Читать книгу: «Есть только дорога…», страница 3

"Всё, здравствуй Бажуковка! Я долго ждал встречи. Вот и купальницы зацвели, и ветренница лютичная, а медуница уже отцветает… И клещам тоже здравствуйте!"

По штанине джинсов полз клещ. Леший стряхнул его в траву: пусть дожидается своего туриста.

В лесу вовсю стрекотали дрозды. Был слышен их треск, раскатистые трели рябинников и протяжные свисты пёстрого дрозда, будто кто-то открывает скрипучую дверь. Из земли рядом с тропой пробивались пучки чемерицы, много было купальниц. Благодать.

Подойдя через полчаса к реке, Леший остановился. Здесь на обрыве можно было посидеть, свесив ноги с края обрыва и покурить. Ещё не отошедшая от весенних разливов река Серга несла свои мутные вешние воды под серыми скалами. Над обрывом и рекой летал канюк. На заводи было слышно хлопанье крыльев уток. Леший докурил, по старой привычке положив окурок обратно в пачку, и отправился в известное ему одному место, где стояла маленькая лесная избушка.

Избушка та была построена ещё до создания Парка, когда на окрестных полянах косили сено и пасли коров. Ходя в походы со школой, Леший и одноклассники неоднократно ночевали там. Сейчас был вечер воскресенья, поэтому на гостей рассчитывать не приходилось, и он шёл, чавкая берцами по мокрому лесу.

Дверь избушки, как обычно, была закрыта на замок. И мало кто знал, что если особым образом поддеть петлю замка, то дверь откроется. Главное – уходя, поставить всё как было.

За вписочную жизнь Лешему неоднократно приходилось ночевать и не в таких местах. Два года Леший не живёт в общаге и год не учится в институте. За это время он оброс в Ёбурге кучей знакомых ребят, к которым мог прийти раз в неделю-две, переночевать, помыться и уйти снова. На одной из вписок сейчас он даже хранил свои "городские" вещи: двадцатилитровый городской бэг, гитару со всякими медиаторами и приблудами, блок-флейту. Там же, на время городских скитаний оставлял "трассовое" и "лесное" снаряжение. По сезону ездил домой в Михайловск и менял зимний шмот на летний. Но это сейчас, когда у него уже выработались привычки и традиции, связанные со вписочной жизнью.

А вообще у Лешего этих традиций и правил появилось предостаточно: не бухать на трассе, не водить на вписки девок, приносить на вписки еду, не приходить на вписки поздно-пьяным и не одному. Сколько раз он о последний пункт обжигался, со сколькими людьми испортил отношения поначалу из-за своего альтруизма. Подбирая на улице "стопщиков", он мог привести их всех на вписку к цивильной девочке с бабушкой, просто из соображений альтруизма. А они приползали бухими, иногда приносили вшей, иногда – даже воровали. Но чаще – превращались в аморфных "овощей", проседавших целыми днями в тепличных условиях вписок и потихоньку интригами выживавших с них самого Лешего. О том, чтобы снять квартиру, при непостоянстве доходов Леший даже не думал. Ну а в первое время вписок часто не находилось, и Леший подрывался за город. Пару раз он ночевал в железнодорожной казарме на одном полустанке железки Дружининского направления, причём осенью и зимой, топя там печку. Если было лето и хорошая погода, он выбирался на природу, ночуя прямо на скалах в ближайших окрестностях Ёбурга. Ну и естественно сюда, на Бажуково. Здесь он ночевал либо в этой избе, либо – в хибаре Анатольича. Анатольич – один из бывших "дружинников", основавших Оленьи Ручьи, бывал здесь эпизодически, стругал из дерева и бересты всякие поделки, и в общественную жизнь Парка особо не лез. В его хибарке всегда пахло жжёной древесиной, смолой и лаком. Он мастерил, слушая рассказы Лешего. Леший тоже что-то мастерил, маленькие деревянные феньки, вырезал руны и потом по случаю раздаривал это в своих странствиях.

А с этой потаённой избой у Лешего связано ещё одно воспоминание. Однажды он приехал сюда не один…

"Кыш! Кыш из головы эти мысли, Леший! – думал он, – С той барышней у вас всё равно отношений не сложилось, а сейчас она вышла замуж. Хотя автостоп у вас тогда вышел замечательный: чего стоит один только драйвер-пермяк с "Арией" и "КиШом"! После кучи машин с "Ласковым маем" и всяким шансоном это было праздником. А какие она интересные истории рассказывала про автостоп, "Радуги" хипповские и трассы. Хорошая барышня была. И познакомила тебя с ещё более дивной"

Та – более дивная, Юля из Питера – тогда жила с парнем, но это не помешало Лешему влюбиться по самые уши. Потому что она очень сильно отличалась от всех встреченных автостопщиков. Такой "неформал среди неформалов", но в более хорошем смысле слова. Именно с её подачи на плеере Лешего поселилась куча автостопной и ролевой музыки, старые "ФИДОшники", к коим принадлежал её молодой человек, тогда поголовно были стопщиками и ролевиками и рассылали друг другу кучу музыки при встречах. Так на нарезанной "болванке" оказались всякие барды и рок-группы из Урала-Сибири-Украины-Беларуси-Казахстана. Последний раз Леший видел Юлю прошлым летом в Питере: та стритовала с музыкантами ночью у "Елисеевского". Где она теперь – Леший не знал. Долгое время он возил в ксивнике её фотографию, распечатанную на принтере, а потом, в припадке очередного самокопания, сжёг её.

Под такие мысли он расстилал спальник на нарах избушки и вышел под навес "крыльца", где с удовольствием закурил, запивая чаем из бутылки и слушая песни дроздов.

Ночь подкралась, и сначала пролилась ещё одним дождём, глухо стуча по рубероидной крыше избушки, а затем – высветив на небе звёзды.

Леший дремал, и в полусне иногда казалось, что кто-то ходит рядом. Усилием воли Леший заставлял себя уснуть…

Утро высветило лучом солнца в маленьком окошке избы. В окошко билась муха, а на потолке сидели изрядно потолстевшие за ночь комары. Леший на комаров уже давно не обращал внимания, чем мелкие твари регулярно пользовались.

Можно было неторопливо и ленно собраться, позавтракать сухим пайком и выходить. После всех сборов он взвалил на плечи рюкзак и отправился дальше, по памятным местам.

На другой берег реки можно было попасть по подвесному мосту. Несколько лет назад качающиеся школьники обрушили этот мост, но буквально прошлым летом его восстановили. За мостом после весеннего разлива реки было сыро, и Леший переходил лужи в обход по наваленным брёвнышкам. Там, где посуше, дорожку переползла змейка – ломкая веретенница. Леший свернул с магистральной тропы на небольшое ответвление, ведущее вдоль ручья. Это была тропа на Миткины озёра, по которой Леший и другие ребята регулярно ходили, будучи школьниками в лагере. Ныне тропа подзабыта и позаброшена, поперёк неё в одном месте построена бобровая плотина, которую теперь приходится обходить по кустам.

На самих же озёрах – бывших рудниках – было очень тихо. Лишь пение птиц доносилось отовсюду. Леший приблизился к заветной стояночке, где можно было отобедать. Воду здесь все туристы берут прямо из озера, и после кипячения пьют. Сейчас на поверхности воды лежала зеленоватая плёнка сосновой пыльцы: Леший стряхнул её крышкой котелка перед тем, как зачерпывать.

Насобирал сухих сосновых веток на костёр, развёл "с одной зажигалки"³² костерок, повесил над ним бывалый армейский котелочек и поставил чай.

Когда вода закипела, Леший набросал в котелок припасённого на скалах чабреца и вдохнул аромат. Это был запах его детства – запах лета, Оленьих Ручьёв, босых ног, чернозёма и много ещё чего. Собственно, за ностальгией по прошлому он сюда и пришёл. Здесь стоял их летний палаточный лагерь несколько лет подряд, пока его не закрыли за отсутствием финансирования. Тогда в детстве это казалось несправедливостью, и готовы были уже скидываться на продукты и жить так. Но время лечит всякое, а искры, закравшиеся тогда в души ребят, остались и даже разгорелись. Теперь многие были связаны с туризмом и продолжали ходить в походы. Вся компания Лешего дружно шастала в походы по Уралу, пока Леший играл в переходах и ездил автостопом. Тоже, своего рода "пеший туризм".

Попив чаю, Леший уже торопливо собрал рюкзак, и приготовился к обратному переходу. Хотелось ещё до поезда зацепить взглядом Большой Провал и Пещеру, а до них ещё надо дойти. По небу бежали облака, на тропе было не топтано: только следы лосей пару раз попались по тропе до Провала.

Провал представлял собой сорокаметровой глубины яму, в которой лежал снег. Раньше снег, бывало, лежал здесь вплоть до сентября. Сейчас туристов ходит всё больше с каждым годом, и снег тает уже к концу июня. Вниз вела лестница. Леший сбросил рюкзак у начала лестницы и стал спускаться. Где-то через пятнадцать шагов по ступенькам начиналась полоса холодного воздуха, который, как в стакане, стоит в Провале. На стенках здесь растут весенние эфемероиды типа селезёночника, папоротники и мхи. Ниже – только мхи, и то самые холодостойкие. Зрелище завораживало взгляд. "А оказаться бы здесь утром, когда лучи солнца пробивают туман! Красота!", – думал Леший.

Теперь пора было трогаться в обратный путь. Дорога здесь уже натоптана туристами, поэтому идти сравнительно легко.

"В свой второй приезд сюда, в двенадцать лет, мне пришлось бежать бегом до станции, – думал Леший, – успели добежать почти за час, но нафиг такие рекорды: больно уж устал. Понедельник день тяжёлый, хотя здесь в лесу легко. Потому что все ушли в город, к своим делам городским. А мне сейчас как? Тоскливо? Или хорошо? Не понятно. Когда-нибудь и я осяду и оцивилюсь, буду также ходить на работу, заведу семью и детей, а о странствиях своих буду изредка вспоминать. Танцуй пока молодой…"

Думалось о многом, но тропинка бежала под ногами, и спустя полтора часа Леший уже сидел на бетонной платформе станции, курил сигарету и смотрел на приближающийся поезд. В Ёбурге сегодня вечером его уже ждут на вписке, где надо будет переодеться, взять городской рюкзак и гитару, да пойти на "ТЮЗ" стритовать.

Глава 3. Июль. Ещё один путь.

"Как Боженька говорил: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем³³…"

На этой фразе оборвался сон. Странный человек, рассказывавший ему во сне о прелюбодеянии, растворился, Леший разлепил глаза, уставившись на радио на голубой стене и слушая противный писк будильника. Он лежал на диване, под тяжёлым одеялом в доме у своей марийской бабушки. Всю ночь в соседнем доме творился "праздник жизни", и характерные звуки мешали Лешему спать. А сегодня снова надо ехать домой…

За это время Леший съездил в родной Михайловск, помогая родителям и деду с бабкой с огородом на Уфимке³⁴, а потом на полтора месяца уехал цивильно на поезде в Марий Эл, в деревню Ошлангер, где жила другая его бабушка. Там Леший проводил дни за окучкой картошки и пастьбой деревенского стада на лугах возле маленькой речки Ошла. Здесь не было гор и скал, зато были поля, берёзовые леса и болота. На осушенных болотах теперь и располагались пастбища, потому там временами был "комариный ад". Леший курил "Приму", покупая её в магазине с надписью "КЕЧЕ ЕДА КУЧЫМТЛО САТУ³⁵". С местными он практически не пересекался. Знакомые по детству пацаны стали непонятными гопниками, с тюрьмой головного мозга и постоянным желанием набухаться. Здоровались с Лешим без особой охоты, время от времени приходили стрельнуть сигареты и "попиздеть за жизнь" на пастбище. Леший травил местным байки про автостоп, про Урал, про юга, про свои дороги. Мог бы и прилгнуть, хотя Лешему и так постоянно казалось, что местные не верят ни слову, рассказанному Лешим…

Когда пришло время уезжать, бабушка нагрузила рюкзак Лешего пирогами, домашним квасом и банкой варенья, со слезами на глазах проводила его на дорогу. До села Старокрещено, откуда ходил автобус до Йошки, топать было около трёх километров. В этом году на месте льна на поле посеяли не то ячмень, не то овёс, поэтому зрелище было не таким эпичным как в детстве.

Потом остановка в Старокрещено, исписанная всякими иероглифами местных ещё с 90-х. Тогда почему-то было модно брать три буквы из названия села или района, писать их через дефис латинскими буквами³⁶, дорисовывать "типа лучи" и "корону". В Старокрещено, соответственно, было написано:

=S-K-O=

Так же всякие местные росписи типа "Ильинка поки³⁷", "Пуял черти", "Ошлангер зоопарк" (это признания в дружеских чувствах соседним деревням), обязательно голая баба со следами бычков и плевков на интимных местах. Но это всё сзади, за остановкой, куда приличный молодой человек обязательно заглянет перед дальней дорогой. Спереди же сохранилась с советских времен цветная керамическая мозаика, изображавшая сцену из жизни марийцев. Вот тётка в народном платье приплясывающая, вот дядька с волынкой, вот дядька с барабаном. Кажется, эти инструменты называются по-марийски "Шувыр" и "Тумыр"³⁸. На других остановках было нарисовано другое, в Крещено было так. А над всем этим господствовала надпись на двух языках:

СТАРОКРЕЩЕНО

ТОШТО КРЕШЫН

Дребезжащий "ЛиАЗ-скотовоз" остановился, гостеприимно распахнул двери, заманивая в своё чрево трёх бабушек, нескольких гоповатого вида сельских пацанов и Лешего с трассовым рюкзаком. Пожалуй, он больше всего диссонировал с окружением, но сейчас ему было пофиг. Он, не торопясь, разматывал проводки наушников, протянул две десятки тётушке-кондуктору и смотрел на марийские леса и поля.

В Йошкар-Оле, "городе-стройплощадке"³⁹, Леший сбросил рюкзак у брата в Сомбатхее⁴⁰, и пошёл гулять. Возле новопостроенного "Ледового дворца" местные фаерщики крутили пои, а рядом тусовались местные нефоры. Леший уже познакомился со здешними автостопщиками, и сейчас обсуждал особенности дороги. Все в один голос говорят, что уезжать из Йошки нормально.

Девочка по имени Маша играла на флейте мелодию из одной из песен "Аквариума". Мальчик Артём крутил пои. Барышня Таня демонстрировала друзьям свой новый пирсинг. Гитаристов в их тусовке не было, а Леший свою гитару оставил на Урале. Поэтому Леший просто пил пиво. Благо "Медведевское живое", оказалось пойлом получше привычного уральского "Стрельца". Сегодня последний вечер в Йошкар-Оле. Леший решил проводить его достойно. Когда брат пришёл с работы, Леший вытащил его на пляж на Кокшагу. Там они купались, и как вся окрестная толпа, пили пиво и курили сигареты. Такой уж город Йошкар-Ола.

"В детстве здесь всё казалось незыблемым, но сейчас понимаю, что тогда это была жуткая гопническая дыра. Сейчас же что-то меняется к лучшему: в Йошке появились нефоры, ходят и не боятся огрести пиздюлей. Да и сам город чище стал, культурней. Пустыри с ивняками вон застраивать начали. Может, и за дороги возьмутся. В девяностые здесь были хорошие дороги, на Урале плохие. А сейчас наоборот. А ещё здесь рано темнеет. Такие вот особенности часового пояса", – так думал Леший, топая с братом по песчаным дорожкам мимо старого парка аттракционов, слушая треск кузнечиков и шум последних вечерних троллейбусов.

Снился Лешему странный человек, высокий с небольшой бородкой и ёжиком светлых волос на голове. Что-то рассказывал, что-то про дискотеки и марийцев, но Леший толком ничего не помнил. Только внешность.

Утро было туманным и прохладным. Леший курил с кружкой чая на балконе, глядя на закутанную туманом "Сосновую Рощу". "Пора на трассу. Собран полный рюкзак еды, пирожков, кваса, да ещё вчера купил брат блок сигарет. Так что "живём""

Леший докурил, собрал рюкзак, пожал руку брату и закрыл входную дверь. Лифт, неизменный с советских времён, повёз его вниз.

"Выйти со двора, перейти проспект, сесть на маршрутку. Было бы времени побольше, прошвырнулся бы через Сосновую Рощу, но пешком тут до позиции часа полтора, не меньше. Да и дождь может начаться. Вот и она, маршрутка до "Звёздного". Раньше маршруток не было, это уже веяние двухтысячных. Как и шансон в магнитолах, мобильники, тёти эти худощавые в кореле отрисованные…"⁴¹

Маршрутка оставила Лешего на позиции. Первой машиной, к большому удивлению Лешего, оказался КАМАЗ-самосвал

– Я до Силикатного, прыгай!

Леший хлопнул дверью, слушая молчание и рёв КАМАЗовского мотора.

– Я здесь первый раз на попутке еду. В детстве часто ездил, только от Казани в основном на поезде. Там же станция Кундыш, ага?

– Всё верно.

– Что тут за народ сейчас живёт? Раньше всё страшилки про Йошку и Марийку слышал, несмотря на то что сам часто тут бывал.

– Да тут народ нормальный, залупаться не будешь, так не полезут. Про какой-то разбой на трассе давно не слышно. Да и в девяностые было не громче, чем в Казани. А ты сам откуда?

– С Урала, с Михайловска.

– Аа. Знаю. Я же раньше в дальнобое работал, много где поездил, и дороги ваши повидал. Как раз в девяностые. А потом у нас расформировали автоколонну, и все кто куда. Кто пошустрее, те, конечно, сами крутятся, я вот "на дядю" работаю. Вожу песок с Силикатного в Медведево. Пока. Потом куда пошлют. Вот о беспределе, это у вас там беспредел.

– Да нет, давно не было.

– А в девяностые слыхал как? Фура в гору на Уреньгу⁴² поднимается, её сзади УАЗик догоняет, на ходу открывают кузов, и всё перекидывают. Как только узнавали, что везут? Шальные были времена…

– Всякое слыхал… Сам только раз видел на перевалах как у машины колесо загорелось. Слава богу не у моей…

– Ну вот здесь я и поворачиваю. Там пройдёшь маленько, да и голосуй…

– Спасибо, удачи вам!

– Бывай.

"Маленько" оказалось топать минут полчаса, начинал накрапывать дождик. "Странно, что народа в посёлке почти не видно. Так, полторы бабушки прошло. Хотя дома все цивильные, кирпичные", – думал Леший.

Стоять пришлось долго. Внутреннее радио Лешего крутило ему Веню Дыркина

"Чистой водой мчится домой твоё Ладо.

Среди дорог, забитых травой, мой путь светел⁴³…"

Под стать мыслям остановилась "Восьмёрка" с дядькой за рулём.

"До Казани!", – буркнул дядька.

– А я из Йошки домой на Урал.

– Да мне пофиг. Делать вам нехуй, катаетесь…

"Фу блядь, жлоб, – думал Леший, – посадил, чтоб мозги поебать? Не буду с ним разговаривать!"

Молча ехали они по трассе. Ближе к Казани погода развеялась, даже выглянуло солнце.

– Здесь тебя высажу, тут объездная. Ты извини, что так грубо, у меня сегодня день не задался. Срочно надо ехать, деталь забирать. А не хотелось, лучше б дома отсыпался. Ну хоть доброе дело сделал…

– Спасибо.

– Уралу своему привет!

"Хлопок двери, звук мотора, выдох. Занавес. Немая сцена", – вслух произнёс Леший и закурил, – "Пока топаешь по лепестку развязки и до удобной позиции, можно как раз успеть выкурить сигарету. О, кто это там топает? Знакомое лицо! Рома-киевлянин!"

– Приветствую, коллега!

– Добрых тебе путей, Леший!

– Ты откуда-куда?

– Да как обычно, с Алтая в Лиску, как попрёт. Может через Киев, может напрямки.

– В Екб останавливался?

– Не, проскочил транзитом в этот раз: проходняк был от Тюмени в Киров.

– Покурим постоим?

– Давай. Только у меня своё. Ты не любитель, я помню. Поэтому не настаиваю.

– Не боишься трассой траву возить?

– Джа ведёт меня. До границы всё равно скурю. А там пусть хоть задоёбываются. Хохлам нашим пофигу, если только российская таможня…

– Ну смотри.

– Бум баринат Омнамахшивайя⁴⁴!

Леший и Рома засели в кустах с видом на холм и поля. Так, что с дороги их не видно. Рома курил траву через маленькую деревянную трубочку, Леший – "Петра". Пили квас Лешего и чай "пуэр" из термоса Ромы. Ради таких "Встреч на Эльбе", пожалуй, стоит ездить автостопом. Собственно, у автостопщиков и есть такие мероприятия – "Эльбы". Но об этом потом…

Леший познакомился с Ромой летом на Плотинке. По своей привычке выцеплять автостопщиков, Леший сразу распознал в нём "своего". Большой рюкзак, сандали, цветастые штаны, афрокосы. Лицо при этом не раздолбайское, а вполне себе интеллигентное. Завершенный образ поддерживался аккуратной бородкой и очками. Если б не рюкзак и барабан, можно было сказать, что перед нами какой-нибудь сисадмин. Леший вписал тогда Рому у "Философов", где Рома впредь и останавливался. Рома не курил табак и не пил никакой алкоголь. Зато не брезговал травой или "планом".

– Как трасса?

– Да я вообще только начал: в Марийке у родни гостил. Поэтому автостоп у меня офигевший: с полным рюкзаком еды, сигарет, в принципе даже деньги есть.

– А у меня быстрая дорога. Ещё под Бийском поймал чувака до Тюмени. Ночь переночевал на флэту в Бийске, хотел в Новосиб заехать, но тут тормозит чёрная "Волга". За рулём такой прикольный перец: лет пятьдесят, на шее бандана, на голове ковобйская шляпа. Оказалось ландшафтный дизайнер. И ехал с форума экостроительства, который был в Усть-Коксе. А я ж там как раз недалеко был! Представь, мог бы его прямо оттуда застопить, прикиинь! Ну, он мне говорит, поехали со мной до Тюмени, только я такой, что быстро езжу, ты не испугаешься? А я ему, та не, у меня всё нормально. Мы с ним ещё дунули остановились: ну внатуре ландшафтный дизайнер! Ехал быстро: вечером уже под Тюменью был. Он меня почти у "Троятника" высадил. А туда, сам знаешь, можно без звонка приходить!

– Вот не поверишь, Ромыч, я ни разу там не был.

– Та и нечего на "Троятнике" делать. Ну и ночью у Троя вписался, а с утра прямо с Московского кольца прямая машина до Перми. Даже трохи за Пермь завёз. Там база какая-то, я и не упомню. А потом перенайтовал в лесу, с утряка умылся, тудой-сюдой…

– …И вот ты здесь.

– И ось я тут.

– А мне даже и рассказать нечего. Уже и не чувствую новизны от дороги. Как с курением. Поначалу баловался, потом втянулся, а сейчас вроде и кашляю, и все карманы с рукавами табачатиной провонял, а не могу бросить. Вот со стопом также. Сны вот диковинные снятся. Один и тот же чувак снится, и какую-то пургу гонит.

– А ты попробуй дневник снов вести. Говорят, помогает. Вон у меня в Харькове есть дружбан такой что сны видит осознанные. Ну, он много чего ещё делает. Ауру видит, прошлые жизни. Шо твои "философы". Тот ещё энергет. Вот он говорил, что дневник снов ведёт, и даже карту локаций составил. Как в "героях"⁴⁵…

– Я-то не геймер, мне "герои" ни о чем не скажут. У нас половина нефоров задроты-геймеры. Один музыкант талантливый, денег поднял, снял жильё, да и как залип за игрухи, что даже на "аск" не выходит. Давно его не видел. Говорят, вписывает людей иногда, за жратву и приборку. И "шпилит" в "героев" своих. А карта снов – это идея. Спасибо.

Посидели ещё немного, глядя на солнышко. Сидеть и разговаривать – это хорошо, но лучше это делать на вписках или "Эльбах". А на трассе поговорить, да дальше ехать.

– Когда тебя в наших краях ждать?

– Ох, и не знаю, как дорога ляжет. Так-то хочется в Незалежную, мне её уж разрекламировали. Один гитарист у нас есть, который летом в Киев ездил, вот он все уши прожужжал: "БэЖэ", "Майдан". Я с его слов уже могу сказать, что в Киеве побывал.

– Ну лучше самому один раз увидеть. Или не один. Приезжай. Меня не застанешь, так у Котов впишешься, чи ещё где. Адрес я дам, как до интернета доберусь, тебе чиркну.

– Пора ехать?

– Пора. Бывай, друже!

– Удачи, коллега! Тёплой трассы!

Ещё пять минут хода, и, наконец, удобная позиция.

Первая машина с молодым татарином, который под звуки татарской попсы провёз до поста ГАИ на челнинской развязке.

Гаишники даже головы не повернули несмотря на то, что высадили Лешего сразу за постом.

"Отсюда начинаются поля и холмы, – думал он, глядя на просторы Татарии, – До самых Челнов. И пост выглядит как последний оплот цивилизации перед дикой степью. Леший, степи уже давно не дикие, по крайней мере здесь, в Татарии. Минтимер-бабай⁴⁶ хорошо следит за дорогами, правда про ментов здешних много историй ходит. Хотя на кой я им? Эй, караванщик, останови своего верблюда. Русский дервиш Аль-Акси-ибн-Дерахт-аль-Джангали⁴⁷ едет на благословенный восток! Где мои гурии? Обереги меня, Всевышний, от Джиннов на пути… А Джинны нынче с золотыми зубами, наколками, в полосатых трениках, туфлях-утконосах и кепках-восьмиклинках. Эк тебя в Новосибе пронесло, Дервиш недоделанный…"

В прошлом году на выезде из Новосиба действительно был стрём. Когда остановилась пьяная "гоп-девятка", с разомлевшими телами. Сначала они сказали, мол, иди нахуй с дороги, чмо. А потом спустя минуту развернулись и начали угрожать пистолетом со словами "поехали бля!" и "Ещё раз тебя увидим – пристрелим нахуй!" Леший тогда подхватил рюкзак и бежать прочь от трассы. Сколько он сидел в тени заброшенной шиномонтажки? Час-два? Выкурил пачку сигарет, потрясся как кролик в норе, и только потом вышел на трассу снова. И первая машина, увезшая тогда за пятьдесят километров, до Коченёвского поста, увозила Лешего от его страха.

Да, Леший боялся. Когда по дороге с югов в прошлом году его спросили: "А как ты ничего не боишься?", Леший честно ответил: "А я всего боюсь", и поставил точку. Двенадцатилетний паренёк, ехавший на попутках в соседнюю деревню и угостивший его арбузом, тогда сказал, что "это же не по-пацански". Лешему этих "пацанских понятий" хватило с лихвой сначала в родном Михайловске, потом в общаге, где Саня с Камышлова, сосед по блоку в общаге, так и сказал, мол, не сидел – не мужик. Да и вообще много всякого. Лишь автостоп научил Лешего не кривить нос при звуках шансона или гоп-рэпа.

Следующая машина ехала в город Мамадыш. За рулём сидел молодой парень, рассказывавший о своём выборе женщины.

– Вот смотри. Есть две женщины. Одна такая вся сорвиголова, постоянно тусуется, в центре внимания, активная, ну и в постели огонь. А другая – тихая домашняя, которая тебя всегда дождётся. Ты бы какую выбрал?

– Я и не знаю. Влюбляюсь обычно в первых, а в меня влюбляются вторые.

– Вот и я выбрал первую. А потом у неё там корпоратив, там поход, тут тусовка… Я то и понял, что дело нечисто, но всё на доверии держал. Однажды встретил её с работы на машине, а она телефон так быстро-быстро в сумочку спрятала, будто виновато. Решил с ней поговорить по поводу её жизни. Ну и слово за слово… Расстались мы короче со взаимными проклятьями. Она мне наговорила гадостей, что я закончу жизнь лысеющим пузатиком в трениках с женой в бигудях и с пиздюками. Я ей сказал, что доживёшь до тридцати пяти и поговорим, что красота не вечная. Короче разосрались. Так вот, я и понял, что идеальных женщин в принципе не бывает. У всех есть недостатки. А если видишь идеал, такой прямо Идеал с большой буквы – полюбуйся и беги дальше. Выкидывай из головы.

– У меня такое было нынче в начале лета.

– Тогда представляешь, о чём я говорю. Да у нас с тобой не сильно большая разница в возрасте, так что всё ещё будет…

– Хотелось бы.

На повороте в чудный град Мамадыш Леший зашёл в кафешку, пополнил запасы воды, использовав пустую бутыль из-под кваса. Здесь можно ориентироваться и на тех, кто отобедал и выезжает от кафе. Или с заправки. Леший кинул рублёвую монету в придорожную пыль, поднял большой палец вверх.

Как и следовало ожидать, остановилась машина, выезжавшая с заправки. Красный "Аквариум" с восемнадцатым регионом.

– Я до Ижевска.

– А я в Ёбург

– В Катю значит. Прыгай!

Залезть в "Магнум" то ещё удовольствие: лесенка и подножки находятся слева от двери, а не прямо под дверью.

– Вот, будешь слезать – не забудь про ручку справа, а то знаю я вашего брата. Двоих подвозил за этот год, оба наебнулись, когда вылазили.

В машине потянулся типичный разговор. Леший выполнял роль слушателя, кивал головой, и говори "Угу". Потом водитель будто выговорился, включил негромко радио и замолк. Как бы говоря Лешему, мол, не хочешь не говори. Я доброе дело делаю, а ты мне помогаешь его сделать. Сиди и молчи.

Леший же крутил в голове разговор с водителем предыдущим, о девушках, верных и неверных, тусовщицах и домашних.

"Что же я делаю не так? Почему так редко бывает взаимность? И почему так ненадолго? Может, существует какая-то неприятная и неудобная правда про меня, которую все знают, а мне не говорят? Почему мне нравятся одни девушки, а в меня влюбляются другие? И что с этим делать? И сколько лет ещё?", – вещало внутреннее лешевское радио.

Когда трасса и тусовки начинали приедаться Лешему, он часто думал о том, что тепла, спокойствия и любви ему хочется больше, чем тусовок. Тогда он прикидывавл, сколько ещё человек может прожить в таком темпе. Год? Два? Пять? Говорят, на вписках и тусовках можно жить годами. Но часто такие "олдовые тусовщики" превращались со временем в блевотину, с которой "в одном поле срать не сядешь". Думая об этом, Леший грустил.

На ночёвку встали рядом с городом Можга. Лешего гостеприимно поселили "на верхнюю полку" в кабине, а пока Леший угощает водителя "Петром" и бабушкиными пирожками.

Интересное дело – засыпать в машине, стоящей рядом с дорогой. Когда мимо проезжает фура, турбулентный поток за ней раскачивает кабину. Ощущение, как на "американских горках", только лежишь горизонтально. Заснуть с непривычки тяжело, но в дороге обычно спится хорошо. Вот и Леший заснул…

" – А правильно тебе киевлянин сказал. Через него тебе Джа знаки подал. Пиши то, что снится. Веди дневник снов.

– А нахера?

– Как ты ещё будешь запоминать что тебе, волосатому, рассказываю!

– Стоп, я же уже не волосатый давно.

– Да ладно! Помнишь, как у Саши Непомнящего в песне: "И даже если подстричься и одеться в цвет хаки – ауру не уберёшь⁴⁸…"

– Там про ментов.

– Какая разница? Может я сам – мент? Хи-хи-хи, нет вообще-то…

Леший потрогал себя за голову. Опаньки, волосы! Хайры!

– А всё же, я вроде не волосатый был

– Да ты просто спишь…

– Бля. Правда…"

Леший проснулся. Не было странного человека, только внизу похрапывал драйвер. В щёлочку между шторками виднелся кусок туманных сумерек. Пощупал голову – волос нет, всё та же короткая стрижка.

"Который раз он мне снится? Второй? Третий? Странный человек".

Фуру в очередной раз качнуло. Потом у драйвера запищал будильник. Он внизу потянулся, шумно прозевался и запустил мотор.

– Доброе утро, бродяга. Щас, кофе попьём и поедем.

Леший собрал спальник, слез с полки и зашнуровал берцы, пока водитель грел турку на газовой горелке.

Для утреннего туалета Леший просто спрыгнул с высокой ступеньки "Магнума". Пасмурное утро не способствовало весёлым разговорам, поэтому до Ижевска ехали молча.

Перед Ижевском начиналась кривая ижевская объездная. Там водитель и оставил Лешего со словами "вот трасса на Воткинск пошла". Вылезая с рюкзаком, Леший всё же навернулся, забыв про ступеньку. Водитель посмеялся, Леший оттряхнул с себя пыль и полез в рюкзак за перекисью: пока падал, ссадил себе ладонь.

Возле автобусной остановки, где Леший обрабатывал себе ссадины, к нему стала приставать цыганка, невесть откуда взявшаяся здесь.

Мол, подай денег на ребёнка, а то парализован будешь…

Леший, памятуя о том, что с цыганками не надо разговаривать, молча сунул в уши плеер и отошёл от остановки метров на двести в горку. Вокруг простиралась берёзовая рощица, начинало светать, пела какая-то неведомая птица, и редко-редко проезжали машины.