Читать книгу: «Судьба: Оруженосец»

Пролог

Тишина. Не секунда, не минута – застывшее, тягучее мгновение, прерывающаяся лишь шорохом кольчуг да сдавленным стуком сердец. Всё вокруг замерло, впитав последние глотки воздуха перед бурей. Впереди вздымался Изумрудный Передел – сама граница владений фэйри, сплошная стена из могучих дубов, сросшихся так тесно, что и мухе не проскользнуть. Впервые за десять лет человеческое воинство стояло у самого порога их земли.

Поднялся ветер, завыл в ушах. Птицы с верхушек деревьев резко взмыли высь.

ВЗРЫВ!

Оглушительный удар, и… пустота ниже колена. Взглянул вниз – кровавая мякоть, торчащие осколки кости. Шок выжег дотла. На автомате пополз к ближайшему холму, цепляясь локтями за вывороченную землю.

Ещё ВЗРЫВ! Осыпало грязью.

Скорыми, дрожащими пальцами стянул с плеч драную накидку, её лоскутами повязал жгут. И тут – тяжкий удар в спину, выдох "Уфф!" Сверху рухнуло бездыханное тело сэра Франа – тучный мешок мяса и лат. Придавило. Сил нет даже пошевелиться. В ушах – сплошной пронзительный свист. Попытался толкнуть его – мышцы не слушаются. Застрял.

Да.. Не так я представлял свою кончину.. Где бочки бримля? Где красотки длинноногие?  Да конечно так и прибежали, к сорокадвухлетнему оруженосцу – «ветерану чистки сапог», как шутливо прозвали сослуживцы. Хотя им явно сейчас не до смеха. Их ошмётки аккуратно разбросаны вокруг, добавляя красок в степной пейзаж. Я ещё легко отделался, подумаешь: ногу потерял – зато пиратом смогу стать, да и живой пока.

Живой, да… А как надолго? Кажется, дела наши плохи, первородный ударил. Хотя странно, что не подумали о таком исходе; всё же к границы подошли, стоило ожидать что вылезет. Хотя, нет. Учитывая, что наши командующие и дня в академии не отсидели, иначе быть и не могло. А я говорил, но кому какая разница до слов оруженосца? Да, сэр Фран – тело, которого так любезно меня обняло, не давая встать. Папинький сынок получил звание за заслуги отца-губернатора. А что теперь? Как ты тут? Деньгами твоими помазать тебе брюхо? Может, кишки вернутся на место. Чего молчишь? Ах да, челюсть отделилась от головы – прости, не заметил сразу.

В глазах темнеет. Видимо, недолго мне злорадствовать осталось. Скоро стану очередным трупом, жертвой амбиций вельмож. Хоть цели их благородны, правда, подтекст весьма алчен и скуп. Веки налились свинцом, слипаясь. И вдруг – грубый рывок за шиворот! Чьи-то руки дёрнули, потащили по земле. Над ухом рвался чужой голос, но слова тонули в сплошном гуле – бессмысленный, далёкий рёв.

ВЗРЫВ!

Темнота… За нею – свет. – Я умер? – спросил темноту с надеждой. А темнота молвила в ответ: – Возможно, ты этого желаешь?

– Нет, но и страдать не хочу. А кто ты? – спросил я, пытаясь разобраться.

– Я автор, я творец, что книгу жизни пишет. Судьбой бывает нарекают. – ответил он.

– Ха, Судьба. Скажи, судьба ли мне сегодня умереть?

– Нет и да: тебе решать.

– Нет.

Стоило мне произнести это слово, как белый свет – ослепительный и безжалостный, прорвал тьму. Неизведанная сила потянула меня вперёд.

Глава 1

Дивный сон. Очнувшись спустя пять луны, я пробормотал:

– Я на небе?…

Руки потянулись к расплывчатому силуэту, склонившемуся надо мной. Сознание медленно возвращалось в привычное русло, и по мере того, как дымка сна рассеивалась, фигура обретала очертания тучной женщины, напоминающей своими формами мешок с картошкой.

Это Рафания. Медсестра из 54-го легиона, служившая под началом ныне почившего сэра Франа. Дама волевая, мужественная настолько, что лёгкая щетина на её втором подбородке казалась лишь очередным подтверждением сего факта. В моих грёзах ей явно делать нечего. Значит, столь изысканная особа могла привидеться только наяву. С этого вывод – я жив.

– О, вы очнулись, оруженосец, – сказала Рафания, перевязывая обрывком льняной рубахи остаток моей ноги.

– Извольте, у оруженосца имя есть, – буркнул я. Моё видно замечание ей не пришлось по вкусу; она до боли затянула повязку, сказав:

– Сейчас не важно. Раз перечить силы есть, то и идти сможешь, – подняв костыль, с откровенным желанием треснуть меня им, протянула его мне: – Ступай.

Я раздражённо схватил костыль – свою третью ногу на неопределённый промежуток времени, всем видом показывая безразличие. Хоть, может, моё притворство было убедительным со стороны – себя не обмануть. Это удручало. Никто не называл меня по имени. Я что, скотина, выращенная на убой? Или того хуже, собиратель? Ладно, неважно. Вот осушу очередную пинту бримля в харчевне Дряньеда, и тут, гляди, забуду, что калека, что будущего нет. Да.. Так и забыл..

Попытавшись встать, помимо привычной тяжести в пояснице, странная боль в ноге, которую я забыл на поле брани, сковала меня. Всё зудело и ныло, аж глазёнки на лоб полезли. Пальцы, которых не было, сводила судорога. Хотя я явственно вижу, что конечности нет – лишь культя в тряпке. Так какого фига она так болит?

– Чего, нога трясётся? – громко спросила Рафания, прервав мой поток мысли.

Действительно, и правда трясётся, за этой болью и не заметил.

– Мм, видать, фантомку поймал? – добавила она.

– «Фантомка» – это что ещё за дрянь?! – спросил я дрожащим голосом в агонии.

– Ничего особенного, просто твоему телу кажется, что нога всё ещё на месте, – договорив, Рафания отвернулась, за секунду выхватила шило и резко вонзила мне в культю.

–Да что с тобой не так?! Добить решила?! – закричал я от шока.

Она широко улыбнулась, с наслаждением от своих действий. Так мне показалось.

– Хотела… Но устав не позволяет. Лучше на ногу посмотри. Болит ещё? – поинтересовалась она.

– Хм, действительно не болит. А как так? Что ты сделала?

Рафания почесала лоб, словно заходя в картотеку памяти:

– А, тьфу его знает. Просто тыкаешь шилом в остаток конечности, а оно проходит, а почему не важно. Главное работает.

– Твоя правда, – задумчиво протянул я. Действительно, какая разница, каким способом: главное, чтобы всё шло чётко и безотлагательно и в будущем… Я надеюсь.

Выходя из палатки, слепящие, тёплые лучи солнца на фоне безмятежного неба озарили моё лицо. Лишь ужасающий трупный смрад не давал восторгаться прекрасной погодой. Вокруг палатки штабелями лежали трупы, каждую минуту с повязками на лице медбратья выносили новых.

Гм… Глядя на это, начинаю понимать, как же мне повезло. Все из 54-го легиона – такие молодые: многим и двадцати нет, а уже червей кормят. А что я мог сделать? Простой оруженосец у избалованного командира.

В ноге вновь возникла боль. Да, я знаю, как избавиться от неё – спасибо Рафании за это. Но эта гложущая тварь-совесть не даёт сделать это. Пусть хоть так буду наказан за свою беспомощность, раз жив остался.

– О! Сам ветеран чистки сапог, я полагаю. Живой? Удивительно. – прозвучал сиплый, прокуренный голос из-за спины. Я мог узнать его из тысячи – это сержант Курьем. Один из немногих, кто действительно вызывал уважение среди всего легионерского сброда. Он не раз спасал жизнь молодняку и всегда был готов поделиться папироской. Если, конечно, предварительно накапать ему на мозги.

– И я рад, что тебя трупом не застать. Не думаю, что смог бы найти столь щедрого товарища, который всегда рад поделиться папироской с калекой-сослуживцем. – Несмотря на исходившее от него недовольство, которое он даже не пытался скрыть, он протянул мне папиросу.

– Я вот одно понять не мог: как ты вечно всё так выворачиваешь, что отказать нельзя.

– Это опыт, мой друг: его с ногой не потерять.

Затянув терпкий табак, с любовью выращенный дядей Курьема на дойных лугах, я смотрел на беззаботных птиц, летевших сквозь чистое небо.

– Курьем, как думаешь, куда они летят?

Он выдохнул дым, бросив бычок в сторону, сказав:

– Эх… Не делай вид, будто есть дело до них. Я знаю, о чём ты хочешь спросить, слушаю.

– Дааа.. – протянул я. – Тебя не обманешь. Так сколько наших полегло?

– Из 54-го почти все. Тыловики остались, да дюжина молодняка. В 53-ем, 56-ом —так же. А 55-й, на подходе, хворь сгубила, по слухам, массовое отравление, – они в столицу назад ушли.

Как удобно, 55-й легион под управлением кронпринца Ладина Четвёртого. Пред самоубийственной вылазкой животик скрутило, а с больным животиком – как сражаться? Но эти мысли так и не посмел озвучить, даже в компании Курьема.

– Ясно, а итог каков?

Курьем, прикусывая губу до крови, ответил:

– Нет их… Фэйри, разбив армию, даже добивать не стали. Лишь поржали. Такое чувство, что хотели показать, насколько мы жалкие.

Конечно, а как иначе? Если игрушка творцу заявит о равенстве, не смешно ли это будет? Весьма. Только если ты не та игрушка.

– Курьем, может, в столицу рванём? Остаток дней в спокойствие проживём?

– Не могу яж теперь, глава 54-го, за молодняком смотреть нужно. Не могу их бросить. А ты давай ступай. А я, коль жив останусь, приду. Надеюсь, угостишь кружкой бримля при встрече.

– Конечно..

Я затушил окурок о сапог, глядя, как Курьем растворяется в лагерной суете.

Да, видимо, один домой поеду. Правда, эта мысль немного пугает. Вот доберусь до Рябьхрустального, а дальше что? Я десять лет отдал армии, научен мастерски шлифовать мечи, латы – и всё на этом. Кому там такой нужен? – так ещё и одноногий. Хотя, может, это мой шанс, подаренный судьбой. Всё же все люди меняются, может, не так быстро и резко, но перемены – часть жизни. Мы можем бороться с ними, сохраняя своё положение, боясь нового. А можем обуздать, податься их течению, изменив жизнь к лучшему.

Но пока расклад таков: мне, как калеке, ждать увольнительную – в лучшем случае две полные луны. Пока известия дойдут до администрации, пока бумаги, накладные, распоряжения подготовят… Боюсь, больше чем на две луны это затянутся может. А быть мёртвым грузом, который кормить нужно, желания нет, да и совесть не позволяет. И так со снабжением туго: еда не каждый день бывает, а что есть – и та дрянь. Повезёт – если какую дичь в лесах поймаем, хотя такого везения давно не было. Попробую примазаться к карете снабжения, вроде как на днях прийти должна. С ними в столицу и укачу.

Проститься с лагерной жизнью будет непросто. Другой я и не знал – так давно здесь. Но с мужиками уж попрощаться надо – достойно. Думаю, к случаю и запасы сэра Франа присвоить можно: ему всё равно теперь не нужны. Пусть его верному оруженосцу да сослуживцам достанутся колбаса да вяленое мясо – хотя бы в утешенье. Заодно и прощальное застолье выйдет. Может, у кого пиво сыщется. Оно, конечно, дерьмо редкостное; о бримле и не мечтаю… но что есть – то есть.