина уже втайне этого желала и чувствовала, как Герману приходится себя сдерживать, чтобы не перейти грань дозволенного. Она ощущала это по его сильным объятиям, по прерывистому дыханию, как с каждым разом ему все труднее и труднее от нее отстраниться…

Как всегда бывает, то, что должно случиться, когда-нибудь случается. Все произошло в новогоднюю ночь, точнее в первое новогоднее утро. Праздник тогда отмечали шумно и весело, на квартире у будущего мужа Алиной подруги по институту – Валентины. Были ребята из их студенческой группы, всего человек десять-одиннадцать, Алевтина сейчас уже точно и не помнила. Родителей Валиного жениха дома не было. Валя тогда шептала Алевтине на ухо, что со свекром и свекровью ей неслыханно повезло, мало того, что ее, не москвичку, приняли как свою, а это уже само по себе – чудо, так еще и с пониманием отнеслись к молодежи, уехали справлять Новый год к родственникам!

Застолье, танцы, песни под гитару, а потом Алевтина с Германом ушли. Хотелось подышать свежим воздухом и… побыть вдвоем.

Они медленно шли по заснеженному городу. На крышах домов переливалась праздничная иллюминация, а окна светились веселыми огоньками новогодних елок и экранов телевизоров. Навстречу попадались веселые компании, которые радостно кричали «С Новым Годом!». Герман и Алевтина, держась за руки, ни на минуту не отпуская друг друга, тоже весело кричали в ответ и махали руками. Никогда еще раньше Алевтина не была так счастлива, как в тот новый год. Сердце щемило от предвкушения чего-то неведомого, но настолько влекущего, что осознание этого вызывало у Алевтины мурашки по всему телу. Она чуточку дрожала.

– Тебе холодно? – Герман остановился, – я чувствую, ты дрожишь.

– Да, есть, немного, – улыбнулась в ответ Алевтина, и посмотрела ему в лицо.

Герман прижал ее к себе, снял перчатку и нежно погладил по холодной щеке, сметая опускающиеся снежинки.

– Аль, а, ведь, я тебя люблю…, – тихо проговорил Герман, глядя Алевтине в глаза.

…Он ушел из ее комнаты, когда давно уже был день, и яркие лучи холодного январского солнца пробивались сквозь зашторенное окно. Соседка Алевтины по комнате тоже встречала Новый год где-то в компании и собиралась вернуться не раньше обеда, поэтому несколько часов они были полностью предоставлены друг другу.

«Гера, мой любимый Гера, Герочка…», – чуть слышно шептала Алевтина, и казалось, она говорит это только мысленно. Она гладила его по гладко выбритой щеке, еще не успевшей за ночь обрасти жесткими щетинками. Наверное, это и есть То, что называется Счастьем. Во всяком случае, то внутренние состояние, которое Алевтина ощутила в эту первую с Германом ночь, навсегда осталось в ее памяти. Слезы лились по ее лицу.

– Почему ты плачешь, я сделал что-то не так, тебе больно? Дорогая, скажи мне, – говоря это, Герман вытирал слезы и целовал ее губы, заплаканные глаза, щеки.

Алевтина мотала головой, от переполнявших ее эмоций говорить не было сил, она пыталась ему ответить, но лишь улыбалась и снова плакала. Наверное, Герман не совсем точно ее понял, потому что он наклонился над Алевтиной и стал ее успокаивать:

– Все хорошо, Аленька, все будет хорошо, ты, пожалуйста, не волнуйся, мы обязательно поженимся. Обязательно! Мне сейчас особенно много надо работать, а через два года, даже меньше, я защищу диссертацию, и мы сразу подадим заявление в ЗАГС. А потом и ты свою защитишь.

– Но тебя мы ждать не будем, не будем, – Герман неожиданно засмеялся, стал тихонько ее щекотать и говорить шутливым тоном, – потому что дядя Герман будет обеспечивать маленькую девочку, а маленькая девочка будет дальше дописывать свою работу, и у нас будет семья, и нам дадут комнату в семейном.

Алевтина тоже смеялась, и они, обнявшись, перекатывались по кровати. И целовались, целовались, целовались… Они были такие молодые и такие счастливые.

Потом Герман вдруг опять стал серьезным.

– Аля, только обещай мне, пожалуйста, – Герман крепко сжал ее ладонь, – если вдруг так случится, ну, ты меня понимаешь?

– Нет, – Алевтина опять замотала головой, она была так одурманена своим счастьем, что даже не понимала Германа, – о чем ты говоришь?

– Если вдруг…, – Герман на мгновение замолчал, – ну, если ты почувствуешь, что беременна…

«А-а, вот он о чем», – подумала про себя Алевтина.

– …ты сразу скажи мне об этом, – доносился до ее сознания голос Германа, – только скажи. Мы сразу поженимся, с диссертацией я как-нибудь разберусь. Ничего не делай! Будем ждать рождения ребенка. Аленька, ты меня поняла, ты мне сразу скажешь, обещаешь?

Алевтина смотрела на Германа, и до нее все отчетливее доходил смысл его слов. Какой же все-таки Герман удивительный мужчина! Все мужики только и делают, что бегут от своих женщин, узнав, что они беременны, а Герман наоборот. Хочет сразу жениться, лишь бы его любимая не совершила опрометчивый поступок и не лишила себя ребенка, отцом которого он уже готов быть сейчас. «Ребенок – это дар, так всегда говорила моя мать, а я ее очень любил, светлая ей память, ты же знаешь у меня еще три сестры и брат…», – доносились до Али слова Германа.

Поэтому Алевтина очень испугалась, когда решила, что забеременела с этого первого раза. Но все обошлось, и она облегченно перевела дух. Впредь она стала осмотрительней и предпринимала различные женские ухищрения, чтобы раньше установленного времени не стать мамой.

Подруга Валентина вскоре вышла замуж. Алевтина была свидетельницей на ее свадьбе. Они с Германом были в числе главных гостей со стороны невесты, не считая родни Валентины. А сама невеста не могла нарадоваться свалившемуся на нее счастью. Валентина так и искрилась, улыбка не сходила с лица, а ее заливистый смех звенел громче остальных.

– Вам тоже надо поскорее пожениться, – зашептала Валентина Але после очередного «горько», – чтобы он никуда не делся.

«Да куда же он денется?» – с удивлением мысленно задала вопрос Алевтина. Потом сказала об этом вслух и добавила:

– Он же любит меня, Валя, и потом, я хочу, чтобы он сначала защитил диссертацию.

– Ну, как знаешь, – передернула плечами Валентина, – надо ковать железо, пока горячо, поговорка известная. Мой, вон, никакие диссертации не собирается защищать, а какой мужик! А мужчины, – Валентина как-то странно посмотрела на Алевтину, – они такие, вдруг берут да и деваются куда-то. Смотри.

Ответ подруги Алевтине не понравился, и некоторое время она сидела молча, ей почему-то стало очень грустно, если не сказать печально. Из этого невеселого состояния ее вывел сидящий рядом Герман. Он вопросительно посмотрел на нее, беря нежно за руку, улыбнулся и пригласил танцевать, как раз объявили танцы.

Дальше все шло, как и должно было быть. Алевтина и Герман много работали, каждый над своей диссертацией. Но виделись ежедневно. Просто по-другому они уже не могли, нуждались друг в друге.

А потом Алевтина почувствовала, что беременна. Как это случилось, она не могла понять. Где она допустила промашку, в какой момент расслабилась? Сейчас это уже не имело никакого значения. Когда Алевтина шла на первичный прием в женскую консультацию, она чуточку, ну, самую малость, но надеялась, что она в своей беременности ошиблась. Но факт был налицо, и с этим надо было что-то делать.

– Будем рожать? – вопрос врача застал Алевтину врасплох.

– Я не-е знаю, – пробормотала Алевтина.

– А кто знает-то? Муж? – пожилая врач ухмыльнулась.

– Нет, он еще не знает, – покачала головой Алевтина.

В глазах ее читалась такая неуверенность и боль, что врач снова спросила:

– А он, муж, вообще-то есть? Или так?

– Мы пока еще не расписаны, – Алевтина нашла в себе силы и улыбнулась, – но…

Врач ее перебила, за годы практики она ко многому привыкла, осмотрела множество женщин, и проблемы каждой из них ей были ни к чему, своих хватало, поэтому она никого не уговаривала и объясняла предельно ясно:

– Все понятно. Значит так, голубушка. Беременность у тебя первая, поэтому советую рожать. А если захочешь на аборт, решать тебе, но не тяни. Срок достаточный, поэтому на раздумье даю тебе дня три. Решишься, придешь за направлением в стационар. Аборты у нас не запрещены. А не придешь, значит, будешь рожать.

Хорошо, что Герман уехал в командировку, они не увидятся почти неделю. Разговаривать с ним сейчас Алевтина была не в состоянии. Делать аборт он ей не разрешит. Это Алевтина знала точно. Но и рожать она была не готова. Это ставило под вопрос защиту диссертации Германа, да и ее собственной. С ребенком надо было бы повременить еще года три, ну, в крайнем случае, два.

«Господи, ну, почему именно сейчас?!» – Алевтина снова и снова мысленно повторяла эти слова, возвращаясь из консультации. Шла она пешком, медленным шагом, опуская глаза, когда кто-нибудь попадался ей навстречу. Не хотелось ни с кем встречаться глазами, полными слез.

Алевтина вошла в телефонную будку и позвонила Валентине. Подруга ответила коротко:

– Приезжай.

Аля пробыла у Валентины до самого вечера. Тема была настолько животрепещущей, Валентина сама находилась на пятом месяце беременности, что подруги никак не могли остановиться, проговорили, пока не вернулся с работы Валин муж.

Беседа с подругой, ее доводы в пользу одного или другого варианта помогли Алевтине принять решение. Она твердо решила делать аборт, не ставя в известность Германа, тем более он находился в отъезде. Судьба благоволила к ней. «Да простит меня Господь», – утешала себя Алевтина.

– Только умоляю, – попросила подругу Алевтина, – ни при каких обстоятельствах не говори об этом Герману. Обещаешь?

– Конечно, обещаю, – ответила Валентина, – не волнуйся.

Все прошло очень быстро. На третий день Алевтина уже выписалась из больницы. Она даже не стала оформлять больничный лист, не хотелось давать повода для сплетен, просто отпросилась у руководства на два дня «поболеть» в связи с простудой. Ее, конечно, отпустили, так как Алевтина никогда раньше прогулами не злоупотребляла.

Приехал Герман. Он очень соскучился по Алевтине за те несколько дней, пока они не виделись. И даже когда она сослалась на определенное женское недомогание, не стал настаивать на близости и оставался нежным и внимательным к ней. От всего происшедшего с ней Алевтине было не по себе, она чувствовала себя убийцей и предателем, по ночам ей снились страшные сны. В какой-то момент Аля очень сильно пожалела о том, что совершила, но вернуться назад в прошлое и все изменить было уже невозможно, оставалось только жить дальше, двигаться вперед и попытаться все забыть.

Время лечит… Потихоньку Алевтина стала забывать случившееся. Конечно, не забывать, а просто меньше об этом думать и терзаться. Самое главное, что они с Германом были вместе и любили друг друга. Нервотрепка перед защитой диссертации Германа, приезд Мишеньки и перипетии с его поступлением оттеснили в самый дальний уголок памяти Алевтины воспоминания о нерожденном ребенке…

Так получилось, что Герман защитил свою диссертацию в один и тот же месяц, когда маленькой дочери Алиной подруги исполнился год. Валентина позвала друзей отметить эти важные события вместе у них дома. Алевтина давно так не отдыхала, как в тот вечер. Смех, шутки, тосты, забавное поведение маленького человечка – все это делало окружающий мир совершенным. Только время от времени, когда Алевтина видела, как Герман играет с чужым ребенком, ей становилось жутко.

Они уже собрались уходить, было довольно поздно. Радостные, стояли в коридоре, прощались. Неожиданно в прихожую выбежала девочка. Она уже была в пижамке, Валентина уложила ее спать, но ребенок никак не хотел оставаться один у себя в комнате. С веселым смехом она протянула свои маленькие ручки к Герману, и он взял ее на руки.

– Никак не хочет отпускать дядю Германа, – сказал муж Валентины, смеясь, – надо вам, братцы, уже своего рожать.

– Если бы Алька не сделала аборт, у них бы уже давно был свой… – махнув рукой, проговорила Валентина, она была пьяна. Но, сказав это, Валентина ойкнула, сразу зажала рот руками и с ужасом посмотрела сначала на Алевтину, потом на Германа.

У Алевтины помутнело в глазах. Она боялась взглянуть на Германа. «Боже мой, Валя, что же ты натворила, ты же обещала», – Алевтине казалось, что она сейчас упадет на пол. Воцарилось общее молчание, только маленькая девочка что-то курлыкала, теребя Германа за ухо. Он медленно опустил ребенка на пол. Выпрямился, посмотрел на Алевтину. Второй раз за этот вечер Алевтине стало жутко. В глазах Германа была чернота.

Теперь уже Алевтина не помнила, как они вышли из квартиры, как очутились на улице. В памяти мелькали только отдельные эпизоды. Герман шел впереди очень быстро, Аля отчетливо видела это сейчас, его спину, сгорбленную в один миг, его наклоненную голову. Алевтина бежала за ним, кажется, она что-то ему кричала, и рыдала, рыдала, рыдала. Она спотыкалась, каблуки подворачивались, она приседала и снова бежала. Он будто ее не слышал. Но, когда Алевтина все-таки догнала его, упала на колени и прижала голову к его ногам, Герман остановился.

– Гера, Герочка, прости меня, – Алевтина захлебывалась от рыданий, – прости, прости меня, умоляю, Герочка… я люблю тебя, Герочка…

Алевтине было все равно, что рядом с ними проходят люди и с удивлением смотрят на них. Она никого не видела. И Герман, наверное, тоже. Оба находились в другом мире, но уже каждый в своем.

Потом Герман тихо сказал, Алевтина даже не узнала его голос, настолько он был другим:

– Встань, холодно.

Она встала. Герман сразу пошел вперед. Алевтина снова догнала его, они шли наравне рядом, но не вместе. Всю оставшуюся дорогу Герман не проронил ни слова. Алевтина тоже молчала. Войдя в здание общежития, они расстались, Герман пошел на свой этаж, Алевтина – на свой. Заговорить с Германом снова Алевтина боялась.

Ночью Аля заснуть так и не смогла. Она ворочалась с боку на бок и тихо плакала. Придумывала про себя множество вариантов, как ей получить прощение Германа, но чувствовала, что Герман ее уже не простит никогда.

Так и случилось. Они не виделись почти месяц. Вероятно, Герман теперь специально избегал встречи с ней, сам он к ней не приходил, а она, зная свою вину, не пыталась с ним объясниться.

Но, живя рядом и работая на одном факультете, рано или поздно встретиться все же придется. Они столкнулись у выхода, в конце рабочего дня. Она боялась, что он не станет с ней разговаривать, но ошиблась. Поздоровался скупо, как с чужой.

– Удели мне пять минут, – голос Алевтины дрожал.

Герман молча кивнул.

Они прошли в палисадник, сели на скамейку, на расстоянии друг от друга. Алевтина говорила сбивчиво, сердце колотилось, руки дрожали. Он слушал молча, на нее не смотрел, глядел куда-то впереди себя. Алевтина замолчала, но он опять не проронил ни слова. Нервы у Али сдали, и она закричала:

– Ответь мне хоть что-нибудь, только не молчи!

И тогда он ответил. Он говорил негромко, на нее не глядя, но каждое его слово, как будто ударом молота вбивалось в ее голову.

– Мне трудно говорить с тобой. Я больше не могу доверять тебе. То, что было у меня внутри, умерло вдруг, его больше нет, я уже не чувствую его. У меня больше нет чувств к женщине, которая… которая убила моего ребенка… нашего…