Читать книгу: «На роду написано», страница 3

Глава 5. Не спи в кормушке, простудишься ведь!

Ни один год прошел с момента смерти Антипа. Детки его подросли – Наденьке было тринадцать, Филатушке десять, а младшенькой Настасье полных пять. Садик к этому времени уже был построен и открыт, но Нина не торопилась отдавать туда дочку – и старшие могут присмотреть. Да и соседка Фануза всегда под рукой. Здоровье старушкино хромало, но это никак не мешало ей прибегать по первому же Нининому зову. А нужно-то было всего лишь спуститься этажом ниже. Но в последнее время дети сами поднимались к ней. Частенько дома устраивались женские посиделки. То Новый год, то Восьмое марта – Нина приглашала к себе доярок. Не на ферме же сидеть. А наблюдать картину того, как в квартиру с орами и криками заваливается чей-то муж, потерявший загульную женушку, детям не хотелось. Дальнейшие действия спектакля были не для их глаз. Обозленный глава семейства мог за волосы поволочь свою вторую половинку. Остальные застольницы начинали кричать и ругаться на него. И на пороге образовывалась настоящая вакханалия. Все соседи понимали – у Нины пирушка.

Пить вдова начала сразу же после смерти мужа. Сначала понемногу – на работе пропускала рюмочку, вторую, чтобы отвлечь себя от мыслей об утрате. Да и доярки не слабо помогали ей в этом. Наверное, хотели подбодрить таким способом, но даже и не думали, насколько быстро она пристрастится к спиртному. И было полбеды, если на пирушке оказывались только женщины. Иногда за столом появлялись и мужчины – скотники, конюхи, соседи, чьи-то мужья, видимо, ненароком заблудившиеся и перепутавшие бараки, которые внешне были один в один. Тогда ора и крика становилось куда больше. Потому что за своими мужьями приходили их жены. А они были крикливее и разъяреннее. В ход шли кулаки и сковородки. Если такое вдруг начиналось среди ночи, Наденька хватала Настену, будила Фиталку и быстренько поднималась с ними к бабушке Фанузе. Она обычно из-за соседского шума не могла сомкнуть глаз и ждала, что дети вот-вот постучатся к ней. Для них у нее всегда было заготовлено спальное место и белье. Утром, перед работой Нина приходила за детьми – проверить, все ли в порядке. Опухшая, полупьяная, с перегаром. Фануза первое время отчитывала ее, мол, нельзя так жить. Но та начинала реветь. Сердце ее никак не может успокоиться и смириться, что нет больше рядом с ней ее любимого Антипа. А самогон хоть на какое-то время заглушает эту боль.

– Больше трех лет уж прошло, пора бы прийти в себя-то! – в очередной раз пыталась вразумить Нину Фануза.

– И что? – шатаясь и пытаясь собрать волосы в платок спросила совсем не выспавшаяся мать.

– Детям своим жизнь портишь, сна лишаешь, уроки делать не даешь…

– Ну хватит, хватит, Фанузушенька моя, – полезла с объятиями Нина.

– Уф, не дыши на меня и не обнимай, иди на работу.

– Ты детей-то в школу отправь уж, пожалуйста, – уже не в первый раз просила Нина.

– Хорошо-хорошо, – ответила Фануза, давно привыкшая к новой обязанности. – Сегодня-то хоть посиделок не будет, я надеюсь?

– Нет. Какие еще посиделки? Мне бы в себя прийти.

– Мужик тебе хороший нужен! – крикнула вслед Нине переживающая за нее и детей бабуля.

– Ай, не нужен мне никто! – махнула рукой не отрезвевшая, кое-как спускаясь. – Был у меня мужик, да сплыл. Другого мне не надо.

Не хотела Фануза отпускать детей в их квартиру, но они всегда просились домой. А там после гулянки наступить было некуда. Поэтому старушке приходилось делать уборку – как иначе присматривать целый день за Настенькой. К обеду, когда Нина возвращалась перекусить и отдохнуть перед вечерней дойкой, в ее квартире было уже чисто. Отрезвевшая, она стыдилась того, что соседке приходилось наводить порядок, но напрочь забывала об этом уже во время следующих посиделок.

Скотник, который оказывался случайным гостем на пирушке, обычно на следующий день просто спал на работе. И не в кладовке какой-нибудь, а прямо в коровьей кормушке. Доярки смеялись над ним – нашел же место. Нина часто будила таких засонь, привязывая рядом корову. Скотинка, принимая алкаша за что-то непонятное, начинала обнюхивать его или облизывать. От этого просыпался даже самый запойный работник. Но трудиться он был не в силе, поэтому просто менял одну кормушку на другую. Перед вечерней дойкой Нина успевала вздремнуть, а Фануза что-нибудь готовить. Соседи не понимали, откуда было у старушки столько доброты.

– Мам, проснись, мам, – будила Нину старшенькая.

– Зачем?

– Тебе на вечернюю дойку надо.

– Ой, правильно, да, – вспомнила про работу Нина.

– Ты в состоянии? – всегда переживала за маму Наденька.

– Да, сейчас как-нибудь встану.

– Что будет, когда ты встать на работу не сможешь? – вдруг спросила, подойдя, Фануза.

– Ну как это не смогу, смогу, конечно, – удивилась Нина. – Всегда встаю же.

– И как только в таком состоянии у тебя сил хватает столько коров руками доить? – думала вслух пожилая соседка.

– Ну куда ж деваться, работать же надо, – ответила Нина, вставая с дивана и поправляя волосы.

– Войны на вас нет! – начала причитать старушка. – Слишком хорошо живете, раз пить да гулять успеваете!

– Не начинай, пожалуйста, не начинай.

Нина схватилась за голову, встала, выпила какую-то таблетку и вышла из квартиры. Фануза, накормив детей, поднялась к себе. В этот вечер посиделок не было, но многодетную маму позвали в гости – оказалось, что у Леониды день рождения. Нина взяла с собой младших. Настенька рвалась к Оленьке, а Филатик к Сашке. Наденька же была рада остаться дома одна. Не нужно ни за кем присматривать и можно спокойно заняться уроками. Веселым оказался праздник – гости выпили, начали петь и танцевать. Время промчалось быстро, наступила ночь. Дети уснули, разместившись, где придется. Половина гостей разбрелась по домам. Сидеть остались самые стойкие.

– Завтра же Филатке в школу, надо идти домой, – вдруг опомнилась Нина.

– Да ладно тебе, спят же все уже, – успокаивал ее Анатолий. – Один день пропустит, ничего страшного.

– Думаешь?

– Конечно.

– И сама здесь спи, – предложила ей Леонида. – Утром встанем пораньше, детей домой заведем и на работу.

– Наденька же одна дома, – спохватилась гостья.

– Она же не маленькая, да перестань ты, – махнул рукой Анатолий. – Тоже спит уж давно.

– Наверное…

– Ты лучше расскажи, что вчера случилось у тебя дома и отчего шум поднялся? – спросила Леонида, пропустившая традиционную посиделку.

– Да я уж и не помню, – Нина не хотела об этом говорить.

– Эх, не смогла я прийти, – вздохнула хозяйка дома и кивнула в сторону мужа. – Вот этот вот ворчать начал.

– Конечно, заворчишь тут! – не на шутку возмутился пьяненький глава семейства. – Сколько можно пить?!

– А кто пьет-то, кто пьет?! – возобладали Леонидой вчерашние эмоции.

– Кто-кто? Вы, конечно! – началась перепалка.

– Мы культурно отдыхаем, – вмешалась Нина и сразу же спросила, – ты считаешь нас алкашками?

– Я не сказал, что вы алкашки, но пьете в последнее время многовато.

– Многовато? – теперь уже возмущаться начала именинница. – Ты на себя посмотри! Сколько пил с трактористами в прошлом году, алкаш!

– То был прошлый год, – начал защищаться зачинщик скандала. – Я ж понял, что переборщил и перестал!

– Перестал он! Ну не смеши меня, Толя! – улыбнулась Нина.

– А ты не смейся! Я, к примеру, как вы не гужбаню. Если и выпью, то сразу же домой иду и спать ложусь. А у тебя вечно какие-то драки да ссоры в квартире!

– Ты хочешь сказать, что я скандалистка? – возмутилась и сразу же обиделась Нина.

– Я такого не говорил!

– Сказал-сказал! Леонидушка, пока! Я с таким брюзгой за одним столом сидеть не буду!

– Ну куда ты собралась? – пытаясь усадить гостью на место, спросила именинница.

– Домой! Я пойду домой! – сопротивлялась Нина. – Филат! Настя! Домой!

– Ты совсем дура, что ли? – осмелел Анатолий. – Детей-то не буди, пусть спят спокойно!

– А вот шиш тебе! Все, мы домой!

Нина подняла детей, криво-косо одела младшенькую, взяла их за руки и пошла. Мальчик и девочка, толком не проснувшиеся, еле-еле волочили ноги. Мать поторапливала их, всю дорогу ругаясь на то, с каким позором ее заставили вернуться домой. На дворе хоть и было начало сентября, а дети все равно продрогли, но не стали об этом говорить, чтобы еще больше не расстроить маму. Филатка же вдруг вспомнил, что забыл у Сашки свой самолетик, сделанный из бумаги. Мальчик попросил вернуться за ним, но Нина и не думала сворачивать обратно.

– Я туда больше ни ногой! И вам не разрешу туда ходить!

– Мама, а как же Сашка? – спросил Филатка, тут же представив, что больше никогда не увидит друга.

– К черту всех! – продолжала ругаться Нина. – И Сашку твоего к черту!

– Мам, я хочу дружить с Сашкой!

– Перехочешь, сынок, перехочешь, – наконец услышала его мать. – Знал бы ты, кем назвал меня его отец! Это же уму не постижимо! Меня назвать алкашкой и скандалисткой!

– Дядя Толя извинится, мама, я точно знаю, – пытался успокоить ее Филатка.

– К черту его извинения! Даже если на коленях прощения просить будет, не прощу!

– А я хочу играть с Олей, – тихонько произнесла Настенька.

– Как вы надоели! Ну никто не думает о матери! Только о себе думаете! Лишь бы вам было хорошо! А что там с матушкой, не важно…

– А с кем я дружить тогда буду? – заплакал Филатик, представив, что больше никогда не сможет увидеть Сашика.

– Не реви! А ну-ка перестань! Разнылся тут! – Нина дернула сына за руку и пошла еще быстрее.

Ноги Настины запутались, девочка упала. Разодранная коленка тут же покрылась кровью, которая мигом просочилась сквозь колготки. Нина, опустившись к дочери, пыталась рассмотреть рану, но толком ничего не увидела. Настенька рыдала. Рядом стоял испуганный Филатик. Нина, глядя на детей, села на землю и тоже разревелась. «Я плохая мать», – шептала она сквозь слезы. Мысль, которая крутилась в ее голове, была не новой – ей не хватало Антипа. Вдова не желала мириться с потерей любимого, но жизнь день за днем и час за часом напоминала ей о том, что мужа больше нет. Что он не вернется, не появится, не оживет. «Я же не была такой, не была», – продолжала шептать Нина, закрыв лицо руками. В приступе замобичевания, она начала обзывать себя. Стуча кулачком по земле, сокрушалась о том, что не в состоянии быть для детей хорошим примером. Потом начала оправдывать себя тем, что ей одной приходится растить их, и это трудно. «Мамочка, не реви», – говорили ей дети, продолжая плакать сами. Они гладили ее по голове, обнимали, пытались успокоить.

– Мамочка, я замерзла, – тихонько сказала Настенька, прижавшись к ней.

– И я замерз, – дрожа, проговорил Филатка.

– Все, идемте домой, мои хорошенькие, идемте домой.

Нина подняла младшенькую, взяла за руку сына и пошла. Ей казалось, что она отрезвела, а потому дома подумала, что не сможет быстро заснуть и, уложив детей, достала самогон. До звона будильника оставалось два с половиной часа. Запрокинув три стопки, вдова рухнула на диван и тут же уснула. Утром, встав в школу, Наденька вдруг обнаружила, что мама все еще спит. Обычно к этому времени та уже была на пороге, собираясь на работу. Но не в это утро. Дочь поспешила разбудить ее, говорила, толкала, старалась даже посадить. Но все это оказалось тщетными. Тогда Наденька, не зная, что предпринять, поднялась к бабушке Фанузе. Та спустилась и тоже старалась разбудить Нину, но не смогла. Соседка наказала девочке пойти на ферму и предупредить доярок, что мама сегодня не выйдет. Сама же позаботилась о том, чтобы Филатка не опоздал в школу. Старшенькая тут же побежала в совхоз. Думая о том, что еще успеет на второй урок, она захватила учебные принадлежности. Но на работе новость, что Нина мирно посапывает, а дояркам придется вместо нее обхаживать коров ее группы, женщинам не понравилась. Они начали кричать и возмущаться. «Может, я смогу помочь?», – выронила Надя, желая остановить поток брани. Доярки такого не ждали, но, видя вину в глазах девочки и желание хоть как-то прикрыть маму, согласились. Они тут же дали ей Нинин халат, показали коров, ведра и все остальные принадлежности. Отложив школьную сумку, Надя села за дойку.

Она, конечно, не успела обойти всех коров, но доярки помогли. Каждая взяла на себя по две-три и к обеду план был выполнен. Работницы видели, как девочка старалась, не подавала виду, что ей тяжело, но на самом деле просто выдохлась к обеду. Вернувшись домой, Надя обнаружила, что мама все еще спит. А Настенька находится у соседки. Она подсела к матери и снова начала будить ее. На этот ей это удалось.

– Сколько время? – спросила Нина, не успев открыть глаза.

– Обед уж, мам.

– Я проспала! Почему ты не разбудила меня?

– Я будила, – спокойно ответила девочка, помогая матери сесть. – Ты ни в какую не просыпалась.

– А где Настя, где Филатка?

– Настя у бабушки Фанузы, Филатка еще в школе.

– Ну слава богу, – Нина выдохнула и снова рухнула на диван. – А ты почему не в школе?

– Я сегодня туда не пошла.

– Почему?

– Я пошла на ферму предупредить, что тебя не будет, но меня попросили остаться и помочь с дойкой.

– Попросили или заставили? – Нина напряглась и снова села.

– Поспросили.

– Вот же курвы! Как будто сами не могли коров моих подоить! Вот Наиля болела, так мы ее группу сами доили, никто не жаловался.

– Ты же не болеешь, – точно подметила Наденька.

– Ну как сказать, как сказать, доча, – Нина снова прилегла. – Голова раскалывается так, что кажется, вот-вот взорвется.

– Мам, я на вечернюю дойку пойти не смогу, у меня ужасно болят пальцы, – девочка показала красные и намозоленные ладони.

– Знаешь теперь, как я деньги зарабатываю, – укоризненно сказала мать. – Поначалу и у меня так было.

– Никогда не буду работать дояркой, никогда, – уверенно ответила девочка.

– Почему?

– Там воняет, страшные быки стоят, женщины орут и матерятся, – объяснила Наденька.

– Кем же ты будешь тогда? – удивилась мать. – Я, к примеру, коров с четырех лет дою и не представляю, кем еще могу работать.

– Я хочу быть учительницей, – озвучила свою мечту девочка.

– Будь хоть кем, только принеси, пожалуйста, таблетку от головы, мне человеком надо стать, – попросила Нина, не в силах обсуждать желания, до которых ее ребенку еще расти и расти.

Женщина, взяв себя в руки, все же встала, сварила суп и готовилась к вечерней дойке. Дети были дома – Филатка делал домашние задания, Настенька играла, обустроив под столом домик, а Наденька собиралась сбегать к однокласснице, узнать, что сегодня задавали. Из квартиры Нина вышла с твердой уверенностью перестать пить и наладить свою жизнь, стать примерной матерью и достойной женщиной, чтобы повстречался ей на пути хороший мужчина. Но оказавшись на работе, она тут же приняла предложение опохмелиться – у нее все еще тряслись руки и гудела голова. Хотелось снять мандраж и унять мигрень, чтобы работа пошла как по маслу и была по силе. Приняв две стопочки самогона, Нина почувствовала, как ей полегчало. Началась дойка, посреди которой с радостной новостью появился Никанор Ефимович. Оказалось, что со следующего месяца всем полагается прибавка к заработной плате. Председатель по этому поводу пообещал угостить сегодня всех работников – доярок хорошим вином, скотников дорогой водкой. В ожидании застолья работать стало веселее. Но Никанора Ефимовича срочно вызвали в райцентр. Поэтому алкоголь он принес, а вот присутствовать на посиделках не смог. Работники не сильно опечалились – никому не хотелось пить на глазах у начальника. Особо не расслабиться же.

Незапланированная пьянка растянулась до темноты. Наденька, не дождавшись матери, сама уложила детей и постучалась к бабушке Фанузе, которая не стала переживать, а решила дождаться утра, заночевав в Нининой квартире. На ферме же все побрели по домам. Только Нина была не в состоянии двигаться и даже не понимала, где находится и что делать. Леонида, сама пьяная, о подруге не подумала. Желая поскорее оказаться дома из-за ворчливого мужа, она поспешила на выход, не заметив, что закадычная осталась на ферме. Оказавшись в одиночестве, Нина побрела, куда глаза глядят. Но из здания так и не выбралась – ударилась о коровью кормушку, задумалась и тут же легла в нее.

Когда женщиной уже овладел глубокий сон, в корпус вдруг залетел Анатолий. Он потерял жену, а пути их на улице разошлись. Мужчина попытался разбудить подругу, чтобы спросить, где Леонида, но не смог. Тащить ее на себе через всю деревню он не хотел, а потому накрыл пьяную соломой и побежал домой. Утром доярки с удивлением обнаружили, что Нина спала на ферме. И вместо того, чтобы разбудить ее, начали хихикать и перешептываться.

– Нам за нее, что ли, коров опять доить? – спросила одна.

– Вот еще! – возмутилась вторая. – Сейчас все подготовим и разбудим ее! Нечего дрыхнуть на рабочем месте!

– Не спи в кормушке, простудишься ведь! – закричала третья более сердобольная доярка.

– Это кто тут у нас в кормушке спит? – раздался голос Никанора Ефимовича. – Совсем совесть потеряли, с утра уже квасят!

Никто не ждал председателя так рано. Доярки тут же разбежались по своим группам, а начальник, представляя увидеть в кормушке кого-то из скотников, обомлел, признав в спящем человеке Нину. Кого угодно он мог вообразить на этом месте, но только не маленькую хрупкую женщину, многодетную мать и вдову. Писать выговор, кричать и ругаться, или просто разбудить и заставить работать – впервые Никанор Ефимович растерялся. Некоторое время он еще постоял возле Нины, а потом все же решил разбудить ее. Увидев перед собой лицо председателя, женщина тут же вскочила, начала поправлять одежду, убирать с себя солому. Ей было стыдно. Сколько раз она сама подшучивала над пьяницами-скотниками, вечно засыпающими в коровьих кормушкам, но и подумать не могла, что когда-нибудь окажется на их месте. В таком неприглядном виде. Перед пристальным и осуждающим взглядом своего начальника.

Глава 6. День сплетен да пересудов

На работе Нина больше не пила. Да и вообще старалась не злоупотреблять, твердо решив не дружить с пагубной привычкой. Никанор Ефимович пообещал познакомить ее с водителем Талгатом из соседней Петропавловки. Мужчина, дескать, хороший. Правда, моложе нее на три года, но это не беда. Забота о нем, казалось Нине, заставит стать посерьезнее, прибавит ответственности. «Как будто детей тебе мало!» – проронила Фануза, услышав о планах многодетной соседки. Председатель же заверил, что Талгат – человек надежный, ищет жену, наличие детей его не пугает.

– Странно это, – не успокаивалась пожилая соседка. – Вроде, не такой уж и зеленый он, а до сих пор не женатый.

– Ну не знаю, – пожала плечами Нина. – Может, не встретил еще свою…

– А ты, – перебила ее Фануза, – с детками – прям предел его мечтаний?!

– Ну что ты привязалась? Сама же говорила, что мужик мне хороший нужен!

– Нужен! Хороший! – Фануза подняла вверх указательный палец. – А этот какой-то странный!

– Мы ж не видели его еще!

– Не видели, а я уже заранее чую, что он странный.

– Успокойся, – улыбнулась Нина. – Слишком уж ты придирчивая.

– Я о детках думаю.

– Уф! Лучше расскажи мне, что у Амины случилось. Замуж, что ли, собирается?

– Какой там! – махнула рукой Фануза. – Ухаживают за ней наш Федор конюх да приезжий водитель из районной больницы.

– Что за водитель?

– Ну тот, что с врачом приезжал к Антипу.

– Нет, не помню, – призналась Нина.

– Конечно, не помнишь, тебе не до него тогда было.

– Ухаживают… и что?

– А то, – продолжила сплетню старушка, – подрались они, Федька и этот приезжий!

– Ух ты! – Нина даже присела. – Какие страсти-то!

А драка была серьезная. Федор давно заглядывался на Амину, да смелости ему не хватало в чувствах признаться. Зато этой смелости с лихвой было у водителя Фанзиля. Он нагло заваливался в фельдшерский пункт, проезжая мимо. Делал это даже, когда ехал с врачом, умоляя того задержаться в Такеево на минуточку. Поклонник срывал по пути полевые цветы, забегал, одаривал и убегал, оставляя записку с признаниями. Сначала послания были невинными, затем стали приобретать более интимный характер: о приятном запахе волос или о том, насколько нежны ее ладони, которые он никогда не трогал… Это настораживало скромную девушку, хотя читать было приятно. Послания эти и обнаружил Федька, заглянув в гости к фельдшеру. Последняя записка лежала на виду. Видимо, девушка только-только прочла ее и не успела убрать. Конюх виду не подал, что узнал содержимое, но решил выследить водителя и всыпать ему как следует. Что и сделал при первой же возможности.

Встретились они на дороге. С одной стороны Федька с телегой и конем, с другой стороны Фанзиль, а за ним медицинская буханка. Лето, жара. Первый в рабочих штанах и с голым торсом, второй при параде – рубашка, кепка, брюки в стрелочку. О наличии еще одного претендента на сердце юной Амины знали оба. И готовы были «скреститься шпагами». На обочине быстро образовалась толпа из любопытных мальчишек – интересно же, чья возьмет. Районный окажется сильнее или свой, сельский? И каким же огромным было разочарование мальчиков-зевак, когда драка закончилась после первых же ударов. Просто Никанор Ефимович оказался тут как тут – видимо, доложил ему кто-то о «дуэли». Взяв парней под ручки, мужчина потащил их в фельдшерский пункт. Поставил перед Аминой и велел выбирать. Ибо негоже, чтобы из-за нее на селе драки происходили.

– Никанор Ефимович, вы чего!? – возмутилась девушка, покрываясь стыдливым румянцем.

– Чего? Ничего! Выбирай!

– Ну как можно так, взять и выбрать? Вы, видать, шутите надо мной?!

– Ничуть! – председатель казался серьезней серьезного.

– Никанор Ефимович, не смущайте ее, – решил защитить любимую Федор.

– Цыц! Конюха-ловеласа забыл спросить!

– Серьезно, неправильно это, – вступился и Фанзиль, поправляя кепку.

– Цыц! У водилы из района еще не спрашивал!

– Вообще, выйдите все из пункта! – терпению Амины пришел конец. – Здесь не место для разборок! Сейчас придет ко мне, например, за уколами кто-нибудь, а тут вы!

– Здесь я не поспорю, – вдруг согласился с ней Никанор Ефимович и, подойдя поближе, шепотом спросил. – Ты только скажи мне быстренько, к кому твое сердце-то больше склоняется?

– Ни к кому! Идите! – указала пальцем на дверь медик.

– Так, мелюзга, выходим! – скомандовал председатель парням.

На улице мужчина около получаса разговаривал с юношами, объясняя, что кулаками махаться негоже. Так они девичьего сердца точно не добьются. Поединок должен быть словесно-показательным. Ухаживать надо, подарки дарить и дать Амине время для выбора. А не нахрапом лезть. Федька и Фанзиль стояли и кивали, делая вид, что понимают и принимают наставления. Сами же смотрели друг на друга исподлобья, ожидая удобного случая для следующей стычки. Заметив это, Никанор Ефимович отошел и со словами «тьфу на вас» покинул драчунов. На глазах у Амины парни решили выяснение отношений не продолжать, а встретиться в другое, более подходящее время. Да и Фанзиль торопился в район и рисковал получить по кепке за то, что катается где-то на рабочей машине. Выговор ему все же сделали – не по маршруту ехал. И в этом смысле Федору было проще добиться благосклонности Амины – он рядом. Но Фанзиль настойчивее. Говорит красиво, вкрадчиво, ласково. И записочки его ни в какое сравнение не идут со скромными и бессвязными признаниями конюха.

– И кого она выберет, интересно? – задумалась Нина.

– Кого-кого, конечно, Фанзильку, – была уверена Фануза.

– Почему это его?

– Татарин, водить умеет, в районе живет, – загибая пальцы, перечислила преимущества старушка.

– Интересно ты рассуждаешь, – улыбнулась Нина.

– А чего? Ну чего может дать ей Федька-то наш?

– Любовь, – многозначительно ответила соседка.

– Любовь. Любовью сыт не будет. О будущем думать надо, – подметила Фануза.

– А я любить хочу, – глубоко вздохнув, размечталась Нина.

– Весна прошла, что тебя потянуло на любовь-то?

– Не знаю, видимо время пришло, – рассудила вдова.

– Посмотрим на твоего Талгата, потом и решим, пришло время любить иль рановато еще, – прищурилась Фануза.

– Опять ты про него, как будто тем для разговора больше нет.

– Есть! Слышала я, что Леониду муж хочет бросить. Правда, что ли? – спросила бабулька, усаживаясь поудобнее да поближе к соседке.

– Ой, мне-то откуда знать, – хотела уйти от ответа Нина.

– Давай, выкладывай, не юли, – настаивала Фануза. – Я уснуть не смогу, если не узнаю подробности.

– Ну вроде Толя говорит, что другую любит.

– Кому говорит? – удивилась старушка.

– Леониде и говорит.

– Прям вот так жене и говорит? – глаза Фанузы округлились.

– Да, представь себе, – с укоризной подтвердила Нина. – Тоже мне – влюбился он!

– В кого? – не унималась старушка.

– Ну Фануза, прекрати, – разговор о подруге не доставлял Нине никакого удовольствия.

– Не прекращу, выкладывай. Ты обязана со мной поделиться!

– Ладно уж.

– Ну?

– В учительницу, – неохотно призналась Нина.

– В какую? – не сразу догадалась Фануза.

– А то у нас их пруд пруди! – возмутилась рассказчица.

– Дай подумать, дай подумать, – снова прищурилась пожилая соседка. – В Марию Егоровну, поди?

– Откуда знаешь? – удивилась Нина.

– А то незамужних учительниц у нас пруд пруди! – повторила за соседкой Фануза.

– Да, в нее.

– Вот ведь подлец какой! – начала ругаться бабка.

– Да не кричи ты, – не для детских ушей была эта тема.

– И что думаешь: возьмет и уйдет к ней? – засомневалась собеседница.

– Думаю, нет.

– А я думаю, уйдет. Больно Леонидка твоя ругательная баба, – подметила пожилая соседка.

– Хорошая она, – пыталась защищать подругу Нина. – Резкая иногда, может, грубая, но как жена – хорошая.

– Мало быть хорошей женой, человеком еще хорошим надо быть.

– Она и как человек хорошая, – не поддавалась Нина.

– Ладно, ладно, время покажет, – сдалась Фануза. – Ох, как интересно люди-то у нас на селе живут! Прям страсти! Одни дерутся, другие разводятся!

– Никто еще не разводится!

– Время покажет, покажет, – покачала головой бабуля.

– Ну вот как вспомнишь, так он тут как тут, – сказала Нина, увидев Анатолия, заходящего в подъезд барака.

– Чего надо-то ему?

– Я почем знаю.

Оказалось, мужчина пришел за своим топором, который давеча оставил у Нины, когда помогал ей с колкой дров. Он зашел в квартиру, поздоровался и, приметив прищуренный взгляд Фанузы, догадался, что знает она о его тайной любви. Видать, не тайная она уже, если старушка в курсе.

– О чем беседовали? – спросил мужчина.

– О Федьке нашем, что не добиться ему Аминочки, – чуток соврала хитрая бабулька.

– А, ясно, – сделал вид, что поверил ей Анатолий. – Я топор-то заберу?

– Бери, бери, – ответила Нина, предложив чаю.

– Леонида ждет, некогда мне, – попытался отказаться от гостеприимного жеста тракторист.

– Ты Талгата знаешь из Петропавловки? – Фануза решила задержать его вопросом.

– Водителя, что ли?

– Водителя, водителя, – кивнула бабулька.

– Знаю. Как не знать-то?

– Расскажи нам про него, пока чай пьешь.

– Для чего спрашивать про него? – инициатива соседки не понравилась Нине.

– Для того, что заранее надо знать, с кем тебя познакомить хотят, – не унималась Фануза.

– Кто тебя с ним познакомить хочет? – удивился Анатолий, выбирая калач к чаю.

– Никанор Ефимович, – ответила та.

– Гниловастенький человечек, – сразу же выпалил мужчина.

– Вот! Говорила я тебе! – тут же встрепенулась Фануза.

– Да погоди ты кричать-то! Пусть объяснит сначала!

– А что там объяснять? – удивилась старушка. – Тебе слова «гниловастенький» недостаточно разве?

– Нет, недостаточно!

– Чего разорались-то? – попытался успокоить их Анатолий.

– Ты приносишь сюда вести всякие дурные, а нам говоришь не орать? – скрестила на груди руки возмущенная бабулька.

– Все, молчу, молчу, – тут же пожалел о своем болтливом языке гость.

– Нет уж, выкладывай, – покачала головой Нина.

Он и выложил, что знает этого Талгата давно, жил он с одной женщиной, но не женился на ней, только обещал да обещал. Дрался, измывался над сожительницей. Ее братья узнали и выгнали его. Дом у Талгата есть, но не такой, чтобы невесту в него привести можно было. Не рукастый, больше ленивый. Только и знает, как баранку крутить. Других особых талантов не имеет. Баб любит: бегает то к одной, то к другой. На этом слове Анатолий остановился, заметив осуждающий взгляд обеих собеседниц, и понял, пора быстренько допивать чай и сваливать, пока не расчленила его парочка острых глаз, ведь сам не без греха. Что он и сделал, прихватив топор, за которым пришел.

– Да уж, хиленькая какая-то биография у твоего будущего женишка, – выразила свое мнение Фануза сразу же после ухода гостя.

– Согласна, но неправильно судить о человеке, не познакомившись с ним, – предположила Нина.

– Ты о детях думай, чтобы им было хорошо, – начала поучать соседка. – Абы кого не надо к ним подпускать.

– Я знаю, знаю.

– А ты слышала про Никанора Ефимовича? – спросила Фануза, явно что-то знавшая про председателя.

– Нет. А что с ним?

– Бухгалтерша новая приехала же на прошлой неделе, – напомнила Нине соседка, – эта, как ее, Лариса Васильевна…

– Ну?

– Пристает она к нему. Представляешь?

– Ну откуда ты это взяла-то? – удивилась Нина, не поверив ни единому слову.

– Оттуда! Знаю вот! – обиделась Фануза на недоверчивость.

– Откуда?

– Сказали мне, – воодушевленно продолжила свой рассказ старушка, – что Лариса Васильевна пристает к Ефимычу, причем нагло так, как будто женить его на себе задумала.

– Что значит пристает? – не сразу догадалась Нина.

– Глазки строит!

– Ой, выдумывать-то!

– Вот опять ты мне не веришь! – замахала руками Фануза. – Пристает! Одевается слишком открыто, то чай ему принесет, то молочка…

– Он одинокий, она тоже, пусть пристает, – равнодушно отреагировала Нина.

– У нее пятеро детей, а мужа-то не было никогда! – сказала Фануза так, как будто бомба рядом взорвалась.

– И что? – спокойно спросила собеседница.

– А то, что нельзя ей нашего Никанора Ефимовича отдавать! Смотри-ка какая хитренькая!

– Да не позарится он на нее, – была уверена Нина.

– Ты бы видела какие у нее повадки, – стояла на своем Фануза. – Любого охмурит!

– Ты так говоришь, как будто сама не прочь к нашему председателю под крылышко залезть, – улыбнулась Нина.

– Да ты что такое говоришь-то?! – округлила глаза бабуля. – Я старше его годков на десять! Сумасшедшая совсем!

– Да шучу я, шучу! – от души рассмеялась Нина.

– Пошла я, хватит с меня, – вдруг засобиралась Фануза.

– Да куда ты? Давай еще раз чайку попьем.

– Если перестанешь ересь всякую нести, так и быть останусь!

– Молчу, молчу, – ответила хозяйка квартиры, наливая по чашкам заварку.

– Спать уж пора, голова разболелась, – пожаловалась Фануза, делая глоток крепкого чая с молоком.

На том и расстались, обсудив на сегодня всех, кого можно было. А завтра Никанор Ефимович, почти жертва чар Ларисы Васильевны, должен был привезти в село того самого Талгата, чтобы познакомить с Ниной, о которой у председателя душа болела. Казалось, что о ней он пекся больше, чем об остальных доярках, переживал, помогал. Видел, насколько тяжело ей одной с детьми и как она изменилась без Антипа – потухла, так же быстро, как свечка на ветру.