Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Нет ничего такого в том, что я читаю их, отец. В Господа Бога нашего я верую столь же истово, как и ранее, – ответил я царю, перекрестясь.

– Верю, продолжай.

– В этом трактате я обнаружил одну смесь, опасную тем, что она взрывается сильно при малейшем на нее давлении… – многозначительно закончил я.

– И что? Пороха тебе не хватает? – потеряв интерес, спросил Петр.

– А ты представь, батюшка, что у пушки не будет стоящих рядом с ней бочек пороха, не будет долгой перезарядки орудий, все сведется к тому, что орудийный расчет будет только вставлять снаряд и делать выстрел, – заманивал я перспективами государя.

– Как ты назвал обслугу?

– Что? Ах да, орудийный расчет, – повторил я.

«Тормоз, блин! Совсем голову потерял! Ты еще про самолеты с минометами заговорил бы!» – ругал я сам себя.

– Занятно, а главное, точно как – расчет. Ну да ладно, не это ведь главное. Все, что ты говоришь, только прожекты и фантазии, сделать все это нет никакой возможности, – тяжело вздохнул царь, о чем-то задумавшись.

– А если смогу?

– Да как ты сможешь-то? – на автомате спросил Петр и тут же опомнился. – Как?!

Глаза самодержца горели мрачным огнем, готовые выплеснуть сотни молний разом, только бы получить свое.

– С помощью той смеси, про которую я только что сказал. Но есть одна проблема, – с сожалением сказал я царю.

– Какая такая проблема? – нахмурился он.

– Производство сей смеси сложно и опасно для жизни людей: она же взрывается чуть ли не от малейшего ветерка.

– На Руси людишек много, – мрачно сказал государь. – А насчет опасности… Каждый год на пороховых заводах люди гибнут. И не один-два, а сотни.

– Если наладить производство сей смеси, то мы получим удивительный по силе состав, который и потребуется для новых видов оружия, – закончил я.

– Какие еще новые виды? Не заговариваешься ли, сын?

– Нет, отец, я долго об этом думал и кое-что даже начертил, сделал наброски, которые, правда, еще надо долго приводить в порядок и только потом по ним создавать само оружие…

Минуты сливались в один мутный поток, в который зашли мы вместе с государем, забыв о том, что еще совсем недавно наши отношения были более чем прохладными. Усталые глаза с небывалым интересом смотрят на разложенные бумаги, на которых вырисовывается едва видимый в ночи чертеж с маленькими пометками на полях страниц.

– Что это? – наконец спросил Петр, обращая на меня свой взор после чуть ли не десятиминутного разглядывания чертежей.

– Казнозарядная фузея, отец, – ответил я, прекрасно понимая, что эти эскизы всего лишь подобие настоящего механизма, устройство которого я описал, надеюсь, достаточно подробно, вот только пропорции и сами детали необходимо еще дорабатывать. – Конечно, ее необходимо довести до ума и испытать…

– А при чем здесь та смесь? И выстрелы?

Даже изучив новое оружие, государь все равно не понимал предназначения фузеи.

– Дело в том, батюшка, что вот эта игла, – указал я на внутреннее устройство затвора и спускового механизма, – резко выдвигаясь вперед при помощи пружины, которая, в свою очередь, сдерживается курком, должна будет пробить ту смесь, которая и воспламенит порох внутри фузеи, без участия кремниевого замка.

– Ну допустим, что так и будет. Вот только все равно потребуется много времени, чтобы ссыпать отмеренный порох в эту нишу… – допытывал меня государь.

– Вот тут-то и начинается самое интересное, батюшка. Не потребуется ничего насыпать в нишу.

– Как так? – удивился Петр. – А как же ты пулей из ствола выстрелишь? Щелчком?

– Нет, – не поддержал я шутки царя. – Каждый заряд будет отмерен и помещен в специальное хранилище. Я назвал его патрон, вот он-то и позволит делать не менее пяти выстрелов в минуту. Только, отец, я не хотел бы пока открывать все секреты, пусть это будет сюрпризом. Хорошо, батюшка?

– Знаешь, сын, с каким настроением я ехал сюда? – подумав немного, тихо спросил меня царь, глядя на меня совершенно другим взглядом, нежели тот, который был в начале проверки.

– Нет, отец.

– Я не ожидал от тебя ничего хорошего и дельного, и даже заверения некоторых людей о том, что ты наконец взялся за ум, не разубедили меня. Но сейчас, поговорив с тобой, я увидел другого человека, – так же тихо сказал Петр. – Ты не был таким…

– Я знаю, батюшка, – как можно спокойнее сказал я. – Но, побывав на краю смерти, я стал о многом думать иначе.

– Но ведь ты всегда был шибко верующим, и этого никак нельзя не помнить, – хмуро бросил Петр, намекая на протопопа Якова, который так яро настраивал Алексея против родного отца и его реформ.

– Явление было мне, отец, – тихо сказал я. – Я умирал… или думал, что умираю, и в страдании пришло мне понимание моей прошлой жизни и моего истинного предназначения.

– Странные речи ведешь, сын, – довольно буднично сказал Петр, успокаиваясь. – А я уж было думал: что с тобой такое случилось, что ты за голову так внезапно взялся? Тогда у меня к тебе главный вопрос.

– Конечно, батюшка.

– Как ты думаешь, чего я всего больше жду от тебя?

Говоря это, Петр отвернулся, обводя глазами комнату.

– Чтобы я не был камнем, который давит на твою душу, отец.

Вымолвив эти слова, я заметил, как резко спал с лица Петр, вдруг опустивший плечи и немного наклонивший голову. Словно мои слова сняли с его плеч и души тяжесть, которая доселе упорно не давала ему покоя.

– И как ты это себе теперь видишь?

– Помогать тебе во всех начинаниях твоих, во всю меру моих способностей.

– Похвально, – крякнул государь, не ожидавший такого ответа.

«Видимо, я действительно выбил Петра из колеи, раз он отказался от роли сурового начальника и отца в одном лице, приехавшего распекать нерадивого сына», – осенило меня.

– А что, пожалуй, действительно, пора тебя к делам государевым приобщать, – хлопнув по столу, что заставило меня вздрогнуть от неожиданности, сказал царь после пяти минут раздумья.

– Это как же, батюшка? – спросил я его.

– А так. Намедни мне жалобы на воеводу рязанского поступили, да и доходец с тех земель невелик, так что отправлю тебя туда воеводой. Но так как ты наследник, то поедешь моим наместником, с правами такими же, как и у меня. Но при одном условии, – строго сказал Петр, словно до последнего ожидал неповиновения.

– Каким?

– Даю тебе год. Делай что хочешь, правь, как хочешь, но по истечении сего срока я должен увидеть хотя бы один образчик этой фузеи, причем работающий, другие не приму! – сказал Петр, поднимая на ладони эскиз фузеи.

– Конечно, батюшка, – склонил я голову в послушании. – Но как же так, батюшка? Ведь для ее создания потребуются большие деньги…

– Не беспокойся, все доходы с земель Рязанских к тебе будут поступать, на год я освобождаю их от любых налогов и доходов в пользу казны. Создавай свою фузею, сын, – махнув рукой, ответил царь. – Если же понадобятся сверх меры деньги, то разрешаю тебе изыскивать их самому, где хочешь и как хочешь. Лишних у меня нет, да и выделить их я все равно не смог бы: Карл не желает мириться, да и нам оно ни к чему, поэтому все идет на войну. А теперь мне пора, завтра же в Воронеж в доки поеду, надо свои корабли посмотреть… И еще, отправляйся в Рязань как можно скорее, все бумаги о подвластных тебе землях я пришлю завтра.

Посмотрев на царя, я увидел, что в карих очах самодержца загорелись новые огоньки надежды, тут же сметенные непостоянством характера Петра, которому и ночь не была помехой для его новых свершений.

Уже уходя, государь развернулся и сказал как бы в пустоту:

– Я рад, что возле тебя больше нет той падали, что ютилась при тебе раньше.

После ухода государя я сидел в пустом кабинете и чувствовал, что в душе появилось непонятное чувство смятения. Оказывается, мне действительно понравилось общаться с государем: пускай он немного грубоват и непреклонен, но его тяга ко всему новому поражала.

Я не заметил, как ночь сменилась предутренними сумерками, с каждой секундой становящимися все светлее и чище.

– Никифор! – позвал я камердинера.

– Да, ваше высочество, – тут же появился он из-за двери.

– Прикажи подать завтрак, – устало говорю камердинеру, поглаживая глаза.

– Как вам будет угодно, – поклонился камердинер, мягко закрывая дверь за собой…

«Кажется, все…»

Через полчаса я блаженно лежал на кровати, сожалея о том, что сегодня вряд ли удастся отдохнуть. Уже на перине в голову начали лезть совершенно дикие мысли – к примеру, не стоит ли заняться делами, собираться в дорогу и многое другое. Однако идеи не успели превратиться в действия по той причине, что чуть ли не через час после восхода светила ко мне во дворец пришли друзья.

Они смотрели с таким любопытством, что мне даже смешно стало. Словно дети, право слово!

– И как? – наконец не выдержал Кузьма, теребя в руках перчатку.

– Все замечательно! – Губы сами по себе превратились в улыбку.

– И все? – обиженно надулся Сашка. – А рассказать?

– Да и рассказывать, в принципе, нечего, – сказал я, усаживаясь на диван в приемном зале, куда мы все вместе перебрались сразу же, как только мои соратники появились во дворце. – Если говорить вкратце, то царь-батюшка остался мной доволен.

– ?

– Не смотрите на меня так, – полушутя сказал я рассевшимся полукругом друзьям. – Хорошо, есть еще один приятный момент… или неприятный – я сам еще толком не определился с этим…

– Из тебя слово и клещами не вытянешь! – хмуро сказал Николай.

– Отец отправляет меня в Рязань, быть ее наместником в течение двух лет или больше. После этого срока отец обещал еще раз переговорить со мной на пару интересных тем.

Бесенята буквально выпрыгивали из моих глаз, норовя забраться в ошеломленные, широко распахнутые очи пятерых товарищей.

– Это что же, у тебя получилось?!

– Да, Миша. Поэтому я прошу сегодня ни о чем не думать, а только отдыхать и праздновать пускай маленькую, но победу! Правда, наш царь-батюшка приказал как можно скорей отправляться в Рязань, так что, думаю, уже дня через три придется уезжать отсюда… Эх, а жаль, – с некоторым сожалением вздохнул я, но тут же сбросил с себя появившуюся тоску.

– А нам с тобой ехать? – как-то по-детски спросил Кузьма.

– Я никого неволить не буду, друзья, но, честно сказать, мне очень хотелось бы видеть вас рядом с собой, – с теплой улыбкой ответил я на вопрос поручика. – Что же до тебя, Кузя, то мне кажется, можно перевести тебя ко мне в подчинение, тем более и ранение у тебя есть, так что, думаю, проблем не должно возникнуть.

– Ну, коли так… – тут же повеселел поручик. – То тогда отдыхаем!

Веселый крик пронесся по залу, проникая в каждый уголок, тут же растворяясь в новом восторженном и неукротимом всплеске радости нашей небольшой компании!

* * *

9 мая 1707 года от Р. Х.

Рязань

Алексей Петрович

Первые плоды

Передо мной лежит целая стопа различных бумаг с указами царя, назначениями, отчетами о проделанной работе, делами свеженазначенных на различные должности дворян и тому подобным. Все это предстояло перебрать, со всем ознакомиться, вот только как не хотелось этого делать!

Второй день начинался для меня самым настоящим кошмаром. Но надо признаться хотя бы самому себе, что вчерашний день, полный сумбура и головной боли, в какой-то мере принес мне чуточку удовольствия, того самого, когда человек чувствует себя нужным в этом мире.

Свои наброски по инновациям пришлось убрать в дальний ящик рабочего стола, взятого из прошлой резиденции и поставленного в рязанский дворец, смотрящийся по сравнению со своим московским собратом до безобразия угрюмо. «Зато он много удобнее, и половина комнат не нужны!» – пришло мне в голову занятное оправдание, имеющее право на жизнь.

Как бы то ни было, на проекты по созданию паровой машины вкупе с зачатками чертежей винтовки пришлось наложить «печать бездействия», готовую сломаться в ту же секунду, когда насущные вопросы управления Рязанью и прилегающими к ней землями будут решены хотя бы частично.

Вот и сейчас я сижу в облюбованном кабинете, пытаясь разобраться с корябусами официальных документов, однако у меня мало что из этого получается. Хорошо, что друзья взялись помогать с разъяснением указов государя да плюс к этому решили составить смету подвластных мне отныне земель. Честно сказать, узнавать все эти подробности мне было попросту лень, да и времени катастрофически не хватало.

А тут еще и вопрос о корпусе встал в полный рост. Как ни крути, а такие дела надо решать как можно скорее и качественнее, во избежание каких-либо осложнений в будущем.

– Итак, что мы имеем на сей день? – задал я сам себе риторический вопрос. – Буду говорить открыто, раз уж сам с собой разговариваю. Во-первых, земли под своей рукой. Конечно, не большие, если учитывать, что в моем времени Рязанская область раза в три больше была, но и не маленькие. Это уже что-то. Во-вторых, есть планы на ближайшее и не очень будущее, готовые реализоваться нашими общими усилиями. Это тоже хорошо, планы – дело святое. В-третьих, насколько я помню, полезными ископаемыми земля не обделена, правда, судя по всему, денег на их разработку пока нет, и это плохо. В-четвертых, мне достался, по заверениям соратников, не самый плохой управленческий аппарат. Но, честно сказать, меня эти «достойные люди» не воодушевили, скорее наоборот. И это если брать во внимание только тех, кого я увидел в первый день – человек двадцать, не больше.

Картина немного удручающая, и с этим надо бороться. Вот только как? Изгнать всех продажных чинуш? Не поможет, только окончательно все испорчу. Вот разве что постепенно вводить верных и нужных мне людей, но на это уйдет не менее трех лет. Хотя, если постараться, то и за два управиться можно. Конечно, без ущерба для основной нашей деятельности. Что ни говори, деньги нужны, и это факт, вот только где их найти? С крестьян не стрясешь, да и ни к чему это, народ озлоблять. Разве что с торгашей… Нет, этих и так немного, пусть лучше хоть какое-то разнообразие в это болото приносят. Разве что лес сбывать… Нет, денег за него много все равно не выручишь, только пупки надорвешь. Надо искать другие ходы…

Мысли постепенно переплетались, собираясь в один пучок, делаясь единым и неразрывным целым. Где-то на краю сознания мелькал расплывчатый силуэт нужного мне решения проблемы с деньгами. Пытаясь ухватить за хвост эту идею, я погружался в себя все глубже и глубже, теряя связь с реальностью. И вот когда вблизи меня замелькал этот желанный «хвост», я почувствовал, что мое лицо горит, словно я упал на угли догоревшего костра.

Открыв глаза, я увидел, что лежу на полу, хорошенько приложившись о ровную поверхность деревянного настила. «Так и шею сломать недолго», – пришла в голову незамысловатая мысль.

– Ладно, пора и соратников проведать, а то уйти ушел, а когда вернусь, не сказал. Может, у них дела получше идут – чем черт не шутит?

Кряхтя, я поднялся на ноги, сбивая с камзола и штанов несуществующую пыль. Привычка, знаете ли: упал – отряхнись.

Пройдя по коридорам, я остановился напротив двери одного из самых больших залов дворца – Приемного зала, в данный момент используемого не совсем по назначению, зато с большей пользой.

– Хорошо, хорошо! Перехожу к делу, которое поручили мне, как самому ответственному и сообразительному! – услышал я насмешливый голос Александра Баскакова.

– В мечтах, – хмыкнул Артур, не перебивая зарвавшегося друга.

– После того памятного разговора я поручил своему управляющему в поместье найти подходящее местечко для расположения корпуса…

– Говори теперь! Те три дня, что ты тут без нас провел, наверняка в пьянках прошли да забавах с девками румяными? – поддел молодого помещика поручик Астафьев.

Тихо открыв дверь, я пробрался за спиной рассказчика и присел на маленькую тумбочку возле дверей, сделав знак заметившим меня молчать и не показывать этого.

– Не без этого, – гордо выпятив грудь, сказал Сашка. – Так вот, проехал Гришка, мой управляющий, по землям Коломенским, Тамбовским, но увы, так ничего и не нашел.

– Когда только успел-то? – удивился Николай.

– Так я письмецо сразу ему отписал, со всеми указаниями, так что времени у него хватало, – хмыкнул Сашка, довольный своей прозорливостью.

– И как, нашел? – поинтересовался Михаил.

– Нет.

– Так что ты тогда перед нами тут целое представление устроил? – потеряв интерес, спросил Артур.

– Подожди, уважаемый барон, не спеши, что ты такой нетерпеливый? – осадил датчанина Александр. – Узнав это, я решил навестить свое поместье, все же не так часто появлялся там в последнее время. Провел там день, другой да и отправился обратно к вам, когда на границе своих владений увидел одинокую дорогу, уходящую в лес. Ну и решил я проехаться в тот лесок, благо время еще было не позднее. Проехав пару верст в лес, я увидел деревню в двадцать дворов, расспросил старосту про те места. Выяснил, что рядом с деревенькой есть пара больших полян, оставшихся еще с тех времен, когда деды этих людей решили очистить под поля прилежащие земли, да вот не смогли этого сделать. Что уж там случилось, я не спрашивал, главное, что места там довольно глухие, людишки особо не шастают. И, самое главное, до Рязани верст тридцать, не больше!

– Что-то у тебя больно гладко все получается, – засомневался я, вставая со своего места. – Прямо по всем требованиям подходит сие место. И тебе крестьянские души, природа, и люд простой не будет хаживать. В чем же подвох?

– Везде ему подвох мерещится, – улыбнулся Сашка.

– А ты хочешь сказать, что его нет? – переспросил я его.

– Да как сказать. Единственная загвоздка в том, что деревенька эта, Петровка, лежит наполовину в моих землях, а наполовину – в землях боярина Первака.

– Не того ли самого? – улыбнувшись, спросил я помещика Баскакова.

Как-то Сашка, когда мы сидели с ним вдвоем, рассказывал мне, что приключился с ним один конфуз на почве любвеобильности и непостоянства. Суть сего конфуза была в том, что полюбил он года два назад одну боярскую дочку и решил на ней жениться, но случилось так, что ощутил на себе ее норов горячий и руку крепкую из-за той же любвеобильности. Вот тогда и решил молодой дворянин, что женушка не отличается тем смирением, которое он предполагал в ней ранее, и решил он от нее отказаться.

Да вот беда, отец этой девушки был до недавнего времени боярином Золотой сотни, так что влияние и деньги имел в достатке. Естественно, что такого надругательства над семейной честью папаша простить не смог и начал мстить по-своему, то есть по финансовой части, где выкупая, где просто-напросто перекрывая дорогу продукции деревенек молодого помещика, к пятнадцати годам оставшегося без родителей.

Но сам Александр, восемнадцатилетний юноша, воспитанный теткой и пожилым приказчиком, оказался не лаптем деланный и сумел выйти из ужасного положения. Он сделал все очень просто: наладил прямой бартер между городом и своим поместьем, где отрядил место под склады и постоянную упряжь заводных лошадей. В итоге доходы помещика не уменьшились, а наоборот, увеличились почти на четверть, тем самым давая крестьянам «выход на более высокий экономический уровень», как добавил бы мой современник-экономист, и это лишний раз доказывает, что Сашка – человек умный и прагматичный, пускай и не получивший должного образования.

– И как же так получилось-то? – спросил я его.

– Да он еще тогда через подставных людей успел выкупить часть тех земель, которые пришлось заложить, чтобы наладить свои дела в поместье. Хорошо хоть часть, а не все. Дела у меня тогда совсем плохи были, – грустно добавил он.

– Получается, что о деревеньке своей ты не знал…

– Да почему не знал-то, Кузьма? Все я знал, просто забыл о ней. Да и не буду же я по всем своим землям разъезжать да оброк собирать, на это Гришка есть. Да и о том, что землицу у меня Первак выкупил, я узнал только тогда, когда приехал в поместье бумаги собрать для передачи деревеньки его высочеству.

– Неплохо, – крякнул я. – За подарок спасибо. Но ведь если это половина, то нужно вторую как-то добывать.

– Да, к сожалению, как объяснил мне Гришка, все эти поляны находятся на территории боярина Первака, – немного удрученно сказал помещик.

– Други, а почему бы нам моего отца не привлечь к этому делу? Думаю, у него найдутся свои рычажки для того, чтобы надавить на боярина, – предложил Николай, глядя на меня.

«Вот тебе и первый звоночек, Ваня. За помощь придется расплачиваться, и как бы цена эта слишком большой не была, – хмуро подумал я. – Хотя почему бы и нет? Рано или поздно все равно связи потребуется налаживать. Годом ранее – что ж, такова судьба, значит».

– Я согласен. Устрой нам встречу с твоим отцом, Николай. Точнее, узнай, когда ему удобно, а я посмотрю, в какое время у меня будет окно, да оповещу его об этом, – сказал я купеческому сыну.

«Не хватало еще к худородным царевичу ездить!» – пришла неожиданная мысль из глубин разума.

– Хорошо, завтра же отправлюсь к отцу и переговорю с ним. Думаю, он в случае нужды отложит свои дела для встречи с тобой, ваше высочество, – согласился Николай.

– Ладно, с этим вроде бы решили. А вот как быть с постройкой зданий и учителями для будущих витязей (которых, кстати говоря, тоже пока не наблюдается)? – спросил я друзей.

– Насчет постройки не беспокойтесь. Я обещал взяться за это дело, так что все будет как надо, – успокоил всех Михаил. – Архитектор уже работает, а мастеров мы и в Рязани найдем, все же город не глухой, со столицей рядом.

– Отлично, допустим, и этот вопрос решили. Правда, такую маленькую деталь, как деньги, мы пока еще не обговаривали, но это оставим на потом. А как быть с учителями для витязей? Ведь собираемся мы набрать не десяток юнцов и даже не полусотню, а полтысячи сразу! Откуда возьмем столько нужных нам преподавателей? Не говоря уже об одежде и прочих немаловажных вещах? – загрузил я соратников, сбросив груз забот об этом проекте на них.

– Пока тебя не было, мы подумали и решили, что лучше всего основную часть учителей набрать из числа ветеранов, не забранных на станции гонять молодых солдат, ведь найти полсотни таких вояк не составит труда. И это будут именно те учителя, которые постоянно будут находиться рядом со своими подопечными. Скажем, на полсотни – по одному такому ветерану…

– Нет, каждому из ветеранов надо давать двадцать пять человек, не больше, – оборвал я Артура.

– Почему? – удивились все.

– Есть у меня одна идея, как подготовить витязей, но пока о ней рано говорить, слишком много всего для нее требуется. Так что давай, Артур, продолжай, – махнув рукой, попросил я барона.

– Хорошо, будем ставить ветеранов во главе двадцати пяти юнцов, которым предстоит проходить азы боевой подготовки под их началом. Сами же науки будут преподавать несколько учителей, приглашенных из Рязани и Москвы, – закончил Артур.

– Учителя – это хорошо. Но все они должны быть из Рязани, так надежнее, да и мне будет спокойнее. А вот скажите, друзья, где вы возьмете учителя по богословию?

– Увы, но именно этот вопрос остался нерешенным, – сказал Сашка. – Мы можем сказать только одно: нам нужен такой батюшка, у которого не будут догмами застланы глаза. Но увы, я даже не знаю, где такого найти.

– Ну, с этим, я думаю, проблем возникнуть не должно, – сказал Артур.

– Ошибаешься, барон, сильно ошибаешься, – возразил я ему. – Наши святые отцы в большинстве своем слепые котята, идущие на зов отца-патриарха. Кто-то из них фанатик, а кто-то – глупец. Пускай местоблюститель патриаршего престола, бывший рязанский епископ Стефан Яворский, поставленный государем-батюшкой во главе Православной церкви, и мог бы нам помочь с решением этой проблемы, но ведь нам-то нужен свой человек. И чтобы при этом он мог разделить наши взгляды, а не служить из-под палки.

– Я не согласен, – сказал Николай. – Слишком многие знатные люди придерживаются старого толкования веры наших отцов и дедов, вот среди них вполне возможно найти подходящего человека.

– Нет, такой подход не для нас, Николай. Я не хочу ссориться с отцом, тем более что только-только начал налаживать с ним отношения, кстати говоря, и без того холодные. Поэтому в случае появления таких идей, которые могут повлиять на мои отношения с государем в худшую сторону, лучше до поры до времени держите их при себе, даже если они кажутся вам правильными, – поставил я жирную точку в появлении нежелательных идей.

– Как скажешь, ваше высочество, – согласились со мной друзья.

– Что ж, раз у Стефана помощи просить нельзя, я сам попробую разобраться с этим. Может, найду кого-нибудь интересного. Вы же вместе с остальными поищите в семинарии подходящую кандидатуру, – подумав, сказал я сидящим соратникам. – Но это дело только для кого-то одного. Остальные, помимо своих дел, должны будут начать подбирать первых витязей, думаю, лет пятнадцати-семнадцати, не старше и не младше. Но это дело терпит, и месяца три у нас есть, так что не спешите. Главное – решить насущные проблемы. Опять же, надо будет изыскать деньги на все это, иначе я попросту пупок надорву и Рязань вместе с ее землями по миру пущу, а сам окажусь где-нибудь в Азове, на стене с мушкетом.

– Давайте я попробую с этим справиться, есть у меня один знакомый в тамошней канцелярии, про каждого ученика семинарии подноготную знает, – вызвался Николай. – А ты, ваше высочество, лучше уладь это дело в верхах. Ведь, как я понимаю, для того, чтобы наше детище признали, нужно согласие светской власти в твоем лице и согласие иерархов Церкви, в крайнем случае, одного из них, желательно не ниже епископа, раз уж с местоблюстителем не получается.

– Дельная мысль, – согласился я. – Значит, так: я беру на себя улаживание этих вопросов, вы же, как и договорились, всю рутину взваливаете на себя.

– Ну, не только на себя, – улыбнулся Артур. – Я думаю, мы сможем найти десяток-другой надежных людей, которые будут держать язык за зубами. Так что, ваше высочество, ищи места, куда будешь пристраивать своих ретивых сторонников.

– Да какие сторонники-то? – возмутился я. – Я что, против отца иду, по-вашему? Мы, кстати говоря, все вместе одно дело делать будем!

– А мы не отрицаем. Вот только есть одно но: когда человек перестает зависеть от государства (а именно это и происходит, когда у него появляется достаточное количество денег), на него начинает коситься эта самая власть, точнее, власть имущие, и чем большим богатством он будет обладать, тем подозрительней будут эти взгляды. Я думаю, вы и так знаете, чьи будут эти самые взгляды?

– Если только богатеет не сама власть. Тогда ничего плохого не происходит, если правильно все сделать, – улыбнулся я Артуру.

– Твоя правда, – согласился барон.

– Так, все, эту тему оставим и больше к ней пока не возвращаемся, – прервал я разошедшегося барона.

Все же иностранец хоть и говорит на отличном русском, не может понять всех особенностей России. Что уж говорить, если даже язык порой держать за зубами не может, считая, что наш вседержавный монарх может сравниться с их корольком, права которого в будущем будут заключаться только в том, чтобы народу на глаза показываться да на заседаниях Сената задницу отсиживать.

«Даже у стен есть уши!» – сказали когда-то в Версале, а что уж говорить про Москву, да еще к тому же когда такие слова произносятся в кругу пока еще опального царевича.

– Думаю, нам пора прерваться на отдых, – перевел я тему в другое русло. – Да и распоряжения уже каждый из нас имеет, включая и меня, так что можно пока не возвращаться к работе.

– Что ж, твоя правда, ваше высочество, – хмыкнул Артур, уловивший мое настроение.

Все же чутье у этого тридцатилетнего датчанина просто превосходное.

* * *

Конец мая 1707 года от Р. Х.

Рязань

Алексей Романов – Иван Пестерев

Будни правителя

Два часа назад передо мной появились бумаги по выпускнику семинарии будущему дьяку Варфоломею, которому со дня на день должно исполниться двадцать три года. Но только сейчас, вечером, когда поток жалоб и разнообразных донесений о делах вверенных мне земель иссяк, я смог блаженно откинуться в кресле и взять в руки желтый пергамент.

Аккуратные буквы старорусского алфавита медленно складывались в слова, доводя до моего разума смысл «дела» оного семинариста. В бумагах говорилось о том, что «сей вьюноша проявлял незаурядные способности в богословии и речах» (то есть был первоклассным оратором, если перевести на наш язык), но имел один грешок. С одной стороны, не то чтобы большой грешок, но вот с другой… С таким недостатком ему не достичь высот в иерархии Церкви, какими бы задатками он ни обладал.

Этим недостатком являлось недовольство нынешней, как бы это сказать, пропагандой священнослужителей. И мне, если честно, не совсем понятны мотивы главы Церкви, который терпит этих недовольных, да еще к тому же и талантливых священников в будущем. Даже мне известно, к чему приводят неурядицы в такой структуре, как Церковь, – к реформам! А ведь реформы Церкви – это кровь людей, а большие реформы – это гибель целых поколений!

«Что ж, думаю, мы не станем искать славы современных раскольников. Нам просто нужен человек с незашоренным взглядом на свои недостатки, разбирающийся в таком темном деле, как человеческая душа, – откладывая последний лист отчета, подумал я. – Пожалуй, с этим Варфоломеем я должен побеседовать как можно скорее, а уж потом двигаться дальше. Хотя все нынешние приготовления необходимо уже заканчивать…»

Разобравшись с неотложными делами, я отправился в Москву – решать и без того отложенные на непозволительный срок проблемы. Компанию мне составил Михаил, рассказывая по дороге о своих путешествиях по Руси. Что и говорить, много их у него было, отец все же не абы кто! Вот только был один большой минус – дороги. Дороги на Руси-матушке… хм… Их тут вообще нет!

Насобирав шишек в свою первую поездку в Рязань, я отказался от большого кортежа и карет, сделав ставку на скорость коней. Но вот только я не учел одного форс-мажорного обстоятельства. Ночью перед поездкой прошел неслабый ливень, и теперь дороги представляли собой трясину грязи, смешанную кое-где со щебнем. И это в середине мая! Да, дела… Я-то думал, что историки приукрашивают одну из двух главных бед Руси, ан нет: ужас Наполеона, и правда, таковым и оказался.

Так что, выехав в середине недели, я смог добраться до своей московской обители только к субботе, вымотанный и обозленный на себя и весь белый свет. Хорошо хоть Миша скрашивал ощущения от часов постоянной тряски в седле, иначе я бы точно кого-нибудь загрыз.

Как бы то ни было, преодолевая препятствия и собственную лень, я на следующее утро все же добрался до кабинета епископа, названного, наверное по недоразумению, одним из прислужников кельи. Пройдя в светлую комнату, я заметил сидящего за столом маленького мужчину с полностью седыми волосами, увлеченно строчащего пером на бумаге какие-то заметки. Услышав, что кто-то вошел, старик поднял свои серые глаза и, улыбнувшись, указал рукой на стоящий возле стола стул, обитый кожей.