Шарнирные куклы. Мир под стеклом. Исторический детектив

Глава 3. Местные легенды

В уютно обставленной гостиной на первом этаже проходило незапланированное чаепитие. Семь человек удобно расположились на мягкой старинной мебели и вели неторопливую беседу под усыпляющий треск дров в камине. Пятеро из них носили гордое звание городского совета, двое других были гостями из далёкой столицы – последнее, надо сказать, было весьма редким явлением на этом туманном острове.

Вдова графа Валлоу с обворожительной улыбкой на устах развлекала общество ничего не значившими местными новостями и сплетнями и, по-видимому, не торопилась переходить к делу. Эштон Блад наблюдал за всеми присутствующими с непередаваемой скукой на красивом лице и временами о чём-то едва слышно перешептывался с миловидной темноволосой девушкой, которая представилась его старшей сестрой. Моника Оливер была очень похожа на своего брата: у неё были тёмные, слегка волнистые волосы, надменный, аристократический взгляд и правильные черты лица. Она почти непрерывно вела какие-то записи в толстой тетради с тёмно-синей обложкой, которая, судя по всему, выполняла функции дневника.

Помимо них в комнате ещё присутствовали Стефан Сентмель, почтённый судья с редеющими волосами на шарообразной голове, и столичный черногвардеец Вадис Дитрейс, достаточно привлекательный молодой мужчина с белозубой улыбкой, которая сильно выделялась на его чуть смугловатом лице. К слову, последнего здесь несколько недолюбливали: это было заметно по тем косым взглядам, что бросали на него Моника Оливер и господин Сентмель, стоило ему только открыть рот.

Вадис Дитрейс

Молодые «служебники» расположились в некотором отдалении от всех остальных и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Впрочем, последнее относилось преимущественно к Алине, которая, уступив уговорам Сирши, облачилась в пышное дымчатое платье, расшитое жемчугом и мелкими драгоценными камнями. Светловолосая девушка чувствовала себя в подобной одежде крайне неуютно и в основном предпочитала молчать или отделываться общими фразами. Также Алина рассеянно поглядывала на семейные портреты, которые, как она успела заметить, являлись одним из главных украшений большинства комнат этого каменного дома. Несколько раз она ловила себя на том, что непроизвольно посматривает на дверь и затравленно покусывает нижнюю губу. Впрочем, причиной её нервозности, скорее всего, являлось обычное нетерпение и, может быть, лишь в некоторой степени волнение в незнакомом обществе.

Сирша же, напротив, удивительно быстро приспособилась к новой обстановке. Она перебрасывалась вежливыми фразами с судьёй, почтительно улыбалась леди Элизабет и вообще, казалось, чувствовала себя вполне свободно. Кроме того, актриса, не забывая играть роль любящего супруга, медленно накручивала на пальцы слегка вьющиеся локоны Алины, чем немало раздражала последнюю. Девушке почему-то казалось, что Сирша намеренно хочет перед кем-то порисоваться.

– О, дорогие мои, прошу прощения! Уверена, вы смертельно устали после длинной дороги и хотите поскорее перейти к делу, – проявив неожиданную проницательность, со светской теплотой в голосе воскликнула леди Элизабет.

Алина заметно оживилась: признаться, предложение хозяйки особняка весьма ей понравилось.

– Да-да, наша очаровательная леди Элизабет, как всегда, абсолютно права, – смешно закивал лысеющей головой судья и обратился к Сирше: – Будьте добры, мистер Лайтер, расскажите нам всё, что вам известно об этой крайне неприятной истории.

– В течение двух месяцев на острове были найдены тела четверых, прошу прощения, пяти убитых, – актрисе не составило труда вспомнить все детали происшедшего. – Первыми жертвами значатся дворецкий городского представителя и сопровождавший его конюх. В следующем месяце похоронили Авалайн Кларк, молодую горничную. А через пару недель в подвале графского дома обнаружили тело виконта Олеандра Оливера, разорванное на части. Последним, уже совсем недавно, был убит сам граф Валлоу. Считается, что все эти страшные деяния – дело рук одного и то же человека.

Все присутствующие в гостиной, за исключением сентенцев, многозначительно переглянулись между собой.

– Что-то не так? – удивилась Алина.

Интуиция подсказывала ей, что от них что-то упорно пытаются скрыть.

Черногвардеец громко откашлялся, за что получил недовольный взгляд от господина Сентмеля.

– Это и есть вся информация, которую вам поведало начальство? – уточнил Вадис Дитрейс, задумчиво проводя рукой по своим коротким тёмно-каштановым волосам.

– Да, – с некоторой запинкой ответила девушка, делая маленький глоток крепкого обжигающего чая, и, подавив иррациональное желание зажмуриться, вдруг выпалила: – Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Вы кого-нибудь подозреваете?

Наступило несколько мгновений оглушающей тишины.

– Миссис Лайтер, вам известно что-нибудь из истории Туманного Утёса? – неожиданно спросила вдова, рассеянно перебирая бусы из чёрного жемчуга, которые красовались на её белоснежной точёной шее.

– К сожалению, нет, – честно призналась Алина, незаметно отодвигаясь в сторону от актрисы: ей не нравилось то, что её постоянно дергают за волосы. – Но, простите, разве история имеет какое-то отношение к настоящей ситуации?

– Самое прямое, – плавный, обладающий какой-то задушевностью голос Моники почему-то заставил Алину внутренне вздрогнуть. – Мы имеем основание подозревать, что наш убийца, как бы это сказать, не совсем человек. Вполне возможно, что все погибшие на острове люди являются жертвами Мёртвого леса.

– Простите? – признаться, девушка была крайне удивлена подобным объяснением случившегося.

Первые несколько секунд она даже не сомневалась в том, что ослышалась.

Обворожительная вдова Валлоу испустила долгий судорожный вздох, потом многозначительно переглянулась с падчерицей.

– Около пяти столетий назад Туманный Утёс был в некоторой степени не совсем обычным поселением, – издалека начала леди Элизабет, медленно попивая горячий чай из расписной фарфоровой кружки. – В посёлок, изолированный от других частей страны, ссылали различных преступников, которым по неизвестной причине не нашлось места ни на каторге, ни на эшафоте. Люди эти жили и работали под постоянным надзором столичных стражников. Тогда большинства зданий ещё не было: их построили значительно позже. В те далёкие времена здесь стояло только четыре белокаменных здания – в них жили начальники. Они располагались точно по периметру огороженной территории, свободной от леса и прибрежных скал. Между прочим, эти дома сохранились и по сей день. Мы, к примеру, находимся сейчас в одном из них – самом большом.

Преступников содержали в нечеловеческих условиях, заставляли строить подземные шахты и добывать какие-то вредные для здоровья металлы. Железные мост, который соединяет нас с материковой частью Ластертада, кстати, тоже их подневольная заслуга.

Питались ссыльные лишь тем, что удавалось найти в окрестных лесах в свободное от работы время – чаще всего поздними вечерами или же ранним утром. Разумеется, было много умерших. Их хоронили прямо перед въездом в тюремное поселение: наверное, для устрашения тех, кто ещё оставался в живых.

Потом на острове что-то произошло: к сожалению, никто так и не узнал, что именно это было…

– Но догадки, конечно же, у нас имеются. И даже есть несколько неопровержимых доказательств, – подхватил Сентмель, как только она замолчала. – Когда черногвардейцы (в то время это был малочисленный, никому не известный королевский отряд) впервые прибыли на остров, то они увидели следующую картину. Представьте себе огороженное поселение, по которому были разбросаны мёртвые тела бывшей стражи, разорванные на куски нечеловеческой силой, и изголодавшихся преступников, которые, точно неприкаянные скелеты, бродили по всей окрестности. Повторю слова очаровательной леди Элизабет: случившееся четыре века назад по-прежнему остаётся для нас загадкой. Но лично я думаю, что тут всё ясно без слов.

Алина и Сирша одновременно бросили на судью ничего не понимающие взгляды.

– Господин Сентмель пытается вам сказать, что некоторые из преступников, которые больше других были зациклены на мести, заключили нечестивый союз и были прокляты вечно скитаться в Мёртвом лесу, – неожиданно решил дополнить странный рассказ Эштон Блад.

В его высокомерном, немного насмешливом голосе отчётливо звучало ехидство, по крайней мере, именно так показалось Алине.

– Пятеро убитых были растерзаны с той же нечеловеческой силой, что и сентенская стража несколько веков назад, – медленно проговорила леди Элизабет, будто рассуждая сама с собой. – Возможно, Мёртвый лес чем-то недоволен. А, может быть, им просто завидно.

– Таким образом, убийцу искать совершенно бесполезно, – подытожила всё вышесказанное Моника и с неприятным, резким звуком захлопнула свой дневник. Спустя пару мгновений она язвительно добавила: – Конечно, только если вы, наши дорогие гости, не собираетесь привлечь к королевскому суду людей, умерших несколько веков назад.

Местные решили многозначительно промолчать.

Алина была возмущена до глубины души: она решительно не понимала, как взрослые люди могут говорить о таких вещах с серьёзным выражением на лице. Девушке казалось, что надменные местные жители просто-напросто решили над ними изощрённо подшутить. Сирша также досадливо хмурилась и, в конце концов, попыталась найти произошедшему на острове рациональное объяснение.

– Вы говорите, что жертвы были растерзаны на части… А хищники, которые обитают в ваших лесах, не могли быть к этому причастны? – рассуждала актриса, вспоминая тот душераздирающий вой, который они слышали, когда подъезжали к городу. – Предположим, те же волки?

– Мистер Лайтер, – как-то странно улыбнулся Дитрейс, – неужели вы никак не поймёте, что мы пытаемся вам сказать? Если бы это были обыкновенные волки, то, я сильно сомневаюсь, что они выбрали бы именно этих людей. Подумайте сами: пастухи, землепашцы, слуги, которых каждую неделю посылают на материк, являются идеальными жертвами для голодных хищников, однако все они живут и здравствуют, в то время как других убивают в их собственных домах.

– Итак, что мы имеем: обозлённые предки разрывают на куски местных жителей, которые им чем-то не угодили, – пробубнила Алина монотонным голосом. Затем она посмотрела на остальных и тщетно постаралась убрать из голоса насмешку: – Но вы ведь не хотите сказать, что верите в это, простите за прямоту, чистой воды безумие?

Наверное, её вопрос восприняли как риторический, а, может быть, даже обиделись. Как бы то ни было, когда спустя некоторое время никто так и не ответил, девушка почему-то бросила быстрый взгляд на Эштона. Темноволосый барон посмотрел на неё таким спокойным и равнодушным взглядом, что Алине даже стало немного обидно.

– Если это произойдёт у тебя на глазах, ты поверишь и не в такие вещи, – вдруг проронила загадочную фразу Моника, неторопливо чертя тонким пальцем бессмысленные узоры на обложке своей тетради.

Алине показалось, что леди Элизабет бросила на печальную и будто чем-то подавленную падчерицу сочувственный взгляд.

– Простите мою бестактность, но что именно вы видели, леди Оливер? – решила уточнить Сирша.

– Не я, – отрывисто покачала темноволосой головой девушка и посмотрела на судью: – Это был господин Сентмель: ему пришлось стать невольным свидетелем смерти Авалайн Кларк.

Алина, не удержавшись, удивлённо приподняла бровь: эта горничная была третьей по списку жертвой в Туманном Утёсе.

– Бедняжка Ава! Она была моей… невестой, – подал голос почтённый судья. Когда Сирша, не удержавшись, бросила выразительный взгляд на обручальное кольцо, что поблёскивало на безымянном пальце его левой руки, мужчина досадливо поморщился и невозмутимо пояснил: – Моя несчастная больная жена давно уже прикована к постели. Врачи говорят, что ей осталось недолго.

– В таком случае сочувствую вашей утрате, – Алина решительно не хотела, чтобы её слова прозвучали так… цинично, но почему-то ничего не могла с собой поделать.

Как бы то ни было, мужчина сделал вид, что не слышал её слов.

– То было страшное зрелище, – решил поделиться своими воспоминаниями судья Сентмель. При этом его голос звучал крайне жалобно и надтреснуто, благодаря чему он постоянно получал сочувственные взгляды от вдовы Валлоу: – Я проходил мимо мельницы, как вдруг заметил неподалёку какую-то возню. Сначала подумал, что это бродячие собаки что-то не поделили. Когда подбежал ближе, чтобы рассмотреть, призраки в образе огромных волков, как ни странно, вместо того, чтобы напасть на меня, просто исчезли, будто растворились в густом тумане. Всюду была кровь и ошмётки мяса. Они… они разорвали Аву на мелкие кусочки, словно девушка была самодельной куклой. Той самой, что лежала неподалеку от её тела.

– Кукла? – удивлённо и отчего-то шёпотом переспросила Алина, непроизвольно наклоняясь вперед.

– Шарнирные куклы, – леди Элизабет неопредёленно махнула в воздухе своей тонкой рукой. – Оберег, который должны постоянно носить с собой все жители острова с двенадцати лет. Эта старинная традиция якобы защищает нас от зла. Иронично, что когда они выбирают себе новую жертву, то сначала крадут куклу, а потом уже через некоторое время нападают на самого человека.

В эту ночь Алина почему-то в течение долгого времени не могла заснуть. Усталость после долгой дороги не шла ни в какое сравнение с тем, как сильно у неё болела голова. Прошёл уже не один час, а она всё продолжала неподвижно лежать на спине и изучать невидящим взглядом высокий потолок, отличавшийся искусной лепниной. На другом конце кровати слышалось размеренное дыхание Сирши – девушка тщетно пыталась последовать её примеру.

Впрочем, недавний разговор в гостиной не произвёл на неё особенно сильного впечатления. Напротив, Алина ни на секунду не усомнилась в том, что убийца (кем бы он ни был) – смертное существо из плоти и крови. И она твёрдо решила, что не вернётся на материк до тех пор, пока не найдёт виновного в гибели этих пятерых людей.

Разумеется, она прекрасно понимала, что страшные убийства, которые произошли на острове, нельзя было приписать одним лишь голодным волкам. Иначе, почему рядом с жертвой всегда находили куклу? Впрочем, вполне вероятно, что кто-то хотел таким образом запугать простоватых деревенских жителей. Как бы то ни было, в одном Алина была уверена наверняка: все члены Совета знали или, по крайней мере, догадывались о том, что именно здесь происходит, но по какой-то причине решили об этом умолчать.

Перевернувшись на правый бок, девушка поймала себя на мысли, что немного скучает по дому. Внезапно жизнь в столице, несмотря на её вечный шум, суету и столпотворение, показалась ей удивительно простой и рациональной. Лёжа в кровати, Алина с тоской вспоминала о восхитительном чае с приятной горчинкой и ароматом душистых южных трав. Этим напитком бабушка ежедневно поила её перед сном. Что если именно чай всегда помогал ей заснуть?

Впрочем, несмотря на все свои страхи и возникшие трудности, Алина нисколько не жалела о том, что приехала в Туманный Утёс.

Глава 4. Тревожная ночь

Она не помнила, как оказалась на лесной поляне в теле маленькой светловолосой девочки. На ней красовалось воздушное детское платьице, тёмно-зелёное, точно моховая подстилка, с широкими рукавами и кокетливым воротничком, а на ногах – такого же цвета сафьяновые туфельки без каблуков. Изящная шляпка и белоснежные тонкие перчатки лежали неподалёку на траве.

Она изумлённо оглянулась по сторонам. Небольшое открытое пространство со всех сторон было окружёно мощными, вековыми деревьями – дневной свет не мог пробиваться сквозь их сплошную завесу. Небо над головой было затянуто тяжёлыми облаками, а в воздухе стояла невыносимая летняя духота.

На поляне в изобилии росли невзрачные полевые цветы и травы. Девочка отдала предпочтение солнечным одуванчикам и старательно сплела из них венок. Закончив, она почувствовала глухое раздражение: её ладони пропитались едким соком цветов, в результате чего окрасились в неприглядный жёлтый цвет, а венок, как она ни старалась, получался кривым и перекошенным. Девочка с неудовольствием повертела в руках свою работу и, тяжело вздохнув, отложила цветы в сторону.

Кроме неё на поляне находилось ещё два человека: девочка-подросток и мальчик лет десяти. Они были сильно похожи между собой: можно было предположить, что эти дети приходятся друг другу братом и сестрой. Как ни старалась, она никак не могла вспомнить их имён. Оба отличались необыкновенной красотой: их волнистые тёмно-шоколадные волосы оттеняли безупречную мраморную кожу, а дорогая, сшитая по фигуре одежда подчеркивала стройную, изящную осанку. Сестра развлекала себя тем, что ловила в сачок тех немногих бабочек, что лениво порхали с цветка на цветок. Видимо, это занятие доставляло ей искреннее удовольствие, потому что всякий раз, когда ей удавалось поймать насекомое и поместить его в банку, на её обычно невозмутимом лице мелькала радостная улыбка.

– Тебе это нравится, – в голосе мальчика отчётливо слышалось осуждение.

Подросток высокомерно прищурила свои выразительные тёмные глаза, окаймлённые густой бахромой ресниц, и спокойно ответила:

– Да, ты совершенно прав: мне нравится коллекционировать бабочек. Неужели это преступление?!

Тем временем девочка вынула металлическую шпильку из волос и проткнула острым концом туловище одного из пойманных насекомых. В течение некоторого времени бабочка ещё отчаянно трепыхалась, но вскоре затихла.

– Сегодня бабочки, завтра – люди, – возразил брат таким же равнодушным тоном.

Она едва заметно усмехнулась, пряча за самоуверенностью обиду, и вдруг многозначительно посмотрела на светловолосую девочку. Последняя непроизвольно вздрогнула: признаться, она слегка побаивалась эту взрослую, язвительную девушку.

– Помнится, пару лет назад она нашла на заднем дворе муравейник, и, наверное, полдня провела за тем, что убивала безобидных насекомых одного за другим, – говоря это, она не спускала с брата прищуренного взгляда. – Интересно, что ты на это скажешь? Или её милое бледное личико не позволяет тебе судить объективно?

Малышка едва ли поняла, что темноволосая девочка имеет в виду, однако это не помешало ей почувствовать себя крайне смущённой. Мальчик, в свою очередь, болезненно скривился и опрокинул банку. Все бабочки успели разлететься до того, как опешившая сестра успела накрыть её ладонью.

– Ах, ты!.. – прошипела она.

Потеряв всю свою добычу, девочка побледнела от злости. Впрочем, ей удалось достаточно быстро взять себя в руки.

– Мы должны рассказать сестре об этой птичке, – произнесла она нарочито безразличным тоном, надменно разглядывая светловолосую девочку. – Ты ведь знаешь, как сильно я не люблю её обманывать.

– Она всё расскажет матери. А ты знаешь, как сильно я не люблю её расстраивать.

Девочка досадливо хмыкнула и, подняв банку и сачок, направилась ловить бабочек в другой конец поляны. До оставшихся донеслось её тихое пение: «…в Утёсе, / Красавица живёт. / Судьба её немало / Всем горя принесёт. / Глаза её…»

Тем временем мальчик достал из сумки короткоствольный пистолет и принялся его чистить. Судя по его уверенным движениям, это занятие было для него вполне привычным.

Светловолосая присела неподалёку от него и, вертя в руках помятый венок, изредка поглядывала на своего молчаливого соседа. Казалось, что он совершенно не замечает её присутствия. Мальчик напоминал девочке её огромного плюшевого медведя: тот был таким же хорошеньким и серьёзным. Неожиданно ей стало интересно, разозлится ли он, если она подойдёт и взъерошит его тщательно уложенные волосы. Впрочем, девочка была слишком застенчивой и робкой, чтобы решиться на подобное.

– Тебе нравится Алина? – выпалила она вопрос, который уже давно вертелся у неё на языке.

– Нет, – невыразительно ответил он, не поднимая взгляда.

– Ты странный! Она нравится всем, – неловко усмехнулась девочка.

Впрочем, ответ мальчика пришелся ей по душе.

Он безразлично пожал плечами и зарядил пистолет одним уверенным движением. Потом мальчик прицелился в верхушку одного из деревьев и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, в ответ на который неподалёку в лесу завыли волки.

Тут она проснулась и резко села на кровати. Было ли всё это воспоминанием или просто очередным сном, фантазией её уставшего мозга?

Признаться, ей и раньше снились подобные сны. Но все они были такими нечёткими, запутанными и бессмысленными, что девушка, казалось, забывала их ещё до того, как успевала проснуться. Если бы её спросили, что она помнит о своём детстве, то она не сразу нашлась бы с ответом. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она не помнила решительно ничего. Но в её голове сон и явь так сильно перемешались, что девушке иногда казалось, что она совершенно не может отличить одно от другого. Поэтому, чтобы избежать лишней головной боли, она старалась не думать о прошлом и, как ей казалось, справлялась с этим весьма неплохо.

На старинном бархатном диване в одной из комнат графского особняка расположились две дамы. По-видимому, они все ещё не собирались отправляться в постель. У одной, молодой темноволосой женщины лет двадцати семи, были сильно покрасневшие глаза, которые свидетельствовали о том, что несколько минут назад она была крайне расстроена. Другая, светловолосая дама средних лет, ласково гладила свою подругу по голове, видимо, стараясь её утешить.

– Я не хотела этого! Всё вышло из-под контроля, – воскликнула девушка дрожащим голосом. – Я только хотела его напугать. Скажи, что веришь мне. Умоляю!

– Моя дорогая Мона, прошу тебя, успокойся! Разумеется, я тебе верю, – заверила её вдова Валлоу и, сделав паузу, продолжила вкрадчивым голосом: – Ты поступила правильно. Довольно слёз! Ты знаешь, я всегда понимала тебя, как никто другой. Конечно, я сильно виновата перед твоей матерью и наши семьи никогда не жили в мире, но я искренне надеюсь, что все вместе мы сможем забыть прежние разногласия.

– Давно уже забыли, – пробормотала её собеседница, как нечто само собой разумеющееся.

Спустя пару минут Моника Оливер тяжело вздохнула и, будучи уже не в силах сидеть на одном месте, встала с дивана и подошла к окну.

– Скажи мне, Элиза, правда, что мой отец был таким же чудовищем, как и Олеандр? – произнесла она так тихо, что леди Элизабет её едва расслышала. – Небо, неужели я проклята?!

– Властолюбивым мужчинам всегда нравилось причинять боль красивым женщинам, – туманно ответила на её первый вопрос светловолосая дама. – А ты, моя дорогая, вовсе не проклята: ты просто несчастна. Но это поправимо: все мы по-своему несчастны. Я уверена, что даже твоя жизнерадостная сестра иногда находить повод погрустить.

Моника слабо улыбнулась, продолжая смотреть в окно. Сильные порывы ветра раскачивали деревья, которые росли неподалёку от особняка, точно марионетки. Леди Оливер больше не было больно, она чувствовала лишь пустоту, чёрную дыру на месте сердца.

– Я не пойму одного, – внезапно сказала девушка. – Кому понадобилось вызывать служебников? Мы бы и сами справились. Всегда справлялись.

– Возможно, это и к лучшему, – философски заметила леди Элизабет после непродолжительной паузы.

– Что ты имеешь в виду? – прищурила свои бархатные глаза девушка, резко оглянувшись на подругу.

– Я и сама точно не знаю, – уклончиво ответила обворожительная вдова. – Но миссис Лайтер показалась мне знакомой. Когда я смотрела в её большие светло-зелёные глаза, то готова была поклясться, что однажды мы с ней уже встречались.

– Да? – Моника удивлённо приподняла изящную бровь. – Лично я не заметила в ней ничего особенного или, как ты говоришь, знакомого. Обыкновенная серая пташка, наверняка с такой же историей, как и у всех других серых пташек.

Неожиданно девушка заметила, что по улице двигается одинокая женская фигура. Она зябко куталась в тонкое старое пальто на холодном ветру и постоянно приостанавливалась, чтобы затравленно оглядеться по сторонам. Казалось, что эта женщина направляется в сторону кладбища. Моника мимолётно удивилась, что кому-то могло понабиться выйти из дому в такую ненастную погоду. Впрочем, думала она об этом недолго.

– Что же мы будем делать? – задала леди Оливер вопрос, который волновал её больше всего.

– В целом, эти служебники совершенно безобидные создания, – рассудительно заметила Элизабет. – Не думаю, что они могут чем-то нам навредить до тех пор, пока остаются в Утёсе. Главное – не отпускать Лайтеров на материк и следить за каждый их шагом. С другой стороны, они, возможно, окажутся даже полезными.

Моника бросила на вдову весьма удивлённый взгляд.

– Если власти прислали на остров действительно опытных служебников, то, надеюсь, они в скором времени помогут нам найти убийцу, – пояснила светловолосая дама. Леди Оливер болезненно поморщилась, но подруга поспешила её успокоить: – Не волнуйся, дорогая, о тебе никто не узнает! Попроси, пожалуйста, Констанцию подружиться с Алиной Лайтер: у твоей сестры всегда хорошо получалось сближаться с нужными людьми.

В окне одного из многочисленных деревянных домов, что были разбросаны по Туманному Утёсу, словно пешки по шахматной доске, горел тусклый, мерцающий свет. За низким столиком, согнувшись, точно немощная старуха, на плечи которой была возложена вся тяжесть мира, сидела молодая темноволосая девушка со смугловатой, слегка обветренной кожей, совершенно не характерной для северянки. Она быстро водила пером по бумаге, будто боялась не успеть записать нечто очень важное.

Джанет Блейн знала, что скоро они придут за ней: так происходило с каждым, у кого пропадала кукла. Она не говорила никому, даже своей сестре, о том, что стала следующей обречённой. Наверное, в глубине души темноволосая служанка наивно надеялась, что так ей будет легче принять неизбежное.

Впрочем, Джанет не противилась смерти: она, как никто другой, знала, что все попытки спастись будут бесполезны. Она не успела бы покинуть остров, потому что её наверняка бы убили на пути к железному мосту: именно так и погибли её муж Питер и дворецкий графа Валлоу. С другой стороны, девушка хотела умереть. Она так сильно устала и запуталась, что видела в смерти прекращение пытки, в которую превратилась её жизнь за последние несколько месяцев.

Джанет Блейн происходила из семьи, которая веками следила за местными жителями и передавала сведения о них королю. Много лет назад основатели заставили их забыть обо всём, что они когда-либо знали, но в начале прошлой весны один человек помог девушке вернуть себе память, благодаря чему она обнаружила то, о чём раньше и не догадывалась.

Однако Джанет допустила огромную, непоправимую ошибку, когда решила рассказать одной знатной особе об ужасающих преступлениях другой особы двадцатилетней давности. Через месяц после этого она похоронила Питера: его убили вместе с дворецким. Наверное, они думали, что он знает много такого, о чём основатели привыкли говорить лишь шёпотом.

Его смерть привела Джанет в полное отчаяние. Она даже не могла оправдать себя тем, что получила за ту информацию средства, которые могли бы прокормить её семью в течение многих лет. Она больше ничего не хотела ни знать, ни искать. С другой стороны, мысль о мести, о наказании убийцы не выходила у неё из головы. Девушка решила запросить служебников из столицы – рискованный способ добиться справедливости, который на данном этапе привёл лишь к тому, что ей самой подписали смертный приговор.

Как бы то ни было, основатели, шпионы, рабы, отравленный колодец, загадочные убийства – всё это было не важно по сравнению с тем, как сильно она боялась за свою золовку, которая была для неё ближе родной сестры. Впрочем, она знала, что сама виновата в том, что её жизнь, равно как и жизнь дорогих ей людей, уверенными шагами приближается к пропасти: девушка подошла к разгадке слишком близко, а они, разумеется, не могли допустить того, чтобы кто-нибудь узнал их тайну.

Она считала их бессердечными существами и была твёрдо убеждена в том, что эти люди заслуживают самого сурового наказания. Она хотела, чтобы их позорно казнили на городской площади в столице, хотела, чтобы их тонкие аристократические шеи остались без прекрасных голов. Но больше всего на свете она хотела невозможного: стать свидетельницей их бесславного падения.

 
Безропотно склоняетесь пред нами:
Вы призраки и тени без лица.
Мы куклами вас сделали, рабами —
Останетесь такими навсегда.
 

Существуют ли на свете слова, которые внушали бы больший ужас и безнадёжность, чем эти строки?

Спустя четверть часа Джанет запечатала два письма. Одно из них было адресовано Алине Лайтер, другое – некой Патриции Блейн. Она спрятала их под подушкой в комнате своей сестры. Девушка не сомневалась в том, что малышка обязательно найдёт письма, когда вернётся домой: родственницы всегда оставляли друг другу послания таким образом.

С чувством выполненного долга Джанет накинула на плечи старое пальто, которое прохудилось ещё много лет тому назад и едва ли могло защитить от ночной прохлады, и вышла на улицу. Как ни странно, в разряжённом осеннем воздухе не чувствовалось ничего потустороннего или опасного. Поёжившись от резких порывов ветра, она запрокинула голову и посмотрела на далёкое чернильное небо. Внезапно девушке так сильно захотелось увидеть звёзды. Неужели человек перед смертью не имеет права на последнее желание?!

Она тяжёло вздохнула и, более не колеблясь, направилась по главной дороге на запад, в сторону кладбища. Если ей суждено было сегодня умереть, то Джанет хотела сделать свой последний вздох рядом с теми, кого она любила.

На миг девушке стало интересно, сколько людей будет плакать на её похоронах. Станет ли леди Элизабет Валлоу наигранно промокать уголки глаз шёлковым платочком, на котором, конечно же, будут вышиты золотой ниткой её инициалы? Догадается ли кто-нибудь о том, что происходит в Утёсе на самом деле или же снова всё спишут на обитателей Мёртвого леса?

Но потом Джанет мысленно отругала себя за глупые, отчасти эгоистичные мысли. Она знала, что её любимая младшая сестрёнка будет злиться, возможно, даже ненавидеть её за то, что они так и не попрощались. С другой стороны, Джанет всё равно не смогла бы поступить иначе и тем самым подвергнуть опасности единственного дорогого человека, который оставался в живых.

Когда до городской арки оставалось не более сотни шагов, всё резко переменилось. Окружающая природа да и сам город будто погрузились в волшебный сон, замерли в ожидании чего-то страшного и неизбежного. Смолкли голоса птиц, а лай местных собак превратился в жалобное поскуливание. Джанет показалось, что даже оставшиеся на деревьях пожухлые листья, казавшиеся в темноте тонкими чёрными силуэтами, боятся шелохнуться, а надгробия на кладбище отсвечивают зловещим потусторонним светом.