Секрет

Глава 4
Предатель

Сейчас

Детектив-сержант Эдриан Майлз сидел за своим столом в отделении полиции Эксетера и предавался творчеству: мастерил из отчетных бланков уточек-мандаринок. Найти бланкам лучшего применения он не мог, поскольку заполнять их не собирался.

Посмотрел на пустующий соседний стол. Напарница, детектив-сержант Имоджен Грей, должна сегодня вернуться на работу. Эдриан предложил сделать небольшой крюк и подвезти, однако она категорически отказалась. Имоджен отличалась редким упрямством и неизменно отвергала любую помощь. Во время ее отсутствия они почти не общались. Лишь изредка Эдриан звонил, чтобы рассказать о незначительных происшествиях. Например, о том, что детектив-инспектор Фрейзер стал старшим детективом-инспектором, а в отделении идет реорганизация, подразумевающая тщательную проверку каждого офицера. Весело, ничего не скажешь.

Имоджен Грей вошла в комнату, взглянула на свой стол и едва заметно ухмыльнулась: всю поверхность занимали бумажные фигурки животных.

– Работаешь, значит?

– Вот, подготовил приветственную группу.

– У тебя настоящий талант, Майли. Надеюсь только, что эти фигурки не воплощают убитые тобой существа, как в том китайском фильме о младенце.

Ухмылка на лице Имоджен скоро превратилась в неловкую улыбку, словно предупреждавшую: «Не хочу об этом говорить». Глаза не выражали ничего особенного, но Эдриан знал, что возвращение на работу требовало немалого мужества. Хотелось крепко ее обнять, но существовала реальная опасность получить коленом между ног, так что он ограничился тем, что встал и пожал руку, слегка погладив большим пальцем запястье. Это означало: «Рад снова тебя видеть». Имоджен выдернула руку, глубоко вздохнула, сняла жакет и села за стол.

– Принести кофе?

– Перестань, Майли.

– Перестать что?

– Перестань… вести себя мило. Невыносимо.

– Что? – Эдриан изобразил возмущение. – Я всегда веду себя мило! А ты привередничаешь!

Имоджен на миг задумалась.

– Хорошо. Раз так, то будь добр: черный кофе с двумя порциями сахара.

Эдриан встал, подошел к кофеварке и через несколько секунд получил чашку горячего напитка, подозрительно напоминавшего разбавленную водой грязь. Понюхав пар, решил, что сам кофе не хочет. Положил две порции сахара и отнес чашку Имоджен, которая в эту минуту забирала файл у сержанта-секретаря Денизы Фергюсон.

– Есть дело, – бодро сообщила она. Приняла чашку, понюхала и поставила на стол так, как будто это была проба мочи. – По пути куплю нам обоим кофе.

– Что за дело?

– Тройное убийство.

– Ого! По-твоему, это хорошая идея?

– Они не смогут меня обидеть, Майли. Они мертвы.

– Понимаю, но не лучше ли начать с чего-нибудь менее мрачного?

– Очень приятно, что ты обо мне заботишься, – ехидно отозвалась Имоджен. – Но, видишь ли, хочу работать. Хочу поймать плохих парней, прежде чем они натворят новых бед.

– Главное, чтобы ты выдержала.

– Выдержу. Хочешь верь, хочешь нет, но бывало и тяжелее.

– Знаю. Лучше бы рассказала об этом… о том, что случилось до твоего перевода из Плимута. Если захочешь поговорить, всегда готов.

– Майли, прекрати, пожалуйста. Фрейзер уже ждет нас на месте преступления.

– Прекратил. Поехали.

Когда они приехали, дорога возле дома уже оказалась перекрытой. Эдриан остановился на соседней улице, недалеко от тюрьмы, и порадовался, что сейчас не ночь. В темноте звуки вылетали из камер и парили в воздухе. Днем, по крайней мере, можно было притвориться, что не слышишь всей этой нечисти. Имоджен неподвижно, словно в трансе, смотрела на окна тюрьмы. Эдриану даже показалось, что в глазах застыли слезы.

– Ты в порядке? – спросил он, положив ладонь на плечо. Имоджен резко обернулась и взглянула с вызовом. Эдриан тут же опустил руку и открыл дверь машины.

Едва войдя в квартиру, сразу понял, что попал в бордель. Первой увидел блондинку: кожа странным образом переливалась и выглядела почти мокрой. Должно быть, намазалась каким-то лосьоном, чтобы тело блестело, однако после смерти образовался серебристый налет – как на тухлом мясе. Короткое голубое с блестками платье и залитые кровью белые ноги создавали впечатление ужасного фантастического костюма. Эдриан подумал о своей любимой игрушке – готовой к бою, упакованной в дорогой футляр Чудо-Женщине, – и горло сжалось.

Он переступил через тело и вошел в спальню. На кровати лежал мужчина в детских ползунках взрослого размера. Из шеи торчала женская расческа. Длинный металлический шпиль на конце впился в яремную вену, а вокруг виднелось еще несколько проколов. Судя по всему, убийца несколько раз с силой вонзил расческу в шею жертвы. Эдриан обладал достаточным опытом, чтобы понять: преступник не сомневался и действовал уверенно. Очевидно, что не впервые.

– Документов у убитых не нашлось? – обратился Эдриан к старшему детективу-инспектору Фрейзеру.

– Проверили по базе данных машину мужчины. Никаких удостоверений у него с собой не оказалось. Выяснили имя: Эдвард Уокер. А что касается девушек, то, судя по всему, блондинка живет этажом выше.

– Есть еще одна девушка?

– Да. Эстель Джексон. В ванной комнате. Зрелище некрасивое.

Вслед за старшим детективом-инспектором Фрейзером Майлз снова прошел мимо блондинки и открыл дверь в ванную. Рука невольно поднялась ко рту.

– Какого черта?

– Боже милостивый! – тихо воскликнула возникшая рядом Имоджен.

Эдриану захотелось немедленно встать перед ней и закрыть страшную картину, однако он тут же осознал, что не в праве это сделать, и ограничился быстрым взглядом, чтобы проверить, как напарница себя чувствует. Если та и испытала потрясение, то сумела скрыть, хотя не смогла спрятать участившееся дыхание.

Девушка лежала в ванне с залитым спекшейся кровью лицом, вспоротым животом и вывалившимися на колени кишками. Глаза остались широко раскрытыми, и это, пожалуй, ужасало больше всего: есть картины, на которых глаза неотрывно следуют за вами, в какой бы угол зала вы ни отошли. Очевидно, несчастная пыталась встать; штора валялась на полу, а на кафельных плитках остались отчаянные отпечатки кровавых ладоней.

– Коронер сказал, что когда это… случилось… она еще была жива. Умерла от потери крови, ночью. Должно быть, пробовала встать, поэтому все… вывалилось. – Фрейзер с трудом сглотнул и отвернулся, чтобы больше не смотреть. Эдриан давно работал со старшим детективом-инспектором, но впервые видел, чтобы тот проявил слабость на месте преступления.

– Почему они надругались именно над ней, а не над другими? – спросил Эдриан, с трудом отводя глаза от Имоджен, которая внимательно рассматривала обезображенное тело.

– Скорее всего, она была главным объектом нападения или ближайшей фигурой. Судя по нанесенным ранам, несчастную пытали. Думаю, пытались получить информацию о чем-то или о ком-то. В доме живет еще одна девушка. Вероятно, ее зовут Бриджит Форд. Но она исчезла, – с готовностью объяснил Фрейзер.

– Известно, как она выглядит? – спросила Имоджен, по-прежнему не отводя глаз от изуродованного тела Эстель.

– Да, есть несколько фотографий, где они вместе, а сумка Форд так и осталась лежать в спальне. Наши люди проверяют верхний этаж. Можно предположить, что здесь не было горячей воды, поэтому Форд поднялась туда, чтобы принять душ, а когда спустилась, обнаружила вот это.

– А что с ней случилось потом, мы не знаем? – уточнил Эдриан.

– Нет.

– Думаете, убежала? – спросила Имоджен.

– Или была замешана в преступлении. Иначе почему не вызвала полицию? – Фрейзер пожал плечами.

– Возможно, лежит мертвой где-нибудь еще? – подсказала Имоджен.

– До тех пор, пока не появится опровержение, Бриджит Форд числится подозреваемой, – сухо констатировал Фрейзер.

– А как же презумпция невиновности? Человек невиновен до тех пор, пока не доказана вина. Или этот закон уже не работает? – раздраженно заявила Имоджен и решительно отвернулась.

Эдриан вздохнул. Даже он с трудом пережил кошмарное зрелище. Вышел из ванной вслед за напарницей и улыбнулся при виде знакомой сцены: детектив-сержант Грей курила.

– Привет, – пробормотал, как будто давно не виделись.

– Привет. – Имоджен достала пачку сигарет и протянула.

– Спасибо, бросил.

– Подумать только! – Она продолжала держать пачку, и Эдриан взял сигарету. Кажется, сегодня спорить не стоило.

– Ты в порядке?

– Разве мы это уже не обсудили, Майли? Ну-ка, попробуй, спроси еще разок!

– Лично я не в порядке, – признался Эдриан, дрожащими пальцами зажигая сигарету, – а потому думаю, что и ты тоже не очень.

Имоджен примирительно улыбнулась и похлопала по плечу.

– Майли, я в норме, но и в самом деле больше не хочу смотреть на эту несчастную в ванне. Надо поговорить с соседями.

– Согласен.

После нескольких часов подробных расспросов и бесполезных ответов Имоджен отвезла Эдриана в отделение полиции. Она с удовольствием ощущала его присутствие на пассажирском сиденье. Давно не доводилось испытывать столь полного доверия. Казалось, после скандального перевода из подразделения в Плимуте доверие невозможно в принципе. Она с трудом сглотнула и незаметно прикоснулась к животу. Шрам до сих пор ощущался. Эдриан взглянул, улыбнулся, и она не смогла сдержать ответную улыбку. Майли был хорошим парнем; с таким не страшно попасть в морально двусмысленную ситуацию, как бы безумно это ни звучало.

Кстати о моральной двусмысленности. Едва войдя в отделение, Имоджен с отвращением увидела, кто сидит за ее столом, явно ожидая разговора. Тот самый человек, который, как она надеялась, навсегда остался в прошлом.

Глава 5
Дело

Сейчас

Прежний напарник Имоджен, детектив-инспектор Сэм Браун, проявил исключительную настойчивость, если не сказать больше. До перевода в Эксетер Имоджен работала с ним в Плимуте, а чтобы от него избавиться, переехала в противоположный конец графства; после всего, что случилось, Плимут пришлось оставить. Как же он здесь оказался? Не успев вернуться на работу, в первый же день столкнулась с двуличным мерзавцем, из-за которого попала в самую страшную переделку в своей жизни. По его милости начались проблемы с доверием. А ведь когда-то они были друзьями. Настоящими друзьями. Но он ее предал. Можно сказать, именно Брауну она была обязана безобразным шрамом на животе. В сочетании с пулевым ранением, полученным уже в Эксетере, в деле школьного учителя, собралась неплохая коллекция.

– Ты в… – начал было Эдриан, однако вовремя спохватился и умолк.

– Рада, что не договорил, Майли, – отозвалась Имоджен, готовая стукнуть любого, кто спросит, в порядке ли она.

– Что ты здесь делаешь? – через всю комнату обратился Эдриан к Сэму.

– Нужно поговорить с вами обоими.

– Сейчас это невозможно. Приди в другое время. – Имоджен бросила сумку на стол и сурово взглянула на человека, нахально усевшегося на ее место.

В этот момент, широко улыбаясь, в комнату вошел старший детектив-инспектор Фрейзер. Начальник так и не научился чувствовать эмоциональный настрой подчиненных.

– Только что сообразил, что ваши фамилии – Браун и Грей^[1] и долгое время вы работали в паре. Забавно. – Чрезвычайно довольный шуткой, Фрейзер рассмеялся.

– Можно поговорить без свидетелей? – спросил Сэм.

– Ни в коем случае, – вмешался Эдриан.

– Не спешите бросаться в драку, детектив. Мне и с вами тоже надо поговорить, – остановил Браун.

– Не отказывайтесь, – распорядился Фрейзер. – Речь пойдет об убийстве.

– Женщине вспороли живот и выпустили кишки… можно было сразу догадаться, что ты имеешь к этому отношение. – Имоджен презрительно усмехнулась.

– Пожалуйста, – взмолился Сэм. – У меня есть важная информация относительно тройного убийства.

– Хорошо, – согласилась Имоджен и направилась в комнату семейных встреч; Эдриан и Сэм пошли следом. Эдриан захлопнул дверь, а Имоджен остановилась в закрытой позе, скрестив руки. Сквозь большие окна со всех сторон смотрели любопытные глаза: сотрудники с интересом ждали продолжения.

– Давайте присядем, ребята.

– Мне и стоя неплохо.

– Послушайте, я не собираюсь выкладывать все оправдания, но кое-чего вы определенно не знаете. Утром, когда стало известно обо всем этом дерьме, я получил разрешение рассказать правду.

– Разрешение? О чем ты?

– Имоджен, в Плимуте я работал тайно, под прикрытием. Исследовал отделение. Ты все неправильно поняла.

– Повторяю: о чем ты говоришь?

– Понимаю, ты на меня в обиде. Но многого ты не знаешь. Уверен, что после недавних событий сможешь по достоинству оценить то, что я скажу. – Он посмотрел на Эдриана. – Мне известно о Гарри Моррисе. О деле учителя.

Эдриан покачал головой.

– Сейчас речь не об этом, детектив-инспектор Браун. Это дело закрыто. Точка. Переходите к сути вопроса.

Изображая шутливую капитуляцию, Сэм вскинул руки.

– В Плимуте кое-что происходило, Имоджен. То, о чем ты понятия не имела; что началось тогда и продолжается до сих пор. Нам не удалось раскрыть весь преступный мир. Мне пришлось внедриться, чтобы понять, кто и как им заправляет. Уже год действую в таком режиме.

– А меня ты тоже исследовал? Когда я там работала?

– Немного. Надо было понять, кто замешан.

– Замешан в чем?

– В настоящее время в Соединенном Королевстве находится не меньше четырех тысяч проданных в рабство людей. Нам стало точно известно, что кто-то из офицеров полиции Плимута не только принимает участие в сделках, но и активно проводит операции.

– Ты серьезно?

– Женщин и детей нелегально ввозят в страну и продают, обрекая на криминальное существование, проституцию, порнографию… все подробности пока не выяснены. Расследование оказалось невозможным без того, чтобы в какой-то момент не взломать прикрытие; в итоге погибли невинные люди. Ситуация сложная и деликатная.

– И каким же образом это относится к убийству? – осведомился Эдриан.

– Вы нашли убитыми двух девушек. А третья, пропавшая, была нашим агентом. Ее настоящее имя Бриджит Рейд. Форд – псевдоним. На протяжении шести месяцев она работала в этом борделе. Проституткой.

– Работала проституткой?

– Не настоящей. Все ее клиенты подбирались заранее. Как бы там ни было, в вечер убийства Бриджит была в доме, но сумела спастись. Оставила мне сообщение. Я уже передал его старшему детективу-инспектору Фрейзеру для исследования.

– Она видела убийцу?

– Сказала, что не видела. Я ее потерял. Должен был с ней встретиться в пабе возле шлюза, но она так и не появилась.

– Думаешь, тоже погибла?

По лицу Сэма скользнула тень.

– Не знаю. Пожалуйста, найдите Бриджит. Сам я не могу ничего предпринять: прикрытие сразу разрушится.

– Отказать невозможно, правда? – Эдриан пронзил Сэма требовательным взглядом. – Вот только нам понадобится подробная информация о задании офицера Рейд.

– Готов все изложить. – Имоджен ни разу не видела Сэма таким озабоченным.

– Толковая сотрудница? – уточнила она.

– Очень. Значительная, понятно? Это совсем на нее не похоже. Если не вышла на связь, значит, действительно не смогла.

– Твоя девушка? – Эдриан вопросительно вскинул брови, и Сэм коротко кивнул.

– Да. А еще хороший офицер.

– Но почему я? Почему рассчитываешь на мою помощь после того, что сделал?! – воскликнула Имоджен, сделав шаг, чтобы посмотреть в глаза бывшему напарнику.

– Потому что все, о чем ты думаешь, не соответствует правде! Я много раз пытался оградить тебя от опасных действий, но ты все равно поступала по-своему. Разве не так?

– Видишь ли, я – детектив. Такова моя работа.

– Ты понятия не имеешь о масштабах этой паутины, Имоджен. Каждое новое имя влечет за собой другое, и требуется время, чтобы проверить, кто что делает. Тогда мы не знали, верная это ниточка или нет. Только недавно выяснили.

– Мог бы сказать об этом раньше! – Имоджен с трудом подавила слезы. – Мог бы сказать, когда я еще работала в Плимуте!

– Пытался. Поэтому, когда здесь потребовались дополнительные сотрудники, записался первым. Хотел за тобой присмотреть, но ты не позволила. Когда-то мы были друзьями. Думал, ты хотя бы выслушаешь.

– Неужели пытаешься в чем-то ее обвинить? – вмешался Эдриан.

– Поверь, Имоджен, тогда было совершенно непонятно, кому и в какой степени можно доверять. Клянусь: до тех пор, пока на тебя не напали, я даже не знал, замешана ты в преступном сговоре или нет.

– Хочешь сказать, что не был уверен, участвую ли в торговле женщинами и детьми? Пожалуй, это самое убедительное свидетельство нашей крепкой дружбы. Только ты и Стэнтон знали, куда я отправилась тем вечером. – Имоджен негодовала. – И, черт подери, перестань постоянно повторять мое имя!

– Послушай, мы найдем детектива-сержанта Рейд, – вставил Эдриан.

– Бриджит. Ее зовут Бриджит.

– Хорошо. Считай, что уже ищем. Когда обнаружим, проявим особую осторожность и сразу тебе сообщим. Но тебе в этом участвовать нельзя, поэтому придется поверить, что мы сделаем все возможное.

– Позволь задать вопрос. – Имоджен в упор посмотрела на Сэма.

– Пожалуйста. Только может случиться, что я не смогу ответить. Расследование еще продолжается.

– Ты проверяешь полицию?

– Да.

– Сотрудников отделения в Плимуте? И в Эксетере тоже?

– Криминальная операция громоздка и сложна. Наивно предполагать, что ее можно успешно проводить без внутренней помощи. По меньшей мере преступление происходит у вас под носом, но никто не пытается его пресечь. Одно из двух: или в ваших краях все глупы, или кто-то что-то знает и удачно скрывает.

– Тебе известно, кто именно?

– К сожалению, пока нет. – Сэм шагнул к Имоджен, и Эдриан, как сторожевой пес, тоже сразу придвинулся. – Неплохо бы пока держаться так, как будто ты меня ненавидишь. Честное слово, для маскировки это очень полезно.

– Я действительно тебя ненавижу, Сэм. Оправдания и объяснения ничего не меняют. Только ты мог предать меня так. – Имоджен умолкла, а прежде чем продолжить, взглянула на Эдриана, решая, стоит ли до такой степени открываться, и заговорила тише: – Только тебе я сказала, что беременна. Нападая на меня, бандиты об этом знали. Вот почему я поняла, что предатель – ты.

Лицо Сэма изменилось; сейчас он выглядел глубоко смущенным, однако трудно было определить, насколько искренне. Не удержавшись, Имоджен влепила ему увесистую пощечину и сразу почувствовала молчаливое одобрение Эдриана. Сэм схватился за щеку; смущение уступило место гневу.

– Найдите Бриджит. Все остальное не имеет значения.

– Найдем.

Потирая лицо, детектив-инспектор Браун вышел из кабинета. Имоджен дождалась, пока тот скроется из виду и наверняка ничего не услышит, и только после этого повернулась к напарнику.

– Верю этому парню, – заявил Эдриан, сидя на краешке стола со сложенными на груди руками. – Знаю, что ты его ненавидишь, и до сих пор понятия не имею, какая чертовщина приключилась с тобой в Плимуте, но если детектив-инспектор Браун что-то знает об этом расследовании, то мы обязаны помочь. После всего, что произошло, отсидеться уже никак не удастся.

– Понимаю. Согласна. – Имоджен в ярости пнула стул.

Глава 6
Просто мальчик

В возрасте десяти лет

Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на проступающем в рисунке обоев лице. Когда смотрю достаточно долго, начинаю видеть лицо сердитого старика. Он тоже на меня смотрит и хмурится. Рисунок совсем девчачий, но почему-то вижу лицо старика. Иногда делаю вид, что это Бог, и молюсь ему. Говорю «молюсь», но на самом деле всего лишь перечисляю вопросы и жду, когда выражение лица изменится. Естественно, выражение так и не меняется, а вопросы остаются без ответов и продолжают крутиться в голове.

Это комната сестры, но она здесь больше не живет. Мама сохраняет обстановку в прежнем виде на тот случай, если сестра вдруг вернется, но она не вернется. Оттуда никто не возвращается. Не знаю, верю ли в существование рая или ада, но люблю притворяться, что рай действительно есть и она сидит там и уплетает мороженое и шоколад. Больше всего сестра любила фисташковое мороженое, и иногда мама покупала большую пачку специально для нее.

После смерти сестры мама много плачет. Думаю, ее можно понять. Но когда вхожу в комнату, вытирает глаза и улыбается, как будто улыбка может скрыть отчаянье. Она никогда не говорит о дочке, и я тоже не должен говорить, но нарушаю запрет. Прихожу сюда и беседую о сестре с Богом.

Мама готовит на обед молодую баранину. Наверное, чем-то расстроила папу, потому что обычно баранину мы едим по воскресеньям. Сегодня вторник. Через четыре дня мне исполнится одиннадцать лет, так что, возможно, это уже в честь дня рождения. Желудок громко урчит: там пусто, как в глубокой яме. Со вчерашнего завтрака ничего не ел. Надо вернуться в свою комнату, прежде чем меня здесь поймают. Сюда заходить запрещено. Если папа увидит, то, скорее всего, снова останусь без обеда. В обычный день можно было бы рискнуть, потому что эта комната нравится мне больше, чем еда, которую регулярно готовит мама. Вот только запах баранины… слюнки текут.

В моей комнате одиноко и запах еды ощущается не так явственно, как в комнате сестры, в нескольких шагах от кухни. Здесь я не чувствую ее присутствия. Беру книгу, которая лежит возле кровати. Это папина любимая книга, поэтому мне приказано ее прочитать. Наверное, она подготовит меня к взрослой жизни. Папе важно, чтобы я не вырос слабым. Каждый день он заставляет выучить наизусть отрывок и рассказать ему перед обедом. Только после этого можно начать есть. Вчера учить не хотелось, но сегодня баранина так вкусно пахнет, что лучше не упрямиться. Папа любит, когда я сопротивляюсь – конечно, до определенной степени. Когда думает, что я не вижу, даже слегка улыбается. Поэтому иногда, несмотря на голод, жертвую обедом, чтобы ему понравиться. Мне нравится, когда я ему нравлюсь.

За обедом читаю отрывок, который он велел выучить. Папа, кажется, разочарован, что я не продержался дольше. Что выучил текст. Что бы я ни делал, все равно его разочаровываю. Иногда кажется, что дело в словах, которые надо запомнить; иногда – что он хочет, чтобы я не послушался, а иногда – что хочет, чтобы я умер с голоду. Давным-давно перестал пытаться понять папу. Скоро вместо бесконечного заучивания наизусть придумает какое-нибудь новое мучение, потому что я стал запоминать гораздо легче и быстрее. Наверное, повзрослел. Больше ему не удается поймать меня таким способом. Интересно, что будет дальше?

За обедом мама молчит. Она часто молчит. После смерти сестры ее лицо изменилось – не знаю, может, оттого, что так много плачет. А еще она очень худая; иногда ей тоже запрещается есть.

Баранина необыкновенно вкусна; хочется еще. Когда вырасту, стану поваром и буду сам себе готовить. Вот только папа говорит, что денег в этой профессии нет; считает, что лучше стать бизнесменом. Никогда не понимал этого слова. Любая работа – бизнес, так что каждый, кто работает, – бизнесмен. Я много чего подобного не понимаю. Папа – бизнесмен. Носит костюм и делает деньги. Иногда открываю какой-нибудь ящик и обнаруживаю перетянутую резинкой пачку банкнот. Однажды в гардеробе родителей нашел двадцать тысяч фунтов. Папа никогда не рассказывает маме о своем бизнесе. Время от времени сообщает, хорошо или плохо прошел день, но без подробностей. Мне пообещал, что когда подрасту, возьмет с собой на работу, чтобы показать, как делаются хорошие деньги, потому что никто не хочет быть бедным.

После обеда папа обычно снова уходит, а когда возвращается, иногда от него чудно` пахнет. Не знаю, что означает этот запах, но в нем дым сигарет смешан с виски. Не понимаю, как люди могут пить виски. По-моему, ужасно невкусно. Однажды папа оставил бар незапертым. Там много разных бутылок со всего света. Он коллекционирует виски; сказал, что одна из бутылок стоит столько же, сколько весь наш дом. Правда, не показал, какая именно. Я внимательно осмотрел коллекцию и попытался ее найти, но все бутылки выглядели одинаково. А когда открывал и нюхал, ни одна не пахла приятно. И все-таки сделал несколько глотков. Вкус напомнил ужасное средство для мытья посуды; сразу захотелось выплюнуть. С трудом проглотил и обжег горло.

После обеда поднимаюсь к себе и начинаю учить следующий отрывок. Стараюсь уходить в свою комнату как можно быстрее – на тот случай, если родители опять начнут ссориться. Они всегда адресуют оскорбления мне, например: «Твоя мать кутает тебя в вату; разве когда-нибудь ты станешь мужчиной?» А если меня нет, конфликты заканчиваются намного быстрее. Если они не ссорятся из-за недостатков друг друга, то ругаются из-за сестры: выясняют, кто виноват в ее смерти. Как правило, приходят к выводу, что виноват я.

Прежде чем успеваю прочитать отрывок хотя бы один раз, дверь открывается, и в комнату заглядывает папа. Говорит, чтобы я надел уличную обувь и пошел с ним. Начинаю нервничать. Иногда отец возвращается из своих вечерних экспедиций со сбитыми в кровь суставами пальцев. Мне приходилось видеть, как он бил маму, причем довольно сильно, но даже тогда на его руках следов не оставалось. Так что кровь, очевидно, из-за чего-то другого.

В машине мы не разговариваем, так как он включает громко музыку. Останавливаемся возле какого-то ресторана, но, выйдя из машины, мы не заходим внутрь, а идем по переулку к другому дому. У папы есть ключ. Внутри накурено и как-то странно пахнет. Лица двух сидящих в комнате женщин мгновенно меняются: на них появляется страх. Обе замирают. Мне становится немного легче оттого, что папа притесняет людей не только дома. Кофейный столик заставлен непонятными вещами: здесь банки и коробки странной формы, белый порошок, пакеты с таблетками и зелеными листьями и даже бритвенные лезвия.

Блондинку зовут Минди. Под глазами у нее черные пятна, да и вообще она не выглядит очень чистой. От грязи волосы местами кажутся темными. На ногах синяки, хотя она их не замечает. Глаза останавливаются на руках отца: она видит, что у него ничего нет, и сразу успокаивается. Другую девушку зовут Марго. Это имя звучит шикарно. По крайней мере, оно показалось мне шикарным, потому что в старом фильме так зовут красивую леди в длинном развевающемся платье. Вот только эта Марго выглядит совсем по-другому: у нее голубые волосы и столько туши на глазах, что невозможно понять, какого они цвета. Голова Марго с одной стороны обрита, а на шее заметна татуировка. Это какое-то слово, но прочитать его я не могу.

Девушки обращаются к отцу «папочка», и мне это кажется странным, потому что они нам совсем не родственницы. Марго вскакивает, подбегает к отцу и целует в губы, однако он отстраняется и с силой ее толкает. Она ударяется о стол, и несколько банок с пивом падают на пол. Минди бросается их поднимать. Я вспоминаю, что ее имя тоже встречается в старом фильме, который отец иногда смотрит по телевизору. Интересно, как девушек зовут на самом деле?

Папа велит мне посидеть на диване, пока справится с делами, и поручает Минди за мной присмотреть. Хватает Марго за запястье. Вижу, что сжимает очень сильно, но она не вырывается, не сопротивляется и не кричит, а покорно выходит из комнаты вслед за ним. Минди включает телевизор, музыкальный канал. Там исполняют рэп, который я совсем не люблю. Достает из пакета листья и сворачивает сигарету. Смотрю, как она зажигает и затягивается так глубоко, что, прежде чем вынимает сигарету изо рта, почти половины уже нет. Выдыхает прямо мне в лицо. Дым пахнет терпко и горько – совсем не так, как то, что курит папа. Губы Минди потрескались и явно болят, но она все-таки нервно мне улыбается. И сразу становится намного симпатичнее. Рука лежит на моей ноге, и я притворяюсь, что это вовсе не моя нога, даже когда она водит пальцами по коленке. Просто смотрю телевизор.

К тому времени, как папа возвращается, моя голова тяжелеет. Но не болит, а как будто наполняется густым туманом. Марго не показывается, и на минуту Минди заметно пугается – до тех пор, пока сверху не раздается громкая музыка: очевидное свидетельство того, что у Марго все в порядке. Это чувство мне знакомо: иногда отец уходит с мамой в комнату и потом возвращается один. Раньше я часами ждал возле маминой комнаты, чтобы убедиться, что она выйдет. Она всегда выходит.

Папа шепотом разговаривает с Минди. Она кусает губу, пытаясь казаться хорошенькой, но на самом деле выглядит очень усталой и испуганной. Только сейчас замечаю, что всякий раз, когда папа протягивает к ней руку, она начинает дрожать, едва заметно трястись. Боится передернуться от отвращения, однако тело отчаянно этого хочет. Очевидно, наказание хорошо известно. Слышу, как Минди часто дышит и пытается тихо возразить. Говорит, что я всего лишь ребенок, и она не может это сделать. Не может сделать что? Очевидно, когда-нибудь я вырасту, и тогда она исполнит поручение. Я все еще чувствую себя странно и вдобавок испытываю вину оттого, что не помогаю Минди. Сейчас папа ее ударит. Мы все это знаем, а потому больше сказать нечего. Просто сижу и смотрю спектакль.

Как и предполагалось, папа хватает Минди за волосы и бьет лицом о стену. Из носа брызжет кровь, но она лишь тихо хнычет. К моему удивлению, папа зовет меня и сует лицо Минди в мое лицо. Она осторожно целует в губы, и я ощущаю металлический вкус ее крови. А еще рот немного пахнет алкоголем, и это мне совсем не нравится. Папа отпускает Минди, и она берет меня за руку. Папа говорит, что через некоторое время за мной придет. После этого Минди ведет меня наверх, в свою спальню.

Потом, по дороге домой, вспоминаю тот отрывок, который завтра придется читать наизусть. Слова приобретают новое значение.

«Сейчас я возвращаюсь издалека, причиняя боль многим мужчинам и женщинам на прекрасной зеленой земле, а потому пусть он зовется Одиссеем… Сыном Боли. Это имя он честно заработает».