Читать книгу: «Инцел», страница 3

Глава 3

Еще со времен вуза не меньше часа в день Илья уделял просмотру Лениных соцсетей. Он даже нашел ее старый блог на богом забытой платформе Tumblr. Картинки стали эстетичнее и концептуальнее по сравнению с теми, которые Лена постила «ВКонтакте» в студенчестве. Фиолетовый космос в бутылке. Горсть таблеток в виде сердечек на узкой белой ладони с длинными пальцами. Бушующее море, вышитое гладью и вырывающееся за пределы пяльцев. Илья знал слово «пяльцы», так как бабушка занималась рукоделием. А вот мама – нет, да и Лена, скорее всего, тоже. Дальше – фотографии очень-очень худых девушек в джинсовых шортах, надетых поверх черных колготок. Аудиозаписи Radiohead. Текстов было мало, все туманные и абстрактные, со множеством многоточий, посвященные кому-то неизвестному. Не ему, конечно. Хотелось бы, но нет. Последняя запись была сделана в 2017 году.

«Твиттер» тоже был заброшен, еще раньше, чем Tumblr. Там нашлось порядка двадцати твитов – с тех времен еще, когда был лимит до 140 символов. Ее твиты – скучная бытовуха. Первый: «Ну вот и я здесь. Еще одна бесполезная соцсеть. Что сюда писать-то?» Смешные диалоги с работы, заметки о ресторанах в Москве (была там-то, пробовала то-то), нытье о стрелке на чулке. Илья на этом моменте мог бы пофантазировать о Лене в чулках, но от слова «чулок» он всегда вздрагивал. Только Никита не называл его этой мерзкой кличкой. У Ильи неприятные ассоциации со своей фамилией: грабитель банка с чулком на голове или извращенец, надевающий женское белье.

«ВКонтакте» Лена изредка обновляла. Там она выкладывала фото с концертов и корпоративов, писала о работе, иногда советовала книгу или фильм, и эти посты Илья всегда лайкал, даже если это была тупая отечественная комедия или мусорный селф-хелп. Лена увлекалась танцевальными ТВ-шоу и часто постила на стене фрагменты выступлений. На это у Ильи палец не поднимался поставить лайк. Илья ненавидел танцы, он называл их «развратным верчением жопой для привлечения самца». Вообще, как ни прискорбно, после эстетичной Tumblr-эпохи вкус Лены снова сильно испортился, особенно по сравнению со студенческими временами. Он опопсел, стал более потребительским и неприхотливым, судя по тому, что вместо КасНокеас! она теперь выкладывает записи быковатых рэперов с ужасной, нечленораздельной дикцией. Илья знал: Лена сложнее, чем ее интересы, и они ничего о ней не говорят. Несмотря на простецкие вкусы, она, несомненно, умна и глубока. С ней всегда было о чем поговорить, а интересы – ну мало ли кому что нравится, чистая вкусовщина.

Активнее всего Лена была в «Инстаграме»²: постила новые фото каждые два-три дня, а сторис записывала ежедневно. Вот она на фоне ЦУМа с оранжевым пакетом, а следующее фото – новенькие бежевые туфли на высокой шпильке. Илья гуглит название бренда и узнает цену: пятьдесят тысяч. Вот она съездила в Тай и поплескалась в неестественно голубой, словно подкрашенной воде. Вот обновила цвет волос – теперь он красный. И помада у нее всегда такого же цвета.

Из скромной девочки Лена превратилась в уверенную в себе львицу. И когда Илья видит ее свежие фотки и мечтает о встрече, ему кажется, что кишки сжимает и наматывает на кулак чья-то железная рука. Лена такая недоступная, черт возьми, и раньше-то была, но сейчас это просто что-то запредельное, уровня «космос» или, как выразилась бы бабушка, «на драной козе не подъедешь».

Илья все разузнал о компании, в которой работала Лена. У него есть план: переехать и устроиться туда же. Она вот устроилась неплохо. Первая работа – и сразу маркетплейс «Зорро», на котором он и сам зависал. Лена занимала должность аналитика уже три года, устроилась еще во время учебы в Плеханова, куда перевелась из их убогого вуза. Не надо быть маньяком или шпионом, чтобы выяснить все это – она разместила информацию о карьере в LinkedIn. Страница в этой соцсети имелась и у Ильи, и у Никиты, и вообще у многих, кто работает в П. Только Никита был у него в друзьях, а Лену Илья стремался добавлять: еще и вправду подумает, что он за ней шпионит. Чтобы не палиться и просматривать страницу Лены в режиме «невидимки», Илья завел платный аккаунт.

Все это время он каждый день думал о ней. А когда слишком увлекался делами, останавливался и специально выделял время, чтобы подумать о Лене. Есть такой немецкий актер Мориц Бляйбтрой – он снялся в роли гангстера в фильме «Беги, Лола, беги», который Илья очень любил. Илья изучал немецкий в школе и знал, что фамилия Бляйбтрой дословно переводится как «оставайся верным». И Илья решил, что будет оставаться верным ей. Он это понял после случая в сауне в гостиничном комплексе «Изумруд».

Приземистое остекленное здание, перед ним – парковка, по соседству – гипермаркет стройматериалов. Проржавевшие буквы – «Сауна» – над входом в подвальчик, где она располагалась. Пыльные ступеньки, ведущие вниз, хрустальная люстра над ресепшен. Отец подмигивает немолодой администраторше с золотым зубом – видимо, бывает здесь часто. Им выдают белые вафельные халаты и одноразовые тапочки. Вода в бассейне на первый взгляд такая, какой она и должна быть, – голубоватая, но это впечатление обманчиво. Взгляд Ильи улавливает явный желтоватый подтон, а также толстый слой серого жира на кафельной стенке. Маленький басик. Это тебе не гигантский пятидесятиметровый бассейн в здании стадиона «Энтузиаст», куда Илья с Никитой пару раз ходили плавать (но потом бросили, и абонемент сгорел зря). Мерзкие потные жлобы окунаются в этот затхлый лягушатник сразу после парилки, минуя этап душа. Илья оглядывает душевую: на шланге – белый налет и пятна ржавчины. Страшновато заходить в эту кабину босиком – можно и грибок стопы подхватить. Парилка рядом – тоже маленькая и тесная. Вероятно, во влажной среде хорошо размножаются всякие хламидии. А этот протертый, продавленный диван? Наверняка, если какая-нибудь непорочная дева сядет на него, тут же забеременеет. Кругом торжество человеческих секреций. Атмосфера должна была настраивать на интимный лад, но у нее не особо получалось.

В коридоре злосчастного гостиничного комплекса послышался цокот каблуков и приглушенные женские голоса. Отец пошел к гостьям, Илья выглянул вслед за ним и уставился на пеструю ковровую дорожку.

– А вот и девочки! Илюха, знакомься, – сказал отец. Он уже разделся и обмотал бедра большим банным полотенцем. На его круглом животе расплывалась синяя татуировка – видавший виды тигр с оскаленной мордой.

Илья с трудом поднял глаза. «Девочек» оказалось две. Одна – высокая пышная блондинка с отросшими темными корнями. Вторая – маленькая жгучая брюнетка с конским хвостом. Обе были одеты в короткие джинсовые шорты. Лицо блондинки показалось Илье миловиднее и мягче. Но она была полной. Из-под шорт виднелся целлюлит, из-под футболки – дряблые руки и объемные бока. Лицо брюнетки было маленькое, как у хорька, и злое, с грубоватыми чертами: оштукатуренный горбатый нос, наскоро подведенные раскосые глаза. Руки и ноги были покрыты татуировками, но не художественно-замысловатыми, как у красивых тату-моделей с цветными волосами и аккаунтами на сотни тысяч подписчиков, они скорее напоминали о местах лишения свободы.

Илья хотел выбрать блондинку, но вдруг подумал, что лишиться девственности с толстой девушкой – не статусно. Это была наносная мысль, ему не принадлежавшая. Он представил, будто он в магазине одежды и перед ним две вещи: брендовая и ноунейм. Ноунейм ему нравится больше, но он покупает брендовую, чтобы его уважали. Странная аналогия, чел, сказал Илья себе. Брюнетка тоже далеко не тянула на статусную вещь. Но фигура у нее была подтянутая, поэтому он встал напротив брюнетки и смущенно на нее покосился.

– Кристина. – Девушка по-мужски подала ему руку.

Илья протянул ладонь в ответ для рукопожатия, но Кристина цепко схватила ее и потянула его в парилку. Отец ухмыльнулся и помахал сыну напоследок, а затем в сопровождении блондинки отправился дальше по коридору.

Недобрая на лицо Кристина обращалась с ним очень ласково. Илья стоял перед ней, не зная, куда деть глаза. Как в страшном сне, в котором он совершенно голый стоит у школьной доски на глазах у всего класса. Но она и не думала насмехаться. Уже за это он был ей благодарен.

– Котик, а он у тебя вообще работает?

Илье казалось, что он увяз в минутах. Он не знал, сколько их прошло: часов на стене не было, а стоило бы повесить – как, по-вашему, людям проверять, сколько забронированного времени осталось? Илья буркнул, что да, обычно все работает. Кристина предложила просто сделать ему массаж. Он брезгливо, но покорно улегся животом на облезлый диван. Кристина стала разминать ему шею и плечи. У нее были сильные руки. Илья подумал, что проститутки – это вообще очень сильные женщины.

– Расслабься, котик. Не переживай, такое бывает, – мягко прозвучало над ухом.

Ему захотелось сказать что-то в свое оправдание. Что Кристина нравится ему, что она душевная и теплая, но он не может изменить Лене. Что Лена всегда у него перед глазами, и в момент, когда Кристина ласкала его, Илья словно раздваивался: стыдливое его тело было здесь, на ободранном диванчике в сауне, а гордая душа носилась где-то далеко в космосе, в невесомости, в вакууме. Душа протестовала: как ты посмел, ты не можешь предать свою вечную любовь, я просто не дам этому свершиться. И мистическое «ЭТО» из молодежных журналов, обозначающее простой человеческий обмен жидкостями и радостями, короче говоря – «половой акт», не свершилось.

Душа была довольна: Илья настоящий рыцарь. Болван, отвечало душе тело. Препод на уроках истории рассказывал, что верность, которую рыцарь хранил прекрасной даме, была исключительно духовной, она никак не мешала ему сношаться с девицами из простонародья. Ты тоже так мог. А я не такой, отвечала душа Ильи. Я выстоял перед искушением. Чтобы что, придурок? Чтобы остаться позорным девственником на всю жизнь? Отвали. Я лучше буду думать о Лене. Лена, Лена, моя прекрасная Лена.

Кажется, ночная бабочка (хотя почему ночная? было пятнадцать ноль-ноль) заметила его мощный диссоциативный приступ, потому что нежно потеребила за ушко и сказала:

– Котик, ты чего? Все хорошо? Время у нас, зайчик. Одевайся.

Она бросила это «одевайся» как педиатр в поликлинике, подумал Илья. Стетоскопа на шее не хватает. Совершенно не сексуальная интонация. А ведь кого-то заводят ролевые игры в доктора и пациента. Мерзость.

Натягивая штаны, он осмыслял произошедшее и вспоминал песню «Путана, путана, путана» Газманова. Слово «путана» Кристине не шло. Путану Илья представлял как роковую диву с ледяным взглядом, в алой помаде и чулках с поясом. Кристина же поражала своей простотой и настоящестью. Теперь, по крайней мере, он знает, что проститутки ничем не отличаются от обычных людей. Значит, все это было не зря. Илья почувствовал, что вот-вот прослезится. Он казался себе полным лошарой.

Илья был еще в легкой прострации, когда они вышли из парилки и встретились в коридоре с отцом. Тот со всей дури заорал:

– Ну что, поздравляю? Орел!

Кристина тактично улыбнулась. Илья смотрел на ковровую дорожку. Она была немаркого болотного цвета с узорами, которые в народе называются «турецкие огурцы». Огурцы зарябили, задвигались перед глазами, и Илье показалось, что сейчас ковер превратится в болото, в которое хорошо бы нырнуть и уйти с головой. Прочь отсюда. Отец обнялся на прощание с толстой блондинкой, Илья сдержанно кивнул Кристине.

Они вышли из подвала. Солнце било в глаза. В его лучах позор Ильи словно обнаружил себя, стал видимым для всех. Илья ужаснулся своему позору. Но отец, судя по его самодовольной лыбе, ни о чем не догадывался. Это была, конечно, его идея. Это он спросил Илью, была ли у него уже «баба», и, когда тот ответил, что вообще-то нет, ухмыльнулся и сказал: «Ну так организуем».

Отец снова двинул Илью по плечу, бесцеремонно обогнул его и властно махнул, мол, давай за мной, долго ждать не буду. Его невысокая пузатая фигура на коротких волосатых ногах, торчащих из шорт, направилась в сторону стоянки. Отец ездил на «Рено Логан» – жутком корыте. При этом он лихачил: мать, когда они еще были в браке, вечно верещала, а отец громко ржал. Илья тоже нервничал, ерзая на жестком заднем сиденье, и про себя молился. Жопа у него всего одна, и ей было неудобно и страшно. Но в этот раз отец вел спокойно, словно торжественно. Илья подумал о людях, которые клеят на машину всякие надписи в духе «спасибо за сына» и «можем повторить». Если бы на маркетплейсах продавалась наклейка «мой сын больше не девственник», батя бы точно украсил ею машину и триумфально прокатился по центральной улице.

В машине лежали тонкие сигареты и женские солнцезащитные очки.

– Подкину тебя до остановки, сам дойдешь? Мне Киру еще из художки забирать.

Да не вопрос. Примерный семьянин, после проституток – к своим любимым «девчонкам». В глазах бывшей жены отец был простолюдином, она называла его «жлоб поганый». Он был моложе ее на семь лет, и Илье всегда казалось, что мать злилась на отца уже только за это. Он никогда не разделял ее возвышенных интересов: чтения любовных романов и эзотерических брошюр, гаданий на Таро, а она – его: рыбалки, бани, бильярда. Не разделял их и Илья, и отец подтрунивал над ним с горечью в голосе – не такого «наследника» он себе хотел. Щуплый ботаник, спортом не занимается, от армии откосил, шмоточник, как баба, работать руками не умеет. Сам отец был великолепно рукаст. Мать не ценила его труд: тот факт, что он сам чинил розетки и сантехнику и практически в одиночку построил дачу, она воспринимала как нечто само собой разумеющееся, видимо считая, что это встроенные способности любого мужика. Она пилила его, пока он не выдержал и не ушел к молодой красивой секретарше с маленькой дочерью от первого брака.

У Ильи никто не спросил, с кем бы он хотел остаться после развода. А он хотел с батей. Не потому, что был сильно к нему привязан – скорее потому, что жизнь с уравновешенным, хозяйственным шутником казалась комфортнее, чем с вечно недовольной матерью. Но у бати появилась другая семья, в которой Илье места не нашлось. Отец не принимал участия в воспитании сына, просто откупался от него и бывшей жены щедрыми алиментами, что она тоже воспринимала как должное. Только на двадцатилетие Ильи батя спохватился и решил сделать своеобразный подарок.

Наверное, в их отношениях для отца было важно лишь то, «настоящий» ли мужик его сын. Наверное, будь Илья более сильным и уверенным, они с отцом общались бы ближе и тот гордился бы им по-настоящему. Сейчас он им точно гордился. Илья не смог сказать ему, что гордиться на самом деле нечем, да и не хотел обламывать отцовскую радость. Пусть радуется, мне не жалко, зло подумал Илья. Сам женился на разведенке с прицепом, воспитывает чужого подкидыша, те тянут из него соки и деньги. Так, по-твоему, поступает настоящий мужик, бать? Ходишь всю жизнь под каблуком: сначала под старым и ехидным, затем под молодым и хитрым, а все для чего? Чтобы украдкой перепихнуться с проституткой в бичевской сауне?

Злость Ильи походила на огонь старой газовой плиты. В этом пламени шипела и полыхала, брызгая маслом, раскаленная сковородка ненависти к себе. Илья нашпиговывал себя растущим недовольством, будто фаршировал яблоками утку. От злости он строил неочевидные и абсурдные связи. Когда отец резко затормозил перед лежачим полицейским и машину слегка тряхнуло, Илья вдруг понял: это Лена не дала ему лишиться девственности. Это она виновата в том, что он любит ее и думает только о ней. Она контролирует его на расстоянии, владеет его мыслями и телом. Сама о нем даже не вспоминает, а он о ней – каждый день! И теперь ни туда ни сюда. С ней он быть не может, но и ни с кем другим быть не может. А что, если она на него ворожила и втыкала иголки ему в дверь? Хотя он бы заметил, да и вряд ли она знала, где он живет.

Илья попрощался с отцом, вернулся домой, бросил рюкзак в прихожей, не здороваясь с матерью, и закрылся в своей комнате. Плотно задернул шторы и погрузил комнату в спасительный полумрак: лишь экран ноута мерцал маяком. Илье казалось, что солнечный свет смеется над ним. Что солнечный свет и вообще весь свет в значении «мир» его отвергает. «Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте», как у «КиШ». Он – одинокий, неприкаянный призрак. Чудовище, готовое мстить.

Хотелось пойти на кухню и налить себе чай. Но там с кривым от отвращения к жизни лицом гремела кастрюлями мать. Илья боялся попасться ей на глаза, будто она могла просканировать его. И хотя он поставил на дверь своей комнаты замок, прибирал там сам и мать уже много лет туда не заходила, ему казалось, что она может прочитать его мысли. И что, когда мать умрет от старости, на том свете ангелы Божии откроют ей всю грязную правду о ее бесталанном сыне. Ну или не ангелы. Короче, каким-то образом она непременно узнает, что первый раз Ильи с проституткой не удался. И она будет хохотать, тыча в него своим узловатым артритным пальцем с кровавым рубиновым кольцом.

Однажды прямо перед парадом на 9 Мая, когда Илье было восемь, в городе выпало море снега: мать сокрушалась, как же бравые ребята будут маршировать по таким сугробам. А Илья и соседский мальчик Вася выбежали во двор лепить снеговиков.

Илья плюхнулся в сугроб и возился там, повизгивая, как поросенок в луже, пока полностью не вымок. Лежа на спине, барахтая руками, он подставлял разинутый рот снежинкам, сбивавшимся в мягкие прохладные хлопья. Вася, который умело прикидывался паинькой при взрослых, а сам был горазд придумывать пакости, суетился у снежной кучи, формируя из нее силуэт. Снег был крепким и податливым, работа ладилась.

– Повыше сделай! – командовал Илья из положения лежа. – Вот это снеговик выходит! Снеговичище!

– Это не он, это она! Это баба! Снежная! Я ей сейчас сиськи вылеплю, – крикнул раскрасневшийся скульптор, заталкивая мокрую челку под шапку.

Оба заржали, довольные идеей. Сказано – сделано. Илья вскочил, отряхнул коленки и присоединился к ваянию.

– Ей нужна прическа, – заключил он. – Чтобы было понятно, что это женщина.

– А по сиськам, что ли, непонятно?

Оба снова заржали. Но для прически подходящего материала не нашлось. Палочки были редкими и походили больше на мужскую стрижку-ежик. Под снегом нашлась сухая трава, однако выдрать ее было невозможно. Вася предложил сбегать домой за маминым платком, но пацаны тут же поняли, что за платок им бы влетело. Было решено слепить снежной бабе небольшой бантик. Другим вторичным женским половым признаком стали ресницы из палочек, обрамляющие камушки глаз. Рот, тоже из камушка, но покрупнее, получился круглым, капризно-требовательным. Сама дама вышла высокая, выше мелкого Ильи, дородная, со снежными руками-колбасками, недовольно скрещенными под внушительным бюстом.

– Как назовем? – спросил Илья.

– Тетя Мотя! – сказал Вася первое, что пришло в голову.

Мальчики замерли, любуясь на свое сисястое произведение, и каждый из них в тот момент что-то почувствовал.

Илья вернулся домой одухотворенным и набесившимся. Закинув шапку, варежки и комбинезон сушиться на дверь своей комнаты, он достал альбом для рисования и карандаш, улегся на ковролин с изображением извилистой трассы и разноцветных машин и принялся сочинять.

Сказка про Конфитюр и Конфету

Жила-была Конфета. Она была сладкая и шоколадная. У нее был муж Конфитюр. Он был высокий и красивый, и на боку у него висела сабля, которой он отпугивал ворон от своей Конфеты. Они любили друг друга. Но настала зима, и Конфитюр увидел снежную бабу Тетю Мотю. Она была красивая, белая, пышная и зимняя. У нее были большие (зачеркнуто). Конфитюр влюбился в Тетю Мотю и решил бросить Конфету. Но Тетя Мотя сказала ему: мы не можем быть вместе, потому что я из снега, а ты из сахара. Конфитюр сказал: но ведь сахар тоже белый. Но уже настала весна, и снежная баба растаяла. Конфитюр вернулся к Конфете, и стали они жить-поживать, и все было у них хорошо.

Конец

– Скажи на милость, что у Тети Моти было большое?

Жизненный урок в восемь лет: если зачеркиваешь слово, оно не перестает существовать, не исчезает из текста. Зачеркивание только выпячивает твою невысказанную мысль, делая ее высказанной яснее некуда.

Илья молчал.

– Это неприлично! Это грязно! Мне стыдно, что у меня такой сын!

– Мама, это Васька все придумал! Это он и снежную бабу слепил, и сказку написал!

– Не смей, слышишь, никогда не смей наговаривать на людей! Особенно на Васю. Вася хороший, отзывчивый мальчик. И учится хорошо, и рисует красиво, и голова у него не забита всякими гнусностями. А ты ему в подметки не годишься!

Злополучный Вася со своими родителями через пару лет переехал в Питер. Не без удовольствия Илья узнал, что в Питере Васю выгнали из академии Штиглица, с кафедры монументально-декоративной скульптуры, и он снаркоманился где-то в Ленобласти. Но тогда Илья впервые испытал чувство, которое отныне было с ним всегда.

В поисках утешения после проституточной Илья открыл ноутбук, свой портал в пространство, где потенциально кто-то мог разделить его боль. По запросу «люблю и ненавижу» нашелся стих древнеримского поэта Катулла:

И ненавижу ее и люблю. Почему же? – ты спросишь.

Сам я не знаю, но так чувствую я – и томлюсь.

(перевод Ф. Петровского)

Илья подумал, что даже в такие стародавние времена мужчины страдали от похожих проблем. Это поддержало его, но не то чтобы сильно помогло. Поэтому он пошел по другим ссылкам. Дальше встретились сухие психологические статьи про амбивалентность чувств и созависимые отношения: вывод везде был такой, что если человек попал в эту ловушку, то ему нужно срочно к психологу. Илья не верил в психологов. Ему казалось, что все они шарлатаны, вытягивающие из людей деньги. Может быть, где-нибудь в Москве и есть хорошие психологи, но они дерут миллион рублей в час, а в этом захолустье люди идут на психфак сугубо затем, чтобы «разобраться в себе», и помощь таких «специалистов» сомнительна. К тому же речь идет не о реальных отношениях. Он любит ее, он думает о ней, а она в Москве, успела выйти замуж и живет припеваючи. Стерва. Его снова накрыла ярость.

Илья открыл первый попавшийся форум. Ветка называлась «Люблю и ненавижу девушку одновременно, что делать?»:

VolTer: Так не бывает

prEdAtoR3567: Определись в своих чувствах: чего больше? Если больше любви, то забей на все и будь с ней. Если больше ненависти, то порви с ней, не общайся, заблокируй везде. Удачи!

DarkDen: Есть одно средство. Возьми клубок ниток, подумай о девушке и отмотай нитку такой длины, какой ты представляешь связь между ней и тобой. Перережь и сожги. Скажи вслух трижды: «Отпускаю тебя с любовью. Аминь».

666zombie666: Вам поможет волшебная ночь любви вместе, чувак))))

user_noT_found: feel ya, дружище… это, наверное, идиотизм, но я не знаю, ради чего мне жить… она как зависимость, как наркотик… мне 26, а я уже будто старик… она спит со всеми, типа за free love, но она не шлюха, она моя любимая… и я ненавижу свою любимую… она разрушила мой мир.

fylll:

>user_noT_found

>не шлюха

а кто она еще, раз спит со всеми? xD

user_noT_found: она красивая девушка… у красивой девушки всегда есть секс… ей есть из кого выбирать, за ней мужчины бегают табунами и на каждом углу предлагают член… а я урод и нищеброд, и меня она не выбирает.

fylll: сочувствую… жирдяй что ли? качалка мб?

user_noT_found: не, качалка не поможет. я карлан, рост 170. девушки таких как я не любят. у меня еще глаза цвета говна и нос-бульба.

fatal_impact: а я лысый, выгляжу на 15 лет старше, мне тоже нидают: (((((

Илья тут же ощупал свой нос. Правильный мужской нос, крупный, с горбинкой. Глаза зеленые, с коричневыми крапинками – тоже ничего ужасного. Но рост и залысины. Собрал комбо уродств.

Дальше шло двадцатистраничное обсуждение генетики и биологии, а юзер_ноТ_фаунд все плакался, что он некрасивый и тупой, что таким, как он, быть просто неприлично и что его никто-никто на свете не любит. К обсуждению присоединились другие мужчины, и все они писали о том же, что и юзер_ноТ_фаунд. Дальше можно было уже не читать. Все было и так ясно.

В универе от физкультуры можно было отмазаться, написав реферат и отдраив в конце весны спортзал. Но в школе физра оказалась неотвратимой – сплошное унижение. На построении его всегда ставили в конец ряда. Обзывали гномом, недомерком, малышом-коротышом, даже физрук ласково нарек Илью мальчиком с пальчик. Меньше всего шансов у него было в баскетболе. Когда класс делился на команды, Илья всегда оставался последним: никто не хотел брать, его и самого можно было легко закинуть в кольцо вместо мяча.

– Куда родители смотрели, – возмутилась врачиха на школьном медосмотре при всех, замеряя его рост железной рулеткой. – У парня низкорослость!

И выписала направление к детскому эндокринологу.

– А в кого ему, я извиняюсь, быть высоким? – сказала та на приеме. – Вы говорите, у него и папа невысокий. Ну и вот, рост родителя плюс-минус десять сантиметров. В вашем случае – минус. Тем более он у вас недоношенным родился и часто болел.

Судя по разочарованному лицу матери, жирный такой вышел минус. Ну, прости, мам, что даже здесь подкачал.

– Может, выстрелит еще? – спросила мать без всякой надежды.

– Мальчики растут до восемнадцати-двадцати лет, не отчаивайтесь. А вообще, у мужчин рост от ста шестидесяти пяти сантиметров считается нормальным. Твое развитие в пределах нормы. Так что ты, Илья, совершенно нормальный. Девочки любят не за рост. Развивай лучше чувство юмора и хороший вкус в одежде, и тогда у тебя от них отбоя не будет.

С этим напутствием эндокринолог отпустила Илью и его маму с миром.

Дома, лежа в кровати и с выключенным светом, Илья подслушивал, как за дверью ссорятся родители.

– Она так и сказала: «Не в кого ему быть высоким»! Сам карлик, и сын у тебя карлик. Испортил будущее пацану своими генами, кому он нужен будет такой мелкий?

– Значит, танкистом будет! – крикнул отец. – Отстань ты от ребенка! Ты на меня посмотрела – вот и на него кто-нибудь позарится!

– Да лучше бы не посмотрела никогда! Глаза бы мои тебя не видели!

И пошло-поехало.

Облысение Илье тоже досталось от отца. В юности и у того и у другого были симпатичные кудри, как у молодого Ульянова на октябрятском значке. Но у Ильи от них ничего не осталось. Бриться под ноль он не желал – считал, что у него уродливый приплюснутый череп. Спереди сохранялся довольно жизнерадостный чубчик, но то, что осталось от волос по бокам, – было так печально и так куце, что без слез не взглянешь. Впрочем, он как-то научился смотреть на себя без слез, хоть иногда и накрывало так, что хотелось поменяться телами с каким-нибудь Тимоти Шаламе. Ну или хотя бы прическами.

Чтобы окончательно добить себя в приступе любви и ненависти, Илья открывает такой родной профиль «ВКонтакте» и находит фотоальбом «Наша свадьба». Банкетный зал оформлен в фиолетовых тонах, украшен розовыми и сиреневыми воздушными шарами. Илья ненавидит это сочетание цветов, выглядит как понос единорога. У подружек невесты тоже сиреневые платья, но присутствующие мужчины, конечно, начхали на дресс-код и оделись кто во что горазд. Видно, что организатор свадьбы замахивался на стиль американских романтических комедий – когда все роскошно, минималистично и в одной цветовой гамме. Однако для реализации эстетичной свадьбы молодоженам явно не хватило бюджета, и получилось очень по-русски, но с претензией, думает Илья, и эта претензия оскорбляет его чувство прекрасного. Хотя кто он такой, чтобы осуждать? У него-то самого никогда не будет свадьбы. Даже такой.

Тонкая талия Лены перетянута широкой сиреневой лентой. Такой же лентой перевязан ее компактный свадебный букет из сиреневых и розовых цветов, названия которых Илья не знает, но точно не розы. По плечам Лены рассыпались завитые локоны, на тот момент еще родного цвета – пепельно-русого, она почти блондинка. Илья считает, что так ей лучше, чем с красными волосами, но, как говорится, хозяин-барин. У Лены нежный свадебный макияж в тон волосам и платью, она улыбается своей немного хищной улыбкой. Хищности ей придает, наверное, слишком острый кончик носа, но Илья никогда не считал, что он ее портит.

Илья переводит ненавидящий взгляд на того, кто стоит по правую руку от Лены. Ее жених, теперь уже муж. Лена взяла его невыразительную и простецкую фамилию – что-то вроде Рукосуевой или Табуреткиной, которую Илье неприятно произносить даже мысленно. Про себя он по-прежнему обращается к ее романтической девичьей фамилии – Чайкина. Мужа Лены зовут Петр. Человек с именем Петр одновременно может быть и царственной особой, и поросенком на тракторе из мемных детских книжек Петрушевской, и пионером-двоечником из советского фильма. Но муж Лены не тянет ни на одну из этих ролей. Петр высокий – хоть и до Петра I, конечно, далеко – и удивительно нормальный, лишенный выразительных черт. Определенно хорош собой, но его красота кажется среднестатистической, как у человека со стоковой фотографии: Илья оценил бы его внешность на шесть из десяти. Такие люди, как муж Лены, всегда хорошо устраиваются в жизни, берут от нее лучшее и живут без особых потрясений.

Илья смотрит на свадебное фото Лены и Петра до тех пор, пока изображение не начинает расплываться из-за подступающих слез. Он делает это, чтобы стало еще больнее. I hurt myself today, – пел Трент Резнор в песне о героиновой зависимости³. Илья тоже безнадежно зависим, он обречен.

Илья выходит в коридор, приближается к зеркальному трюмо в прихожей. Ненависть к себе достигает предельной концентрации. Он хочет разбить зеркало кулаком и даже замахивается, но боится, что осколки порежут руку и он умрет от кровопотери. Поэтому исторгает сдавленный стонущий звук, означающий, что игра проиграна на первом же уровне.

– Ты что там воешь? – спрашивает мать из кухни. – Молоко кончилось. Сходи купи, пропердись, а то плесенью уже скоро покроешься, как старая колбаса.

Судя по всему, она даже и не заметила, что он уходил.