Читать книгу: «На окраине неба», страница 2

Подоконники

 
Это было. На небе в который раз
Облака рисовали коников,
Заглушая обрывки избитых фраз,
Громко плакали подоконники.
В Малой Невке от горя топился лист,
Пожелтевший от одиночества,
Звуки блюза из воздуха родились,
И звала ты меня по отчеству.
Нет, не слышал тебя разведенный мост,
По губам: «не люблю я осени»,
В трубку свернут и не дописан холст,
И щенка в подворотне бросили.
Пальцы – пальцами, рук совсем не разжать,
Три пролета и окна битые,
Немы, немы, любовью по этажам,
Только крыши нам были арбитрами.
Осень – в прошлом. По Невскому: шире шаг,
С неба важно кивают слоники,
Улыбаясь, баюкаешь малыша,
И смеются нам подоконники.
 

2018

Тишина в Петербурге

 
Души шепчутся. Осень курится.
Воздух кончился будто. Весь.
Тишина в Петербурге. Улицы.
Подворотнями бродит бес.
 
 
Кошки черные. Души белые.
Рифма к рифме – как тот кирпич.
А от беса – не строчкой, мелом бы.
У Манежа торгуют. Кич.
 
 
Души шепчутся. Богу – богово.
Тени-образы, строчки в ряд.
Бесы щурятся, бесы в логове.
Всё торгуются. Только зря.
 
 
Ворон ворону глаз не выклюет.
Дьявол богово не возьмёт.
Город и́з ночи плавно выплывет.
Тишина вокруг словно мёд.
 
 
Души шепчутся. Осень курится.
И поэтов шагает рать:
Строем души идут по улицам,
Петербургу стихи отдать.
 

2018

Падал день

 
Падал день в развёрстый сумрак ночи.
Замерзали тихо фонари.
Мне цыганка встречу напророчит,
Не сегодня. Завтра. До зари.
Будет это в той, за-прошлой жизни.
Снег пойдет. А в полночь рухнет мир.
Слепит свет луны, разбитый призмой.
Окна. Тишина немых квартир.
По Почтамтской (нет, Союза Связи)
Строй за строем, только шире шаг.
Снег пойдет. Не будет больше грязи.
Строй за строем. Все на фронт спешат.
Ленинград закашляет, и ниткой
Кровь пойдет, стекая в свежий снег.
Ленинград закашляет. Зенитки.
Не сегодня. Словно бы во сне.
Падал день, а снега было мало.
Сто чернушки, крошки тоже в рот.
Мне цыганка жизни нагадала
Лет на сто. Полуторка и фронт.
Спит Кронштадт в пол-ока где-то справа.
Слепит свет. Совсем недолго. Миг.
Небо неестественно дыряво.
Полночь. Снег пошел. И рухнул мир.
Петербург не кашлял утром ранним.
Солнце свой отмерило лимит.
В той, за-прошлой жизни, не был ранен.
Артобстрел. Не понял, но убит.
Голуби за горстью хлебных крошек
Прилетели. Дворник колет лёд.
Снегом он сегодня припорошен.
Память тихим эхом. Не умрёт.
Снова день бредет, уставший, к ночи.
В фонарях искрится свежий снег.
Мне цыганка жизнь мою пророчит
Лет на сто. Сегодня. Как во сне.
 

2019

Свечи плачут

 
Свечи плачут, а тени смеются,
Тишина разрывается в клочья,
Ночь тоску разливает по блюдцам,
Ветер больше не воет – хохочет.
Красный угол, но скрыты иконы,
Ты мне шепчешь, и слушают мыши
Твои руки, и тени, что стонут,
Бог за тучами тоже услышит.
Стук настойчивый раненых веток,
Всё как с нами, почти человечно.
Ветер крикнет в рассвет напоследок.
Петербург, и за окнами вечность.
 

2019

Эклектика

 
Время расколото наполовину,
Город в сомнениях плотно увяз,
Он – Ленинбург, не порвешь пуповину,
Улица, дама, в руке «Голуаз».
Полу-прострация, полу-немое,
Тучи по лужам ползут на восток,
Город измучен, на Балтику воет,
В море сползая под висельный стон.
Тени в цилиндрах в полУночном свете,
Фото – не фото, обычный монтаж,
С Троцкого тенью беседует ветер,
Чисто еврейски опять: дашь на дашь.
Время расколото, плавятся свечи,
Всё – декорации, новый спектакль,
Вечер, Морская, но «Счастье» не лечит,
Что-то в пространстве сложилось не так.
Сломаны стрелки, и линии гнутся,
Тени грифонов разводят мосты,
«Счастье», Морская, две чашки на блюдцах,
Дым, «Голуаз», чай зеленый остыл.
Время расколото, где-то в подвале
Тени и тайны, что тени хранят
Серым туманом, узнаем едва ли,
Нем Петербург, и молчит Ленинград.
 

2019

Чат

Разбитых сердец похоронные марши

На улицах громко звучат.

И Аннушка там, у прудов Патриарших,

Выходит со Всадником в чат.

Она не про масло и, нет – не от скуки,

Ей чуждо такое. Она

С завидным усердием преданной суки

Всё рвётся о счастье узнать

У Всадника с черно-червонным подбоем,

Там ти́тло, «БГ» (это ник)

А ветер по улицам воет и воет,

Швыряя осенние дни.

Вздыхает угрюмо вторая столица

И выпивкой глушит тоску.

В Неве отражением грустные лица

И неба свинцовый лоскут.

Лишь птиц перелетных приветные крики

Не могут сердца не цеплять.

Пернатые в небо уносят безликих,

А осень считает цыплят.

Никто не кричит, и не бьются тарелки.

Разбитых сердец больше нет.

«БГ» пишет Аннушке: к счастью, мол, велкам,

В мой сад одиноких теней.

2019

Истории ушедших в облака

Москва-Питер-транзит

Вспоминая Есенина, его Муз и возлюбленных

Сыростью промозглой питерской,

Дождями супротив морозов на ветру,

По Невскому, к той маленькой кондитерской,

К тебе бегом – увидеть поутру.

Московской стужей душу вместе с пальцами

Мне прихватило.

Слышишь? Отогрей…

С тобой мы будем вечными скитальцами,

Тебя я буду ждать у тех дверей,

Что в рай ведут.

А мне, увы, напротив…

Растянуты годами расстояния,

И озимью любовь под коркой льда,

К чему нам эти встречи, расставания,

К чему нам пароходы, поезда,

Когда душой мы вместе, слышишь?

Чувствуешь?

Прорвать пространство, боль свернуть узлом,

Неспешно по Тверской —

сидишь в кондитерской,

Москва ли, Питер… Слишком много слов.

2011

Две чашки

 
Две чашки на столе и парой блюдца,
Стул колченогий и на спинке шаль,
Всё замерло, здесь больше не смеются,
Окутывает горе не спеша…
 
 
И маятник застыл на полушаге,
Спугнуть боясь. Душа пришла, встречай.
Лишь шелест – лист летит бумаги.
Всё замерло. Родного нет плеча.
 
 
Две чашки, чай застыл. Я здесь, ты слышишь?
Глаза открой, не плачь, ведь я с тобой
Остался. Ну, подумаешь, чуть выше.
Ну, улыбнись. Пройдет и эта боль.
 
 
Глаза родные, ласковые руки,
И сердце бьется, слышишь? Наш малыш.
Он – это я. Не будет нам разлуки.
Поспи, родная. Баю-баю… Шшшш…
 

2012

Там, где розовым – стаи фламинго

Вспоминая Николая Гумилёва

На пороге забытого рая стою,

Там, где розовым – стаи фламинго… и лев,

Абиссинские ночи волшебно поют,

Смуглокожих глотая воинственных дев.

Не берусь, не сужу, кровь по камню к реке,

Там, где розовым – стаи фламинго… и всё,

Ветра след как волна на поющем песке,

Заунывный мотив в небеса унесёт.

Незнакома луна, да и звёзды не те,

Там, где розовым – стаи фламинго… и ты

Далеко-далеко, в городской суете,

Ну, а сердце – не терпит оно пустоты.

У тебя во дворе – петербуржская ночь,

Там не ходят фламинго и нет смуглых дев,

Только грустно луна постучится в окно,

Отражаясь в пречёрной, холодной воде.

На пороге забытого рая стою,

Улетели фламинго на север теперь,

Я один, я у Африки жду на краю,

Чтоб отправиться морем, родная, к тебе.

2014

Я приду к тебе нечаянно

 
Я приду к тебе нечаянно
На рассвете, босиком,
Пусть уходит ночь печальная,
Пусть туманы молоком.
 
 
Я приду непозабытая
Через версты и песок,
Расстоянье было пыткою,
Расставанье – просто сон.
 
 
Улыбнешься сну доверчиво,
Снова Африка, восток,
Ревность девой гуттаперчевой
Больно просится в висок.
 
 
Ты опять далёко, в мареве,
В окруженье смуглых дев,
И глаза бесстыже-карие
Отражаются в воде.
 
 
Ты проснешься – край березовый,
Рядом буду, у окна,
Клин фламинго в небе, розовый,
И уходит спать луна.
 

2014

Поэту

 
И через тысячи зеркал,
Сквозь тень луны за поднебесье,
Стекала времени река,
Он шёл вперед, не пьян, но весел.
 
 
И после жизни день-деньской,
Назло врагам и светским клушам,
Ему неведом был покой,
Он бередил чужие души.
 
 
Будил весну, осенний день
В охапку брал, играя словом,
Он в людях разглядел людей,
И в день шагал, далекий, новый.
 
 
Светила бледная луна,
Сгорал в закате летний вечер,
Он выпил жизнь и смерть до дна,
И на помин горели свечи.
 
 
Хандрил, любил, имея дар
И словом призывая к свету,
Ушёл с улыбкой, с тихим «да!»,
Всё потому, что был Поэтом.
 

2015

Голоса

Памяти Ники Турбиной

 
Голоса в тишине, голоса.
Под луной крик души растревоженной.
Над землей облаков паруса.
Тень в углу, смотрит кот настороженно.
 
 
Две строки, нервно пальцы дрожат.
Подоконник, и ноги на улице.
Тени вены секут без ножа.
Две строки, поперхнулась, не курится.
 
 
Каплей дождь по щеке, не слеза.
И сорочки атласное кружево.
Подоконник, вперед – не назад.
Тени рядом, на сердце – завьюжило.
 
 
Неспокойно. Закрыто окно.
Плечи девичьи в отсвете тающем.
Голоса в полулунную ночь
Так и шепчут: ты та ещё, та ещё.
 
 
Кот в ногах, и часы: тик да так,
Неспокойная, хмурится, мечется.
Голоса в тишине, маета.
Буквы, рифмы, такое – не лечится.
 
 
Черновик недописанный, но
Подоконник, и ноги на улице,
Вермут, влитый в бессонную ночь,
Снова строки, и снова – не курится.
 
 
Кот запрыгнул – постой, не грусти,
Расплетая подлунное кружево.
Несвободу свою отпусти,
Что так душу и сердце завьюжила.
 
 
Тихий вскрик под осколком зари.
Без ножа, руки-крылья, на улице.
Не оттаяла, лёд изнутри.
Черновик не дописан. Не курится…
 

2015

Одна

(Цветаевой)

 
В разломе из эпох
Душа моя гудит,
Потерян где-то Бог,
Туманы впереди.
Нет, не шалит февраль
Позёмкой у крыльца,
Всё призрачно – вуаль,
И не видать лица.
Мне осень поперек,
Я – птица без крыла,
В твоих глазах – упрек,
Читается – была.
И в небо путь закрыт,
Булыжники – грехи,
И плакать – так навзрыд,
Из слез моих – стихи.
Мне птицы не поют,
Я выпита до дна,
Найдите мне приют,
Одна во тьме, одна.
 

2016

Стучалось солнце

Вспоминая Ахматову

 
Стучалось солнце в искомую дверь,
Блестела крыша, дождь прошел, играя,
И кошки разговаривали две,
А рядом ты, тихонько, скромно, с краю.
 
 
Мне глаз твоих не видеть уж, увы,
Сквозь решето из буквенных отверстий,
Под гомон ненавидящей Москвы
И дикий шабаш злоразумных бестий.
 
 
Листы летели, день уже зачат,
А слезы растворились в Малой Невке,
От бессердечия, Господь, мне дай врача,
Судьбу не уподобь распутной девке.
 
 
Разорванной, покоя нет совсем,
Молчишь теперь, не здесь твоя обитель.
Следа не оставляешь по росе,
И вот, сидишь, смотря на старый Питер.
 
 
Светило что-то шепчет невпопад,
Нева притихла в сумраке рассвета,
Я снова здесь, а ты опять пропал,
Оставив мне лишь дуновенье ветра.
 
 
По гулким подворотням бродит тень,
Скажи мне откровенно: не моя ли?
Проснуться сложно. Завтрак на плите.
А там, во сне, корабль был и ялик.
 
 
И твой, без аксельбанта, но мундир,
Базар восточный, сладкие гостинцы,
Мираж роскошный где-то впереди,
Как будто в шоколаде абиссинцы…
 
 
Стучалось солнце. Милый мой, пора!
С тобой всегда, и крыльев мне не надо.
Так будет завтра, было так вчера,
Со мною ты, незримо, тихо, рядом
 

2016