Корзинка со звёздами

Я лечу!

Сотни нежных пузырей ласкают взгляд, простираясь вдаль, куда ни глянь. Небо переливается всеми оттенками мягкого жёлтого и бежевого. Приземляюсь на очередной пузырь, чувствую его доброжелательный толчок и снова лечу, что-то радостно вереща – ни дать ни взять ребёнок. Не тридцатипятилетний небритый дядька, отец-одиночка, а пятилетний мальчишка, потерявший голову от восторга…

Отец.

Внезапно хмурюсь в середине очередного затяжного прыжка. Отец… Я здесь не просто так. Не для того, чтобы поскакать по пузырям. Я ищу свою дочь, свою малышку… Как её там…

– Яна! Ты где?

Я как раз приземляюсь на очередной пузырь, когда начинаю орать. Пузырь вздрагивает от моего крика и шарахается в сторону. Всё же ухитряюсь попасть но нему ногой и оттолкнуться, но траектория прыжка непоправимо нарушается, и я лечу уже не расправив руки, как крылья, а нелепым кувырком.

Зато, перевернувшись пару раз, я вынужден посмотреть в том направлении, куда раньше не смотрел. Там, вдалеке, зависла в воздухе, растопырив ручки, маленькая фигурка в розовых легинсах и белой маечке.

– Чёрт… Яна!

Сгруппировавшись, я с неожиданной для себя ловкостью отталкиваюсь от стенки пузыря и подобно снаряду устремляюсь к дочери, продолжая во всю глотку выкрикивать её имя.

Она приземляется на салатовый пузырь, не отталкиваясь от него; боже мой, она разворачивается и смотрит в мою сторону! Сейчас, сейчас я буду рядом с ней, я её защищу, вытащу отсюда…

Мне не видно лица и не слышно голоса; но я знаю, представляю себе, как её губки озадаченно шевелятся, произнося «Папа?»

А потом она резко отворачивается, подпрыгивает и улетает прочь.

Она убегает. От меня. Почему?

– Яна, не время играть! – рассерженно кричу вдогонку. – Вернись!

Хрупкая фигурка делает ловкое сальто в воздухе и падает вниз, растопырив руки-ноги, мимо пузыря – падает навстречу сверкающему туману.

Я замираю от ужаса на мгновение, пока до меня не доходит, что с такой слабой гравитацией невозможно разбиться от падения с высоты.

Осознав, ныряю следом.

Туман – не на земле. Он над землёй.

А под ним – странная, нелепая губчатая почва светло-жёлтого цвета. Приземляюсь и тут же снова подпрыгиваю. Нет, она не отталкивает, как пузыри, лишь чуть-чуть пружинит под ногами. Но она напугала меня до колик, пронзительно пискнув, когда я наступил.

Смирившись с противным писком губки под ногами, поглядывая на искрящееся от тумана небо, в котором угадываются очертания пузырей, бегу со всех ног в том направлении, где должна была упасть Яна. Почва временами слегка обрывается вниз или выступает вверх, образуя беспорядочные ступеньки. Бег по такому рельефу выматывает, тем более что здесь гравитация почему-то почти привычная, да ещё и приходится огибать непонятные вздутия на губке с растянувшимися порами, грозящими вот-вот порваться.

Когда я уже отчаянно решил, что бегу не в том направлении, за очередным ступенчатым выступом мелькает ярко-розовое пятно.

– Яна, стой! Подожди! Это я, папа!

Сосредоточив внимание на фигурке дочери, забываю смотреть под ноги и, конечно же, спотыкаюсь об один из бугорков.

С забавным чпоканьем бугорок лопается, и я обалдело слежу, как из него сначала выдавливается какая-то вязкая голубоватая субстанция, напоминающая зубную пасту, потом с шипением вырывается воздух, наполняя образовавшийся комок. В конце концов, нежно-голубой шар размером с автомобиль отрывается от вулканчика и принимается неторопливо подниматься ввысь, сквозь мерцающий туман, к своим собратьям.

Потрясённый увиденным, встряхиваю головой и с запозданием продолжаю погоню.

Но долго бежать не приходится – Янка стоит спиной ко мне, разглядывая примечательно высокую – выше неё самой – ступеньку из губки.

Подбегаю к ней и с размаху (должно быть, при этом болезненно ударив) заключаю в объятья. Боюсь, что снова сбежит.

– Папочка, – тихо говорит она, прижимаясь, как котёнок – такая тёплая и живая.

– Почему ты убегала?

– Я боялась потерять звёздочки…

– Какие звёздочки, Яна?

– Из корзинки. Смотри!

Я перевожу наконец взгляд на стенку, в которую дочь так внимательно вглядывалась. И правда, звёздочки. Такие же, как были на дне корзинки…

– Они обещают отвести меня к маме, – доверительным шёпотом сообщает Яна.

– Маленькая моя… Они не смогут отвести тебя туда. Мамы нет.

Не приведи вас судьба увидеть подобный скептицизм на лице пятилетнего ребёнка. Это ненормально. Это страшно.

– Видишь, они ведут, – шепчет девочка, растворяясь в белоснежном сиянии.

Следом за ней растворяется и всё остальное – писклявая губка под ногами, вулканчики с зародышами нежных пугливых пузырей, искристый туман над головой, пахнущий озоном воздух…

И я.

V

Первое, что вижу, когда белизна отступает, трудно поддаётся описанию. Возьмите семечко одуванчика, переверните пушинкой вниз и увеличьте до размеров годовалого ребёнка. Теперь раскрасьте в ярко-красный цвет и представьте, что пушинки постоянно шевелятся, как щупальца, а их кожица просвечивает, и видно, как внутри переливается некая жидкость. Вот такая вот штука неторопливо летит прямо на меня.

Я реагирую неожиданно быстро и приседаю на корточки, не давая созданию (а что-то подсказывает, что оно именно живое) столкнуться со мной. Вдруг ядовитое? Проводив неведомую фиговину очумевшим взглядом, поворачиваю голову и вижу ещё трёх, направляющихся ко мне.

Поднимаюсь на ноги и отскакиваю. Но тут два создания сталкиваются друг с другом и стремительно разлетаются в стороны с наплевательским по отношению к земным законам физики ускорением.

Я не успеваю отпрянуть, и одна «пушинка» врезается мне прямо в живот. Ну как врезается. Я с ужасом опускаю голову, потому что ощущаю лёгкую щекотку внутри живота, и обнаруживаю, что существо проникло в меня. Хочу заорать от страха, но голоса нет. Потом оборачиваюсь и вижу напугавшую меня тварь прямо за спиной.

Она прошла насквозь.

Ещё одна неторопливо пролетает через моё плечо, позволяя мне подтвердить догадку. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до неё, но пальцы ощущают лишь лёгкое колебание воздуха, наподобие ветерка. Они нематериальны. Или я?

Но чудеса чудесами, а надо найти Яну. Оглядываюсь. Оказывается, сосредоточив своё удивлённое внимание на диковинных алых пушинках-призраках, я совсем не заметил, что творится вокруг.

Ничего.

Кроме них, здесь нет ничего. Ни земли, ни неба. Только белизна – я, правда, не уверен, что это именно белый цвет. Скорее, цвета нет вообще.