Читать книгу: «Миры Имра», страница 2

– Ты узнала, кто я, теперь назови свое имя.

– Мое имя тебе ничего не скажет, так же как и моя история. Но все же я выполню твою просьбу. Меня зовут Кэрин, я дочь крестьянки и место мне на поле, собирать ячмень. Но я не захотела такой жизни.

– Тебе захотелось приключений… – тем же тоном продолжил я.

Она умолкла, возможно, потому что я попал в цель.

Я взял несколько поленьев и закинул их в костер, пламя поглотило дерево, как вода поглощает сушу. Костер разгорелся сильнее, добавляя свой свет к вечернему свету сумерек, робко заглядывающему в пещеру через узкий вход, и я смог различить круглый мягкий подбородок, светлую кожу, кажущуюся сейчас, в свете пламени, медной, и черные живые глаза, а может, это они только казались черными.

– Кэрин, – имя мне, действительно, ничего не сказало, – откуда же ты, Кэрин, знала нападавших на моего отца? Я знал одного из них, того, с короткими черными волосами, Эльда, сына бывшего кузнеца. А второго, кажется, звали Ульф, пьяница…

– Да, это был Ульф, – глаза Кэрин закрылись, и из их уголков выступили капельки слез.

– А Эльд был нашим главарем, с нами был еще Орхор, но его я не видела на казни, – говорила, всхлипывая, девица, – наверно, его убил король. А Эльд был храбрым и сильным, и он…

Она закрыла лицо руками.

– Был чем–то большим для тебя, – что–то в глубине моей черствой души кольнуло. Возможно, это проснулась жалость, а может, ревность (все–таки я спас ее, красивую очаровательную девушку–воина), но не только это движило мной. Я хотел узнать побольше об этой истории, так как моя миссия была напрямую связана с неудавшимся покушением Кэрин и ее друзей.

В пещеру начинали прокрадываться окрепшие сумерки, становилось темно, и холодело все быстрее. Где–то в недрах обширной и уходящей глубоко под землю пещеры со сталактитов капала чистыми каплями вода, мерно и явственно, отражаясь эхом от стен пещеры. А в горах пели цикады. Деревья, росшие у входа в пещеру, были под стать окружающему ландшафту – в серо–пепельных шапках. Животных здесь практически не было, лишь изредка пробегал серый, как здешний снег, заяц или пролетала редкая птица. Цикады затихали, наступала непроглядная томная ночь. Ночь, дарившая благоговейный сон всему королевству. И казалось, что небо сейчас взорвется далекими, но яркими искрами и огнями звезд. Но звезды, испугавшись не выходили: тучи застлали черное полотно неба. Наступила тьма. Гнетущая, призрачная тьма Огненной страны.

…Шел пепельный снег, еле различимый в ночной мгле. Но сквозь его серые (а в ночи, черные) снежинки виднелись огни Танграда, главного города королевства, где восседал на троне Танкрас Завоеватель – мой отец. Я с превеликой радостью не знал бы его, но знаю; хотел бы забыть его, но не забуду. Уж слишком много горя принес он мне, убив мать и моего младшего брата Трибаса.

Я сжал кулаки и вспомнил, что не один. Взглянул на девицу Кэрин. Она тихо плакала. Как же она была хороша в темной сумеречной тишине, окутавшей всю пещеру и нарушаемой лишь мерными стуками падающих капель, и тихими всхлипываниями Кэрин.

– Я люблю его… Эльда, моего Эльда, – вдруг сказала сквозь слезы она, и голос ее от этого казался нежным и совсем детским, – мы должны были обручиться через неделю…

– Зачем вы пытались убить Танкраса? – я решил взяться за дело.

– Он причинил всем горе и приносит страдания с того момента, как сел на трон. Уже долгое время мы ведем войну с эльфами Хервинленда и Валандии. А Эмну и Эндревед извергаются все чаще с того времени, как Танкрас стал королем. Великаны в бешенстве и поэтому извергают огонь и столбы пепла из своих огромных пастей. Даже они против Танкраса, – она говорила, и голос ее креп, а слезы теперь были не признаком горя, а лишь каплями воды.

– Танкрас убил уже достаточно людей, теперь должна пролиться его кровь, и никто в этом мне не помешает… даже его сын.

У входа послышались шаги, это пришел Олоф.

– А! – улыбка его равнялась улыбке океанского кита.

– О чем идет ваш разговор? – поинтересовался Здоровяк.

Кэрин хмуро посмотрела на него, а потом с женской грацией и невозмутимостью сказала:

– Не пристало говорить девушке с незнакомым мужем, который тем паче был участником ее похищения! – и вскинула гордо голову.

Старый Олоф не растерялся. Он поклонился не менее гордо и учтиво.

– Я Олоф, сын Урфурда Хромого. Я друг и наставник Радагаса.

Он запустил свою огромную руку в черную, с сединами, бороду и почесал подбородок.

Кэрин встала.

– Я Кэрин, дочь Крайды, крестьянки.

– Я знаю Крайду, – отозвался Олоф, – она достойная и смелая женщина, а также я знаю, что ее мужа давно уже нет в живых.

– Да, это так, – ответила стальным голосом Кэрин.

Стало холодно, и ветер, гуляющий по просторам Серых Пустошей, стал заметать пепел в пещеру (Эмну снова бушевал). Я накинул шкуру, и Олоф последовал моему примеру.

– Так о чем шел ваш разговор до того, как я своим появлением не прекратил его? – продолжал мой наставник Олоф.

– Мы, – посмотрел я на Кэрин, она молчала, – мы оценивали шансы на успех при покушении на Танкраса и мотивы этого действия.

– Радагас спрашивал меня, зачем мы покушались на жестокого короля, – пояснила Олофу Кэрин.

– Танкрас, – задумчиво начал Олоф, – он жесток. Во время походов он насиловал женщин и убивал детей. Убивал и мучил эльфов. Да, Танкрас – тиран. Но он силен. Одним ударом он может раскрошить камень, уму его и красноречивости в речах позавидует любой ученый, маг и жрец, а хитрости – умелый вор.

Олоф посмотрел на Кэрин, кутавшуюся в свой плащ.

– На что вы рассчитывали? – искренне удивился он.

Я чувствовал, как в молодой девушке потухает огонь чувств, и начинает работать разум.

– Я не знаю, – тихо ответила она. Подняв голову и обратив взгляд в темный еле видимый потолок пещеры, Кэрин продолжила отвечать.

– Эльд сказал, что все получится, что мы убьем короля, и все прекратится,– она вдохнула холодный воздух.

Олоф весело захохотал, и смех его отозвался громким эхом, а я все вглядывался в темный проем капюшона, откуда виднелся круглый силуэт лица с идеально посаженными глазами и прямым коротким носом.

Кэрин взглянула на меня, я встретил взгляд ее сияющих глаз, и тепло, какого я раньше не испытывал, поглотило меня.

Капала чистая вода, смеялся громовым смехом Олоф, дул ветер, загульный гость, шел пепельный снег, и от того в пещере стоял запах сырости, смешанный с запахом серы. Не было Ничего, и было Все, но что–то в этом Всем изменилось, сделалось другим, незнакомым мне. До этого незнакомым…

****

Сидя вокруг костра, три человека, три воина еще долго вели разговор о сложностях судеб, о жестокости короля варваров и предстоящем походе. Но двое так и не выдали третьему, куда они направляются, и что ждет их впереди. Они говорили обо всем и ни о чем. Радагас и Кэрин смеялись над шутками наставника Олофа и тихо переговаривались между собой, чтобы не перебивать говорившего.

Потрескивал хворост в огне. Тени играли немую драму на стенах пещеры. Ветер, унылый бард, запевал свою песню, и в такт ему скрипели ветви деревьев, и в том же ритме капала вода.

****

– Гхм… – выдохнул Олоф. – Уже темно. Пора вам отдохнуть, а я встану на карауле.

Кэрин потянулась.

– Ты прав, мудрый Олоф.

Она улыбнулась ему, а он ответил ей поклоном.

– Я сменю тебя, Олоф, – мой голос показался мне каким–то тихим и беззвучным, – нас будут искать, поэтому завтра надо отойти от города еще дальше на восток.

– Да, это верно, – согласился Олоф. Он взял свой длинный двуручный меч и отправился к выходу. В проеме он сказал.

– Ложитесь спать, завтра будет светлый день. Да хранит вас Светлый Перпол!

Я лег на камень, обвешанный шкурами, и накрылся шейном, плащом из шкур. Кэрин улеглась там же, где и сидела, рядом с костром. Я все боялся, что она убежит, испугавшись своих похитителей, но успокаивал себя мыслью, что на улице идет пепельная буря, а в нее только глупец будет бродить по лесу.

VI

Утро. Одно лишь название осталось от этого чудесного и каждодневного явления. Солнце невидимыми лучами еле освещает горы, ручейки и лес в долине. Рассвет похож на борьбу двух художников–живописцев. Один снизу пишет красками розового и красного цветов, а второй выше покрывает все полотно серыми мрачными тонами. Кажется, что розовый цвет зальет все небо, но нет. Второй живописец побеждает в споре, и на поверхности Имра рассвет наступает незаметно для людей, словно его поглотило серое марево, и рассвета вовсе не было. И только прячась за тучами, он разгорается огненными цветами, а после уступает место солнцу, которое просыпается и светит сильнее, но, впрочем, этого не видно на земле, где все покрыто пеплом и сажей. Хотя пепельная буря уже прекратилась.

Я проснулся резко и неожиданно для себя. Сон, страшный сон из прошлого, пугающий меня всегда и ведущий меня в самые ужасные воспоминания прошлых лет.

Я покрутил головой, осмотрелся, и, схватившись за голову, проклял себя три раза, потому что проспал свой час караула (Олоф спал у входа). А еще мои страхи подтвердились. Кэрин ушла, ее не было на том месте, где она уснула.

«Наверно, дождалась, когда мы, олухи, уснем, и сбежала. Добралась до города, и теперь сидит в хижине матери с кружкой рома и тарелкой харчей, в теплоте. А я здесь, в сырой холодной пещере, глупец, осел, Волбур тебя побери!».

Но нет!

Я посмотрел налево. И увидел.

– Она здесь! Спит рядом с тобой, тупица Радагас!!! Но почему она жмется ко мне? Видимо, ночью она замерзла и решила согреться подле меня. Или она решила соблазнить меня, а потом коварно убить?.. Нет. Это сумасбродство! Да и сейчас это неважно!

Кэрин мирно спала. Под наваленными шкурами она была совсем маленькой и незаметной. Она прижалась ко мне, положив левую руку мне на грудь. И я почувствовал, как через ее пышную грудь и одежду ко мне пробивается живой, мерный, но не такой мерный, как падающие со сталактитов капли воды, тот звук холодный, а здесь… теплый, щекочущий и наполненный энергией, которая хранится в этом женственном, изящном теле, совсем не подходившим для воина. Ее сердце стучало в мою грудь, и от того я почувствовал сильную расслабленность, и мне стало немного неуютно. Не следует воинам расслабляться на задании.

Встряхнув головой и превозмогая желание остаться под шкурами рядом с Кэрин, я встал. Разжег костер, подбросив в истлевающие угли хворост. Тот затрещал, заискрился, и стал рождаться слабый (а потом и более сильный) огонек. Погрев руки, я вспомнил о старом друге.

Олоф спал, посапывая, укутавшись в плащ и накинув сверху пару шкур оленей. Он прислонился спиной к скале, а ногами перегородил путь в пещеру. Охранник, мой старый наставник и хороший друг Олоф.

Я вышел на улицу и огляделся. Кругом было серо: горы, леса в долине Кряжа, даже Танград издали казался серым. Лишь далеко в выси, сквозь пелену туч изредка можно было разглядеть белые редкие шапки пиков Черного Кряжа, поднявшие свои головы выше туч и облаков.

Я легонько пнул Олофа по ногам.

– Вставай, Олоф. Уже пора, – сказал я ему, как говорил день назад.

Он резко открыл глаза и немного приподнялся.

–Уже утро? – осведомился он ничуть не сонным голосом.

– Да, рассвет настал, – я вдохнул сернистый воздух и немного закашлялся, – прости меня за мою безответственность и дерзкий нрав. Я забыл сменить тебя на посту.

– Все хорошо, Радагас, за долгие годы нашей дружбы я научился уживаться с твоим характером и с твоим поведением, – он крякнул и встал.

– Пошли, поедим, – весело прозвучал его тяжелый голос, – то мясо кабана еще свежо?

Я кивнул.

– И, я думаю, – Олоф все никак не мог угомониться, – пора будить девицу, которая так нежно жалась к тебе ночью. Да, я видел! И не отворачивай голову! – он не смог сдержать смеха, а я выругался и пошел, насупившись, к костру, жарить убитого вчера кабана.

****

Запах жареного мяса и говор двух бравых мужей заставил проснуться Кэрин. Потянувшись, она встала и сразу, даже не пожелав доброго утра, принялась за поедание окорока.

Никто не разговаривал, и завтрак прошел под звуки чавканья, чмокания и облизывания пальцев.

****

– Нам следует двинуться дальше на восток, – сказал я, когда мы оседлали лошадей и покинули наше пристанище.

– Я согласен, – кивнул Олоф, – надо убраться подальше от города. Стража не должна зайти так далеко в леса. И тем паче, в горы эти толстозадые не рискнут пойти малым отрядом!

Олоф вздохнул.

– Вот только если король отдаст приказ Черным Эрронам догнать нас, то тут, ребятки, дело плохо.

– Да, это так, – вмешалась недоумевающая Кэрин, – но, великие мужи, скажет мне кто–нибудь из вас, зачем мы направляемся на восток? Так мы лишь приблизимся к Могучему вулкану Эндреведу, который с похвалами примет нас в свое огненное жерло!

Ее голос вобрал в себя изрядную долю возмущенности и легкой обиды, в которой прибывала Кэрин из–за того, что я и Олоф не посвящали ее в тайну нашего плана.

Я улыбнулся и, подъехав к Кэрин, начал ей рассказывать, куда мы направляемся.

****

– Ага! – удовлетворенно воскликнула девушка, – так значит, путь лежит в страну вардоков! А вы знаете, что это дикие племена, лишенные всех устоев и морали, некогда обманом порабощенные Бульваком, твоим предком, – она тыкнула в меня пальчиком, – и позже ставшие вассалами варваров.

– Не совсем так, – пояснил я, – ты верно сказала, что Бульвак Арабар обманул вардоков, пообещав им равноправие и власть, но на деле оказалось, что вардоки стали прислужниками варваров. В этом ты, Кэрин, безусловно, права. Но, как и все другие народы, вардоки имеют свои устои. Потому что у каждого народа и племени есть свои традиции и обряды, по которым живет этот народ. Если убрать из умов этих людей традиции и обычаи, то и народ исчезнет. Тем паче, что и нас эльфы, гномы и люди Риверленда считают безмозглыми животными, хотя мы побеждали эльфов в битвах и совсем недавно выгнали хервингов с их земель! – гордо сказал я и осекся.

– Ты гордишься тысячами убитых и целым морем крови, – грозно заговорила Кэрин, – Ты, Радагас, сын тирана Танкраса, не лучше своего отца!

Она с явным отвращением и праведным гневом поскакала вперед, ударив коня по бокам. Я посмотрел на Олофа, который ехал позади меня. Тот только ухмыльнулся и махнул рукой.

Через некоторое время, две мили дороги по каменистой земле и отбитых лошадиных подков, Кэрин подъехала ко мне. Она посмотрела мне в глаза, и уколы совести, как уколы кривого ножа, стали колоть мое сердце.

– Зачем мы направляемся на восток? Какую цель должны сыграть вардоки? – протараторила Кэрин, проглотив свою обиду и даже не обращая внимания на то, что меня грызет совесть.

– Что ты скажешь, если я тебе скажу, – приготовился говорить я, – что хочу убить отца. Я хочу смерти Танкраса, короля варваров!

Мои руки невольно сжали поводья, так, что те затрещали.

Кэрин удивлено смотрела на меня и долго ничего не говорила. А я слушал топот конских копыт, зная, какой вопрос задаст девица.

– Чем же тебя прогневал Танкрас? Почему ты так хочешь его убить? Из–за семьи?

– Да, Кэрин, – мой голос показался мне почти старческим, – Я хочу мести. Он убил брата, задушил мать и остался безнаказанным. – Обнажил я злобу и великую ненависть к отцу, – Никто: ни боги, ни люди не покарали его. И лишь я остался со свербящей и жмущей сердце печалью и одиночеством.

Наверно, голос мой звучал слишком свирепо и злостно, потому что Кэрин немного испугалась, что читалось по ее напряженному лицу.

– У тебя в глазах огонь полыхает, как в горне кузницы, – тихо произнесла она.

– Или, как в адской темнице! – весело отозвался Олоф.

Я рассмеялся, гнев утих и, смягчившись, перешел в отвращение.

– Так зачем же мы скачем к вардокам, и почему за нами гонится королевская стража? – Кэрин все не унималась.

– Они хотят поймать меня и вернуть в Танград. Но наша цель в другом.

– Сейчас в Танграде не больше тысячи воинов, – начал я, – это королевская стража. Армия Танкраса сейчас в Хервинленде, пьет во славу победы и молит Удора, чтобы он даровал им победы и в других сражениях.

– Вся армия вардоков сейчас находится вместе с войском варваров, – подлил масла в огонь, подъехавший к нам Олоф, – поэтому на их поддержку рассчитывать не стоит. Счастьем будет, если правители вардоков согласятся отправить с нами отряд, другой.

– Пока город будет пуст, мы вторгнемся в него и убьем отца… Танкраса, – сказал я, – Жители города, крестьяне, беднота и даже вельможи – все ополчились против короля, поэтому свободный проход по городу нам гарантирован.

– Но почему же вы сразу не попытались поднять народ королевства на восстание. Почему не помогли Эльду?

– Потому что люди еще не готовы. В них еще не зародилась сила и сплоченность, – ответил Олоф, – Каждый жмется в своей хижине, боясь высунуть носа. Но все слишком горды, чтобы признать, что им нужна помощь, сплотиться во имя свержения зла. Люди еще не готовы к этому. Но когда они увидят нового их правителя, способного разогнать тьму, увидят сильнейшую армию за его спиной, тогда окрепнет их дух, и восстанут они.

– И поэтому мы едем к вардокам за помощью и советом.

– А если вожди вардоков откажутся помогать? Испугаются гнева Танкраса и обернут свои силы против нас? Что тогда, Радагас? – спросила Кэрин.

– Тогда мы объявим им войну, – жестко отрезал я, – Если вардоки отступят, их ждет смерть от моих рук.

****

Вечером, остановившись на ночлег, мы развели костер. Погони не было (видимо заботливому отцу Танкрасу не было дела до ухода сына), поэтому опасаться, что кто–нибудь заметит костер, было не зачем. В этих диких и недружелюбных к путнику местах не водилось разбойников, которые грабили торговцев. Они наживались на южной дороге. Звери и чудовища тоже сторонились гор, каждый раз при извержении Эндреведа и Эмну рыча и скалясь в южных голых лесах.

****

– Зачем ты спас меня? – спросила Кэрин, когда я натачивал свой меч, сидя у костра и смотря, как мгла окутывает долину Кряжа.

– А я ведь хотел тебя сдать стражникам у той гильотины. Потому что сразу понял, что ты тоже была из тех, кто покушался на отца.

– Почему же не отдал на растерзание охранникам? – в ее голосе чувствовалось уважение.

– Потому что понял, что мы боремся за одно дело. А союзники мне нужны…

– Но тогда ты должен был встать плечом к плечу со мной и спасти Эльда и Ульфа!

– Я не мог. Нас бы убили. Но не в этом главная причина, – я умолк. Но внутренняя сила взяла вверх, и я продолжал откровение, – я испугался, что впаду в немилость отца. Если бы я убил стражу… я боялся, что он взбесится, и гнев его обернется на сына. Я его боялся… и сейчас боюсь. Каждый день от розового рассвета до темных сумерек он смотрел мне в глаза, он обучал меня, он готовил наследника, свою гордость. Но в тоже время отец бил свое чадо, бил беспощадно в пьяном беспамятстве и на трезвую голову. А я все терпел и боялся, что один из его булыжных ударов раскроит мне череп. Я боялся… и по сию минуту боюсь его. Но не только это сейчас владеет мной. Злость переполняет мое сердце, а крики брата и матери рвут душу!

Я посмотрел в глаза Кэрин. Такие добрые и понимающие глаза, сейчас казалось, что мы единое целое с одной единой и страшной судьбой.

Олоф распряг коней и лег спать. Вскоре его примеру последовала и Кэрин.

В ночной тиши, лишь слышались потрескивания костра, вой жутких зверей, бродящих на юге и лязг железа о точильный камень.

Я сидел на посту, вслушиваясь в звуки ночи и смотря в непроглядную сжимающую тьму, из которой языки пламени выхватывали, то ветки деревьев, усыпанные пеплом, то холодные черные силуэты скал. Скалы окружали нас с трех сторон, с четвертой же стороны простиралась долина Черного Кряжа, прозванного так из–за Могучих Эмну и Эндреведа.

Неожиданно со стороны уходящей вниз тропы, которая шла от главной городской дороги из города на восток, забирая немного на север, послышался треск сучьев и чьи–то легкие, но уловимые чутким ухом шаги.

Я прекратил затачивать меч и медленно встал, стараясь не шуметь.

Тьма плотно стягивала полотно мира и слепила черной мглой, но я все же разглядел две фигуры, приближающиеся к костру.

Я пнул Олофа. Здоровяк и не думал просыпаться. Дотронулся огрубевшей рукой плеча Кэрин. Она открыла сонные глаза, я указал ей пальцем в ту сторону, откуда к нам шли фигуры. Кэрин потянулась за мечом, который лежал у ее ног, достала его из ножен и резко встала. Она вся напряглась, все женственное тело стало монолитным камнем с грацией львицы. Но голос, который прозвучал из кустов, снял напряжение и тревогу с лица Кэрин.

– Приветствую вас, путники! Не заносите меча над головой друга!

– Если ты мне друг, – ответил я тем же манерным тоном, – то покажись, выйди на свет.

Из кустов голой смородины вышли двое юношей, на вид не старше Кэрин.

– Привет тебе, Кэрин! – весело отозвались они. А девица радостно обняла их.

– Я Ирфин, сын мельника Джозепа, – представился хриплым, неокрепшим голосом юноша, который выглядел постарше, – А это Ладрас, сын пахаря Уборда.

– Они друзья Эльда, – пояснила мне Кэрин.

– Что ж, Ирфин и Ладрас, рад столь неожиданному, но приятному знакомству. Сожалею о вашей потере. Я Радагас, сын Танкраса Завоевателя, – я с удивлением для себя обнаружил, что произношу имя отца с неприятной до тошноты гордостью.

– И прежде, чем хвататься за мечи, подумайте, у кого острее клинок, и кто сильнее вас, – твердо сказал я, и голос мой стал скалой, – Умные и достопочтенные люди решают свои дела за беседой.

Мои слова убедили друзей, и те, угрюмо кивнув, признали мою правоту. Их железные мечи перекочевали из рук в ножны, а юноши сели у костра и стали рассказывать, как оказались непроглядной ночью в горах далеко от города.

****

Оказалось, что друзья покойного Эльда искали тайник, который Эльд завещал им открыть.

– Там должно быть оружие: мечи, кинжалы и луки, – говорил молодой Ладрас, – все для следующего покушения… если провалится это.

– Провалилось, – тихо подтвердил Ирфин, – нет больше с нами Эльда, мужественного Орхора и Ульфа.

Я посмотрел на Кэрин, девушка держалась и не давала эмоциям бросить себя в море отчаяния и горя.

– Ну, а вы, что же вы здесь делаете? – после молчания осведомился Ирфин.

Я начал излагать наш план, утаивая некоторые подробности, дабы узнать, насколько можно доверять юношам, сидевшим напротив. В середине моего рассказа проснулся Олоф. Здоровяк выхватил кинжал и пытался заколоть Ладраса. Но вовремя подошедшая на помощь Кэрин быстро утихомирила моего наставника. И Олоф, так окончательно и не проснувшись, стал слушать мой сказ и вставлять возмущенным голосом поправки.

****

Так и сидели всю ночь пять человек, двое из которых рассказывали наперебой двум пришедшим план своих действий. А третий, прислонившись спиной к одному из говоривших, точил свой меч с коротким, но смертоносным клинком.

На лес опустилась глубокая ночь. Не было слышно цикад и воя зверей, и лишь тихие разговоры у костра разрывали спящую немую тишину.

Так они встретили незаметный для глаза рассвет.

VII

На мраморном троне, обвешанном шкурами оленей и лернов, сидел король Танкрас Завоеватель. Перед королем стояли три военачальника и престарелый советник Урмак.

– Где сейчас моя армия? – властным голосом произнес Танкрас.

– Войска сейчас в Хервинленде, король Танкрас, они отдыхают после славной победы над Эльрусом Хервингским, – ответил, склонив голову, Хардас, главный военачальник королевства, – через две недели военачальник Ардамант, как вы, повелитель, ему и приказали, начнет выводить армию.

– Прикажи Ардаманту разворачивать войска и двигаться в Валандию. Я объявляю войну гаэрвалам. Эти никчемные эльфы падут под натиском железного кулака варваров. И я стану правителем всей западной Заморавии!

– Но, мой король, хервинги уже покинули Валандию, они перешли Краурдор через перевал…

– Мне не хервинги нужны! – бросил Танкрас, – Они жалкие трусы, бегут от опасности, под натиском беды. Мне плевать, что будет с ними, выродок ты проклятый! – король грозно посмотрел на военачальника Хардаса, а тот смиренно ждал продолжения свирепствования.

Все смолкло в тронном зале. Сюда не проникали звуки замковой суеты, разговоры суровых стражников и смешливые голоса челяди. Здесь, в зале тишина царила, как полноправная королева. Стражники, военачальники, советник Урмак – все стояли, боясь нарушить молчание. И лишь голос Танкраса громовым эхом отскакивал от стен из черного камня и разлетался на куски по всему залу.

– Я хочу покорить гаэрвалов! Убить их владык и изгнать жалкие остатки былой мощи эльфов в горы или истребить под корень!

Бешеными глазами король взглянул на собравшихся военачальников.

– Почему же ты, Хардас, торчишь здесь в Танграде, хотя должен сражаться и умирать на войне. Твой сын Ардамант сражается за меня, а ты, паскуда, сидишь здесь, пьешь мое вино и лапаешь моих танцовщиц!? – Танкрас кричал.

Завоеватель вспыхнул гневом, как вспыхивает факел, смоченный смолой, и его гнев не знал границ.

– Но, великий Танкрас, ты сам мне приказал. И я уехал с поля боя вместе с тобой, в Танград, – ответил невозмутимым голосом, ничуть не опешивший Хардас.

– Хардас, ты перечишь королю, – тихо процедил второй военачальник.

Но Хардас не слушал его. Он только напряженно и бесстрашно смотрел в глубины пылающего ада, в два злостно наставленных на него огня, которые горели темным пламенем зла. Глаза Танкраса.

Король же извергал свой гнев.

– Ты просто струсил! Ты затрясся еще тогда, когда увидел горстку жалких эльфов, которых Эльрус называл своей армией. И ты, Хардас, победитель сотен сражений, исполосованный шрамами, убежал, – Танкрас растягивал каждое слово, и каждое слово становилось острием клинка, разящего в самое сердце, – ты убежал! Развернул коня и ускакал! Ты трусливая шавка! Ты не смог драться рядом с сыном! Умирать рядом со своими воинами! Что же ты, Хардас? – издевательски и зловеще спросил Танкрас.

Главный военачальник молчал. Он знал, что гнев повелителя направлен сегодня именно на него. А от гнева короля не отвертеться. Хардас уже сказал все что мог. Там, на Полях Дрогуса, во время кровавой битвы варваров и эльфов Танкрас сам приказал Хардасу, Варбару и Эгдрему ехать с ним в город. Все знали, что так случилось, знал и Танкрас. Но кто ж захочет останавливать Удора, бога смерти. Останавливать его и говорить, что он не прав. Кто же захочет встать на пути летящей секиры или удара молота. Никто. Потому что все знают, Танкрас убьет любого и сделает это во имя своего безумства и силы. Обвиняя провинившегося в лжесловии и неподчинении великому королю. Поэтому Хардас молчал, смотря в глаза Танкраса, Удора во плоти, и, не выдавая своего страха, заставляющего бешено колотиться сердце.

– Сейчас… ты сейчас боишься.

Хардас дрогнул. Неужто король умеет предугадывать, о чем я подумаю?

– …И боялся, что твой смелый сын Ардамант увидит позор твоего бегства. Ну ничего, я помогу, – улыбкой змея оскалился король. И эта улыбка, словно обоюдоострая секира, ударила в грудь всех присутствующих. Она сулила беду и зло, и старый Урмак, до этого державшийся в стороне, понял, что пора ему вступить в разговор.

– Мой король, вам не стоит беспокоиться о Хардасе, я лично отдам приказ, чтобы его наказали так, как он этого заслуживает, – но скрипучий голос старика потонул в громовых речах Танкраса.

– Ничего. Я помогу, – зло говорил Завоеватель. – Ты сам боишься посмотреть в глаза тем, кто умер на поле боя, твоим воинам. Я помогу. – параноидальная речь прервалась лязгом доставаемого из ножен королевского меча.

– Я подарю тебе смерть, – Танкрас больше не улыбался. Его серое лицо показалось окружающим лицом каменного изваяния Удора с двумя горящими багровым огнем глазами.

Танкрас мерным шагом, таким же мерным, как капли воды в пещере, таким же хладнокровным и таким же твердым, как стены замка, подошел к своему главному военачальнику.

– Достань свой меч, воевода. И умри, как подобает воину. Достань меч! – выкрикнул Танкрас. И со злостью ударил Хардаса. Но военачальник не утратил прыти и увернулся, не нанося ответного удара.

– Дерись! Прими смерть от рук достойнейшего, дай Костлявой обнять тебя и отвести домой к Великобожественному Удору!

Хардас с каменным лицом выхватил из ножен меч. И началось сражение.

Между огромным тигром и старым волком, между Краурдорским Зверем и Вепрем Пустоши, между Танкрасом и Хардасом.

Танкрас разил мечом так, как разит молния или буран сбивает с ног… или адское пламя заволакивает своими языками обжигая кожу. Танкрас был везде, он кружил вокруг еле уворачивающегося Хардаса. Они шагали, делали выпады и оборонялись, свистя длинными мечами, которые в силах были поднять лишь истинные воины.

В пылу драки, дерущиеся ворвались в соседний зал, где были балконы, выходящие на площадь перед замком.

Танкрас загнал Хардаса на один из балконов. Военачальник устал, его силы были на исходе, тело уже немолодого воеводы переставало слушаться хозяина, но дух был не сломлен.

А на замковой площади уже заметили двух дерущихся на мечах. Узнав, кто это, толпа ахнула. Вельможи, стража, высокопоставленные лица, челядь – все собрались под балконом. Торговцы из страны вардоков только пожали плечами, уже предвидя исход, торговцы из Риверленда и Карбора с округленными глазами поспешили влиться в толпу зевак, дабы рассмотреть получше, что происходит на балконе.

Танкрас уже добивал изможденного военачальника. Глаза короля пылали. И, взглянув в них, Хардас как будто обмяк, в нем что–то треснуло, надломилось, как соломинка, и жаркий пламень Танкраса поглотил его. Танкрас проткнул опустившего меч врага, и пинком сбросил вниз.

Толпа ахнула. Раздались женские вскрики, кто–то потерял сознание. Толпа, как море, бурлила, совсем так же, как пару дней назад на казни двух заговорщиков против короля, имя которых запрещалось произносить.

– Смотрите, великоподаные, – услышали люди насмешливый и жестокий голос сверху, – этот злой пес пытался меня убить! Он нарушил клятву – защищать меня. И он погиб, как трус.

Толпа все еще охала и ахала. А в зале все молчали, склонив головы и поминая военачальника Хардаса, так жестоко убитого.

– Я помог тебе, теперь ты увидишь и извинишься… – тихо обратился король к мертвому телу, размозженному о камни площади.

– Убийца! – кто–то закричал в толпе.

– Кто это сказал?! Кто?! – Танкрас воспылал, – Поймать сукино отродье и казнить!

В толпе засуетились. Но стража не выбегала и не пыталась поймать наглеца.

– Где стража?! – завопил Танкрас не своим голосом, обращаясь к Урмаку.

– Не знаю, мой повелитель… Наверно, запаздывает.

– Агхр! – взревел Танкрас, – а где мой сын? Где Радагас?!

– Его нет уже два дня. Я не видел его ни в замке, король, ни на улицах города.