Читать книгу: «Тяжёлая реальность. Клетка», страница 3

И в этот момент Кирилл впервые поймал себя на мысли, что в глубине души хочет попробовать. Да, это было опасно. Но ещё опаснее – оставаться здесь голым и безоружным, среди чудовищ, которые даже в схватках друг с другом использовали силу, выходящую за рамки обычной природы.

Он перевернул, а потом и покрутил кристалл между пальцами. Свет внутри будто отозвался на его мысль – вспыхнул чуть сильнее, словно подтверждая её. От чего парень слегка вздрогнул. Сердце ускорило ритм. Он почти услышал в голове тонкий шёпот – или ему показалось? Не слова, не фразы, а намёк на присутствие. Словно кристалл понимал, что его держат, и отвечал.

Он резко закрыл ладонь, спрятав сияние. Сидел, стиснув зубы, и пытался решить, что ему лучше сделать дальше. Если сохранить, то он будет в безопасности, но такая “находка” всё равно станет тяжёлым грузом… Если использовать – это может дать шанс, но может и уничтожить его самого… Если выбросить – он, возможно, потеряет единственный ключ к выживанию в этом странном мире…

И чем больше парень думал и анализировал, тем яснее ему становилось, что отказаться он уже не мог.Кристалл будто стал частью его, связался с ним в тот самый миг, когда он впервые коснулся его холодной поверхности.

Он вздохнул, завернул находку в кусок грубой кожи ящера и спрятал у груди, ближе к сердцу.

– Если этот мир действительно ждёт чего-то от меня… – подумал он вслух, – значит, этот кристалл – первый шаг.

На следующее утро Кирилл проснулся уже с решимостью. Просто сидеть у костра и ждать – значит умереть. Первым делом он вспомнил стариковские байки прадеда-лесника:

“Если не знаешь, какой будет завтра, готовься к худшему.”

И здесь, в этом странном мире, где вода текла вверх, а звери дышали светом, худшее могло прийти в любую секунду. Он задумчиво взглянул на куски шкуры ящера, сложенные в угол пещеры. Кожа была плотная, чуть шероховатая, с мягким блеском, а по краям уже начинала подсыхать и грубеть. Кирилл понимал, что если он её не обработает, она просто сгниёт. Но чем? На Земле он видел, как прадед в деревне натирал шкуры золой, солью, даже корой деревьев. Здесь у него ничего такого не было. Заже золы для этого требовалось очень много. Так что он пошёл к ручью и, долго возясь, растирал куски шкуры на камнях, поливая водой. Пытался снять остатки жира острым камнем, по сути – примитивным скребком. Ладони горели от мозолей и ссадин, но он упорно повторял движения, будто это был ещё один “алгоритм”.

– Если я повторю достаточно раз – должно сработать. – Упрямо твердил он самому себе. Потом он натягивал куски кожи на заострённые ветви, оставляя их сушиться под открытым воздухом. И впервые подумал о том, что, может быть, эти шкуры станут его первой бронёй. Пусть грубой и неуклюжей, но хоть какой-то защитой от потенциальных угроз. Ведь одежда, в которой он сюда попал, очень быстро придёт в негодность. А ему уж очень не хотелось остаться здесь голым и беззащитным.

Затем пришла мысль о припасах. Одним костром и случайной змеёй сыт не будешь. Кирилл начал присматриваться к местным существам. Часть была явно опасной – вроде тех же ящеров, у которых из пасти исходило свечение. Но были и мелкие – странные зверьки, похожие на кроликов с длинными лапами, или птицы с перьями, блестящими, как металл. Они двигались быстро, но иногда задерживались возле ручья.

Кирилл решил попробовать простейший способ охоты в таких условиях. Для чего, после долгих мучений, сделал несколько петельных ловушек из полос кожи и тонких ветвей. Руки дрожали – слишком хорошо он помнил, как прадед когда-то показывал маленькому ему ловушки для зайцев. Тогда это казалось игрой. Теперь же было вопросом жизни и смерти. Он установил их возле тропинок, где видел следы. Влажная земля у ручья хорошо сохранила отпечатки лап и копыт – значит, звери здесь ходили регулярно.

Параллельно он исследовал местность. Он уходил всё дальше, но каждый шаг давался тяжело. Ландшафт был странным. То скалы вздымались стеной… То почва уходила вниз и открывалась долина, где травы росли выше человеческого роста. Иногда в воздухе висели камни, отбрасывая тени, словно маленькие летающие островки. Кирилл невольно морщился – в его голове это никак не укладывалось. И всё это время он держал в памяти одно важное для него правило:

“Не высовывайся и запоминай.”

Поэтому он осторожно отмечал для себя, какие места кажутся “опасными”. Там, где воздух звенел странным гулом, он обходил стороной. Там, где растения словно тянулись к нему, он тоже не задерживался. Но он фиксировал всё в уме, как аналитик – строил карту… Схему… Логические связи…

Вернувшись к пещере, он проверил ловушки. Сначала ничего, но на третий раз – попался один из “кроликов”. Животное оказалось лёгким, но с сильными задними лапами. Когда Кирилл поднёс его к глазам, он заметил – и в нём был крошечный “узор”. Мельчайшие огоньки под кожей, будто светящийся сосуд внутри.

Немного подумав, он вздохнул и решился. Разделал тушку камнем, опалил шерсть на костре и впервые получил хоть какое-то мясо. Оно пахло иначе, горчило, но было съедобным. Кирилл ел и думал:

“Если я хочу выжить, я должен делать это регулярно. У меня должен быть запас пищи. Если завтра всё изменится – хотя бы несколько шкур и сушёного мяса меня спасут. И дадут определённое время.”

Он привязал первые обработанные куски кожи у входа в пещеру – пусть сохнут и дубеют. А в голове уже складывался список того, что ему может быть нужно. Припасы… Оружие… Укрытие… Всё как в компьютерной стратегии, только теперь вместо курсора – его собственные руки. И чем больше он делал, тем яснее становилось, что теперь у него нет пути назад. Этот мир может быть чужим и враждебным, но если он не начнёт приспосабливаться – он его просто сломает.

……….

Кирилл устроился у тлеющих углей и принялся за дело так, будто каждое движение могло решить – быть ему утром или не быть. Вокруг всё было чужое и жестокое, но в его руках вдруг оживали очень старые, простые ремесла – те, которые когда-то отточил прадед, и те, что записаны в теле человека веками. Как ломать… Как точить… Как связывать и закреплять…

Он начал с самого очевидного – с камня. Разбитый им раньше плоский булыжник ещё оставался в углу пещеры. От него откололась пара острых сколов, напоминающих крошечные лезвия. Кирилл уселся на корточки у ручья, чтобы иметь под рукой воду – она пригодится и для омывания, и для шлифовки. Он приложил скол к камню-наждаку, роль которого выполнял крупный, тёмный валун с шероховатой поверхностью, и стал медленно и ритмично водить по нему остриём. Звук был весьма раздражающий, но однообразный. Тонкий скрип. Как от ножа о стекло. Пыль летела маленьким облачком, пальцы натирались до кровавых мозолей, но через несколько минут край стал чище, острее, готовым резать плоть и стягивать кожу. Это был его первый нож – грубый, но верный.

Дальше – кость. Из позвоночника ящера он вынул длинную, почти цилиндрическую кость. Её пришлось сначала очистить от мяса, аккуратно соскребая камнем и промывая в прохладной воде. Кость была тяжёлая, массивная, внутри – плотная и тёмная. Он осторожно пропилил её край о камень, превращая толстую палку в клин – тонким, но прочным лезвием для разрезов и надрезов. С помощью расколотого вдоль куска он выточил заострённый шил – будущую иглу или шило для пробивки и сшивания кожи.

Пальцы у него дрожали, мозоли рвались – кровь проступала на ладонях. Каждый порез и царапина казались теперь не “неудачей”, а определённой метрикой. Сколько он уже сделал, и сколько ещё сможет. Боль подсказывала, где нужно ослаблять хватку, где – давить сильнее. Постепенно он научился работать так, как работают люди, знакомые с лезвиями с детства. Ровно… Без лишней суеты…

Чтобы получить связующий материал, он использовал сухие жилы – ту же тугую белую нить, что оставалась под кожей у крупной добычи. С помощью ножа он аккуратно стянул полосы жил вдоль мышц, затем держал их над дымком углей – высушивал и скручивал в прочный шнур. Жилка становилась гибкой и невероятно прочной. Она резала не плетью, а вязала – идеальна для перевязей и швов. Когда жил не было, он разделывал растительный материал. Для чего подходили длинные волокна из упругих стеблей местной травы, промывал и скручивал – шнур получался грубее, но тем же надежным.

Для основ и держалок он выбрал прямые, грациозные ветки – длинные и не слишком толстые, срощенные на солнце к жесткости. Концы он срезал острым камнем, выдолбил неглубокую проточку для лезвия и подправил жало у основания заострённой кости, чтобы оно вошло плотнее. Затем закрепил лезвие в проточке, обмотал его изношенными полосками кожи и надёжно перевязал жилой. Сверху – капля смолы-адгезива.

Смолу он добывал, подогревая на углях кусочек липкого вещества, которое нашёл на коре одного из деревьев – тянущееся, янтарное, с запахом прогретой смолы. Подогретая, она становилась пластичной. Кирилл намазал ею место соединения, дождался, пока остынет и застынет – и получил примитивный, но работающий клей. Смола не была вечной, но придавала сцеплению жесткость и некоторую влагостойкость.

Так родился первый инструмент. Нож из камня с костяной рукоятью, запечатанной смолой и подпертая жилой. Он испытал его на оставшихся кусках мяса – лезвие вгрызалось, как будто боясь уступить. Кирилл почувствовал прилив некоторого удивления. Ведь с помощью его усилий из ничего появился инструмент, который мог разрезать и защищать.

Следом – копьё. Для этого он выбрал прямую ветвь, подбив у основания вклеенное костью жало. Это было то самое старое шиловидное острие, допиленное в тонкий костяной клин. Он не стал делать длинное, хрупкое древко. Найденная им ветка была толщиной как его запястье, но закалена у пламени – Кирилл достаточно долго держал её над огнём, пока древесина не слегка почернела, потом сразу окунал в воду, чтобы не получить трещин. Он помнил, что подобный прием называется “термообработка”. Благодаря чему древко стало плотнее и более упругим. Жало было вбито и обмотано полосой кожи, а смола добавлена для плотности.

Потом он сделал ещё несколько вещей. Поменьше. Дротик с тонким костяным наконечником, несколько крючков-щёпок из согнутой тонкой кости. Что могло пригодиться для ловли рыбы в ручье. И, самое болезненное, примитивный молоток. Для чего он взял небольшой плоский камень, обмотанный кожей прямо у основания, чтобы рукоять держалась и камень не выскальзывал.

Каждое новое орудие он тестировал у костра. Дротик – в кусок гниющего бревна, чтобы почувствовать, как глубоко входит… Нож – в шкуру, чтобы увидеть, как он проходит по волокнам… Копьё – в труп ящера, в мякоть плеча – и когда наконечник погружался в плоть, Кирилл вздрогнул от удара первобытной удовлетворённости. Это было не только практическое доказательство. Это было признание. Так как теперь он мог создавать средства для собственного выживания.

Он также работал над защитой. Куски шкур он подсушивал, растягивал на ветках, затем натирал жиром, вытяжкой с остатков мяса, чтобы кожа стала пластичной и не трескалась. Из крупных пластин чешуи ящера он аккуратно отпиливал выступы, соединял их полосами кожи и жил – таким образом родился грубый жилет-панцирь, больше похожий на лоскутную броню, но способный отбить первый удар. Когда он надевал его, ощущение опасности немного убывало. Этот своеобразный жилет защищал не только тело, но и разум – давал право называться бойцом, а не добычей.

Каждый шаг сопровождался болью. Порезы от камня… Мозоли от натуги… Ожоги от горячей смолы… Но вместе с кровью и болью приходило и знание. Как туго перевязать, чтобы узел не пополз… Как строить примитивный колышек для ловушки… Как располагать коридорные капканы так, чтобы зверёк наверняка завяз в петле… Он превращал тернии чужого ландшафта в инструменты. Его пальцы учились новому ритму жизни. Режь… Тащи… Обвяжи… Застуди…

Когда местное солнце в очередной клонилось к закату, Кирилл вернулся к пещере, положил рядом своё новое копьё и нож. Он присел, глядя на них, и впервые за долгое время почувствовал привкус покоя. Холодная кровь и запах горелой смолы смешивались с дымом костра, а в груди жгла гордость не победителя, а ремесленника. Он всё же сотворил то, что ему могло пригодиться завтра.

Он знал, что это только начало. Что оружие нельзя сделать за один день навечно, и максимально надежным. Но теперь, с костяным шилом у пояса и каменным ножом в руках, он чувствовал, что стал немного ближе к этому миру. Уже не гостем… Не пленником… А тем, кто умеет брать у него то, что нужно, и отвечать на его опасности…

Странные находки

Утро выдалось прохладным, редкий туман поднимался с травы, наполняя воздух запахом сырости и свежести. Парень двигался привычным маршрутом вдоль скального кряжа – он уже несколько дней обследовал эту часть долины, запоминая особенности рельефа и отмечая, где растут травы, пригодные для зелий, где удобно ставить ловушки на мелкую дичь, а где лучше не соваться из-за следов хищников. Всё шло обыденно, пока не произошло нечто, заставившее его замереть.

Из одной скалы, на первый взгляд совершенно монолитной, без единой трещины или выступа, вдруг скользнула наружу крупная змея. Её тело блеснуло влажными чешуйками, словно покрытыми росой, и она стремительно метнулась к ничего не подозревающему зверьку, напоминающему кролика. Добыча даже не успела вскрикнуть – змея сомкнула кольца, а затем столь же внезапно попятилась назад… И исчезла в камне, будто растворилась в нём.

Заметив этот факт, парень, уже одетый в грубо выделанные шкуры, просто остолбенел. Он был готов поклясться, что видел всё своими глазами, и в то же время его восприятие подсказывало, что эта скала цельная, непроходимая. Монолитный камень. И никак иначе. Серое тело камня дышало неподвижностью и тяжестью веков, никаких щелей, проходов, иллюзий – ничего. Но ведь змея точно ушла туда. Чуть ли не в самый центр этого монолита.

Сначала он предположил, что это игра зрения, уловка утреннего света и тумана. Однако память о странных узорах энергии, мелькнувших буквально на самом краю его восприятия, всё ещё не отпускала. Они были совсем не похожи на привычные линии потоков или естественные разломы силы, какие он уже как-то встречал. И не только в этой долине. В них было что-то вязкое, скрывающееся за гранью обычного.

Он подошёл ближе, коснулся ладонью холодного камня. Поверхность отозвалась обычной шероховатостью гранита, твёрдой и неподатливой. Никаких пустот, никаких колебаний, даже на уровне глубинного слуха ядра он не видел. Парень попробовал усилить восприятие, словно сквозь фильтр просветив поверхность – но перед ним оставался монолит, без изъяна.

– И всё же… – Пробормотал он себе под нос. Чутьё не отпускало. Он принялся обходить скалу кругом, пальцами касаясь поверхности, то закрывая глаза, то открывая. На миг показалось, что под слоем камня пробежал импульс – не звук, не свет, а нечто сродни дыханию, но стоило сосредоточиться, как ощущение исчезло.

Не желая отступать, он сел на камень неподалёку и стал ждать. Время тянулось долго. Птицы в ветвях пели свои утренние трели, ветер приносил запах сухой травы. И вдруг – снова. Та же змея, или, может, другая, но столь же крупная, выползла из сплошного камня, словно из воды. Она скользнула наружу, задержалась на мгновение, подняв голову, втянула раздвоенным языком воздух… И скрылась в траве.

Теперь сомнений не было. Перед ним – тайна, которая явно не укладывалась в привычные представления о природе и магии. Он ощутил острое возбуждение исследователя. Если в этой скале скрыт проход или иной феномен, то он был просто обязан его раскрыть.

С этого утра парень начал пристально наблюдать за скалой. Он расположился неподалёку, но так, чтобы оставаться незаметным. Время от времени пробовал новые методы восприятия. От простого слушания до наложения тонких печатей для выявления искажений. Камень упрямо молчал, подтверждая свою подлинность. Но змеи – змеи снова и снова появлялись и исчезали в нём, словно жили на границе двух миров.

И чем дольше он наблюдал, тем больше его уверенность росла. Перед ним не обычная скала, а маска – не иллюзия, а иная форма голо-брамы, какого-то древнего покрова или защиты. Камень был реален, но в то же время скрывал в себе иную реальность, и змея словно служила ключом или посредником между двумя слоями бытия. И тогда он понял – это место нельзя оставлять без внимания. Оно могло оказаться либо ловушкой, либо величайшей находкой.

Парень был осторожен по натуре, и ещё осторожнее его делал опыт последних недель, что каждая мелочь в долине могла скрывать смертельную угрозу. Поэтому, заметив странность со скалой и змеёй, он не бросился сразу проверять её, а решил устроить долговременное наблюдение.

Первые шаги заключались в подготовке места. Для этого он выбрал точку чуть выше по склону, где густые заросли кустарника позволяли скрываться даже при дневном свете. Оттуда было видно подножие скалы и участок травы, куда чаще всего выползала змея. Сначала он разметил себе небольшую площадку, убрав сухие ветки и камешки, которые могли выдать его хрустом, и уложил мягкий мох, чтобы сидеть и лежать было удобнее. Здесь же он устроил тайник. Небольшой мешочек с сушёным мясом и флягой воды, чтобы не приходилось уходить за припасами.

Следующим шагом стали ловушки. Он понимал, что подобная змея – не единственный обитатель этих мест, и в любой момент сюда мог забрести хищник. Поэтому вокруг своего наблюдательного пункта он расставил простые механические ловушки. Натянутые жилы с подвешенными камешками, которые издавали звон при малейшем касании… Пару петельных силков, способных задержать небольших зверьков… А также воткнул в землю несколько острых кольев, замаскированных травой, на тот случай, если хищник попробует подкрасться прямо к укрытию…

Для самой скалы он использовал другой метод. На её поверхности парень нанес тончайшие метки энергии – прозрачные глазу, но заметные для его восприятия. Это были едва ощутимые “царапины” силы, которые позволяли ему отследить малейшее смещение или всплеск. Чтобы не вызвать отклика или защитной реакции, он сделал их максимально слабыми, как дыхание ребёнка.

Кроме того, он рассыпал вокруг подножия скалы порошок из растёртых семян одной травы, обладавшей свойством впитывать тепло и оставлять следы. Если змея или любое другое существо будет часто выходить или входить через камень, на порошке должны были остаться характерные рисунки движения.

Парень понимал, что нужно отделить необычное от естественного. Поэтому следующие дни он посвятил изучению змей в округе. Он ставил небольшие силки и проверял, какие особи водятся на соседних лугах и в расщелинах. Обычные змеи, которых он ловил и наблюдал, вели себя привычно: они выбирали норы или пустоты под камнями, грелись на солнце, охотились на мелких зверьков, но ни одна из них не исчезала в сплошной стене. Он даже специально подманивал пойманных змей к скале, чтобы проверить, не реагируют ли они на неё. Но те либо уползали в сторону, либо, напротив, сворачивались кольцами и шипели, как будто чувствовали что-то чуждое. Это ещё больше усилило подозрения.

Каждый вечер парень записывал для себя – не на бумаге, её у него давно не было, – а в памяти, в особой технике внутреннего запоминания. Он чётко воспроизводил картину прошедшего дня. Сколько раз появлялась змея, откуда выползала, как долго задерживалась снаружи, чем занималась. Постепенно у парня складывалась полноценная схема. Змея выползала в основном утром и вечером, охотилась на мелкую дичь и всегда возвращалась внутрь скалы, словно там был её дом.

И всё это время метки энергии на камне оставались неизменными. Камень не “раскрывался”, не сдвигался, не выдавал ничего необычного. Но каждый раз, когда змея проходила сквозь него, парень ощущал лёгкое дрожание в глубине восприятия, как будто скала на миг становилась не совсем настоящей.

Он начал подозревать, что дело не в самой змее, а в том, что она является своего рода “ключом” или “носителем печати”. Обычная ли это тварь или особое существо, связанное с маскировкой скалы – пока было неясно. Но одно он понял точно. Это место скрывает тайну, и открыть её напрямую, грубой силой, не получится. И поэтому он решил продолжать наблюдать, наращивая осторожно сеть меток и ловушек, и ждать момента, когда змея или сама скала выдадут больше информации.

Кирилл сначала относился к этому месту с крайним недоверием. Даже подойдя ближе, он ощущал нечто вроде внутреннего давления – словно сама скала предупреждала его:

“Не трогай.”

Поэтому он наблюдал издали, не рискуя нарушать чужую территорию, и всякий раз, когда змея исчезала в камне, чувствовал спазм в груди. Но чем дольше он сидел в укрытии и сравнивал факты, тем яснее вырисовывалась закономерность.

Он заметил, что мелкие зверьки – зайцы, птицы, грызуны – спокойно пробегали мимо этой скалы, и никакой реакции не следовало. Более того, иногда целое стадо травоядных проходило прямо у подножия, и камень оставался немым, мёртвым. Но стоило змее “выставить нос” наружу – тонкий раздвоенный язык мелькал, словно пробуя воздух, и тогда любое живое существо мгновенно замирало или бросалось врассыпную, будто чувствовало смертельную опасность.

Кирилл прищурился, фиксируя в памяти эти картины. Значит, пока змея полностью “погружена” внутрь, она будто исчезает из реальности. Не видит и не чувствует ничего снаружи. Но когда высовывает часть тела – она снова в мире, снова чувствует и может охотиться. Это открытие поразило его. Так как понял, что не сама скала скрывала тварь, а скорее “поглощала” её, лишая всех связей с окружающим пространством.

Внезапно к нему пришла весьма пугающая мысль. Выходит, внутри камня – не пустота и не нора, а нечто вроде другого слоя мира. Место, где змея как бы переставала существовать для здешней реальности.

И всё это было связано с тем самым узором, что он заметил на скале. Когда Кирилл в очередной раз осматривал поверхность камня, то всё же заметил, что в центре плиты шёл особый рисунок линий, который раньше казался парню всего лишь хаотичной сетью трещин. Но если на них смотреть дольше, то эти линии складывались в строгий орнамент, уходящий вниз, точно по вертикали.

Узор действительно напоминал старинную вышивку, какие он помнил по фотографиям прадеда-лесника. Ровные линии… Шевроны… Ромбы… Словно “дорожка” вышивки от воротника вниз по груди рубахи.

Совпадение показалось Кириллу слишком уж странным. Почему именно такой узор? Случайность ли это, или же в глубине чужого мира таились символы, отдалённо схожие с земными оберегами? И именно в этот момент у него впервые закралось подозрение того, что, может быть, эта змея – не просто хищник, а хранитель или страж чего-то, что скрывает эта “вышитая” скала. Эта мысль была опасной, но и притягательной. Она разожгла в нём желание докопаться до сути, даже несмотря на страх.

Поэтому Кирилл дождался, когда змея, в очередной раз вытянувшись из камня, поползла к ручью. Он не шелохнулся, пока её тело, переливающееся бледными прожилками света, не скрылось в высокой траве. Только тогда позволил себе осторожно выйти из укрытия. Сердце билось учащённо, руки были влажными от пота, и всё же его тянуло к скале, как будто невидимая сила шептала:

“Подойди… Коснись…”

Осторожно приблизившись, он остановился перед обнаруженной “вышивкой” на каменной поверхности. Приглядевшись к этому “рисунку” более тщательно, парень понял, что вблизи эти линии выглядели ещё чётче. Это были не трещины… Не игра минералов… Каждая черта шла под строго выверенным углом, словно их когда-то нарисовал или вырезал невидимый мастер. Кириллу на миг показалось, что он снова стоит у шкафа прадеда, где висела старинная льняная рубаха с красной нитью вдоль груди. Точно такие же орнаменты, только здесь – холодные, серые, каменные.

Он поднял руку и нерешительно коснулся пальцами центра узора. В первый миг – ничего. Шершавая поверхность камня была прохладной и сухой. Но стоило ему только задержать ладонь чуть дольше, как внезапно прокатился лёгкий толчок. Будто между кожей и скалой проскочил слабый электрический разряд. Кирилл дёрнул пальцы, но не отскочил – наоборот, снова прижал ладонь.

И тогда парень почувствовал, что за слоем камня, именно под этим рисунком, нет привычной плотности. Ему показалось, что там… Пустота… Но не обычная пещера. Нет… Эта пустота отзывалась на его манипуляции. Она будто жила, вибрировала, и её глубина казалась странно правильной. Кирилл, сам того не желая, попытался “нащупать” её воображением, как когда-то настраивал систему на работе, рисуя в голове структуру каталогов и таблиц. И картинка сложилась почти сразу. Ровные грани… Линии… Прямые углы…

Куб. За камнем прятался не хаотичный карман воздуха и не естественная полость, а чёткая, словно высеченная в ином пространстве форма. Слишком правильная для природы, слишком искусственная. Его пробрала дрожь.

– Чёрт… – Прошептал он сам себе, сжимая пальцы в кулак.

Этот странный мир снова играл против привычной ему логики. Сначала вода, что течёт вверх. Потом узоры, что смотрят. Теперь – каменная “вышивка”, ведущая в идеальный куб внутри скалы. И вместе с этим открытием в груди поселилось новое чувство, что это место ждёт. Ждёт, пока он сделает следующий шаг.

Он подошёл к скале тихо и намеренно – так, как ходят охотники на кабанов. Ровным шагом. Без лишнего шороха. И каждое его движение было тщательно выверено. Змея в сумерках выглядела ещё внушительнее. Тело толщиной с его бедро, длина, что казалась бесконечной, чешуя, играющая серо-зелёным металлом. Она кое-как отреагировала на его запах и на лёгкий шум, но не успела дрогнуть – Кирилл был готов.

План родился быстро и грубо, как всё, что сейчас делал он в этом мире. Копьё и несколько примитивных капканов-петель, разведённый огонь, готовая ловушка. Он поставил точку наблюдения в небольшой ямке, выровнял зрительную линию и подложил несколько ветвей, чтобы звук шагов не выдавал место его укрытия. Копьё держал наготове. В голове вертелись простые инструкции. Не дать змее обвить себя… Старательно держать дистанцию… И не давать ей развернуться…

Когда она всё же подняла голову, он кинулся вперёд. Его копьё вошло в её бок с тяжёлым звуком – не мгновенно смертельно, но глубоко. Змея буквально взвыла шипением, замахнулась хвостом, удар – и копьё дрогнуло. Она пыталась опутать своим телом древко… Попыталась закрутиться вокруг него самого… Но в этот миг Кирилл отступил, вцепившись в древко обеими руками, и с усилием повёл назад – чтобы не дать ей взять его в кольцо. Парная борьба длилась минуты, но минуты на голодном и чужом сердце тянулись как часы. Змея придавливала… Сдавливала воздух… Её сила была нечеловеческой… Он делал выпад, отталкивался ногами, бросал камни в голову, искал точку, где можно вонзить лезвие снова.

Наконец, с криком и рывком, копьё прошило шею ниже головы – там, где тело переходило в шею, в участок, который он считал наиболее слабым. Тварь дернулась, бросила последний попыткой опутать его, и рухнула на бок, тяжёлая, хрипящая, постепенно переставая биться. Кирилл упал на колени, дышал так, будто всю ночь бегал. Руки дрожали, в ладонях – липкая кровь, сердце стучало как молот.

Он не торопился праздновать. Сначала – выждать. Подождать, пока из тела не уйдёт последнее напряжение, пока дыхание не станет ровным. Только когда дыхание стихло, он позволил себе подойти и заглянуть в глаза зверю. Минуту смотрел на смутные зрачки, и где-то в животе у него что-то отозвалось. Этакое уважение и… Холод… Это был трофей, но это была и угроза, забытая на минуту.

Разделка туши началась по отработанному сценарию, но с осторожностью и новым ритуалом. Сначала отрезать голову, чтобы обезопасить себя от рефлексов… Потом аккуратно снимать кожу, не порывая пластов чешуи, которые могли пригодиться как броня… Кожа снималась туго. Чешуя цеплялась за мясо, отрывалась с усилием, под ней шло плотное мясо, вонючее и тёплое. Кирилл использовал нож – каменное лезвие – и кость-шило, чтобы аккуратно поддеть края и вести разрез по ходу чешуи. Он действовал так, чтобы сохранить целыми большие пластины, которые позже можно будет пришивать, набивать, использовать как накладки-пластины для брони.

Когда добрался до шеи, сердце защемило. Там, в том самом месте, где шея переходила в туловище, он наткнулся на плотное образование, не похожее на хрящ или кость. Это был снова тот же маленький кристалл – размером с ноготь большого пальца, сияющий холодным внутренним светом. Он вытащил его осторожно, и кристалл почти резанул взгляд – внутри играли переливы, которые напоминали пульсацию. От прикосновения к нему по коже пробежала лёгкая дрожь, как в прошлый раз. В руке камень был тяжёлым и тёплым от недавно угасшей плоти.

Кирилл положил кристалл в складку своей куртки. Сейчас уже изношенной, тонкой, местами порванной и пахнувшей дымом, после чего дал себе минуту, чтобы собрать мысли. Внутри было одновременно облегчение и напряжение. С одной стороны – это были ресурсы. Шкура, мясо, кристалл… А с другой – новая ответственность. Теперь он стал хранителем силы, которую проще привлечь, чем спрятать.

Мясо он разделал достаточно быстро. Большие куски мякоти он нарезал на полосы и развесил над костром для предварительной сушки. Остатки принялся запекать и есть немедленно. Запах жарящегося мяса медленно, но неумолимо растекался по долине, и Кирилл боялся только одного. Что этот сильный запах привлечёт хищников. Но риск оказался оправдан. Он наелся, и в животе появилось устойчивое тепло – не голодное, а рабочее и насыщающее. Шкуру же он скрупулёзно обрабатывал – счищал жир, промывал в ручье, набивал древесным углём внутрь, чтобы вытянуть лишнюю влагу и сохранил структуру чешуи. Большие пластины он подвесил в тени, закрепив на просто натянутых в пещере ветках для просушки.

На следующий день Кирилл усилил наблюдение у скалы. Так как он хотел понять, была ли это единственная змея-хозяйка этого странного узора или их было больше. Он организовал “часовой” режим наблюдения. Утром… Днем… И вечером… Делал короткие обходы и наблюдение из укрытия. Вокруг скалы он поставил те же метки и порошки, проверял следы, слушал ветер. Внимание было нацеленное на то, что нет ли поблизости никаких следов соперников, нет ни яиц, ни других выдолбленных нор – только отпечатки долго жившей одной большой змеи. Песок и порошок фиксировали лишь её переходы до гибели от рук Кирилла. Туда и обратно, выход на охоту, возвращение.

Дни шли в монохромной череде. Проверка ловушек… Обработка добытых шкур… Разделка мяса для сушения новых запасов… Присмотр за кристаллом и ночные вылазки для контроля огня. Иногда он подманивал и других мелких зверей, чтобы не расходовать больших ресурсов. Иногда же – радовался случайным трофеям. Но ни разу не видел, чтобы в той самой скале кто-то ещё жил. Ни песчинки, ни следа другого тела не обманывали взгляд – там, где прежде выглянула змея, больше никого не было.