Наш дом – СССР. Жизнь во благо Родины

© Виктор Мишин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

– Алло.

– Это я, мне нужна ваша помощь!

– Саша? – на другом конце провода выдохнули.

– Да, Александр Николаевич, – сдерживать свою растерянность и злость было чрезвычайно трудно.

– Ночь на дворе, что случилось? – Мое волнение передалось собеседнику.

– У меня украли девочек. Не поможете, я тут войну начну, до победного, – выдохнул я, решившись говорить открыто и честно. Чувствовал я себя препоганейше, поэтому не до сантиментов.

Да, вернувшись домой после всех дел в городе, я обнаружил пустую квартиру. Из соседей никто ничего не видел, как обычно, хотя разгром в квартире был, как после пожара. На зеркале в прихожей висела записка, написанная корявым почерком на листе бумаги, выдернутом из пишущей машинки.

«Что, думал о тебе забыли? Ошибся, писатель. Старик больше не поможет, если завтра к вечеру не будет денег, твоим сучкам и деду конец, а потом и тебе!»

– Саша, будь у телефона, звоню Володе. Ты в милицию ходил? – Мой собеседник был не кто иной, как сам генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза. Так уж вышло, что у нас получилось совершить небольшой переворот, а что, считаю, выбрали оптимальный вариант. На мой взгляд. Спорить тут бессмысленно, поживем – увидим.

– Их убьют, – бросил я в трубку настолько злобно, что на том конце, скорее всего, поморщились.

– Сколько у нас времени?

– До завтрашнего вечера…

– Все будет хорошо! Запомни это. Все, до связи.

Из динамика послышались короткие гудки.

Я стоял с телефонной трубкой в руках и не знал, куда бежать, что делать. В этот раз враги поступили умно, никого не оставили из тех, кто смог бы привести меня в бандитское логово. Кто же это еще такой умный нашелся, а? Вроде уж всех отправил на тот свет, так нет, год прошел, а все не угомонятся! Суки конченые. Старика, значит, больше нет? Хреново дело, вроде как прикрытие было. Так, в деревню, что ли, сгонять? У дяди Коли ружье есть, хоть что-то будет.

Уже выбегая из квартиры, вспомнил, что вообще-то попросил помощи и надо ждать звонка. В этот момент, как будто телефон только и ждал, когда я о нем вспомню, раздался звонок.

– Слушаю! – выдохнул я в трубку сиплым, каким-то чужим голосом.

– Никуда не выходи, сейчас к тебе подъедут наши ребята из местного отдела, расскажешь все как есть. Не утаивай ничего, мало ли какие детали помогут, – на проводе был Семичастный. Глава КГБ в деле, но как-то пока не радует такая новость.

– Да где они их искать будут…

– Заткнись и слушай, – голос председателя раздраженный, рычит, но чувствуется, что очень хочет помочь. – В конторе всегда есть хоть один информатор от местной братвы, тот, кого никогда не закроют, ребята там у вас понятливые, тем более чистку прошли уверенно. Хоть злись, хоть нет, но присмотр за тобой всегда был. Жди и ничего не предпринимай, ты меня понял?

– Так точно, – почему-то сказал я.

– Третья мировая нам в Рыбинске не нужна. Сиди ровно. Время есть. Наша спецгруппа из Москвы вылетает уже через час, к утру будут в городе. Тебе их видеть не нужно, сделают все сами.

– Я хочу закончить с этим…

– Посмотрим, видно будет, ничего не обещаю на этот счет. Все, жди ребят. Завтра созвонимся в двенадцать. Запомнил?

– Да, – кивнул я, словно собеседник мог меня увидеть.

Спецгруппа КГБ из Москвы? Это чего, по моей проблеме «Альфу» подняли? Нехило. Стало как-то спокойнее даже. Черт, до деревни никак не успеваю съездить, а жаль. Ладно, буду ждать гостей. Стоп, а разве «Альфа» уже есть? Не помню точно, когда ее создали, будем надеяться, что какой-то спецназ все же есть.

– Эй, хозяин, есть кто-нибудь? – послышался голос из подъезда.

Блин, я что, и дверь входную не закрыл? Рванув в прихожую, едва успел затормозить перед двумя какими-то хмырями, правда, смутно знакомыми.

– Мы это, писатель, помочь хотели… – проговаривает один, но я, схватив его за грудки, прижал к стене, даже не обращая внимания на второго.

– Сейчас вы мне все разом поможете, твари, я вас под ноль вырежу! – я был в таком бешенстве, что кажется, уже не понимал, что делаю. Не то время выбрали, братки, чтобы ко мне подходить.

– Стой, командир, стой! – заорал второй, пытаясь отцепить меня от своего подельника, но получив в лицо рукой (я просто отмахнулся от него, как от мухи), отпрыгнул немного в сторону.

– Да не мы это, писатель! Ты не узнал, что ли? Мы от Старика! – прошипел прижатый мной к стене парень.

– Старика больше нет! – рыкнул я.

– Знаем, поэтому и не успели сюда, потому как там были. Отпусти, расскажем все!

Руки мои ослабли, я отпустил парня и сделал шаг назад. Трясло изрядно, голова начинала приходить в себя, что-то я потерялся как-то, чуть ведь не убил парня. А может, он и правда ни при чем.

– Кто их забрал?

– Это Туз с зоны весточку кинул. Люди сказали, что он там бабки задолжал кому-то серьезному, а тут ему кто-то донес о тебе, вот он и решил тряхнуть стариной. Так-то он не знал ничего, да, похоже, ты кого-то упустил в тот раз, донесли.

– Да мало ли тут в городе шелупони всякой на Беса шестерило! Конечно, кто-то остался, я ж не воевал тут с вами.

– Мы тебе не враги, писатель, Старик для нас был как отец родной, правильный он, сейчас все по беспределу идут, а Старик учил жизни, поэтому нас и мусора не брали никогда, да и нет за нами «мокрого».

– Ладно. Где эти суки спрятались?

– Точно – не знаем. Они убрали Старика, на перо поставили, суки, а потом привезли твоих, и вся кодла снялась. Они на трех старых «Волгах», вроде такси, уехали куда-то на восток. Думаем, Копаево, может, Ермаково. Дальше нам неизвестно, есть ли «хазы тихие». Старший тут, на воле, Барон. Он под Тузом ходит, сам не «законник», из борзых.

– Моих видели? – спросил я с надеждой в голосе и, кажется, полностью приходя в себя.

– Издали. Вроде все хорошо было, но жене твоей, похоже, досталось немного, на лице кровь была. Трогали их или нет, уж извини, не знаем.

– Урою тварей! – я вновь чуть не рванул из комнаты вон, когда в ней нарисовались трое новых гостей.

– Александр Андреев? – тихо, спокойным, ровным голосом спросил один из пришедших.

Парни все как на подбор, неприметные лица, худощавые, но видно, что готовы вынуть стволы и положить здесь всех в секунду. Срисовать их можно лишь по одежке, хоть цвета и разные у костюмов, да только видно все равно, что они казенные.

– Я это. Эти не при делах, – кивнул я на жуликов. Те стояли застывшими куклами, боясь вдохнуть. Наверное, сразу просекли, кто к нам пожаловал, у бандитов нюх на ментов, а тут и вовсе конторские.

– Мы поговорим с гражданами? Можно пройти?

– Да, конечно, проходите в комнату, только там разгром полный, – я пока не мог прийти в себя и плохо соображал. Как там у известного автора? «Мыслей полна голова, да все про загробную жизнь»?

Комитетчики прошли мимо меня, а граждане уголовнички семенили впереди них, даже не спрашивая, куда и зачем. Я влезать в беседу не стал, пусть говорят, дальше увидим, чем дело закончится.

Почти целый час из комнаты никто не выходил, а я все больше заводил себя. Было бы оружие, с ним гораздо проще, а так, на толпу, в незнакомом месте и с заложниками, это не мое, как ни крути, но я ни разу не спецназ. Одно дело осторожно, по-тихому разведать и перестрелять братков, и совсем другое – освободить заложников, тем более родных мне людей. Там по-любому у меня крышу сорвет, и наделаю ошибок, а это ни хрена не математика, не исправишь. Даже не представляю себе, что будет, если с моими девчонками что-то случится, скорее всего, я головой тронусь. Просто очень люблю свою семью и такую ситуацию даже представлять больно.

– Александр? – вырвал меня из раздумий голос старшего группы комитетчиков.

– Да? – дернулся я.

– Успокойтесь, нас предупредили, что вы человек горячий, но все будет хорошо. Мы уже созвонились с нашими людьми, думаю, «москвичи» опоздают, мы сделаем все сами, – видя, что я открываю рот, продолжил чуть тверже: – Я же сказал, успокойтесь, люди работают, место уже известно. Мы воспользовались вашим телефоном, вы не против?

– Да хоть себе его заберите, только девочек спасите, – выдохнул я.

– С вами останется наш сотрудник, на всякий случай, этих граждан мы пока заберем с собой.

– Они вроде не при делах?

– Мы и не собираемся их задерживать, они нам помогут немного.

– Как скажете.

– Находитесь, пожалуйста, дома, никуда выходить не нужно, это понятно?

– Так точно, – почему-то машинально ответил я.

– Вот и хорошо. Будем держать вас в курсе, еще раз прошу, не переживайте, все будет хорошо.

И ведь убедил, черт речистый, даже как-то спокойнее стало на душе. Оставшийся сотрудник КГБ, молодой парень лет двадцати пяти, с тонкими чертами лица и узкими, но не раскосыми глазами. Светлые волосы, довольно длинные для уставной стрижки, красиво вились, парень наверняка нравится девушкам, Ален Делон этакий. Кагэбэшник оказался молчаливым, как и большинство представителей этой конторы, да и мне говорить как-то не хотелось. Занялся приборкой квартиры, чтобы отвлечься, а то в голове такая каша, что придумать что-то дельное я не смогу. Интересно, конечно, как смогли найти укрытие бандитов? Понятно, что в конторе работают спецы, да и осведомителей никто не исключал, но все же быстро как-то. Семичастный что-то говорил о надзоре за мной, может, кто-то выследил?

Прошло часа четыре, звонков по телефону не было, никто не приходил. Уборку уже закончил, даже сходил и мусор выкинул, заняться было нечем.

– Есть будете, товарищ…

– Александр.

– О, тезка, значит, перекусить не хотите?

– Если можно, то да, с утра ничего не ел.

– А чего молчите? Слушайте, может, на ты?

– Да пожалуйста.

– Сань, особо ничего предложить не могу, есть рыба копченая, жареная, немного макарон отварных, будешь?

– Да, конечно, рыба – это очень хорошо, – глаза у оперативника засветились, – ну кто не любит жареную или копченую рыбу?

– Еще бы, да еще когда сам выловишь!

– Вы… Ты сам ловишь?

– Конечно, живем-то на воде. Смотри, есть жареный судак, – я открыл холодильник, – и копченый лещ.

– Можно мне леща, сто лет не ел!

– Не вопрос, сейчас разогрею, – понемногу я отходил, надежда была все же, так что горевать без причины не хотелось. Надо было сразу разговорить кагэбэшника, может, давно бы отпустило.

Разогрел на сковороде макароны с рыбой, нарезал хлеба, сам люблю холодного судака есть, поэтому его и не грел. Парень комитетчик уплетал за обе щеки, сначала пытался нахваливать, но я прервал его возгласы.

– Не болтай, там костей много, внимательнее. – Да, леща есть уметь надо. Многие от него отказываются только из-за костей, лень есть осторожно, а копченый лещ – это деликатес. У нас, по крайней мере. Мало кто с ним в копченом виде поспорить сможет.

Доесть нам не дали, раздался звонок, схватив трубку, прокричал в нее:

– Алло!

– Передайте трубку нашему сотруднику, пожалуйста! – попросили у меня ровным голосом.

– Сань, тебя, – я отдал трубку комитетчику, а сам встал рядом.

Видимо, парню что-то сказали такое, специфическое, потому как он попросил меня отойти. Вновь начиная злиться, я вышел из комнаты. Хлебнул воды на кухне и приготовился «допрашивать» кагэбэшника. Но тот рассказал все сам.

– Банду взяли, ваши – освобождены.

– А чего секретничать тогда?

– Ваша жена…

– Что с Катей? – я аж подпрыгнул. В голове как будто граната разорвалась. Перед глазами все поплыло, в ушах зашумело.

– Она в больнице. Как мне объяснили, ей нанесли побои, но угрозы жизни нет. Плохая новость в том, что она потеряла ребенка…

– Суки-и-и… – я схватил со стола нож, которым резал хлеб, и швырнул его в дверной косяк с такой силой, что этот, не самый подходящий для таких занятий нож вошел в косяк до половины. Александр даже дернулся, ибо стоял рядом с дверным проемом. – Всех уничтожу, твари!

– Саша, успокойся, тебе не надо этого делать, – кагэбэшник, казалось, ничуть не удивился моей реакции, даже в лице не изменился. – Преступники задержаны, их посадят надолго…

– Нет, Сань, ты не понимаешь. Дело не в том, что их накажут, а в том, что эти суки будут сидеть, то есть жить, а ребенок – нет! А за Катю я вообще удавлю любого. Они и с зоны умудряются тут беспредел устраивать, а ты говоришь – посадят…

– В любом случае они уже в камерах, так что перестань свирепствовать, и поехали к нам в управление. Дочку заберешь, потом в больницу съездишь, может, пустят.

– Пусть попробуют не пустить.

– Саш, не нужно уподобляться бандитам. Ты писатель, а не рецидивист, делай свое дело, а мы будем делать свое.

– Ладно, поехали. Тебе рыбы завернуть? У меня есть пара хвостов, пивка с друзьями попьешь, – видел я, как он на рыбу смотрел.

– Если не жалко…

– Было бы чего жалеть, – ответил я.

Собрались быстро, брать с собой ничего не стал, закрыл двери, и мы спустились на улицу. Машина у меня стоит рядом, за углом, к подъезду никогда не ставлю, шли до нее буквально минуту. Когда я уже держался за ручку двери, услышал шум мотора. Светло-зеленая двадцать первая «Волга» выехала из-за соседнего дома и резко ускорилась. Саша-комитетчик полуобернулся, отследив мой взгляд, и полез под пиджак правой рукой. Я смотрел на это, как в кино, не в силах даже двинуться. В тридцати метрах от нас «Волга» накренилась вперед от резкого торможения. Сидевшие в ней два человека, мужчины средних лет, открыли двери, водительскую и заднюю левую. Два направленных на нас ствола я разглядел только тогда, когда из них начали вырываться языки пламени. Ударившие в мою машину и асфальт на дороге пули высекали искры, а я все смотрел… Никогда бы не подумал, что у нас такое возможно, да в эти годы…. Наконец, придя в себя, я упал на землю и начал лихорадочно размышлять, достанут меня или нет, и что делать? Стрельба резко стихла, перезаряжаются или уже сваливают?

– Сань, ты живой? – ответа не последовало, и я решился приподнять голову.

Секунды длились крайне медленно, вижу «Волгу», возле нее два мужика меняют магазины в «калашах», кагэбэшника не видно, неужели замочили его эти два урода? Плюнув на все, устремляюсь вокруг машины к комитетчику, понимая, что у того должен быть ствол с собой, а стреляющие в нас не уезжают.

Сашка лежал в луже крови, сжимая в правой руке ПМ. Есть ли в нем патроны, вот что сейчас волновало меня лично. Я не слышал, стрелял Саша или нет, из-за автоматных очередей тут вообще ничего было не слыхать. Пистолет кагэбэшника оказался в моей руке одновременно с окончанием перезарядки у врагов. Огонь мы открыли одновременно. Все же «макарка» оказался заряженным, и мне вновь повезло. Четыре раза нажав на спусковой крючок, отметил про себя, что видел все четыре попадания. Два патрона на каждого бандита, результат достойный, но все же они успели выстрелить и в меня. Провидение сегодня было на моей стороне, скорее всего решив, что хватит с меня проблем. Все пули, а успели бандиты выпустить лишь по одной короткой очереди, прошли мимо. Убедившись, что бандиты не встают, я бросил оружие и склонился над раненым комитетчиком.

– Сашка, Сашка! Ты жив? – осторожно осматривая бойца, я пытался разглядеть его раны.

Клок, вырванный из правого рукава, увидел сразу, но крови было слишком много, вот и решил расстегнуть пуговицу. Белая рубашка Александра была вся темно-красной от обильного кровотечения. Разодрав ее руками, обнаружил небольшую дырочку в районе живота. Парень дышал, но был без сознания. До меня донеслись женские голоса, начавшие гомонить секунду назад.

– Эй, люди, есть кто-нибудь рядом? Вызовите «скорую помощь» и милицию, скорее! – закричал я. Выдернул ремень из брюк кагэбэшника и затянул выше раны на руке. С животом проблема… Я не хирург ни разу. Рванув край рубахи раненого, сложил в тампон и, закрыв рану, прижал. Вроде бы больше непредусмотренных отверстий не видно, буду надеяться, что закрыл все.

Сколько прошло времени, не заметил, минут десять, может пятнадцать. Во дворе, отражаясь и от того усиливаясь, зазвучали сирены. Саша пока дышит, но сердцебиение слабое и редкое, жаль парнишку, ни за что пострадал. Что же тут такого я наделал, чтобы настолько заинтересовать бандитов? Ну не верю я в то, что все это ради какого-то общака, хоть тресни. Они тут целую войну устроили, а за что? Или, устроив тут войну, я сломал тем самым всю их систему? Скорее всего, именно так, нечем больше объяснить такую жестокость и решительность с их стороны.

Я был словно в тумане, меня кто-то оттаскивал от раненого Александра, осматривал, на предмет ранения. Перед глазами цветная пелена, блин, надо гэбэшникам позвонить, чего я тут сижу!

– Да сиди ты, чего дергаешься, руку перевязать надо! – услышал я, когда пытался подняться.

– Какую руку? – не понял я и скосил глаза влево, заметив только сейчас, что рукой кто-то занимается. Это оказалась женщина лет сорока, в белом халате и шапочке на голове. Она ловко бинтовала мне руку выше локтя, а я не понимал зачем.

– У вас рука задета, гражданин, но ничего серьезного, потерпите немного, боль сильная? – различил я слова женщины, врача «скорой помощи», их карета стояла на виду, метрах в десяти от нас.

– Да вообще не знал, что зацепило, пока вы бинтовать не начали, – удивился я. А вот сейчас, видимо придя в себя, я почувствовал жжение и несильную, но все же боль. Попали все-таки, суки бандитские. – Как Александр? – качнул я головой в сторону раненого комитетчика, которого, кстати, на месте уже не было.

– Проводим реанимационные действия, вы вовремя зажали рану, большая кровопотеря, но доктор думает, что парень выдержит. Сейчас увезут в больницу, сделают операцию, должен поправиться.

– Как ваше имя? – услышал я справа.

– А? – повернул голову к спрашивающему и увидел милиционера в форме, с погонами капитана. – Александр.

– Вы можете рассказать, что здесь произошло?

– Мне позвонить нужно, срочно, после сразу все расскажу, – покачал я отрицательно головой.

– Что за срочность?

– Этот парень из КГБ, нужно сообщить его начальству, и у меня жена в больнице, в управлении знают, где именно, мне к ней надо…

– То, что раненый сотрудник КГБ, мы и так знаем, при нем удостоверение было, его начальству уже сообщили. По поводу жены… Это так срочно?

– Да, это срочно, мы как раз собирались ехать к ней, когда все это произошло. Была спецоперация КГБ…

– Это ночная, в поселке Ермаково? – на удивление, милиционер оказался разговорчивым.

– Я точно не знаю, где именно, меня не посвящали. Там пострадала моя супруга, и нам сообщили, что она доставлена в больницу, мы собирались ехать… – видя, что все же придется дать показания прямо сейчас, продолжил: – Подошли к машине, «Волга» появилась с той стороны, – я указал направление, – подъехала очень быстро, дальше резкое торможение, которое и привлекло внимание, скрип тормозов ни с чем не перепутаешь. Дальше, думаю, и так понятно. Два урода вылезли и открыли огонь, я укрылся со своей стороны, мне было достаточно просто присесть, Александру в этом плане не повезло, некуда было деваться.

– Как у вас оказался его пистолет?

– Когда перестали стрелять, выглянул, увидел, как они меняют магазины, и бросился к Саше за пистолетом. Не рискни я тогда, все равно бы не ушел от них, так что выбор был очевидным.

– Где вы так стрелять научились?

– Да разве это стрельба? Тут и двадцати метров нет! – удивился я.

– А если бы ПМ был разряжен? – мент ухмыльнулся.

– Тогда вы со мной бы уже не разговаривали.

– Как вы думаете, кто был целью нападения?

– Я и был, – дернул я плечом, от чего поморщился, рана все же немного болела.

– А причина?

– Это, я думаю, вам объяснят в Комитете, если посчитают нужным, конечно, – я покачал головой.

– А сами почему не хотите объяснить?

– Не знаю, имею ли право, вот и все, – пояснил я.

– Хорошо, скорее всего, мы еще увидимся, – попрощался милиционер и пошел отдавать команды подчиненным, грузившим в машину трупы бандитов.

В их «Волге» работали специалисты, снимали пальцы, проводили досмотр, до меня уже никому не было дела, удивился сначала, но подъехавшая через минуту новая «двадцатьчетверка» привезла новых персонажей. Из «Волги» вышли четверо, двоих я узнал, были у меня на квартире. Люди в костюмах направились ко мне, да, кагэбэшники явно выделяются среди простых граждан. Костюмы, как и говорил прежде, стрижки уставные, походка и движения, все говорило о спецподготовке и службе в Конторе.

– Александр, вы в порядке?

– Да, простите, но ваш товарищ пострадал… – ответил я.

– Мы знаем, – кивнул говоривший. Это был тот же мужчина, с которым мы общались у меня дома после моего звонка Шелепину. – Самолетом отправим в Москву, если придется, врачи уверили, что он выдержит.

– Хорошо бы, парень не виноват, а пострадал, такого быть не должно, моя вина…

– Вот этого не надо, Саша, – перешел вдруг на ты гэбэшник, – всякое может случиться, он был оставлен тебя охранять, получилось то, что получилось. Вы как, в больницу поедете?

– Да нормально, фельдшер сказала, что ничего опасного…

– Я имел в виду – к жене? – пояснил комитетчик.

– А! Конечно! Дайте минуту переодеться, не в таком же виде, еще больше испугается.

– Вас проводят. – Вот ведь, опять на вы перешел.

– А где моя дочь?

– Ее мать, ваша супруга, настояла, чтобы девочка осталась при ней. Им выделили отдельную палату, разместили удобно. Мужчина, что был с ними, также перенес побои и находится в той же больнице.

– Хорошо, – кивнул я, успокаиваясь, – я быстро! – Черт возьми, ведь я, грешным делом, совершенно забыл о дяде Коле! Подставил фронтовика под такой удар, немыслимо!

Мгновенно взлетев по лестнице, открыл квартиру и бросился к шкафу с одеждой. Тут же передумал, раздевшись и умывшись, посмотрел на себя в зеркало, нормально. Сменив и рубашку, и брюки, накинул легкий свитер и наткнулся возле дверей на очередного гэбэшника, даже не замечал его, пока бегал по квартире.

– Расскажите, как все прошло? – Интересно ведь, когда теперь в очередной раз угрозы ждать.

– По дороге, – коротко ответил угрюмый сотрудник.

Спустились во двор, машина ждала, как и сотрудники в ней. Подумал было о своей, но обернувшись, застал все ту же картину, суета стоит, как на параде. Сотрудники ГАИ грузили машину краном на трейлер и собирались, по-видимому, увезти ее куда-то к себе для следственных действий. Моя «копеечка» приказала долго жить, жаль, я уже полюбил ее. Стекла все выбиты, шины в хлам, на месте, где она стояла, лужа масла. Не буду восстанавливать, такое чувство, как будто в душу плюнули. И это я еще не видел своих девочек и дядю Колю. Сейчас я уже спокоен, комитетчики постарались, сообщив, что семья в безопасности, хоть и с последствиями. Пойду до конца, в голове уже все решил для себя, после больницы буду звонить Семичастному, и пусть он только попробует не помочь!

– Я больше не выдержу, – Катя плакала, уткнувшись в подушку лицом.

Я чувствовал себя виноватым и боялся сказать что-либо лишнее, дочка висела на мне, крепко прижавшись.

– Пап, меня дядька злой так схватил, что я описалась… – шепнула мне дочь, а я, кажется, вновь завелся.

– Теперь, котенок, описаются все дядьки, которые только посмели на вас плохо посмотреть…

– Саш, прошу, не надо снова, пожалуйста! – вскинулась жена, прекрасно понимая, что я имею в виду. Вид у нее был ужасный, синяки, ссадины, плюс огромный стресс от потери ребенка.

– Прости, родная, но так нужно. Я не хотел этого, но сегодня же позвоню этим деятелям и потребую устроить «Маскарад» по всей стране. Хватит, доигрались, это быдло распустилось настолько, что уже ни в какие рамки…

– Но мы же сами виноваты…

– Ты это о чем? О деньгах, что ли? – Катя кивнула. – Родная, тут совсем речь не о деньгах, не пошли бы бандиты такого уровня на такой кипеж из-за этих копеек. Тут другое, они наказать решили, показать мне и всем вокруг, что это они здесь реальная власть, а мы лишь овцы, которых стричь нужно. Нет, не бывать этому, раз уж мы здесь оказались, я положу все силы, но вырублю это все в зародыше. Ты не понимаешь, именно сейчас расцветает коррупция, цеховики плодятся и богатеют, а дальше уже преступность в органах, и именно нам предстоит сделать для устранения этого все, что сможем. Помнишь, я тебе говорил, что нужно адаптировать «Эру» под семидесятые годы?

– Прости, сейчас я ничего не соображаю, и когда в себя приду, не представляю…

Мы уже обсудили их захват бандитами, побои и – очень страшное для любой женщины – потерю ребенка. Это хорошо, что срок был совсем маленьким, Катя еще не успела привыкнуть к мысли, что внутри нее растет еще один наш ребенок, возможно, я слишком черствый, но думаю именно так. Кстати, возможно, именно это обстоятельство и спасло ее от насилия, рассказала, что бандиты брезгливо вели себя, как будто она какая-то порченая. Твари. Да моя жена чище всех их, вместе взятых!

Про книгу я вспомнил попутно, ибо в последнее время часто думал о ней. «Эру милосердия» должны закончить в семьдесят пятом, и там о других временах, возможно, в процессе написания мне удастся избежать плагиата, а благодаря личной вовлеченности в проблему получится новое произведение.

– Ты заберешь дочь? – опасливо спросила Катя.

– Что значит заберу? – не понял я.

– Ну, я в больнице пока, сказали, недельку полежать надо, обследоваться.

– Да ты что, уедем все вместе, – твердо ответил я.

– Мне пока плохо…

– Я поговорю с врачами, наймем кого-нибудь из персонала, следить за тобой, и уедем все вместе в деревню.

– Я уже не знаю, где безопаснее, может, ты все же послушаешься твоих московских товарищей и переедем туда?

– Дорогая, если ты сама хочешь, переедем хоть во Владивосток, но мое мнение ты знаешь. Да и не хочу я убегать, что я крыса, что ли? Я понимаю, тебе страшно, и я не всегда рядом, но теперь будет по-другому. Даже если я захочу, уже не смогу оставить вас одних. Местным чекистам, похоже, приказ сверху пришел, теперь нас будут охранять круглосуточно.

– Спасибо тебе, родной, теперь в туалет ходить, оглядываясь…

– Тут я не виноват, если там так решили, то так и будет, забыла, откуда мы?

– Я думала, хуже, чем там, не будет…

– И это действительно так, а наш настоящий дом, нашу родину, мы не дадим сделать такой, какую мы уже знаем. Ты пойми, я повторяюсь, но именно мы сейчас и здесь решаем, какая будет эта самая родная страна. Только мы. Даже известные тебе люди лишь инструмент для нашего плана.

– Они, наверное, думают о тебе точно так же.

– Пусть думают, я не совсем тупой, ты же знаешь, я тщательно фильтрую все, что даю им. Взвешиваю все, что знаю, чего не знаю, уточняю у них самих и подвожу к нужному для меня выводу. Ты не забыла, что именно мы «виновны» в смене власти и политического курса? Где были бы сейчас эти вершители судеб, если бы не мы?

– Убедил, но давай я сегодня еще в больнице переночую, болит все, в дороге растрясет еще.

– А мы по воде, – усмехнулся я, – помнишь, «Метеор» ходит в нашу сторону, на нем и долетим.

– Ой, с детства мечтала покататься, от него всегда такой запах был интересный, смесь воздуха, воды и солярки, какой-то такой… Запах детства, в общем.

– Вот и славно, я попрошу нам тут еще кровать поставить, палата большая, хватит на всех места.

– Уговорил, я посплю сейчас, устала, не шумите, ладно?

– Спрашиваешь! Пойдем-ка, доча, попросим у тетенек врачей кровать.

– А можно поставить кровати рядом и спать всем вместе?

– Ой, да вы мне спать-то не дадите! – укладываясь на бочок, улыбаясь, заметила Катя.

– Спи, родная, обещаю, не услышишь, – я поцеловал жену в щеку и погладил рукой по голове.

– У нас ведь еще получится? – спросила вдруг Катя, когда мое лицо было рядом, я увидел такую тоску и женскую слабость в ее красивых глазах, что захотелось обнять и не отпускать свое сокровище.

– Конечно, не переживай сильно, все получится. Поправишься, съездим в Москву, обследуешься, и займемся делом.

– Ты все об одном и том же, хоть сейчас-то можно не думать об этом? – смеясь, ткнула меня кулачком в грудь супруга.

– Нельзя, – строго заявил я и получил еще один тычок. – Спи, родная.

Навестил я и дядю Колю, стыдно было идти к нему, но необходимо. Старик не ругался, напротив, обрадовался моему приходу и рассказал, как все было. Самого его побили лишь тогда, когда он упрекнул бандитов в фашистских методах, дескать, он с такими воевал за мир, а они тут в мирное время войну устраивают. Побили, но хоть не сломали ничего, все же, видно, хоть немного уважения осталось еще. Поболтали чуток, а потом меня выставили, объявив, что пострадавшему нужно поспать.

Мы, как я и хотел, выпросили у персонала еще одну кровать, благо размеры палаты позволяли ее поставить, и улеглись спать. Слишком много пережили сегодня, причем все. Я не стал рассказывать Кате о побоище возле дома, не надо ей знать об этом, еще больше будет бояться.

С утра позавтракали больничной едой, вполне вкусно, кстати, и я уехал в комитет. Кате объяснил просто: надо давать показания, она поняла, тем более что с нее их также взяли. Ехал я в контору с одной целью – мне нужны эти суки, что посмели тронуть мою семью.

– Я сказал, сразу как Катерина поправится, выедете в Москву. Жилплощадь вам будет готова, дочку в школу, сами… Ну, у вас есть работа. Хватит играть в независимость, вы взрослые люди. Если хотите быть сами по себе, то зачем все это начали? Сидели бы себе, не привлекали нас и все было бы так, как вам хочется. Раз уж влезли, Саша, так теперь терпите и работайте в команде, – Шелепин по телефону был непреклонен.

Я сдуру позвонил им из управления КГБ с целью выпросить себе разрешение на месть бандитам. Ну, это сам так назвал, я-то просто хотел их всех порвать. Да, злоба уже улеглась, конечно, но я вновь и вновь накручивал себя, представляя, что могли сделать бандиты с моими девочками.

– Александр Николаевич, давайте поговорим об этом позже, когда придем в себя, ладно? Мы все это уже обсуждали, а вы опять о своем. Разве я вам нужен? Да и когда возникают вопросы, разве отказываюсь помогать? Я всегда к вашим услугам, тем более сам все это устроил.

– Ладно, Катерине, как мне доложили, придется месяц полежать в больнице, ты что намерен делать?

– Мы хотели пару дней провести под присмотром врачей, а затем, если главврач не будет против, уехать в деревню. Там девочкам будет лучше, воздух, природа…

– Ясно, опять собрался в свое имение забраться, буржуй! – смех на другом конце провода внушал оптимизм.

– Да, я такой, но за это вы меня и цените, – подначил я.

– Пошути мне, пошути, вот попрошу Володю, он тебе устроит рай.

– Не надо меня председателем пугать, я сам все расскажу и сделаю, – разошелся я, смеясь уже во весь голос.

– А если серьезно, то забудь о своих хотелках по поводу мести, ты меня понял? Да, задержали, конечно, не всех, но старшие в камере, а шестерки туда рано или поздно все равно попадут. Главного у них ты сам убрал, возле дома. Но хватит крови, что это вообще за идея фикс? Отомстить? И что это даст? Бандиты всего Союза обделаются со страху и перестанут творить беззаконие? Самому не смешно?