Он встал, с кряхтением и грудным вдохом оперся на свою клюку, которую на людях почетно называл тростью и которая напоминала собою трость, однако все же была клюкой, прошел по небольшому классу, тяжело передвигая свое качающееся тело так, как ходят по твердой почве больные бобры, уже давно отжившие свой век или, может быть, неудачно переломившие ногу, которая так и не срослась правильно.

Черная густая борода этого учителя была изодрана клочьями седины, которая также белела и на висках, глубокие морщины изрезали лоб, так недавно окончившего институт человека.

«Борис Алексеевич, собрание еще не окончено!» Чуть ли не закричала ему в след директриса лет так, сорока восьми. Она имела приятную наружность и довольно ухоженные темные волосы, подстриженные под каре.

«Татьяна Владимировна, мне плохо, нужно принять лекарство». С мягкой улыбкой на лице ответил Борис Алексеевич.

После чего он открыл дверь и увидел двадцать с лишним ребят, ожидающих того момента, когда закончится небольшое учительское собрание.

«Здравствуйте, Борис Алексеевич!» В разноброд поздоровались со своим учителем десятиклассники. Борис Алексеевич опять мягко улыбнулся и прошел сквозь толпу этих счастливых, беззаботных детей. За ним, он прекрасно это видел, вышла Татьяна Владимировна и, угрюмо посмотрев на свежие лица подростков, двинулась сквозь них так, как обыкновенно движется одинокий человек по чистому девственному полю, которое дышит жизнью и со вкусом, смачно ест ее, а он, такое же живое существо, как и луговые травы, одинокие деревца, легкие, несущиеся по ветру птицы, вынужден зарыться с головой в свои трудности и свои проблемы, лишь изредка напоминая себе о том, что есть места, где не серой бессмысленной суетой, а зеленым пиром кипит жизнь. Уже через несколько шагов Татьяна Владимировна остановилась и перестала идти за сбежавшим преподавателем, так как тот уже подходил к лестнице, находившейся в конце коридора…

«На следующей перемене зайду к нему». Решительно подумала эта громкоголосая, однако довольно податливая женщина.