Отзывы на книгу «На берегах Невы», страница 7, 99 отзывов

Все-таки насколько восприятие текста зависит от возраста читателя! Прочитай я "На берегах Невы" классе этак в десятом-одиннадцатом, да что уж там говорить, даже в университете, это была бы любовь с первой до последней строчки. Ах, Петербург, ах, Серебряный век, ах, шубка, ах, юная девица, пишущая баллады, ах, прогулки с поэтами под луной! )) И даже теперь невозможно устоять перед этим порханием наивности, сквозным ощущением счастья и обаянием молодости. Читаю и вспоминаю свои собственные девические восторги и страхи, все эти "никогда и ни за что больше" и так весело становится!) Поставила бы пятерку, если бы с середины книги не приходилось принуждать себя к чтению. Первые десять историй интересно, дальше все начинает повторяться. Изменения происходят лишь в отношениях с Георгием Ивановым, но Одоевцева их настолько замалчивает, что остаешься в полном недоумении, как это она влюбленная в Блока ученица Гумилева умудрилась выйти за Иванова замуж))) Интересно, а у книги "На берегах Сены" какая тональность...

Я читаю Одоевцеву. Плачу вместе с ней, когда читаю о страшной судьбе Гумилёва и Мандельштама, и над ними же смеюсь, стоит им отколоть какой-нибудь номер. О великих людях так обычно не пишут. Пишут об их незаурядности, о гении, о мыслях, чувствах, о возвышенном и вечном. Одоевцева пишет о людях. О том, как Мандельштам съел тарелку пшённой каши, которая была выдана Одоевцевой на день, о том, как Гумилёв падал в сугробы в Таврическом саду. Я то плачу, то смеюсь до упаду. Я разочаровалась в Гумилёве, как в человеке, но поняла его, как поэта. Когда-то он казался мне невинной жертвой Ахматовой, её страстей, привычек "роковой женщины", но теперь я понимаю - да, они были достойны друг друга. Он - Гумилёв - смог отдать свою дочь в детский дом, она - Ахматова - бросила своего Лёвушку на произвол судьбы, доверила его чужой и безрассудной Анне Энгельгарт. Гумилёв был эгоцентричен, эгоистичен. Он забывал о том, что Одоевцева человек, а не просто безмолвный почитатель его таланта. Он мог посадить её на шкаф и забыть там, в пыли и холоде, и она сидела там, безмолвная и поникшая, боясь нарушить его покой. Он мог есть, не замечая, что она голодна; мог смеяться над Мандельштамом, не замечая, что обижает его. Я не Одоевцева; я не смогла бы полюбит Гумилёва, стать его тенью, терпеть его выходки, каким бы гениальным он ни был. А он был. Он умел рисовать причудливые картины, умел управлять своим воображением и даже видел будущее. И вот этого человека, нет, не человека - поэта, в оленьей дохе и ушастой шапке, я поняла и приняла.

Если бы мое имя упомянул великий поэт... Сколько бы хвастовства услышали окружающие! Не говорю уже о "распущенном хвосте" и задранном длинном носе. Нужно отдать должное автору: это действительно воспоминания о замечательных людях. И тем, кому нравится поэзия Серебряного века должно быть интересно. Читалось не только с удовольствием, но и с болью. Удовольствие- от атмосферы . Боль- о людях, вынесших испытания. С их ранимой восприимчивостью слышать оскорбления от публики, которая в творчестве не разбиралась. А если разбиралась- завидовала. Удивил и страх Гумилева перед выступлением , и его нелюбовь к музыке. У нас в библиотеке есть сборник Сологуба Ф. "Капли крови" ( из серии "Серебряный век"). Нужно будет прочитать под новым углом все рассказы, а не только "Червяк". Понравилась и самоирония автора по поводу "разбора" стихотворения. Фотографии и шаржи на Одоевцеву удивили. Во время чтения представлялась легкомысленнее, непосредственнее, кокетливее. А на фото- серьезная, взрослая- даже с бантом. Найти бы еще интересные воспоминания о Блоке А. Был одним из любимых. После "На берегах Невы"- еще больше. Мне кажется, не прав был Сологуб, сказав, что "в поэзии толка нет". Она как трава и звезды.

После этой книги мне стало безумно жалко, что я не жила в то время. Стало жалко, что города уже не те, что не живут в них поэты с большой буквы, что, как писала Цветаева, "страна, в которой стихи были нужны как хлеб, превратилась в страну, в которой стихи вообще никому не нужны". Для меня она стала машиной времени, путеводителем по Петербургу и каплей богемности в нашей приземлённой жизни

К сабжу уже написано восемь десятков рецензий. Поэтому критиковать бессмысленно. Ибо что-то новое врят ли придумаю. Выражу своё отношение к книге: понравилась. Рад, что потратил время на её прочтение. Читал с интересом. Узнал много нового. Автор в описываемые годы была девушкой, живущей стихами и общавшейся лично с людьми, которые уже тогда были поэтами, признанными и публикой, и критиками. Этим объясняется некоторый восхищённый стиль повествования. Чувства, эмоции и энтузиазм сильно помогали во времена, которые в книге описываются краткой формулировкой: "холод, голод и расстрелы". И всё же книга о людях искусства. Преимущественно о поэтах. О том, какими они были в жизни, на бытовом уровне. Ещё читая книгу поймал себя на желании отправить им поэтическое послание сквозь поколения; сказать им, что плоды их труда востребованы и актуальны. Челендж #литературныйтикток. тому подтверждение. Ну и само послание:

"Золотое серебро"

Не даром вас судьба благословила творить в период времени лихой, когда Россия шла через горнила двух революций и четырёх войн.

И вы творили. Истово и ярко. Искали. Создавали новый мир. Да так, что в спорах становилось жарко от столкновенья разнозвучных лир.

Вы черпали повсюду вдохновенье. И наполнялась творчества река. Но прекратила всякое боренье стальная длань кровавого ЧК.

Не все рукоплескали новой власти. Смерть на войне, тюрьма и эшафот достались многим. Но есть те, кто к счастью, пройдя сквозь тьму, взошли на пароход.

Потом, спустя четыре поколенья, растаял коммунизма едкий дым. Мы вас зовём из долгого забвенья. И серебро сверкает золотым.

Илья Иванин ©

Книга И.Одоевцевой попалась мне случайно, когда я искала литературу о жизни и творчестве А.Белого. Впоследствии я поняла, что нашла настоящий клад. Эта книга – настоящий сборник историй о поэтах « Серебрянного века», основанный на воспоминаниях очевидца И.Одоевцевой - любимой ученице Н.Гумилева. С творчеством Н.Гумилева я знакома на уровне школьной программы, на после прочтения книги захотелось в его поэзию углубиться. Н.Гумилев получился центральным героем. И.Одоевцева подробно и ярко расписывает их встречи, диалоги, занятия по стихосложению. Эта книга – памятник Н.Гумилеву, однако И.Одоевцева также дает портреты других поэтов « Серебрянного века»: А.Блока, А.Белого, О.Мандельштама, писателя Ф.Сологуба, Г.Иванова, М. Кузьмина, Н.Оцупа, В. Рождественского и многих других. И.Одоевцева с особой теплотой рассказывает о том куске своей жизни, наполненном встречами, поэтическими вечерами, на которых ей посчастливилось побывать и непосредственно пообщаться с великими поэтами в своем родном городе до эмиграции. Эта книга понравится тем, кто любит поэтический Петербург, поскольку на страницах только этой книги воспоминаний можно пройтись по Петербургским маршрутам, какими ходили век назад поэты « Серебрянного века». Так можно побывать на квартире Гумилева, попить с ним морковный чай, отслужить панихиду по Лермонтову, отправиться в город на праздник, посвященный годовщине Октябрьской революции под видом англичан. Можно при первой встрече с А. Белым на поэтическом вечере в прихожей на квартире Н.Гумилева вместе с Оцупом и Рождественским прочитать ему свои стихи, удивиться его энергии и чрезмерной эмоциональности. Поздним летним вечером можно посидеть с А.Белым в Летнем саду, услышать о его чувствах к Любови Менделевой, жене А.Блока и, может быть, принять от него приглашение ехать на квартиру к А.Блоку. Представится возможность поближе узнать О. Мандельштама, услышать различные факты о его жизни вплоть того, какой шоколад любил О. Мандельшатам, какой коктейль предпочитать пить и что из этого впоследствии вышло. И. Одоевцева прогуливается по улицам Петербурга с поэтами « Серебрянного века», вместе с тем и водит с собой и читателя. Диалоги переданы настолько живо, что любой, кто будет читать эту книгу, сможет себя представить их полноценными участниками, а по завершении прочтения книги искренне пожалеет, что эти встречи безвозвратно закончились.

Вся мемуаристика, как правило, немного печальна. Но со щемяще-нежных страниц Одоевцевой к нам сходит целый сонм дорогих теней. Дорогих как для автора, так и для нас, читателей.

Нас сразу предупреждают:

«О себе я стараюсь говорить как можно меньше и лишь то, что так или иначе связано с ними. Я только глаза, видевшие их, только уши, слышавшие их. Я одна из последних, видевшая и слышавшая их, я только живая память о них.»

Автор не лжет. Благодаря этому ее дару великие современники Одоевцевой обретают жизнь на страницах повести, близкие нам, словно старые знакомцы.

Их еще не унесло вихрем истории. На дворе пореволюционные годы, страшные и дивные. Открыты курсы всего на свете – литературы, актерского мастерства, художественного слова. В голодном, нищем Петрограде институтские залы ломятся от избытка желающих на них попасть. Стихи, по выражению Цветаевой, нужны здесь как хлеб. И перед нами возникают из небытия то Мандельштам, то Гумилев, то величественный Блок. Текст Одоевцевой не распадается на анекдоты и тем более – анекдотцы, так любимые иным биографом. Все рассказанные ею случаи – это просто блестки «живой жизни» в темных водах Леты. Что удивляет меня сильнее всего – как всего двумя-тремя эпизодами Одоевцева умудряется создать отчетливо зримый образ человека. Она не была близка с Блоком, но как она о нем пишет! Вот описываются импровизированные танцы, затеянные молодежью в Доме литераторов.

«Отчего все вдруг замолчали? Отчего у Оцупа такое растерянное лицо? Я поворачиваюсь и вижу – в дверях стоит Блок и серьезно и внимательно смотрит на эту дикую сцену. – Что же вы перестали танцевать? – говорит он глухо и медленно. – Разве я уж такое страшилище? Я очень люблю, когда веселятся, когда смеются и танцуют. Я и сам бываю очень веселый».

Очень веселый. А меж тем Блок в то время медленно сгорал от сепсиса. И от этих его совсем простых слов у меня каждый раз при чтении катятся совершенно непроизвольные и нежеланные слезы. Но и за эти слезы я благодарна Одоевцевой, потому что даже несмотря на всю горечь, это путешествие на целый век назад – подарок читателю.

Как будто заходишь в заброшенный дом, а он оживает навстречу тебе ярким светом, звоном бокалов и бесконечно милыми лицами. Потом чары спадут, но ровно на то время, когда читаешь Одоевцеву, эти люди воскресают. И даже печальное прозрение будущего не может до конца омрачить встречи.

"На берегах Невы" и "На берегах Сены" мы проходим в рамках программы. И я обязана отметить, что эти два произведения одни из лучших, если не самые лучшие, в этой программе. Книга открывает перед нами тот самый Серебряный век, Гумилева, Ахматову, Блока, саму Одоевцеву... Поэты бродят прямо перед нашими глазами во время чтения. Я полюбила Гумилева, возненавидела Ахматову, увидела Блока... Книга написана просто и читается на одном дыхании. Главное сесть поудобнее и положить перед собой томики того же Блока, Гумилева, Мандельштама. Если вы читаете эту рецензию, непременно прочтите и произведение

Книга написана красивым, лёгким, действительно поэтичным слогом. Она увлекательна и воспринимается с интересом. Начинается лирикой и заканчивается пронзительной лирикой, которая не может не тронуть чувствительные сердца. В ней рассказывается о поэтах Серебряного века, с которыми посчастливилось встретиться и говорить Одоевцевой (по-настоящему - Ираиде Гейнике), - Николае Гумилёве, Александре Блоке, Осипе Мандельштаме, Андрее Белом. Упоминается даже Анна Ахматова, хотя о ней сказано немного. Узнала ли я больше о поэтах Серебряного века? Да, безусловно. Размышляла ли над их судьбами во время чтения? Да, безусловно. Прониклась ли я атмосферой этого времени? Не знаю. Мне показалось, что мемуары пытались соединить несоединимое: жизнь духа и жизнь плоти, то есть возвышенность мира, в котором витали чудаковатые, потерянные, радостные, не приспособленные к жизни поэты, знающие только стихи, и реальную историческую и социальную обстановку. В итоге до конца не удалось ни то, ни другое, не соблюден некий баланс. Времени в книге почти нет, есть только отдельные его приметы вроде милиционеров, матросов, красногвардейцев, выдаваемых пайков. И (как же без этого) упоминаний о расстрелах и ссылках. Почти ничего не говорится о простых людях, только пара слов о чужих поклонницах. Взгляд автора направлен исключительно на поэтическую сторону жизни. Но в описании её я не почувствовала цельности. Слишком разрозненны рассказы, воспоминания и анекдоты. Выбор очередного действующего лица кажется случайным. Вот Гумилёв, потом вдруг Мандельштам, Блок, опять Гумилёв - и вдруг Сологуб. И сам текст дробится местами на небольшие параграфы. Возможно, он таким образом повторяет саму память, выхватывающую из прошлого случайные фрагменты. Но единства и духа времени в этом я не увидела.

Прекрасные истории - иногда комичные, иногда печальные. Поэты безудержно рассказывают о своей жизни автору. Первенство принадлежит Николаю Гумилёву, его в книге - больше всех. Пространные монологи оного и других вызывали при чтении недоумение: можно ли было так дотошно, дословно запомнить слова стольких людей и воспроизвести их без ошибок спустя столько времени? Мне кажется, многое Одоевцева приукрашивала, стилизовала, запоминая только идеи. Красиво и действительно благоговейно выписан Блок. Описание Андрея Белого и его манеры изъясняться совпадает с восприятием Марины Цветаевой. Не понравилось мне, что про собственную семью, про свой быт Одоевцева пишет уклончиво, вроде бы подчёркивая, что её обстоятельства совершенно не важны, она не главное лицо в петербургской жизни.

Однако верится с трудом. Чем дальше, тем становится очевиднее, что "небожители" её чтили и выделяли меж других. Гумилёв был привязан к ней особой платонически-ревнивой привязанностью, Блок сразу запомнил её имя и писал его в дневнике, Сологуб улыбнулся ей, Ахматова проводила её до дому, едва познакомившись. Невинное тщеславие автора тщательно замаскировано, но прорывается и вызывает снисходительную улыбку. Вначале она - только "слушающие уши", а затем, после многочисленных оговорок про свою скромность и малость, выдаётся мнение московской публики насчёт того, что в Петербурге все поэты - мертвецы, а есть только Одоевцева. И, упоминая об этом, она уже не пытается смущённо отрицать свою известность. Оттого сложилось ощущение, что, помимо прочего, в своей книге Одоевцева пыталась "доказать". Доказать будущим читателям, что и она была причастна к сонму, вдохновляла! Даже Блока! В этом смысле куда больше понравились мне воспоминания Марины Цветаевой о поэтах, где ведётся рассказ равного о равных. Щедрые похвалы, но и с осознанием собственной величины.

Собственно, в таком изложении нет ничего дурного. Многие говорят, что Ахматова при жизни создавала о себе легенды. Легенда об Одоевцевой создана, безусловно, и в книге Одоевцевой. Сквозь призму жизни других поэтов она рисует и свой образ - большеглазого, кроткого, чувствительного создания с большим бантом. Возможно, она была в точности такой, какой себя описала. Вероятно, все упомянутые похвалы её таланту имели место быть. И это заставляет задуматься о многих вещах - например, о том, как странно складываются судьбы. Все они жили в одно время, встречались на поэтических вечерах, беседовали, ужинали вместе, мечтали, сочиняли стихи. Одни числились гениями, другие - многообещающими. И те, и другие считались известными. Но прошли годы и всех расставили по своим местам. Кто-то ушёл в тень, кто-то остался первым - независимо от того, что они сами о себе думали. Впрочем, об этом заставляет задуматься любая книга о Серебряном веке. Книга Одоевцевой - изящная, женственная, трогательная и, хочется сказать, правдивая пища для этих размышлений.

Написано просто,но это документ серебряной эпохи. Если читать параллельно с Ниной Берберовой,то оживает страна,в которую,как в город,нет возврата. По концентрации талантов,по способу выражения,по игре со словом серебряный век для меня есть настоящее золото,золото самой высокой пробы,а вот Одоевцева,на мой взгляд, здесь похожа на Суок с грустными глазами актрисы Елизаветы Никищихиной. Чудесный Мандельштам,ребячливо-отважный Гумилев...Не знаю,не знаю,как-то странно воспринимается поэт,когда читаешь о нем обыденные истории. Нельзя читать чужие письма,но ,наверно,это лучше,чем читать мемуары.