Читать книгу: «Шутки Богов. Смена позиций»

Шаг за шагом

Комната была узкой, длинной и удивительно тихой. Толстые стены приглушали любые звуки извне, а окна с рисовой бумагой рассеивали мягкий дневной свет, наполняя помещение золотистым сиянием. В этой тишине, нарушаемой лишь скрипом кисти по шелковистой бумаге, сидел Андрей. На нём была уже привычная простая тёмная одежда ученика, выдаваемая ему по распоряжению старейшины, рукава аккуратно закатаны, чтобы не мешать движению руки.

Сейчас перед ним лежал чистый свиток, натянутый на столе при помощи гладких каменных прессов. Чуть левее располагалась керамическая чернильница с густым чёрным пигментом и рядом – три кисти разной толщины. В воздухе витал тонкий аромат сосновой сажи, из которой делались чернила, и что-то странно умиротворяющее чувствовалось в этой почти ритуальной тишине.

Старейшина Йонг Мин сказал, что это будет важной частью его обучения. Каллиграфия – не просто искусство, а основа духовного письма, магических печатей, создания защитных узоров и даже формирования временных пространственных печатей. И хотя Андрей всё ещё сохранял маску немого и “необразованного” слуги, он сразу понял. В этих линиях была скрыта весьма серьёзная и значимая система. Каждый иероглиф был подобен магическому кругу – замкнутая структура, несущая значение, вес, и даже свою собственную энергию.

Он начал с простого. Первый иероглиф – "Цзин" (靜) – “тишина”. Рука парня слегка дрогнула, но движение кисти было мягким, и точным. Он повторял этот знак десятки раз, стараясь добиться той самой внутренней симметрии, которую можно было почувствовать, но не объяснить. Его движения были выверены, словно он подражал дыханию медитирующего монаха. Вдох – линия вверх, выдох – изогнутый штрих вниз.

Йонг Мин не вмешивался в процесс. Он лишь издали наблюдал, сидя в тени, и позволял Андрею самоуглубиться в этот весьма серьёзный процесс. Этот старик знал не понаслышке, что настоящее понимание приходит не от слов, а от молчаливого единения с ритмом. В какой-то момент Андрей остановился, закрыл глаза и провёл пальцем по уже написанному иероглифу. Внутри него всё отозвалось – этот символ не просто означал “тишину”. Он сам был тишиной, вписанной в этот мир.

Следом шёл другой иероглиф – "Фэн" (封) – что означал “печатать”, или “запечатывать”. Он был сложнее. Завитки, пересекающиеся горизонтали, потаённые точки. Любая ошибка в кривизне – и печать может выйти из-под контроля. Андрей писал его медленно, будто слыша отголоски настоящих печатей, которыми метили артефакты в Гробнице Павшего Бога.

К его удивлению, его пальцы почти сами вели кисть. Казалось, они запоминали последовательность движений быстрее, чем разум успевал осознать их. Это было как в бою – тело помнило больше, чем язык мог выразить. И на мгновение он задумался. Насколько каллиграфия и магия были похожи? Иероглифы, нанесённые на свиток, это ведь те же магические векторы, что выстраивались в его голове, когда он формировал плетение магического меча. Только тут они были более… Устойчивыми, застывшими во времени. Позади него шагнул Йонг Мин, и Андрей тут же отложил кисть и поклонился, не поднимая глаз. Старик ничего не сказал. Он лишь подошёл к столу, провёл пальцем по написанным знакам и мягко кивнул, почти незаметно.

– Ты практически сразу чувствуешь структуру. – Тихо пробормотал он. – Это редкость. У многих глаза есть, а смысла они не видят. А у тебя – разум видит прежде, чем кисть коснётся бумаги.

Андрей ничего не ответил на это замечание. Он только склонил голову, принимая похвалу, но внутри него застыло леденящее беспокойство. Та чувствительность, которую он демонстрировал, делала его всё более подозрительным. Но и отказываться от обучения было нельзя. Эти иероглифы могли помочь ему создать собственные печати. В будущем, если придётся запечатать какой-нибудь артефакт… Или скрыть ауру… Или обезвредить врага… Йонг Мин оставил его одного, бросив напоследок:

– Скоро начнёшь писать собственные печати. И если будешь так же внимателен, как сегодня – я покажу тебе Запретную Каллиграфию Трёх Замков.

Андрей остался один в комнате. Он снова взял кисть, и начал медленно, с почти зловещей сосредоточенностью выводить новый иероглиф. "Тень" (影). Он знал, для чего учится. В этих штрихах теперь была не только магия. В них была воля.

Старый мастер Йонг Мин, как всегда, не торопился. Он сидел на возвышении, окружённый тишиной, словно был её воплощением. В его руках покоилась чаша с дымящимся настоем редких горных трав, а взгляд блуждал где-то между старыми воспоминаниями и нераскрытыми тайнами мира. Перед ним застыл Андрей, в привычной позе почтительного слуги, с кистью в руке, всё ещё не докончивший сложный иероглиф, символизирующий “Связывание духа”.

Йонг Мин вдруг поставил чашу на полированный камень рядом и заговорил. Голос его был мягким, сухим, будто пыльный ветер, дующий сквозь забытые архивы.

– Ты, возможно, ещё не понимаешь, – начал он, – что сила печати зависит не только от знания иероглифа, но и от того, на чём ты его оставишь. Бумага, ткань, кожа, металл – каждый материал несёт свою собственную песнь, своё сопротивление и свою жажду запечатлеть магию.

Андрей продолжал водить кистью, но внимательно вслушивался в каждое слово. Его рука не дрожала, хотя иероглиф был одним из самых сложных. Он знал, что старик не просто рассуждает. Он передаёт. Передаёт ему свои знания.

– Бумага из волокон небесного тутовника – основа для ученика. Она тонкая, послушная, но слаба, как детская душа. Подходит для тренировок, для иллюзий и временных запечатлений. Настоящие мастера не используют её. – Старик отхлебнул настой и улыбнулся, глядя на парня. – Но не стоит её недооценивать. В умелых руках и она может удержать тень души.

Он встал, подошёл к полке и вынул длинный, пыльный свиток, разворачивая его медленно. Ткань была чёрная, с проблесками синевы – будто звёздное небо.

– Шёлк Мрачного Паука. Эти демонические существа плетут свою паутину в ущельях Бессветной Тьмы. Ни один смертный не может коснуться такой нити голыми руками – она разрывает душу. Но если паука убить ритуалом Семи Печатей, и проварить его шелк в настое крови духа-гадюки – получается ткань, способная удержать живую магию в течение трёхсот лет.

Он бросил взгляд на Андрея. Тот замер, как статуя, не дыша, и даже кисть в его руке застыла над бумагой.

– Ты думаешь, это редкость? – Йонг Мин усмехнулся. – Это всего лишь середина пути.

Старейшина шагнул дальше и поднял нечто завернутое в красное покрывало. Когда он снял его, Андрей увидел свёрток, заключённый в стеклянную коробку. Внутри лежал тонкий прямоугольник… Кожи. Она переливалась, как живая, меняя цвет от тёмно-серого до бледно-золотого.

– Кожа девятихвостого пса-стража. Эти звери родом из Врат Рассвета. Слуги самих Духов Заката. Их кожа – крепче камня, но гибка как шёлк. На ней можно чертить печати, которые переживут смерть самого владельца.

Йонг Мин обернулся, смотря в глаза Андрею. Его голос стал ниже, насыщеннее:

– На такой коже пишут только трижды. Больше – нельзя. Она… “Устаёт”… А “устав”, начинает пить жизнь писавшего.

Парень слегка кивнул. Он чувствовал холод, пробегающий вдоль позвоночника.

– Есть и другие основы. – Продолжал говорить старик, возвращаясь на место. – Серебряная чешуя ледяного василиска, перепонки из крыльев лотосного демона, пергамент, сваренный из слёз мифической птицы Байхэ. Все они требуют платы. Не серебра, нет. Платы судьбой, разумом, даже воспоминаниями.

Андрей внимательно взглянул на свою кисть. Его пальцы уже знали вес символов. Но теперь он начал понимать и вес материи. Йонг Мин поднял свою чашу и медленно отпил настой, как будто каждое слово, что он говорил, тоже было магией.

– Ты когда-нибудь будешь писать настоящую Печать. И тогда – не перепутай. Не клади знак “Закрытие” на кожу духа воды, не вырезай “Печать души” на чешуе змеи, что ведает забвением. Иначе потеряешь не только печать, но и часть себя.

Он указал на лежащий рядом чистый свиток.

– А теперь пиши. Не просто чернилами. Пиши, как будто душу свою оставляешь между штрихов. Так учатся настоящие мастера Печати.

Андрей кивнул и погрузился в работу. Он уже знал – когда придёт время, он сможет соткать свою собственную Печать. Пусть и на обрывке мира, сотканном из вражды, боли и древних артефактов. И, быть может, она станет тем, что однажды удержит его настоящее имя.

Старейшина Йонг Мин уже не скрывал своего замысла. За последние недели он не только усиленно подкармливал ядро Андрея усиливающими пилюлями, но и начал всё чаще намекать на предстоящее состязание молодых мастеров, что должно было вскоре пройти в пределах Обители Нефритового Оракула – старейшего зала боевого созерцания этой секты. Именно туда отбирались самые перспективные ученики, послушники и “гости” школ, способные проявить себя. Теперь каждое утро начиналось для Андрея с сурового испытания – формирование плетений.

Сначала шло плетение первого уровня. Один меч – одно намерение. Сначала всё было просто. Он, как и прежде, поднимал руки, фокусировался на потоке Ци, что двигался по очищенным меридианам, и “вытягивал” из него линию силы – начало меча. Это было уже знакомо, почти инстинктивно. Но затем старик начинал усложнять задачи.

– Ты думаешь, что одного плетения достаточно, чтобы выжить в бою? – Ворчал Йонг Мин, наблюдая за ним со ступеней внутреннего дворика. – Да даже рядовой ученик средней школы способен держать два! А у нас, в Обители, мастера владеют, как минимум, пятью подобными плетениями. А то и больше. Одновременно. Так что давай снова.

Теперь пришла пора для второго плетения. Этакое раздвоение намерения. Андрей сосредоточился. Внутри него уже плескалась энергия нового ядра – свежая, горячая, будто сплав металла, залитый в форму. Он разбил её на две части, как бы формируя сразу два потока Ци. Потом он одновременно вызвал две проекции магических мечей.

Первый меч вышел ровным – стандартное прямое плетение, без усилений. Второй – слегка дрожал. Он немного “полз”, словно плетение не хотело стабилизироваться. В первый раз парень едва удержал баланс. Лоб вспотел, плечи дрожали.

– Плохо! – Тут же отрезал Йонг Мин. – Это не просто копии. Это духи твоей воли. Каждый меч – это отдельный мечник. Если внутри тебя нет спокойствия и ясности, меч дрожит, как лист во время осеннего шторма.

Андрей скрипнул зубами, закусил щёку изнутри. И снова – вдох, выдох, разведение потоков. Первое плетение вырастает уверенно, второе идёт чуть медленнее, но уже стабильнее.

На третий день пришла пора поработать над тремя плетениями. Теперь задача стала по свой трудности почти нечеловеческой. Ведь каждое новое плетение не просто требовало больше энергии, но и отдельного вектора контроля. Это было так, будто сейчас ему приходилось одновременно писать тремя кистями в трёх разных почерках, не глядя ни на одну из них. И именно здесь начали проявляться истинные плоды его тренировок по ночам – те знания, что он крал у Архидемона, и дисциплина, которой научился, прячась годами. Он уже умел дробить сознание. И теперь это спасало. Он ощущал три проекции одновременно:

– первая – простая и острая, как холодный разум,

– вторая – быстрая, рваная, будто его инстинкты,

– третья – тяжёлая, словно груз его страха и вины.

Каждому он отдавал отдельную команду – как будто в его голове теперь одновременно жили три бойца. И это сработало. Плетения стали более стабилизированными. Они плыли в воздухе, как тени невидимых мечей, каждый в своей стойке, каждый наготове. Старик впервые ничего не сказал. Он просто уселся на корень дерева и смотрел на юношу, не прерывая процесс. Лишь в конце, когда третье плетение чуть дёрнулось и исчезло, он кивнул.

– Три – это уже задаток для мастера. Но если ты выйдешь на арену с этим, и кто-то из них поднимет пять, тебя срежут, даже не подойдя. Так что не льсти себе.

На шестой день очередь дошла до четырёх мечей. Теперь уже пот лился с парня ручьями. Он тренировался до рассвета, используя тишину лаборатории, и к обеду едва стоял на ногах. Но он добивался стабильности. Он подключал вектор дыхания к первому мечу – тот действовал в такт выдоху. Второй – в ритме биения сердца. Третий – шёл на пульсации левого запястья, в которое он встроил временную метку через артефакт-печать. Четвёртый… был интуитивным. Он подчинялся всплескам Ци и мгновенной воле. Это было безумие. Но работало. Старик снова заговорил.

– Каждое плетение должно быть вполне естественным, как твоя собственная тень. Они могут быть быстрыми или гибкими, лёгкими или крепкими. Но если ты хочешь сражаться по-настоящему – пусть они думают вместо тебя. Ты должен лишь указать цель, а не контролировать каждое движение.

Андрей снова кивнул. Он понимал. И был готов к большим нагрузкам. И предвестником пятого плетения был практически полноценный внутренний бой. На седьмой день, когда он попытался поднять перед собой все пять плетений, его тело сильно задрожало. Сердце парня сильно заколотилось, как пламя, которое раздувают ветром. Он чувствовал, как энергия хлещет наружу, выжигает руки, словно он держит пять рвущихся к бою змей. Одно из плетений лопнуло, как перетянутая струна. Второе распалось. Остались трое. Но даже это было… Достаточно. И тогда старик сказал нечто неожиданное:

– Довольно. Не рви себя. Ты готов. Для многих даже два – предел мечты. А ты держишь четыре. Это уже заявка. Теперь – отточить. И начать учиться сражаться этими мечами, а не просто держать их.

Он поднялся и, впервые за всё время, положил руку парню на плечо.

– Ты будешь не просто участником состязаний. Ты станешь сюрпризом, которого они не ждут.

Андрей с трудом сдержал дрожь, которая сейчас пробивалась вдоль его позвоночника. Он уже видел, как эти пять мечей однажды станут не просто оружием. А голосом – того, кто когда-то не мог произнести ни слова.

Тренировки продолжались. И с каждым днём становились всё более изнуряющими, всё более опасными, всё более… Внутренними. Днём Андрей всё так же был обычным помощником – приносил инструменты, разминал пилюли в ступке, вырезал тончайшие печати на нефритовых пластинах, помогал старому мастеру сортировать ингредиенты, иногда молча наблюдал за практикой других. Он двигался между людьми как тень – тихо, незаметно, без эмоций. Его боялись, но и презирали – в нём видели фаворита, “избранного” без родословной, без права. Но по ночам всё было иначе.

Так он нашёл тайный зал, что оказался прямо под лабораторией. Йонг Мин сам однажды отвёл его в тайную комнату, расположенную под лабораторией, за одной из алхимических кладовых. Простая на вид стена оказалась иллюзией, за которой начинался узкий коридор, ведущий в камень-камеру – небольшое полукруглое помещение, стены которого были усыпаны витыми рунами подавления. Сила здесь глушилась, эхом поглощаясь в специальные пластины, вмурованные в пол.

– Тут даже если прорыв случится – никто не заметит. – Сказал старик, подталкивая его внутрь. – Я создавал это место для личных тренировок, когда сам ещё был "ничем".

Андрей лишь кивнул. Он понял. Старик не просто доверял ему – он его защищал. Хотя Йонг Мин не называл его учеником. По крайней мере вслух этого этот старик пока что не делал. Ни перед Соль Хва, ни перед остальными. Не разрешал называть себя “наставником”. Формально Андрей по-прежнему числился слугой семьи, помогавшим в лаборатории. Но каждый вечер, когда двери замыкались, а лаборатория погружалась в тишину, старик становился… Другим…

Он сидел на полу, подперев щёку кулаком, и смотрел, как Андрей формирует магические плетения, держит их, заставляет двигаться, сталкиваться между собой. Он заставлял юношу создавать комбинации плетений, расплетать их и собирать обратно – всё, что лишь могло отточить технику. А если тот ошибался – резко бросал комок светящегося Ци, сбивая неустойчивое переплетение, не позволяя расслабиться.

– Если можешь соткать меч – научись и разорвать его. – Говорил он. – Только тогда ты не станешь заложником своей силы. Только тогда она будет служить тебе, а не наоборот.

С каждым днём Андрею становилось труднее сдерживаться. Всё внутри его хотело показать, на что он способен. Хотело дышать полной грудью. Хотело сражаться. Но он знал цену любому проявлению. Старик смотрел на него всё внимательнее. Порой – слишком пристально. Будто подозревал… Что-то не то во всём происходящем. Иногда даже молчал дольше обычного, задумчиво хмурясь. Особенно когда чувствовал, что у парня слишком устойчивая система меридианов, слишком глубокий контроль Ци, слишком быстрая реакция на нестабильные потоки. Это не было характерно для простого немого. Даже для начинающего ученика. Это было… Неправильно. Но Йонг Мин ничего не спрашивал. Пока что. Вместо этого он всё чаще начал вмешиваться в тренировку сам.

Однажды, когда Андрей одновременно держал четыре плетения, старик внезапно поднялся и создал пятое. Его Ци – тяжелое, насыщенное зельями, слабо пахло кровью редких трав – пронеслось по комнате и обрело форму. Меч был толст, как палка, но при этом гибкий и быстрый.

– Сражайся.

Андрей только едва поднял голову. И сразу последовала атака. Он еле успел отбить удар двумя из своих проекций, но третий меч дрогнул, четвёртый исчез.

– Ты не боец, если стоишь! – Рявкнул Йонг Мин. – Ты – кузнец мечей, не умеющий драться с собственным творением!

Андрей сжал зубы. И атаковал в ответ. Их бой – без звука, без металла, без крови – был битвой на уровне воли и энергии. Каждый удар – плетение. Каждый парирующий жест – перераспределение Ци. Они двигались, будто два водоворота, каждый из которых поглощал свет от свечей. Через час оба остановились. Старик тяжело дышал, но улыбался.

– Теперь ты не просто мастер меча. Ты – носитель своей школы.

Но даже не смотря на эти слова, Андрей знал. Всё это лишь оболочка. Он всё ещё прятал главное. Он знал, что за его маской скрывается та самая древняя кость, что всё ещё спит в его теле. Что копьё Святого, уже частично подчинённое, тихо пульсирует в пространственном хранилище браслета. Что его артефакт-защита, обмотанная вокруг ядра, постоянно поглощает излишки Ци, не давая пробиться наружу его настоящей ауре. И с каждым днём ему становилось всё труднее сдерживать всё это. Меридианы гудели от напряжения. Ядро “шептало”. Артефакты отзывались. А взгляд старейшины – становился всё внимательнее.

Но старик продолжал молчать. Он не давал ему даже малейшего повода. Не задавал лишних вопросов. Возможно, этот старик просто ждал, когда Андрей сам раскроется. Или просто хотел увидеть, доколе парень сможет сдерживаться, и не сгореть под собственным пламенем. И Андрей знал, что скоро придёт момент истины. Момент, когда… Либо он выстрелит, и все поймут, кто он на самом деле… Либо – падёт под весом своей же силы…

Надо сказать, что лаборатория старого мастера Йонг Мина была по-настоящему особым местом. Практически настоящий каменный алтарь алхимии. Зал с высокими потолками, покрытыми золотистыми линиями печатей, светился ровным светом масляных ламп. Воздух тут был насыщен терпким ароматом редких трав, лёгким дымком от остаточных испарений после варки и тихим потрескиванием пламени в алхимическом котле. Сам котёл стоял в центре зала – тёмно-зелёный, с насечками в виде драконов и тигров, в которых пульсировали слабые потоки Ци.

Ни одному другому мастеру, даже собственной бывшей ученице Соль Хва, Йонг Мин не позволял приближаться к этому котлу, когда сам начинал работу. Только Андрей, всё ещё бывший “молчаливой тенью”, имел право быть рядом, передавать подготовленные ингредиенты, вытирать лезвия алхимических ножей и в определённые моменты нажимать на глифы активации защитного круга, который обволакивал котёл во время наиболее сложных этапов варки. И именно здесь его настиг очередное откровение этого старика, о чистоте ингредиентов.

– Всё начинается с травы, мальчик. – Однажды начал Йонг Мин, указывая на аккуратно выложенные пучки растений. – Ты можешь быть легендарным мастером плетений, можешь сражаться даже сотней магических мечей, но если трава низкого качества, ты никогда не получишь пилюлю высокого уровня.

Андрей внимательно разглядывал их. У одних листья были тонкими и острыми, у других – широкими и увлажнёнными, как у болотной кувшинки. Некоторые сияли в темноте, другие – источали почти неуловимый аромат огня.

– Вот, смотри. Эта —Жгучая игла лисохвоста, подходит только для пилюль первого и второго уровня. Её Ци слабо вибрирует, и из-за тонкости структуры плохо выдерживает жар духовного пламени…

Потом он берёт другой лист, с чёрно-золотыми прожилками, и передаёт Андрею, позволив ощутить его энергетику.

– А вот эта, Печать Драконьего Сердца, уже подходит для создания пилюль уровня шестого, если не седьмого. При её очистке при слабом контроле духовного пламени у тебя просто лопнет котёл…

Так речь зашла о котлах и духовном пламени алхимиков, без которого было просто невозможно создать чего-то стоящего.

– Пойми. – Старик медленно начал разжигать свой котёл, погружая внутрь слабый фиолетовый огонёк, что вспыхнул у него на ладони. – Алхимик не бросает ингредиенты в котёл как повар – в суп. Он вливает в него свою душу.

Андрей внимательно наблюдал за тем, как пламя входит в основание, и спустя несколько секунд начинает плавно и равномерно распределяться по стенкам сосуда.

– Пламя у каждого своё. У меня оно фиолетовое – медленное, вязкое, но идеально подходит для сложных очисток. У твоей покровительницы, Соль Хва, оно синее – быстрое, агрессивное. Хорошо подходит для усиленных пилюль, но почти бесполезно, когда нужно работать с ядами или редкими эссенциями.

Йонг Мин выпрямился и подошёл к стенду, на котором хранились миниатюрные копии алхимических котлов. Вся стена была заставлена – из нефрита, обсидиана, метеоритного железа, чешуи духовных змей, даже один из ледяного кристалла, который таял бы при обычной температуре, если бы не наложенные на него печати.

– Котёл – вторая душа алхимика. Чем лучше он сделан, тем выше шанс, что твои пилюли не превратятся в грязный шлак, а в жизнь, закованную в форму.

Он подошёл к одному из шкафов, открыл ящик с бирками. Судя по которым, там лежало железо девяти пещер – для пилюль, как минимум, до третьего уровня… Нефритовая плоть цин-лоу – пилюли четвёртого – шестого уровня, и требует двойного пламени… Чешуя змеи Гонг-Си – поддерживает стабильность при варке семи ингредиентов и более… Сердце Ледяного демона – строго для ядов и закалённых пилюль… И такие ингредиенты неумелым алхимикам использовать было просто категорически запрещено.

Всё это Андрей запоминал. Без слов. Его пальцы счищали мох с корней, аккуратно отламывали лепестки, вырезали сердцевины трав. Каждый раз, когда Йонг Мин отдавал команду жестом, он подносил нужный ингредиент точно в нужный момент. Не раньше. Не позже. И каждый раз, когда старик внимательно следил за пламенем, Андрей, будто в трансе, вглядывался в ритм энергии, в её структуру, ощущая на уровне интуиции – как меняется внутренний строй растения, как оно “поёт” или даже “кричит”, разлагаясь на компоненты и очищаясь в духовном пламени старого алхимика. Он не просто наблюдал. Он учился. И в этом было что-то важное

Йонг Мин, хоть и не говорил вслух, он явно видел, что Андрей не просто запоминает последовательности. Он чувствует алхимию, как чувствуют очень немногие. И чем дальше продвигалось обучение, тем чаще старик всё дольше задерживал взгляд на парне, уже не как на слуге или помощнике. А как на потенциального преемника, если не по званию – то по собственной сути. И парень это тоже понимал. Именно потому парень всё также старался держать свою маску, не раскрывая того, насколько глубока его сила. Он знал, что стоит ему только один раз ошибиться, и всё, что он выстроил, обрушится. Но пока всё шло… Именно так, как он и хотел…

………..

Старый алхимик Йонг Мин с усталой, но светлой улыбкой сидел на широком деревянном помосте, в тени вьющихся по стенам виноградных лоз. Перед ним на алтаре лежали три старых свитка, каждый – в лакированной обёртке с печатями из чернильной крови феникса. Это были не просто тексты. Это были легенды, и теперь, когда Андрей сидел рядом, вытирая пыль с очередного набора редких трав, Йонг Мин счёл, что пришло время поведать ему одну из самых сокровенных истин алхимии – о божественных котлах.

– Есть котлы… и есть Котлы. – Старик поглаживал бороду, пока говорил, глядя не на ученика, а в воспоминания. – То, чем мы с тобой пользуемся – это всего лишь инструменты. Даже хороший котёл из чешуи Духа-змея или из сердечного золота феникса – всего лишь орудие мастера. Но есть предметы, которые не создают. Их находят. А, вернее, они сами находят тебя.

Он медленно вытянул один из свитков и осторожно развязал нить, что ужерживала охранную печать. На шелковистом, почти полупрозрачном полотне свитка была изображена настоящая громадина – котёл с девятью кольцами и десятью лапами-драконами, каждый из которых держал в когтях кристалл. Внутри котла горело пламя – не фиолетовое, не синее, не красное, а белое. Это явно был артефакт не иначе как Божественного происхождения. Так речь зашла про Божественные и Демонические Котлы. Да. Были и такие. И их значение тоже не стоило недооценивать.

– Котлы Божественного Класса, это отдельная история… Их не делают люди. Они рождены в Небесных Анах, в местах, где Ци сотен миров пересекается. Говорят, что их плавил сам Хуанди или кто-то из Семи Небесных Алхимиков Великой Эпохи Лотоса. Такие котлы могут создавать пилюли Девятого ранга, что способны преобразить тело любого разумного, как минимум, до Полубожественного состояния… Полностью переписать его систему меридианов… Исцелить древние проклятия… И даже пробудить запечатанные души… Ингредиентами для них могут быть – не травы, а чудовища и духи. Например… Корни Древа Девяти Небес… Сердце Пещерного Дракона Крови… Цветок Лотоса Судьбы, растущий раз в тысячу лет на озере, питаемом слезами Умершего Бога…

Старик резко втянул воздух, будто бы даже само наименование этих компонентов несло на себе тяжесть времён.

– А Демонические Котлы? – Сам себе задал вопрос Йонг Мин, не дожидаясь проявления интереса со стороны немого помощника. – Они противоположны Божественным. Они рождены не в гармонии, а в муках, на пересечении Пустотных Переходов, в разрывах между Нижними Мирами.

Такие котлы питаются жертвами, чаще всего – душами. Они могут варить пилюли, которые даруют силу, равную Полубогам, но взамен уродуют плоть… Воскрешают мёртвых, но делают их слугами демонов… Открывают врата в Нижние Реальности, сквозь которые могут прийти те, кого лучше не звать…

Потом, немного подумав, старик тихо усмехнулся, и решил рассказать о том, из чего изготавливают легендарные котлы.

– Запоминай… – Йонг Мин выпрямился и постучал костяшкой пальца по деревянной поверхности. – Вот из чего делают эти артефакты. Их не выковывают. Их “собирают”. А потом, с помощью своей духовной силы, алхимик сам создаёт такой артефакт. Материалы для котлов Божественного класса могут быть такими… Слёзы Звёздной Черепахи, которые образуют металл, что отражает ложь и усиливает правду в алхимии… Кристаллы Сердца Лотоса Трёх Веков – стабилизируют пламя внутри, позволяя точно очищать ингредиенты… И даже пыльца из сердцевины мира, которые, по легенде, хранят вибрации самого момента зарождения Первого Ци.

Затем речь зашла и про материалы для котлов Демонического класса. Среди которых были также весьма своеобразные, которые могли быть, сами по себе, артефактами. Тазовая кость Погибшего Бога, что становилась основой для стенок, и поглощала силу жертв… Обсидиан из Чрева Земли – материал, что резонирует с проклятиями… Пепел Алтарей Падших Сект – что хранит память о мёртвых и перенаправляет страх в мощь.

Но главным во всём этом было именно равновесие.

– Но помни… – Старик посмотрел на Андрея внимательно, почти печально. – Любая сила требует плату. Котёл Божественного класса не простит осквернения. А Демонический сожрёт тебя, если ты слаб духом.

Он медленно обернулся к собственному котлу – уже потемневшему от времени, но всё ещё верному.

– Я стар. Мне не дано найти или создать что-то столь великое. Но ты… – Он вдруг замолчал, а потом мягко усмехнулся. – Возможно, ты и есть тот, кто сможет однажды бросить взгляд в бездну и… сварить из неё что-то полезное.

И в этот момент Андрей не улыбнулся, не кивнул. Он просто замер, впитывая каждое слово. Он уже знал о том, что когда-нибудь ему придётся собрать свой собственный котёл. И пусть в нём будут части божественного и демонического – но это будет его выбор. Его сила. Его алхимия…

В это время алхимическая лаборатория была окутана мягким туманом из испарений редких трав. Где-то в глубине котла старого мастера лениво переливалось бледно-золотое духовное пламя, излучающее тепло и мощь, будто внутри горело само дыхание древнего зверя. Старейшина Йонг Мин медленно продолжал свою очередную лекцию, перебирая полированные куски обсидиана, которыми иллюстрировал внутреннее строение алхимических котлов. Его голос был глубок, спокоен, исполнен тайной силы накопленного веками знания:

– …а в некоторых легендарных котлах, особенно тех, что принадлежали Святым мастерам прошлого, можно найти внутренние пространства, искажённые пламенем Созидания. Они не только помогали варить пилюли девятого ранга, но и использовались как хранилища. Великие алхимики прятали в них книги, артефакты и даже души своих учеников, и даже пленных врагов, чтобы сохранить их до нужного момента…

Он продолжал говорить, но Андрей уже не слышал. Так как внезапно из глубин памяти парня всплыло одно воспоминание. В тот самый момент, как прозвучали слова старика-алхимика “котёл… как хранилище”, Андрей словно ощутил холодный укол в грудь, там, где в глубинах его тела покоилась кость из Гробницы Павшего Бога. Она как будто дрогнула, и в этот миг его разум, как в бурю, втянул в себя одно из самых забытых, но ярких воспоминаний.

Город Сеонгун… Площадь Древних Печатей. Центральный алтарь. Каменные круги печатей, исписанные древними символами. И тот резкий, почти болезненный импульс, когда он приблизился к центру. Тогда он хотел лишь понять, что именно резонирует с его костью, почему она начинала светиться, пульсировать, будто оживала. А потом появились древние артефакты, и… Этот котёл…

Старый, покрытый серебристыми письменами, с массивными ручками в форме когтей феникса, он появился перед ним будто бы сам, прорываясь сквозь печати, словно отзываясь на зов чего-то в теле Андрея. Он не осознавал, как запечатал его в своём браслете-хранилище, будто просто следовал зову интуиции. Но теперь…